Бесконечная игра

POV Джин

Молча наблюдаю за тем, как Ивен размеренно отёсывает толстые ветки, придавая им заострённую форму. Оружие нехитрое, но в нашем случае все средства хороши, чтобы защитить себя. Острый кол станет неплохим подспорьем арбалету, луку и ножам – во всяком случае, так считает он. А я просто стараюсь с ним не спорить. Удивляюсь, как быстро его угрюмость может сменяться настроением крайне благодушным, а холод в глазах цвета тёмного шоколада – искорками смеха. Ещё полчаса назад Ивен был немногословен и хмур, а вот он уже веселит меня забавными историями из жизни обитателей Шлака, пересыпая их с городскими сплетнями. Я хорошо знаю, что весь последний год все городские сплетни были преимущественно о моей семье, но этой темы Сенс старательно не касается. Кажется, я никогда не смогу привыкнуть к сменам его настроений, но, впрочем, мне это и не нужно: едва отгремит пушка, возвестившая о последнем павшем трибуте, мы сбросим свои маски и будем вольны не здороваться при встречах, как прежде. - Как думаешь, они нам верят? – едва слышно задаю вопрос, который мучает меня с первого мгновения нашего обмана. Взгляд Ивена останавливается на мне, губы растягиваются в улыбке, которая не отражается в глазах – капитолийцы вряд ли могут нас слышать, но должны быть уверены, что мы только и делаем, что щебечем о любви. Наверное, он лучший актёр, чем я: он не вздрагивает от случайных прикосновений, не пытается вывернуться из моих неловких объятий и всякий раз улыбается так, что ни у кого, должно быть, не остаётся сомнений, что он без ума от меня. Я бы поверила ему, а вот самой себе – никогда. Но, надеюсь, люди по ту сторону экрана верят и мне тоже. - Понятия не имею, - по движению его губ я различаю ответ. Слова не утешительные, зато честные. Мы действительно не можем понять, какой эффект возымела наша внезапная влюблённость. От Лорен и Тема ни слуху, ни духу, хотя отгорают уже девятые сутки Голодных Игр. Мы не знаем, доживём ли до вечера, встретим ли завтрашний рассвет. Мы живём лишь сиюминутным пониманием того, что пока что мы живы. Приближаюсь к Ивену, чтобы говорить чуть громче: от постоянного шёпота уже саднит горло и, кажется, будто я никогда больше не заговорю громко. - Разве не должны они нам помогать или что-то присылать? Он пожимает плечами. - У твоих родителей как было? - Им помогали, - сердце падает от несхожести ситуаций. Должно быть, нам не верят. Тогда почему мы ещё живы? - Может, они видят, что мы и сами справляемся? Действительно, у нас есть еда и вода, мы не растеряли своё оружие, и никто из нас не ранен, если не считать нескольких ссадин да синяков. И так хорошо прячемся, что уже опасно привыкли к безопасности. Что наши менторы могут нам предложить в таком случае? Но хоть бы знак, хоть бы намёк, что мы притворяемся не зря, что это нехитрое притворство прибавило нам хоть пару очков к шансам на выживание! - Может, - неохотно соглашаюсь я, потому что иного выхода нет. Спорить с ним, доискиваться скрытой от нас истины – значит лишь в клочья разодрать себе душу сомнениями. Ивен переводит взгляд на темнеющее небо, туда, где обычно появляются портреты погибших за день. Два дня уже небосвод пустует – значит, хорошо прячемся не только мы. Однако рано или поздно зрителям надоест смотреть на подростков, жмущихся по своим укрытиям, и Распорядители столкнут нас лбами в самый неожиданный момент. Парень хмурится, словно размышляя о чём-то, а затем собирает ножи и колья и манит меня за собой. - Идём. Послушно плетусь за парнем, но избегаю его прикосновений, когда он хочет взять меня за руку. Возможно, это повредит нашей легенде, но я должна побыть самой собой хоть минуту, хоть под покровом сумерек, если в остальное время мне в этом отказано. Сенс только пожимает плечами и чуть ускоряет шаг. Знакомая пещера встречает нас запахом дыма и жареного мяса, оставшемся с утра, и кажется мне уже почти родным домом. Ивен бросает в