Бесконечная игра

POV Джин

Укус невыносимо зудит. Машинально чешу руку, едва не раздирая кожу до крови, но тут же вскрикиваю от удара. - Не чеши, - Ивен хмурится, разглядывая две аккуратные ранки, - инфекцию ещё занесёшь. Молча ухмыляюсь. Инфекция. Какое мне дело до инфекции теперь, когда смертоносный яд змеи уже разносится по организму с током крови? Инфекция – лучшее, на что я сейчас могу рассчитывать. Недоумённо смотрю, как мой напарник расшнуровывает свой ботинок и протягивает мне плотный шнурок. Прищуриваюсь, раздвигая губы в улыбке, пытаюсь напустить на себя маску насмешливой беззаботности, словно я не умираю прямо сейчас. - Предлагаешь мне сразу удавиться? – горькая ирония проскальзывает в слова. Может, это действительно выход. Кто знает, во что я превращусь к моменту своей смерти? Наверное, это странные мысли для шестнадцатилетней девчонки, которая метила в победительницы, но я хотела бы встретить смерть в нормальном виде. - Очень смешно, - фыркает парень. – Может, всё не так безнадёжно, если ты ещё можешь так по-дурацки шутить? - Безнадёжно. Он только передёргивает плечами. - Надо наложить жгут, чтобы яд не продвигался дальше. Ивен успевает взяться за моё предплечье, но я тут же отдёргиваю руку. - С ума сошёл?! Мне и так несладко, какой жгут?! - Но, Джин… - Ты не слушал, что говорили в Тренировочном Центре, правда? – пристально смотрю на него, и, опустив взгляд, он кивает. – При укусе змеи нельзя накладывать жгут. На несколько минут между нами повисает молчание. Ивен продолжает вертеть повреждённую руку то так, то эдак, словно пытается придумать выход из создавшегося положения, а я просто ему не мешаю. И так знаю, что надежды нет никакой, зачем лишний раз раздирать себе душу. Одно мне теперь ясно точно: тут наши с Ивеном пути расходятся. Он не может позволить себе роскошь остаться со мной, если хочет победить, а я не хочу растрачивать последние силы на дорогу в никуда. И я спешу сказать ему об этом, пока не передумала, пока не ослабла моя решимость остаться одной и одной встретить смерть. - Тебе нужно идти, - аккуратно высвобождаю руку из его пальцев, стараясь лишний раз не шевелиться: движения причиняют боль. – А я вернусь в пещеру, и, надеюсь, Распорядители позволят мне спокойно умереть. Он хмурит брови, заглядывая мне в глаза. Сложно поверить в реальность только что сказанных мною слов – да я бы и сама не поверила бы в них, если бы моя рука не начинала увеличиваться в размерах и покрываться причудливым узором из алых и синеватых точек. Несколько секунд Ивен не шевелится, и я уверена, что ещё мгновение – и он уйдёт, но вместо этого парень только качает головой. - Никуда я не пойду. Вернёмся вместе в пещеру и подумаем, что можно сделать. - Ничего нельзя сделать! – от бессильной ярости я едва ли не кричу. Не хочу перед смертью становиться виновницей его гибели, а я почти не сомневаюсь что кто-нибудь из профи или других оставшихся в живых трибутов нас обязательно найдёт. – Не нужна мне никакая сиделка! Никакая сиделка меня не спасёт, понимаешь?! – чувствую слезинку, сорвавшуюся с ресниц, широким жестом вытираю лицо жёстким рукавом. Кожу саднит от соли и прикосновения грубой материи. Ивен прикасается к моей щеке прохладными пальцами, утирает оставшуюся влагу. - Я же люблю тебя, - нарочито громко произносит он и улыбается, но я знаю, что эта улыбка ненастоящая. И не для меня, а для тех, кто по ту сторону экрана. И уже тише, едва слышным шёпотом, он добавляет: - мы же