Бесконечная игра

POV Китнисс

Прикрываю глаза, чтобы не видеть ровных рядов серых надгробных плит и серых букв, высеченных на них. Представляю тех, кого я потеряла, так, словно они живы и стоят сейчас передо мной. Вот отец – красивый, статный, улыбчивый. Вот мама – тихая, печальная, задумчивая. Вот Кора – хрупкая, светловолосая и голубоглазая, так похожая на маленькую Прим. Каждый из них, уйдя, забрал с собой частичку моего сердца, оставив незаживающую и вечно кровоточащую рану. Как, должно быть, хорошо безумцам вроде Энни Одейр из Четвёртого: ты волен жить в своём мирке и тебе плевать на мнение окружающих. Хотела бы я быть сумасшедшей и не чувствовать вокруг этого сводящего с ума холода, знать, что повреждённое сознание оградит от боли и неприятностей, заперев мысли в сладостной безопасности несуществующего мира. Как бы мне хотелось на ощущать этой тяжести одиночества, что якорем тянет меня ко дну. Быть может, все те счастливые дни, что были отпущены мне, я уже прожила, и теперь у меня не осталось ничего, кроме леденящего кровь отчаяния? Тёплая ладонь касается моего плеча, вырывая меня из общества призраков. Подняв взгляд, я вижу перед собой Кита и слепо моргаю, ожидая, что он сейчас растает, как и остальные мои видения. Но он никуда не исчезает, и я позволяю робкой улыбке появиться на моих губах. - Так и знал, что найду тебя здесь. - Тебя папа прислал? – где-то в глубине души шевелится разочарование при мысли, что Кит со мной лишь по наущению Пита, но я быстро отметаю эти мысли: сын достаточно упрям, чтобы не делать того, что ему не хочется, даже если того требует Пит. Кит отводит глаза, но затем вновь смотрит на меня и легко качает головой. Он пытается это скрыть, но я вижу, что без Пита здесь не обошлось. Он помогает мне подняться с колен, отряхивает налипшую на ткань брюк землю и тянет меня к ближайшей скамейке. Взгляд его предельно серьёзен и, как всегда, недоверчив, но всё-таки он раскрывает объятия, и я мгновенно оказываюсь в кольце его рук, уткнувшись носом в широкую грудь. Непозволительная роскошь – вот так рыдать в тёплых объятиях сына. Я оплакиваю не только людей, лежащих здесь, под этими исчерченными непогодой, бездушными надгробиями, но и ту счастливую жизнь, что осталась теперь лишь в воспоминаниях. Кит неловко гладит меня по спине, пытаясь успокоить, но слёзы лишь льются сильнее. - Ну же, мам… Кора, - слышу, как дрожит его голос, - она бы не хотела, чтобы ты плакала. Она никогда этого не любила, ты же знаешь. Пытаюсь улыбнуться в ответ на его слова, ладонями стирая едкую влагу со щёк. Сын убирает руки с моей спины и засовывает их в карманы. Прикасаюсь к его щеке, заглядываю в такие родные голубые глаза. - Прости меня, Кит, - слова даются с трудом, из горла вырывается лишь едва слышный хрип. - Ты тоже прости меня, - щёки его краснеют, - я не должен был так с тобой говорить. В конце концов, ты тоже имеешь право на счастье, можешь… - он осекается, хмурится и упрямо продолжает, словно убеждая самого себя, - …быть с тем, кого любишь. А мы…мы уже взрослые. Мы поймём, - Кит не смотрит на меня, разглядывая носки своих ботинок. Призрачное подобие счастья тут же отступает. Руки сами собой сжимаются в кулаки, и я делаю усилие над собой, чтобы расслабить пальцы. Этому тоже Пит его научил? Можно ли считать это благословением? Гейл, конечно же, обрадуется, вот только мне совсем не нравится, что вновь решают за меня. Раньше это делал президент Сноу, теперь – мой сын и бывший муж? Ярость во мне готова вспыхнуть, как промасленный фитиль, и лишь в последнее мгновение я успеваю сдержать себя. - Ты мог просто извиниться, - сухо парирую я, игнорируя его длинную речь. Кит бросает на меня мимолётный взгляд, но лишь сдержанно кивает. - Хочешь поохотиться? – такая резкая смена темы заставляет меня удивиться. - Ты пойдёшь со мной? Он улыбается. - Подожду тебя у забора, как всегда. Несколько секунд я колеблюсь. Последняя охота с Гейлом не принесла никаких результатов, кроме того, что по моей вине мы едва не напоролись на патруль. Не знаю, что бы мы делали, если бы всё-таки попались, но