угол свои колья и разжигает костёр. Тусклое свечение огня обдаёт нас расслабляющим жаром, я выуживаю из рюкзака тушку ящерицы и начинаю сдирать с неё кожу, когда чувствую непривычную лёгкость за спиной. Меня бросает в холодный пот, когда я понимаю, что мой лук – самая большая драгоценность здесь, на Арене, наша жизнь, наша безопасность, наше пропитание – остался на берегу быстрой речушки. Срываюсь со своего места, но тут же запинаюсь, когда твёрдая ладонь парня ложится мне на лодыжку. Во взгляде Ивена удивление, которое порождает во мне только злость, подпитывающую зародившийся во мне страх. Резко вырываю ногу из его ладони, но его выжидающий и спокойный взгляд пригвождает меня к месту ещё на пару секунд. - Лук там. Ивен не успевает ничего сказать, когда я бросаюсь к выходу из пещеры. Опустившаяся на лес ночь встречает меня отрезвляющей прохладой и мерцанием сотен искусственных звёзд над головой. Вдыхаю полной грудью, остужая неровно бьющееся сердце, прикрываю глаза, успокаиваясь и пытаясь вспомнить кратчайший путь к тому месту, где наблюдала за работой Ивена. Внутреннее чутьё подсказывает дорогу, пробираюсь по ней почти на ощупь – светлые огоньки на иссиня-чёрном небе почти не дают света. В душе робко и неприятно шевелится страх, прислушиваюсь в надежде на то, что позади себя услышу знакомые шаги. Но позади, впереди, по сторонам – тишина, не расслабляющая и убаюкивающая, а напряжённая, изматывающая пуще любого испытания. Сжимаю в потной ладони нож, уже не заботясь о сохранении тишины, проламываю заросли кустарника всем весом своего тела, стремясь к оружию, с которым успела породниться. Я почти вижу очертания лука у кромки звенящей воды, когда посторонний шорох отвлекает меня, пуская сердце в галоп. Я бросаюсь к луку, дрожащей рукой нащупываю тетиву и колчан, ладонь проходится по колкому оперенью стрел, цепляет гладкие древки, и, кажется, становится чуточку легче. Забрасываю колчан за спину, прячу нож за голенище сапога, набрасываю стрелу на тугую тетиву и отправляюсь в обратный путь, туда, где треск нашего одинокого костерка отгоняет тьму и страх. Под тяжёлыми сводами пещеры белыми завитками клубится дым. Дыхание замедляется, сердце успокаивает бешеный ток крови по венам, но вспышка тревоги едва не сбивает с ног, когда замечаю, что отсветы на стенах погасли. Но я не успеваю как следует испугаться, потому что в следующий миг кто-то хватает меня из темноты. Чьи-то ладони сжимаются на моей шее, мешая дышать, я чувствую чьё-то горячее взволнованное дыхание на своей коже. Волна гнева и разочарования поднимается во мне, сокрушая на своём пути и страх, и тревогу: я знаю эти прикосновения и это дыхание. Ивен. Предал. Меня. Перед глазами пляшут разноцветные точки, воздуха не хватает, а я лишь сожалею о том, что в этой тьме камер, наверняка, нету, а, значит, никто в Капитолии не увидит лицемерное предательство моего напарника. Рука дрожит, когда я безуспешно тянусь к ножу, но тут захват чуть слабеет, давая мне вдохнуть глубже, но по-прежнему не отпуская. - Тшшшш, - шипит мне на ухо Ивен, и со всё возрастающей злостью я чувствую, что он улыбается. – У нас тут гости. - Гости?! У меня всё-таки получается вывернуться из его хватки, и я отскакиваю как можно дальше от парня, уже не уверенная в том, что могу ему доверять. Вокруг нас кромешная густая тьма, но мне кажется, что даже в этой темноте я вижу, как блестят весельем его глаза. Вот только мне сейчас не до смеха. - Гости?! Ты чуть не придушил меня! – приглушённо шиплю я, всё-таки опасаясь той тревожной тишины снаружи, которая по-прежнему таит в себе неизвестные опасности. – А я хотела ударить тебя ножом! Ты хоть понимаешь, что ты чуть не натворил?! - Джин, успокойся, - в его голосе чудится раздражение, Ивен тянет ко мне руки, пытаясь успокоить, но я уклоняюсь от его прикосновений. – Я думал, ты вообще уже не вернёшься. Его спокойствие больно укалывает душу. Неужели ему настолько