одна команда, верно? Киваю, выбившись из сил в споре с ним. Усталость наваливается на меня тяжёлой каменной глыбой, я не замечаю даже палящих лучей солнца. Сенс берёт меня за здоровую руку, тянет за собой, увлекая обратно к нашему убежищу. В пещере, куда не добираются немилосердные солнечные лучи, царит приятная прохлада. Приваливаюсь к каменной стене, устало прикрываю глаза. Ивен молча разводит костёр, и через несколько минут грот наполняется приятным, почти уютным потрескиванием. То, что нужно, чтобы спокойно умереть. - Джин, - он прикасается ко мне, обращая внимание на что-то. Следую за его взглядом и машинально закусываю губы, чтобы не разреветься: рука распухает, кажется, с каждой минутой всё больше, расцвечиваясь сине-алой сетью. Боль охватывает уже всю руку, и даже осторожные касания Ивена причиняют неприятные ощущения. - Всё очень плохо, - через силу шепчу я. - Может, и не очень. Может, это из-за огня. Свет плохой… Я спешу перебить его: - Всё очень плохо. И огонь здесь не при чём. Он быстро отдёргивает свою ладонь, и, поднявшись на ноги, принимается мерить шагами пещеру. Опускаю отяжелевшие веки, прислушиваясь к хрусту гравия под ногами парня. Прости, мама, я пыталась. Стараюсь не думать о том, что чувствует она сейчас, и что произойдёт с ней, когда я вернусь в Двенадцатый в глухой цинковой коробке. Только чудо не даст ей сойти с ума, но в чудесах в Дистрикте-12 всегда был недостаток. А это значит, что Киту останется только оболочка от женщины, которую мы звали матерью. Отец справится, он сильнее любого человека, которого я только знала, и Кит сможет, потянется за ним, но мама… Если бы они по-прежнему были одной семьёй, я бы могла рассчитывать на что-то, покидая этот мир, но они давно уже сами по себе. И боль у них у каждого своя. Не знаю, сколько времени прошло, но с трудом разлепляю веки, когда Ивен тормошит меня. На его лице написаны испуг и решимость, и в первый миг я пугаюсь, что на нас напали, но тишина, нарушаемая только треском огня и нашим дыханием, успокаивает. - Нас осталось не так уж и много. И Игры длятся уже…прилично времени. Значит, скоро должен быть Пир, не так ли? Во рту пересохло, губы стали шершавыми и грубыми, и я выдавливаю из себя: - Так. Дай попить… Он не глядя суёт мне в ладонь флягу, и я жадно припадаю к горлышку, проливая часть прозрачной жидкости на себя. Прохладная вода бодрит и кажется мне сладкой. Ивен только усмехается, глядя на меня, и качает головой. Напившись вдоволь, я вспоминаю, что он что-то говорил про Пир. - Что ты хотел сказать? - Я? – он морщит лоб, вспоминая. – Ах, да! Скоро Пир, и на нём может появиться лекарство для тебя. Вместо вразумительного ответа из моей груди рвётся истеричный смех. Наши менторы до сих пор не прислали нам ни кусочка хлеба, ни глотка воды, ни самого простого антисептика. Так с чего им посылать антидот, который даже в Капитолии и особенно во время Голодных Игр стоит целое состояние? Но искорка надежды против моей воли вспыхивает в душе, и я злюсь на Сенса за то, что зажёг её во мне. - Ничего они не пришлют, - бурчу я, отворачиваясь к стене, и поджимаю колени к груди. Сон принимает меня в свои объятия. Я сплю беспокойно, мне становится то нестерпимо жарко, то холодно настолько, что я начинаю стучать зубами. Несколько раз к моему лбу прикасается что-то холодное и мокрое, я вздрагиваю и пробую убрать это, но чьи-то руки удерживают меня. Но в какой-то момент громоподобный рёв капитолийских труб возвращает меня