Гейл – не Кит, и я не несу за него ответственность. Если сын пойдёт со мной, мне придётся забыть о задумчивости и быть предельно осторожной. Я не имею права подставить его. - Мама сказала, что ты не будешь нас ругать, - мальчик хмурит светлые бровки, и Пит хмурится ему в ответ. - Мама ошиблась, Кит. Китнисс, - муж поднимает свои глаза на меня, - он ещё слишком мал для леса. Я вздыхаю и закатываю глаза. Чего я ожидала от Пита? Рано или поздно он бы всё равно узнал. Его вспышка кажется мне смешной, хоть я и понимаю, что он сердится лишь потому, что любит нас. - Мой отец впервые отвёл меня в лес, когда я была лишь немного старше Кита. Что бы было с нами, если бы он тогда не сделал этого? - Нас бы не было, - Пит прижимает к себе сына. – Никого из нас. Он прав. Я бы давно умерла с голоду, Пит бы погиб на Играх, и наши дети никогда не появились бы на свет. - Но всё же, - снова начинает он, и я понимаю, что рано расслабилась, - он был мужчиной. А что будет, если вас схватят миротворцы? Их новый глава не склонен прощать ничего Победителям, особенно им, - Пит делает акцент на последних словах. – Подумай о девочках, Китнисс. Они слишком малы, чтобы потерять мать. Кит берёт его за руку, доверительно заглядывает в глаза. Моё сердце щемит от нежности, когда я вижу, как Пит смотрит на ребёнка. - Папа, не волнуйся. Если придут миротворцы, дядя Гейл спрячет нас. Нет, Кит, ну кто тянул тебя за язык? Я обречённо закрываю глаза. - Гейл, значит, - бесцветный голос мужа заставляет меня посмотреть на Пита. Не произнося больше не слова, он садится на диван, отвернувшись от нас. Кит, удивлённый поведением отца, переводит взгляд с меня на него. Вина захлёстывает меня с головой. Я должна была сказать Питу, ведь так? - Кит, - присаживаюсь на корточки рядом с сыном, - кажется, Кора плачет. Сходишь посмотреть? – никто, даже наши дети не должны видеть, как мы с Питом ссоримся. Особенно они. - Не плачет, - прислушавшись, отвечает мальчик. - Плачет. Я мягко разворачиваю его к лестнице, подталкиваю в спину, отправляя наверх. Когда шаги сына затихают наверху, я сажусь рядом с мужем. - Я знаю, ты не любишь меня, но, когда появились Джин и Кора, я подумал… Впрочем, неважно. Китнисс, - он не смотрит на меня, - не забывай, что для всех мы с тобой счастливы. - Пит, - я хочу сказать, что действительно счастлива с ним, но он жестом останавливает меня. - Ты выбрала это, чтобы обезопасить семью, и у тебя получилось. Но теперь у нас есть дети, и ты должна думать, как обезопасить их. Что, если кто-то увидит вас с Гейлом? Пит говорит так, словно разъясняет мне сценарий: сухо, терпеливо, тщательно разделяя слова. Так бывало и раньше, но так давно, что я уже стала забывать, что он вообще может так говорить. Он спокоен, бесстрастен, не касается того, что чувствует сам. Он не устраивает сцен, не обижается и не злится – лишь опасается того, что я могу испортить игру. И в такие моменты мне становится особенно больно. - Подумай, что станет с Китом, Джин и Корой, если Сноу подумает, что мы пытаемся играть не по правилам? - Я не хочу больше играть! Ни по чьим правилам. Мне надоело заботиться о том, что подумает Сноу или ещё кто-то. Надоело! - Мне тоже, - всё таким же бесцветным голосом говорит мне муж. – Но мы больше не принадлежим себе. Уже давно. С того момента, как тест показал, что у нас будет Кит. Или ещё того раньше. Впервые я задумываюсь, что бы сделал Пит, если бы вдруг стал свободным. Подрался бы с Гейлом, доказывая своё право на меня? Ушёл? Или всё-таки остался бы со мной? Мы молчим, а я всё думаю о том, что Пит так и не показал мне своих истинных чувств, не раскрыл своих мыслей. Я знаю, что в душе его бушует буря, отражение которой я увижу, стоит только заглянуть ему в глаза. Но он не хочет делиться ею со мной. Я не хочу причинять ему боль, но не знаю, как убедить его в том, что между мной и Гейлом ничего нет. Уже давным-давно. - Мы просто охотились, - робко говорю я. - Китнисс, - Пит, наконец, поворачивается ко мне, но я опускаю взгляд, чтобы не видеть боли и упрёка в его глазах, - хоть мне ты можешь не врать? Я же