всё равно? Я понимаю, что все наши чувства – не более, чем розыгрыш, целью которого есть наша жизнь, но то, как спокойно он говорит о моей возможной смерти, неприятно удивляет меня. Или он думает, что я решила предать его? Что вообще он имеет в виду? - Не вернусь? - Когда ты ушла, я услышал шорох у самого входа в пещеру… Хотел идти за тобой, но какая-та тень мелькнула снаружи… Он не договаривает, но я криво усмехаюсь, понимая, что следует за этими словами. Струсил? Нет, Ивен не из трусливых. Но он думал, что я бросилась прямо навстречу неведомому врагу и, быть может, погибла или на волосок от смерти, и просто собирался сохранить себе жизнь. Разве я сама поступила бы не так? Стала бы я рисковать своей жизнью, сердцами дорогих мне людей ради парня, которого почти не знаю, который по случайности стал моим союзником и снова превратиться в ничто для меня, едва затихнет в Двенадцатом удаляющийся стук колёс капитолийского экспресса? Нет, нет, нет. В горе и в радости – так гласит клятва, которой подчинены все любящие сердца. Но эта клятва не о нас. Пытаюсь успокоиться и переварить всё, что сказал парень. Одно совершенно точно: он не хотел меня убивать, пусть следы от его пальцев на моей коже наверняка останутся. Чувствую прикосновение его прохладной ладони к своей, хочу отдёрнуть руку, но сдерживаюсь и даже неохотно пожимаю её в ответ. Что бы ни произошло, Ивен ещё нужен мне, если я хочу продолжить свою игру. - Пошли, - он тянет меня вглубь пещеры, к погасшему костру. – Я затушил костёр на всякий случай, но угли ещё горячие, и я бросил в них твою ящерицу. Нам нужно подкрепиться. Без соли и специй мясо царапает горло, с трудом заставляю себя проглатывать кусочек за кусочком, обильно запивая водой и мечтая о сочных ягодах, блестящих на листе лопуха. Украдкой кошусь на довольного Ивена, удивляясь, что ему нравится эта нехитрая стряпня. О жизни в Шлаке я знаю только из рассказов мамы и тёти Прим, но и сам Шлак, и его люди, и их судьбы кажутся мне чем-то настолько далёким, что я плохо понимаю, что все они реальны. И Сенс – его идеальное олицетворение: полуголодный угрюмый парень, который умеет драться, но предпочитает быть осторожным. Наскоро завершив свой ужин, мы укладываемся спать. Объятия Ивена мне теперь привычны и даже немного успокаивают, но сейчас я всё равно не могу сомкнуть глаз. Чувствуя, как дыхание парня замедляется по мере того, как сон овладевает им, я не могу перестать думать о том, что ждёт нас за пределами этой пещеры, а затем – и за пределами Арены. Здесь и сейчас всё кажется предельно простым: мы должны выжить и не более, всё, что от нас требуется – быть быстрее и сильнее, бить точно, без жалости и не задумываясь. Но потом мы не обойдёмся луком или арбалетом, если кто-то задумает причинить нам или нашим близким вред. Мне вдруг становится страшно, и я впервые жалею, что однажды покину Арену, где всё настолько просто. Тягучие ночные часы медленно текут мимо меня. Не шевелюсь, чтобы не потревожить спящего парня, но глаза сомкнуть не могу. Кажется, я до сих пор чувствую на своей шее захват Ивена – это сбивает меня с толку. Отчётливо, как никогда прежде, я понимаю, что не доверяю ему и не могу доверять. Должна бы – у нас с ним одинаковые интересы, но я не знаю, насколько далеко он может зайти в своём стремлении выжить, и не знаю, куда заведут нас Игры в конечном итоге. Может статься, что нам с Ивеном в конце концов придётся сражаться друг с другом за победу. Было бы куда проще, если бы он действительно любил меня. Тогда бы я могла быть уверена в том, что он не ударит в спину. Но он любит меня не больше, чем я его, а, значит, мне нужно быть готовой ко всему. Забываюсь некрепким сном с первыми лучами рассвета, но Ивен просыпается и, зашевелившись, будит меня. - Прости, - вид у него виноватый. - Ничего, - отмахиваюсь и почти привычно целую парня в уголок губ. Он отвечает сухим безжизненным прикосновением, но зрителям, должно