Бесконечная игра

POV Джин

Прижимаюсь к прохладной стене, прислушиваясь. Рядом со мной тяжело дышит Кит, поправляя на себе ремень автомата, Ивен едва слышно чертыхается. Голоса других звучат ещё глуше, почти не слышно, но я уверена, что у этих тварей слух на порядок лучше человеческого. Впрочем, даже если это так, через пять, десять и двадцать минут они не настигают нас, и мы позволяем себе расслабиться. - Отстали, - рука Мартина кровоточит, разорванная когтем одного из переродков, он достаёт из своей аптечки бинт и бинтует руку, помогая себе зубами, не дожидаясь ни чьей помощи. – Только надолго ли? Ответом ему служит молчание. Переродки – скользкие твари, белёсые и красноглазые, злые, как черти, - не единственный сюрприз, что хранят в себе подземелья Сноу. Ловушки, засады, тупики и коридоры без вентиляции, где задохнуться проще простого, - обо всём этом нам рассказывали на лекциях, вот только до конца мы курс не прослушали. И экзамен не сдали – поездка во Второй стала нам лучшим в жизни экзаменом. Бесславная вылазка, проигранный бой.«Орешек» оказался слишком крепким для трёх отрядов Тринадцатого: большинство бойцов были убиты, кое-кто попал в плен или скрылся в окружающих Дистрикт-2 лесах, а нам удалось улизнуть, воспользовавшись кровавым хаосом, в который превратилось отточенное и отлаженное наступление повстанцев. Подземный ход, как будто принадлежащий Тринадцатому, один-единственный, негостеприимно ощерился ловушками, однако понадобились жизни двоих солдат из «Отряда Сойки», чтобы Эван увёл нас в один из боковых ходов. Мы сильно рисковали здесь, ведь это была территория Капитолия, и запросто можно было встретить миротворцев, но и повернуть обратно мы не могли. - Надо бы вернуться за Ортоном… - нерешительно протягивает кто-то. – Может быть, он ещё жив… Ортон Стантон стал нашим режиссёром после гибели Рейи, но по-настоящему заменить эту живую, улыбчивую и смешливую девушку так и не смог. Он старательно и дотошно исполнял то, что приказывала ему Койн, но и только. После того, как мы спустились в подземелье, он дольше других упорствовал в том, чтобы пойти по напичканному ловушками коридору, потому что так велела Президент. Потом он попался в лапы к переродкам, и они утащили его в какой-то тёмный и узкий ход, и его отчаянные вопли долго неслись нам вслед. Джордан устало пожимает плечами, но голос его сочится неприязнью, когда он заговаривает: - Чёрт с ним. Он не стоит того, чтобы рисковать ради него жизнью. Если бы мы послушали его, возможно, давно уже были бы мертвы все до единого. И он тоже. Похоже, ему и так, и так суждено было погибнуть, - заканчивает он спокойно, практически равнодушно. Страшные слова, но молчание, царящее в нашем полутёмном закутке, свидетельствует о безоговорочном согласии. Ортона никто не любил, и он относился к нам с плохо скрытой неприязнью. А, кроме того, нас действительно слишком мало, чтобы очертя голову бросаться в наполненную опасностями тьму ради человека, который почти наверняка мёртв. Кит аккуратно высовывается из ниши, в которой мы скрываемся, подсвечивает фонариком теряющийся во мраке перекрёсток мощёных переходов. Кажется, я ещё слышу утробное ворчание переродков, потерявших свою добычу, а потому пугаюсь и тяну брата за полу его куртки, призывая вернуться в безопасность нашего закоулка. Он лишь отмахивается, а затем переводит взгляд в противоположную сторону, туда, куда мы движемся согласно приказаниям Эвана. Какое-то время он молча смотрит вперёд, где мигают тусклые жёлтые лампы, а затем возвращается к нам. Здесь свет ещё более тусклый, чем в коридоре, но и при таком освещении я явственно вижу, как блестят отчаянной решимостью его голубые глаза, и от этого взгляда мне становится не по себе. - Нам нельзя туда идти, - переглянувшись с Китом, вдруг заявляет Ивен. Вскидываю на него глаза: на лице парня застыло упрямство, а в глазах почему-то злость. Кит поддерживает его слова кивком, и даже в полутьме видно, как брови нашего командира сходятся на переносице. - Что?! – рявкает он так, что, наверное, эхо от его голоса будет всех переродков этого чёртова подземелья. - Лучше бы нам вернуться назад, вылезти из этих тоннелей и попробовать связаться с Тринадцатым, - вторит моему мужу брат. Недовольство Эвана растёт, рука его сама собой ложится на кобуру. Неповиновение командованию – измена, а измена карается смертью. На месте, здесь и сейчас. И никому не позволяется защищать изменников, будь они солдатами, генералами или символами. Речи Ивена и Кита могут вот-вот свести их обоих в могилу. Как мне тогда смотреть в глаза маме и