знаю, что охота никогда не станет для тебя просто охотой, особенно теперь, когда тебе не нужно добывать так пищу. Не хочу показывать, что он прав. Для меня это способ хоть на короткое время вернуться к давно утраченной жизни, в которой я была свободной, несмотря на голод и другие опасности, висевшие над каждым жителем Шлака. Но Гейл всё же здесь не при чём. Я до вечера отсиживаюсь в детской, наблюдая за вознёй детей. Кит, кажется, чувствует свою вину, и то и дело ластится ко мне, обвивая тоненькими ручками мою шею. Наконец, уложив детей спать, я дожидаюсь, пока дыхание трёх детских носиков выравнивается, и спускаюсь вниз. Пит сидит на диване, включённый телевизор отбрасывает беспорядочные блики на стены гостиной. Осторожно присаживаюсь рядом с мужем. Он не шевелится, словно не обращает на меня никакого внимания. Меня охватывает волнение, смешанное со стыдом: не хочу, чтобы он злился на меня, не хочу, чтобы ему было больно. Нерешительно придвигаюсь ближе к Питу, а он не отстраняется, лишь продолжает наблюдать за сменяющимися на экране картинками. Смелею и забираюсь к мужу на колени, и теперь уже Пит не может игнорировать меня. Непередаваемая смесь чувств в его голубых глазах заставляет меня содрогнуться и, повинуясь внезапному порыву, я разворачиваюсь к нему лицом и обхватываю ногами за талию, сцепляя босые ступни у него за спиной, чтобы Пит не смог меня оттолкнуть. Но он, кажется, и не собирается. -Китнисс...Ты и Гейл... - я прижимаю палец к губам Пита, желая, чтобы он замолчал. - Ты должна быть осторожной... -Буду, - шепчу я и целую его. Пит явно не ожидал поцелуя, но спустя несколько мгновений он размыкает губы, впуская мой язык к себе в рот. Мягкие пальцы пробегают вдоль моего позвоночника цепочкой едва ощутимых касаний. Плавлюсь в его руках. Через несколько секунд Пит отрывается от моих губ. -Я не могу потерять тебя, - от нежности в его шёпоте у меня сжимается сердце. -Не потеряешь. Теперь инициативу перехватывает Пит. Он целует меня нежно, но настойчиво, словно доказывает, что я принадлежу ему. И в этот момент это действительно так. Его руки забираются под мою футболку, ласково касаясь незащищённой кожи, оставляя на ней невидимые отметины, которые горят огнём. С моих губ срывается невольный стон, а Пит улыбается моей реакции. Я тянусь к его футболке и рывком стаскиваю её с мужа, касаюсь подушечками пальцев груди Пита, спускаясь к животу. Он тихонько смеётся, но тут же напрягается, его дыхание становится рваным. -Китнисс, - выдыхает Пит сквозь зубы, а его руки тянутся к моим штанам. Я стягиваю с себя футболку, оставаясь в одном лифчике. -Пит, - я улыбаюсь и тут же стону, прикрыв глаза, когда Пит губами касается моей груди, пальцами сдвигая ткань белья. Приподнимаюсь на коленях, помогая ему стянуть мои штаны. Пальцы судорожно цепляются за ремень джинсов Пита. Я дёргаю пряжку, стремясь скорее убрать преграду между нашими телами. Муж осторожно убирает мои руки и, на несколько мгновений отстранившись, избавляется от своей одежды. Жадно скольжу по телу Пита взглядом. Он мой. Его тело и душа принадлежат мне одной. Всегда. Пока смерть не разлучит нас. Пит снова привлекает меня к себе, усаживает к себе на колени. Моё тело горит огнём, и я испытываю облегчение, лишь оказавшись максимально близко к нему. Стону, и он вторит мне, а затем целует, заглушая наши стоны. Я теряю счёт времени, и прихожу в себя лишь тогда, когда Пит легонько касается моей щеки. - Я люблю тебя, - одними губами шепчет он. Я не люблю Пита. Не так, как он меня – наверное, я вообще не способна на подобные чувства – но он нужен мне. Не хочу отвечать, поэтому только целую его, крепко обвив руками его шею. Отстранившись, Пит укутывает меня в плед и мягко целует в лоб. Пьяный аромат весеннего леса едва не сбивает меня с ног. Привычным движением я извлекаю из знакомого дупла лук, пробую тетиву. Выбираю стрелу из потёртого колчана, примериваюсь к зазевавшейся индюшке. Пальцы на рукояти лука дрожат с непривычки, тетива больно режет нежную кожу. Мягкие лучи солнца касаются моих щёк, волос, слепят глаза, заставляя