Бесконечная игра

POV Джин

В вагоне-ресторане царит молчание. Наши менторы и сопровождающая не обращают на нас никакого внимания, полностью поглощённые цыплятами с запеченным картофелем. Вижу, как мой напарник осторожно накалывает маленькие кусочки еды, то и дело поглядывая на невозмутимых менторов. Я знаю о нём лишь то, что его зовут Ивен, это его последняя Жатва и он считает меня слабой, как все жители Шлака и городские ребята. Прижимаю салфетку к уголкам рта и складываю приборы на тарелке. Я больше не могу ждать. - Подожди, милая, - останавливает меня Ирма, думая, что я собираюсь удалиться из-за стола, - ещё будет клубника со сливками и шоколадный торт. Рот наполняется слюной, хотя я уже сыта: шоколад всегда был моим любимым лакомством. Впрочем, никто не умеет готовить таких шоколадных тортов, как папа, поэтому я быстро выбрасываю из головы мысли о сладком. Есть кое-что более важное. - Так какая у нас стратегия? Кажется, вопрос застаёт менторов врасплох. Лорен поднимает на меня взгляд, но будто бы смотрит мимо меня, и пожимает плечами. Тактика? Стратегия? Похоже, она не собирается слишком заботиться об этом. Я начинаю завидовать родителям: хотела бы я иметь такого ментора, как Хеймитч, а не равнодушную и, похоже, недолюбливающую меня Лорен. - Мы постараемся вытащить вас с Арены, - голос Тема звучит неуверенно, но это уже кое-что. По рассказам папы, на похожий его вопрос Хеймитч только расхохотался. Уголки губ приподнимаются в слабой улыбке. Но непроизнесённые Темом слова повисают в воздухе, больно сдавливая грудь: домой вернётся только кто-то один, а второй отправится в дистрикт в цинковом гробу. Лишь однажды менторам удалось вытащить обоих трибутов. Этим ментором был Хеймитч, а трибутами – мама и папа, и подвиг Хеймитча повторить никому не удастся. Капитолий никогда не повторяет своих ошибок дважды, и все это знают. Я вижу, как в глазах парня, сидящего напротив меня, загораются искорки интереса. Наверняка, в Шлаке у него осталась семья, и он должен был быть тем, кто прокормит её. Как дядя Гейл, например. Конечно, ему тоже хочется вернуться, ему нужно вернуться, но я не могу позволить ему победить. Ни ему, ни кому-то другому. Я тоже должна вернуться. Без меня мама окончательно сойдёт с ума, а от нашей семьи ничего не останется. - Ну же, деточка, попробуй это, - щебечет у меня над ухом сопровождающая, подсовывая мне внушительный кусок торта. – Не думай сейчас об Арене, ведь до неё ещё столько времени…Парад трибутов, и тренировки, и… Ирма замолкает, почувствовав на себе тяжёлый взгляд Ивена, и я мысленно благодарю его. Сопровождающую родителей, Эффи, я видела в последний раз вскоре после рождения сестры и помнила лишь смутно, но в память отлично врезалось то, что Бряк не вызывала во мне такого раздражения, какое за считанные секунды вызвала Ирма. Женщина только хмыкает и вновь принимается за красно-белые ягоды на своей тарелке. Ей всё равно, останемся мы живы или умрём, ведь на следующий год будет новая Жатва, новые Игры и новые трибуты, на которых ей будет точно так же наплевать. Скрип моего стула нарушает тягостную тишину, когда я встаю и отправляюсь к себе в купе. Я остаюсь там до самого вечера, игнорируя предложение Лорен выйти к ужину. Я снова и снова прокручиваю в голове варианты развития событий, варианты устройства Арены – тропики, пустыня или заснеженная равнина? – варианты того, как я могу спастись. Но ни одна из моих фантазий не кажется мне реальной. Скорее всего, через несколько недель я буду лежать на кладбище рядом с Корой. Когда все звуки в поезде стихают я, наконец, выбираюсь из купе. Голод гонит меня в столовую, где я нахожу несколько сандвичей и кувшин с соком. Должно быть, дома мама приготовила тушёное мясо с морковью и специями, которое всегда так любил папа… Нет, не приготовила. Мне хочется думать по-другому, но я знаю, что сейчас мама в лучшем случае смотрит повтор Жатвы по телевизору, завернувшись в просторный клетчатый плед, холодная и отстраненная. А в худшем она вновь отправилась к Коре. Нагруженная нехитрой снедью, пробираюсь в самый хвост поезда, туда, где вместо крыши – стекло, и видно, как несутся над тобой мириады звёзд. Но, едва открыв дверь в просторное купе, я понимаю, что одной мне сегодня побыть не удастся. Или не здесь. - Джин? – Ивен оборачивается ко мне. Я молча преодолеваю расстояние между нами и выкладываю свою добычу на стол. Вообще-то, это мой