к действительности. - Внимание, трибуты, внимание! – раскаты весёлого голоса ведущего прокатываются по всей Арене. – Настало время Пира! В этом году Капитолий очень щедр, он предложит вам всё, что вам нужно или желанно! Оружие? Пожалуйста. Еда? Самая лучшая. Лекарства? – сердце пропускает удар, я бросаю взгляд на напарника и вижу, что он вслушивается в слова Темплсмита, не шевелясь. – Самые сильные. Щедрость Капитолия не знает границ! На рассвете у Рога Изобилия. Вы знаете, что делать. И пусть удача всегда будет на вашей стороне! Голос угасает так же резко, как и зазвучал, но эхо манящих слов ещё долго бродит по лесу. Или это в моей голове? Искра надежды разгорается в трепещущее пламя, и вот я уже чувствую в своей ладони прохладную тубу с антидотом. Опускаю взгляд на руки в поисках лекарства, но вижу только до безобразия раздутую руку и кое-где чёрные точки на коже. Понимаю, что не способна сражаться, я даже лук удержать не смогу, а если и удержу, то не заряжу его и не выстрелю. Но я должна заполучить антидот, и это лекарство будет моим, даже если мне придётся перегрызать глотки своим соперникам. Голова кружится, я с трудом поднимаюсь. Хватаюсь за шершавую стену, чтобы удержаться на ногах. Мир перед глазами плывёт и качается, сил почти нет, но я должна идти. Должна…ради мамы…ради папы…ради Кита… Должна… Вдруг картинка перед моим взором опасно накреняется, и я падаю на чьи-то сильные руки. Сперва пугаюсь, но затем вспоминаю, что это Ивен рядом со мной. Он мой союзник, почти друг, он не причинит мне вреда… Или причинит? Нет. Я могу на него рассчитывать… Или всё-таки нет? - Тебе совсем худо, - он сокрушённо качает головой. – И куда ты собралась? Тряпица, смоченная ледяной водой, ложится мне на лоб, распространяя по телу целые полчища противных мурашек. Холодные капли закатываются за шиворот, пытаюсь избавиться от тряпки и назойливых рук, но ничего не выходит. - На Пир, - еле ворочая языком, лепечу я. – Я должна достать лекарство… - Ты и трёх шагов не сделаешь. Если тебя не добьёт яд или лихорадка, или ты не свалишься куда-нибудь, или не попадёшься в лапы какому-нибудь зверю, то тебя прикончит первый встречный трибут. Ты слишком лёгкая добыча сейчас. Плачу от бессилия, оттого, что он прав. Из груди рвутся рыдания, я беспомощно скулю, уткнувшись парню в грудь. Сильные руки обнимают меня за плечи, гладят по голове. - Я сам пойду. На миг туман в голове рассеивается, вспугнутый опрометчивыми словами Ивена. Вскидываю на него удивлённый взгляд. - Ты не должен… Я сама виновата…мне и идти… - Змея виновата, - хмыкает он. Шутки неуместны, и я качаю головой в знак протеста и снова пытаюсь подняться, но он удерживает меня на месте. - Не будет ничего странного в том, что я пойду за противоядием для тебя. Я ведь люблю тебя, - в словах Ивена, заботливо сказанных явно для камеры и зрителей по ту сторону от неё, я слышу лишь сарказм. Или это замутнённое сознание играет со мною злые шутки? Через силу кривлю губы в подобии улыбки. Видимо, получается не слишком удачно, потому что он тянется пощупать мой лоб. - Нет ничего странного в том, что я не отпущу тебя одного, - в тон ему говорю я. Ивен поджимает губы, прекрасно понимая, что это означает «нет». Словно в подтверждение серьёзности своих намерений, я отбрасываю его ладонь и, превозмогая боль в руке, пытаюсь подняться, опираясь на стену пещеры. На этот раз Сенс уже не держит меня, но я всё равно теряю равновесие и падаю прямо на него. Давлюсь