зажмуриться. Скоро, уже скоро лето вступит в свои права, опалит зелёные верхушки деревьев, оплавит жидким золотом листья. Расслабляю пальцы, отпуская стрелу в полёт, и через пару мгновений острый наконечник пронзает податливую плоть птицы. Подбираю тушку, прячу её в старую охотничью сумку. Я отвыкла охотиться одна – в последние годы меня всегда сопровождали Джин или Кора. Питу затея с охотой не нравилась, но я настояла на своём, и, как видно не зря. Это помогло Коре продержаться на Арене дольше, чем её сверстникам, это может помочь Джин вернуться ко мне. Трясу головой, прогоняя непрошенные воспоминания: кажется, я вот-вот услышу приглушённый девчоночий смех, увижу, как Кора нарочно выпускает стрелу мимо цели. Я теряю счёт утекающим минутам, поглощённая привычным занятием. Сумка наполняется звериными тушками, а солнечные лучи из золотисто-жёлтых становятся розоватыми, предвещая скорый закат. Шелест прошлогодней травы выдаёт чьи-то шаги, и я вздрагиваю, заслышав неподалёку хруст ветки. Казалось давно уснувшие инстинкты заставляют меня вскинуть заряженный лук. Отступаю, резко опуская оружие, когда понимаю, что стальной наконечник стрелы смотрит точно в сердце моего сына. Кит прищуривается и делает шаг назад. - Прости, - сглатываю ком в горле, когда замечаю, что привычная настороженность никуда не делась из его взгляда. Какая же я дура, понадеялась, что одного объятия будет достаточно, чтобы изгнать из его памяти все те горькие слова, что Киту пришлось услышать от меня. Он передёргивает плечами, уголок его губ дёргается. - Ничего. Уже поздно, мам, нам пора. Мой взгляд останавливается на розоватом полукруге солнца, нависшем над горизонтом, на длинных кривых тенях деревьев. Непривычное подобие спокойствия окутывает меня плотной пеленой, и так не хочется никуда двигаться. Остаться бы под пологом леса вместе с Китом и говорить, говорить, говорить… Рассказать ему всё, говорить с ним, пока он не поймёт и не простит меня, или же пока я хотя бы не исчерпаю всё доступное мне красноречие. Но Кит протягивает мне руку, приглашая следовать за ним. - Я обещал папе помочь закрыть пекарню. Хмурюсь: снова Пит встаёт между нами. Быть может, я не права – скорее всего – но я так боюсь снова остаться одна. Хеймитч избегает меня, равно как и Пита, стараясь держать нейтралитет, хотя я знаю, что наш бывший ментор целиком на стороне моего бывшего мужа. Прим изредка заглядывает ко мне, но её работа почти не оставляет ей сил для сочувствия мне. Кит – всё, что осталось у меня, но и он всякий раз старается сбежать от меня. - Он сам не справится? По-моему, у него хватает помощников и без тебя, - не узнаю собственный голос, полный яда. Обида и что-то похожее на ревность застилают ясный ещё минуту назад рассудок. Всё, на что я сейчас способна – жалость к себе. Кажется, на лице сына я вижу отражение собственной обиды. Вот только я обижаюсь за себя, а он – за отца. Искорки раздражения загораются в его глазах, губы сжимаются в тонкую полоску. - Ты не должна говорить так о нём! - Я сама разберусь. Прохожу мимо него, придерживая тяжёлую сумку. Господи, что я делаю? Замедляю шаг, глубоко вдыхаю, стараясь успокоиться. Ещё несколько часов назад я рыдала в объятиях сына и просила у него прощения, а теперь вновь отталкиваю его от себя. Кит любит Пита куда больше, чем меня, и ничего уж тут не поделаешь. Мне придётся смириться с этим и перестать пытаться переделать сына, если я не хочу потерять его раз и навсегда. Разворачиваюсь, готовая снова пуститься в извинения, но Кит стягивает с меня сумку и вешает себе на плечо. - Прости меня, - ловлю его ладонь, сжимаю в своей. Спустя несколько мгновений молчания, Кит произносит: - Всё нормально. Просто…просто нервы у нас у всех сейчас на пределе, - он отводит взгляд, но ладонь не отнимает. Сердце глухо стучит о рёбра, глаза застит туманная пелена, ведь я понимаю: ничего не нормально. Между мной и сыном – пропасть, которую не преодолеть за одну совместную охоту. И я должна приложить все усилия для этого, потому что если Джин погибнет на Арене, я останусь одна. А мне этого не пережить.