Фей? Как верить в Тринадцатый, в Койн, в Революцию, если мой брат и мой…муж, напарник, самый верный союзник погибнут от пули нашего командира? Как мне жить, если их убьют? Пытаясь разрядить обстановку, я подаю голос: - Мы не можем пойти назад, Ивен, - там переродки, ловушки… Он бросает на меня быстрый, исполненный недовольства взгляд. - Тогда нам нужно свернуть в один из боковых проходов. - Зачем это? – ехидно интересуется Джамсон, но ладонь его всё ещё лежит на пистолете. Сенс хмурится, нервно кусает губы, и на помощь ему приходит Кит. И когда это они успели так сдружиться, что даже мысли у них одни на двоих? - Переродки гнали нас сюда, разве не ясно? – он обводит своим лазурным взглядом всех нас. Дружный согласный гул служит ему ответом, но моментально стихает, разбившись об один-единственный острый взгляд Эвана. Однако Кит, даже утратив зримую поддержку команды, не отступается: - они следовали за нами по пятам, но, как только мы свернули сюда, отстали и больше не преследуют нас. Они ждут от нас, что мы пойдём сюда – Капитолий, Сноу, миротворцы…может быть, мы прямо сейчас у них на радарах, все, как на ладони. Если мы хотим выжить, то должны делать не то, чего от нас ожидают. По лицу Эвана пробегает рябь, но, может, это лишь свет так играет на смуглой, припорошенной чёрными пылинками, коже нашего командира. Он по-прежнему молчит, но с каждой секундой мне становится всё тревожнее. - Но лучше бы нам было вернуться на поверхность и соединиться с отрядами Тринадцатого, когда они отправятся в атаку на Капитолий, - упрямо твердит Ивен. Уна Райс и её брат Лоран в один голос напоминают ему: - Снова пройти тем же путём не реально… Наверное, они хотят сказать что-то ещё, и Нолан присоединяет свой тихий голос к остальным, и даже Джордан, ничегошеньки не смыслящий в чём-то кроме камер, ракурсов и удачных кадров, хочет что-то сказать, но один резкий окрик Джамсона снова повергает нашу каморку в тишину. - Хватит! Вы что, забыли, кто тут командир?! Вы, зелёные юнцы, берётесь поучать того, кто стоял у истоков восстания?! Я этого не потерплю! С теми, кто нарушит приказ Президента, у меня разговор короткий… - кнопка кобуры щёлкает, открываясь. – Это первое и последнее предупреждение, ясно?! Мелларк, Сенс, за мной! Я поднимаюсь на ватных ногах и с часто бьющимся сердцем, но мужчина окатывает меня ледяным презрением. - Я сказал: Мелларк. Только теперь я вспоминаю, что фамилия моя теперь Сенс, и неуместный смешок срывается с губ. Ивен поднимается, чуть выходит вперёд, загораживая меня собой и ощутимо толкая назад. Эван не удостаивает его даже взглядом. - Пойдёмте, парни, взглянем, что там впереди, - выходит, он намерен следовать по намеченному ранее маршруту. Они уходят: Эван с выражением превосходства на лице, парни оба угрюмые, со сжатыми челюстями и нахмуренными бровями. Я заставляю себя остаться на месте, хотя под ложечкой противно сосёт от неприятного ощущения близкой беды. - Всё будет хорошо, - успокаивающе хлопает меня по руке Уна, хотя в её голубых глазах так и плещется тревога. Она сама не верит в то, что говорит. И никто не верит. На наш крошечный отряд падает зловещая тишина, и, когда шаги троих разведчиков стихают в желтеющей дали, она становится ещё гуще. Кто-то порывается что-то сказать, но все слова застревают в пересохших глотках. Джордан достаёт свою флягу и пускает её по кругу; приложившись к стальному горлышку, я чувствую на языке свежий вкус мяты и кислоту лимона. В ответ на мой вопросительный взгляд наш оператор только задорно скалится; капитолиец до мозга костей, он нашёл-таки каналы, по которым достаёт то, чего в Тринадцатом не видывали со дня падения на дистрикт ядерных бомб Капитолия. Это открытие позволяет немного расслабиться, среди притихших солдат раздаются смешки, когда они открывают для себя пряный вкус напитка Джордана, но лишь до тех пор, пока острую тишину подземелья не пронзает звук выстрела. Он стихает так же резко, как и возник, но в повисшей тишине я слышу биение каждого сердца в этой нише. - Кит! – полный отчаяния окрик Уны выводит меня из оцепенения. Я подхожу к выходу из нашего убежища, вглядываясь в режущую глаза желтизну коридора. Но она, как и прежде, хранит молчание. Ни новых выстрелов, ни голосов, ни топота сапог, ни звуков борьбы. Ничего. У каждого из них был пистолет, но выстрел был только один. - Ивен! Кит! Ивен! Кит! – зову я в темноту, но отклика не получаю. – Ивен! Кит! Отзовитесь, чёрт бы вас побрал! Ивен! Кит! И… - чья-то рука зажимает мне рот, кто-то оттаскивает меня от выхода в наполненную перепуганными подростками тьму. Давясь