криком бессилия и отчаяния пополам с рыданиями. Парень заботливо заворачивает меня в спальный мешок, меняет тряпицу на лбу. Я проваливаюсь в подобие сна, где царят безумие и лихорадка. Мир вокруг меня вертится с бешеной скоростью, тело немеет от холода, крупные капли пота катятся по лицу. Меня обуревает безотчётный ужас, я вижу перед собой лица родителей и Кита, вижу малышку Кору, и она манит меня за собой. Вижу, как удаляются от меня две светлые косички, как привязанная, иду за ней против собственной воли. Кривясь от боли, обдираю пальцы до крови, стараясь удержаться за стены пещеры, но неведомая сила подталкивает меня к сестре в царство теней. Меня колотит крупная дрожь, я ударяюсь головой о какой-то камень и просыпаюсь. Оказывается, в тех жутких видениях незаметно пронеслась ночь, и кусочек неба, видный в проход, начинает светлеть. Чья-то тень загораживает и без того тусклый свет, и я не сразу признаю в этой тени Ивена. Он собран, в руке его арбалет, в другой – нож. Он готов к бою. Я хочу подняться и пойти вместо него или с ним, потому что не доверяю ему до конца и хочу сделать всё сама, но тело за ночь стало совсем непослушным и чужим. Скашиваю глаза на укушенную руку и едва сдерживаю крик ужаса: уже и локоть, и плечо отекли и раздулись, а сеть вен и артерий, светившаяся под кожей, из багрово-синюшной стала чёрной. Парень замечает моё движение и оборачивается. Я не могу видеть его лица, но по голосу чувствую, что он улыбается. - Я скоро. Ты только дождись меня, - просит он и выходит из пещеры. Странная просьба, ведь он вряд ли вернётся. Я бы не вернулась. И он не вернётся, я уверена. Наверняка, Пир и лекарство – лишь повод, чтобы оставить меня без ущерба для образа нежно влюблённого. Я понимаю его и не виню, я бы сама так поступила, будь я на его месте. Стала бы я рисковать жизнью ради умирающего едва знакомого парня, с которым судьба случайно свела на Арене? Нет, однозначно нет. Вот и он не станет. Я уверена. Время превращается в плотную тягучую субстанцию, оно словно навсегда остановилось. Кажется, что даже солнце по небу не движется. Впрочем, это Арена – иллюзия, и небо тут ненастоящее, и солнце движется так скоро, как угодно Распорядителям. Тусклый дневной свет, проникающий в пещеру, немилосердно слепит, глаза болят и чешутся, а у меня нет сил даже отвернуться от этих палящих лучей. Голова будто налита свинцом, руки и ноги отказываются подчиняться, мышцы болят даже при самом незначительном движении. Хочется скорее прекратить эти невыносимые мучения, но я даже не смогу дотянуться до ножа, если, конечно, Ивен оставил мне хоть какое-то оружие. Что вряд ли: ему оно будет полезнее, чем мне, практически уже мёртвой. Не знаю, проходит минута или несколько дней до того момента, как вход в пещеру снова заслоняет чей-то силуэт. Хрупкая надежда на то, что это какой-нибудь трибут пришёл добить меня, рушится, едва гость склоняется надо мной. Мириады слепящих вспышек перед глазами складываются в виноватое лицо Ивена. Его левая щека располосована ножом, под правым глазом наливается синяк, парень подволакивает ногу и почему-то бережёт левую руку. Он тяжело опускается рядом со мной, тянется к фляге с водой и принимается жадно пить. Молчу, не в силах вымолвить ни слова. Да я и не знаю, что говорить, настолько я придавлена удивлением и одновременно предсмертным уже безразличием. Ивен с лёгкостью читает вопрос в моём взгляде и печально качает головой, уничтожая остатки надежды в моей душе.