быть, мы предстаём милыми несчастными влюблёнными. - Нам пора? Ивен ищет моего взгляда, робко улыбается. Легко подумать, будто он сожалеет о вчерашнем инциденте. Легко, но я всё равно не верю, потому что не уверена, что у Сенса есть причины сожалеть. Возможно, он жалеет лишь о том, что ему не представилось случая свернуть мне шею. Сейчас я бы с большим удовольствием рассталась бы с ним и продолжила свой путь сама, но теперь у меня нет возможности отступить, не погубив себя окончательно. Поэтому я улыбаюсь ему в ответ, делая вид, что всё в порядке, и уверенно киваю. Действительно, пора двигаться дальше, если мы не хотим найти свой последний приют в этой пещере. Где-то там ещё есть другие участники Игр, может быть, раненые или ослабевшие, или такие же расслабившиеся, как мы. Вот только каждый из них почти наверняка один, сам по себе, нас же двое, а, значит, мы вдвойне сильнее любого другого трибута. Пока вдвоём, пока сильнее. И я должна использовать эти мгновения нашего с Ивеном единения. - Еду добудем по дороге, - твёрдо говорю я, осматривая свои нехитрые пожитки. Рука судорожно сжимает рукоять лука, сердце замирает при одной только мысли, что я снова могу его потерять. Сейчас это оружие – единственное, в чём я могу быть твёрдо уверена. - Ладно, ещё только рассвело, - соглашается он, не глядя на меня. Ивен проверяет болты в колчане, крепче зашнуровывает сапоги. Разочаровано отмечаю, что он больше не робеет и не извиняется; его приветливость сменилась уже знакомой мне угрюмостью. Когда он улыбается, и глаза его блестят смехом, я почти забываю, что мы с ним больше соперники, чем союзники; когда он хмурится, как сейчас, я хочу держаться от него подальше. Молча мы выходим из убежища. Отсутствие сна даёт о себе знать: идя по узкой тропе вдоль скалы, я то и дело натыкаюсь на спину идущего впереди Ивена. Оглядываясь, он, кажется, мимолётно ободряюще улыбается, но я не могу быть уверена в том, что это не утомлённое сознание смеётся надо мной. Неясный шорох привлекает моё внимание, заставляет встрепенуться, но вокруг по-прежнему никого, поэтому я прикрываю глаза, ориентируясь лишь на звук шагов Сенса, пытаюсь восполнить упущенные минуты отдыха. Сердце тревожно пропускает удар, когда этот звук смолкает, а я налетаю на замершего Ивена. - Что…такое? – недовольно потираю слипающиеся глаза. - Помнишь, я говорил, что у нас гости? – его голос едва заметно дрожит. - Гости?.. – перед глазами на миг вновь встаёт вчерашняя тьма, наполненная удушьем: - помню, - недовольно бормочу я. - Вот и они. Он говорит спокойно, даже безжизненно, и я отваживаюсь выглянуть из-за его плеча. Крик ужаса замирает на моих губах: прямо на тропинке, преграждая нам путь, стоит громадная кошка со сверкающими тёмными глазами и шерстью цвета тёмного шоколада. Зверь не шевелится, напряжённо принюхиваясь и вслушиваясь. Кажется, наши сердца бьются слишком громко, слишком…маняще. - Назад, - сипло шепчу я, отступая на шаг. Глухой рык, раздавшийся за спиной, пригвождает меня к месту. Нерешительно оборачиваюсь и чувствую, как слабеют колени: точно такой же зверь, только с пшеничной шерстью, угрожающе скалит зубы. Мы в ловушке: с одной стороны от нас – отвесная скала, с другой – речка, впереди и позади – смертоносные хищники. Идеальная гибель для лживых влюблённых – спина к спине. Мы ответим за нашу ложь. Сполна. И оба. - Сделай что-нибудь, - умоляю я Ивена, нетвёрдой рукой вытаскивая из колчана стрелу. Все движения кажутся неловкими, словно чужими, я же могу только следить за настроением светлой кошки передо мной. Зверь неумолимо приближается. По напряжению напарника я понимаю, что хищник с тёмной шерстью тоже не медлит. Чувствую, как напрягаются мускулы на руках Ивена, догадываюсь, что он взводит арбалет, и это раздувает почти потухшую искру в моём сердце. Он не сдаётся, так почему же я так скоро хороню себя? Рука становится твёрже, обретает привычную ловкость, тетива