ужин, но не поделиться я не могу, поэтому указываю ему на еду: - Угощайся. Парень улыбается мне, но качает головой. - Нет, спасибо. Я, в отличие от тебя, поужинал. Со вздохом принимаюсь за еду. Я не хотела никого видеть и, особенно, его, а теперь присутствие Ивена окончательно сбивает меня с мысли. Наверное, он совсем не плохой и заслуживает право жить, но я должна буду убить и его тоже, если хочу вернуться домой. А этого я хочу больше всего на свете. Дожевав первый сандвич, я решаюсь обратиться к нему. - Как ты думаешь, что они сделают, чтобы попытаться вытащить нас? Он ухмыляется: недобро, недоверчиво. - Думаю, главным образом, ничего. Им наплевать на нас. Сердце сжимается от ужаса, потому что он только что сказал вслух то, что так терзало меня весь сегодняшний день. - Мои родители смогли спасти их. Поэтому они…вроде как им должны, - поняв, как это прозвучало, я заливаюсь краской. Эгоистичной, в высшей мере эгоистично. Не то, чтобы меня сильно волновали чувства напарника, но всё же я зря сказала то, что думаю на самом деле. - Но они не спасли твою сестру. Кора. Я словно вновь вижу сестру в день её первой и последней Жатвы: две замысловатых косички, светлое льняное платьице. Я хотела спасти её, но она не позволила. А я зря её послушала. - Мне жаль, - неожиданные слова Ивена выводят меня из оцепенения. Жаль? Он сейчас серьёзно, что ли? Мне слабо верится в это. Наших родителей в дистрикте любили и уважали за то, что они принесли Двенадцатому славу и относительное благополучие, но нас троих все и всегда считали слабыми избалованными неженками. – Моей сестре сейчас тоже двенадцать. С трудом подавляю в себе желание зажать уши ладонями. Я собираюсь вернуться домой, а, значит, мне вовсе не нужно знать, кто именно ждёт его в дистрикте. Боюсь, что он снова заговорит о семье, но что-то отвлекает парня. Чувствую лёгкое касание его пальцев на воротнике кофты, там, где приколота брошь. - Напоминание о доме? – я киваю, не сумев сдержать улыбки. – Знаменитая сойка. Не понимаю, о чём он говорит. Чем может быть знаменит этот поцарапанный и потускневший от времени кусочек драгоценного металла? Может быть, тем, что его носила моя мать? - А у тебя что? Что-то же должно быть. С минуту Ивен медлит, а после закатывает рукав водолазки, открывая моему взору цепь, сплетённую из толстых серебряных колец. Я не могу сдержать удивлённого вздоха: на эту вещицу семья из Шлака может безбедно прожить не меньше месяца. Я знаю, сколько это стоит, потому что папа отнёс к мэру немало подобных безделушек, когда Коре понадобились лекарства и вода. Но я не знаю, откуда такая роскошь у бедняка. - Ничего себе! - Этот браслет принадлежал моему отцу, а до него его отцу, а до него… - он безразлично машет рукой. – Короче, говорят, что её сделали ещё до Тёмных Времён, а я думаю, что, может быть, и того раньше. Глядя на напарника, я впервые замечаю, что глаза у него тёплого шоколадного оттенка, а худощавое лицо довольно красиво. Должно быть, не одна девчонка в нашей школе была влюблена в него. А ещё он чем-то похож на дядю Гейла, но, может быть, мне так кажется только потому, что Ивен тоже родом из Шлака. - Но это…это очень дорогая вещь… - смущаюсь, понимая, как нетактично звучат сейчас мои слова. – Ты ведь можешь потерять её, когда мы будем на Арене… Это будет обидно. Парень с сомнением смотрит на браслет, а затем прячет его под тёмной тканью водолазки. Хмурится. -Я то же самое сказал матери, но она настояла на том, чтобы он был со мной на Играх. Говорит, что он сможет защитить меня. Глупости. Моя мама ничего подобного не говорила о нашей золотой сойке. Никто не говорил, потому что на Арене никто и ничто не сможет защитить меня, кроме меня самой. А безделушка из родного дистрикта – просто напоминание о том, что тебе есть, куда вернуться. - Только ты сам сможешь защитить себя, - мрачно говорю я. Есть перехотелось, поэтому я отставляю от себя блюдце с сандвичами и стакан с соком. – Всё это, - указываю на его запястье, где, невидимый под рукавом, покоится его браслет, на свою брошь, - лишь напоминания о доме. Дань традициям. Для каждого своё, но они не смогут тебя спасти. Я чувствую на себе его удивлённый взгляд до тех пор, пока стальная дверь купе не разделяет нас. В памяти отражаются карие глаза напарника и его чуть снисходительная улыбка, но я тут же изгоняю эти воспоминания, думая лишь о том, что хочу, чтобы Ивена убил кто-то другой.