подчиняется мне. И тут я замечаю глаза зверя, что передо мной: голубые, как весеннее безоблачное небо, такие…знакомые. Кажется, будто сквозь яростное желание перегрызть мне глотку я вижу ту нежность, с которой всегда смотрела на меня моя…сестра. Горестный стон срывается с губ, рука, держащая лук, сама собой опускается. Я не могу. И эти пшеничные завитки…волосы Коры были того же оттенка. Я не могу. Сердце бешено колотится, инстинкт самосохранения отчаянно взывает к действиям, но уже сейчас я знаю, что не спущу стрелу с тетивы. Не дам этим глазам снова угаснуть. Огромная кошка, словно чувствуя моё бессилие, довольно облизывается – я с отвращением вижу, как прозрачная слюна капает с острых, как бритва, клыков – и ускоряет шаг. Земля скрадывает шаги мягких лап, и кажется, будто это какой-то жуткий безмолвный сон. Ощутимый тычок в бок на секунду выводит меня из оцепенения. - Стреляй, Джин! Ну же! – зло рычит Ивен и сам спускает тетиву. Я почти слышу лёгкий свист, с каким арбалетный болт рассекает воздух, и неприятный чавкающий звук врезавшегося в плоть острия. Раненая тварь зло рычит, грузно оседая наземь, но она ещё жива и жаждет мести. Тогда Ивен вонзает в тело своей соперницы ещё и нож, заставив её затихнуть уже навеки. Словно обиженная поражением своего напарника, светлая кошка ускоряет шаг, переходя на бег. - Стреляй! – крик парня больно бьёт по ушам, но нужного эффекта не производит. Я понимаю, что ещё несколько секунд, быть может, минута, и для меня Игры окончатся, как и всё остальное, но всё равно не могу пошевелиться, словно загипнотизированная. - Я не могу, Ивен, - жалобно хнычу я. – Это… Не успеваю договорить, как чувствую, что парень отталкивает меня и, чертыхаясь сквозь зубы, вырывает из моей ладони лук. Хочу возмутиться, возразить, но слова замирают, когда он всаживает мою стрелу в светлую шкуру, прямо туда, где бьётся сердце. Хищник царапает огромной лапой воздух перед собой, стремясь достать обидчика, но силы оставляют его и, испустив протяжный грозный рёв, зверь замирает. Чувствую, как по щекам текут солёные слёзы, слизываю их, когда капли попадают на губы. Кто и для чего воскресил в жестоком звере образ моей младшей сестрёнки? Кто может быть так жесток? Или это случайность? Нет – на Арене не бывает случайностей. Каждый враг, каждое препятствие что-то да значит. Каждая преграда – это послание, в котором всегда говорится только одно: вам не сбежать. Не укрыться от всевидящих глаз и карающей длани ни под короной Победителя, ни даже на том свете. Острый укол в руку заставляет меня вздрогнуть. Удивлённо рассматриваю невесть, откуда взявшиеся ранки на тыльной стороне ладони: маленькие, аккуратные, словно кто-то проткнул кожу шилом, идеально симметричные. Вернувшийся Ивен несёт в руке свой нож, арбалетный болт и мою стрелу. Глядя на меня сверху вниз, он хмуро качает головой. - Из-за тебя мы чуть не погибли. Отрываю взгляд от руки, перевожу его на парня. - Это была Кора, понимаешь? Я не могла выстрелить в неё… Что они сделали? Зачем?.. Я надеялась, что он смягчится, но Ивен только больше мрачнеет. - А то, - он кивает в сторону неподвижной туши с шоколадно-коричневой шкурой, - была Тори. Моя сестра, - поясняет он. – То есть…те же глаза, и шерсть…у Тори такого же цвета волосы. Но вся шутка в том и заключалась, Джин! Они испытывают нас! И ты чуть не провалилась. Хочу сказать что-то ещё в своё оправдание, но тут Ивен делает резкий выпад, вонзая нож во что-то совсем рядом со мной. Недовольно вскрикиваю, но тут же цепенею от разлившегося по телу ужаса, когда парень поднимает замершую упругую ленту вверх. - Что это? – он недоумённо оглядывает змею, а я понимаю, откуда взялись те две ранки. - Гюрза*, - я легко узнаю этот серо-коричневый узор. – И она только что меня укусила. _____________________________________________ *Гюрза - одна из самых опасных для человека змей, её яд по токсичности уступает только яду кобры.