слезами, я пытаюсь укусить обидчика, но зубы хватают только тёмную кожу перчаток. - С ума сошла?! – оттащив меня подальше от выхода, насколько это позволяют размеры каморки, Джордан бесцеремонно валит меня на пол. – А если отзовётся? То, что напало на них? То, что убило троих одним выстрелом. Страх запускает ледяные щупальца в сердце. Какое чудовище припрятал Капитолий в своих тёмных подземельях на сей раз? Лоран крепко держит сестру, верно, опасаясь, что она побежит вслед за парнями…за моим братом. Она любит Кита, это ясно и без слов, а если кто-то не был уверен, то теперь всё можно понять по этому безумию в её глазах. Девять человек застыли в ожидании, не понимая, спасаться ли бегством или идти на помощь своим друзьям. У Кита, у Ивена, у Эвана было оружие! Почему тогда не слышно выстрелов? Почему они не борются?! Проходит несколько мучительно длинных минут, и вот в конце коридора, там, куда ушли мой брат и муж с нашим командиром, появляются две фигуры. В полутьме щёлкают взводимые курки. Приблизившись, они поднимают руки, словно сдаваясь. - Свои! Не стреляйте! – спустя миг я узнаю голос Ивена. И только потом признаю по походке и силуэту брата. Нолан, Уна, Лоран и остальные опускают автоматы, среди нас проносится дружный вздох облегчения. Но тут же тревога острым шипом снова утыкается под рёбра: почему их только двое? Когда они переступают порог нашего убежища, я выворачиваюсь из рук Джордана и выхожу вперёд, впиваясь в Кита и Ивена взглядом. - Где Эван? – дрожащим голосом спрашиваю я, опасаясь худшего. – На вас напали? – пытливо оглядывая их, ища раны или кровоподтёки, но ничего такого не нахожу, только голограф, принадлежащий прежде Эвану, теперь в руках у моего брата. Они целы, но от этого почему-то не становится легче, тревога, напротив, усиливается. – Что произошло?! – я теперь уже почти кричу, позабыв о том, что нас здесь могут услышать ненужные уши. Парни переглядываются, переступают с ноги на ногу. Первым решается Ивен. - Эван мёртв, Джин, - он в упор смотрит на меня, внимательно следя за моей реакцией. От внезапной догадки, столь страшной, что даже произнести её невозможно, мне становится дурно. Я во все глаза смотрю на него, но не произношу ни слова. Это напряжённое молчание между нами, кажется, будет длиться вечность, но Лоран вдруг спрашивает: - Вы это сделали? Миг тишины, когда ещё можно надеяться… - Мы, - коротко отвечает ему мой брат. Полубезумный смешок срывается с моих губ. - Шутишь? - Такими вещами не шутят, - морщится он. – Эван вёл нас в ловушку. Я давно подозревал его… - Я тоже, - вставляет Кит, поддерживая друга. -…а когда он повёл нас той же дорогой, какой погнали переродки… Тут сомнений не осталось. Он человек Койн, Джин, а у нас с ней отношения окончательно перепортились. К тому же война подходит к концу, и символы ей больше не нужны, особенно если могут попасть не в те руки. Мы не случайно оказались во Втором, не случайно проиграли, не случайно оказались в этом подземелье и не случайно потеряли связь с Тринадцатым. Не случайно остались одни. Понимаешь меня? Киваю, хотя голос его звучит для меня словно издалека, а слова не укладываются в уме, оглушающее стучат в ушах. Я не могу поверить: столько жизней…слишком большая цена за то, чтобы уничтожить троих подростков, которые ничего-то и не значат без своих режиссёров, костюмов и карточек. Среди солдат за моей спиной пробегает ропот; что они сделают с убийцами своего командира? Не знаю, какое чувство сводит меня с ума больше: волнение за брата и Ивена или отвращение от того, что два самых близких мне человека стали убийцами. Сенс тянет ко мне руку, но я инстинктивно отшатываюсь, ища на длинных пальцах следы чужой крови. Парень снова морщится и сжимает руку в кулак. - Он бы убил нас всех, - Кит обводит наш сильно поредевший отряд строгим взглядом. - Он шёл с нами, Кит, - напоминает ему Лоран. – Думаешь, он так сильно хотел умереть? - Он солдат. Солдат Койн и ничей больше. Каким был и Ортон, и Ортон погиб, выполняя задание. Он тоже вёл нас в эту ловушку, помнишь? Молчание служит ему ответом. Брат хмурится и тяжело вздыхает, и Ивен приходит ему на помощь. - Всё встало на свои места, когда мы случайно увидели карту Эвана. Только что, - поясняет он, а Кит включает голо. – Вот, - в воздухе прочерчиваются светящиеся линии проходов, разукрашенные разноцветными точками и другими обозначениями. Палец мужа указывает на несколько горящих алым автоматов впереди, - это наблюдательные посты миротворцев, считай, засады. В других местах их намного меньше, - и это правда, - или же вообще нет. Эван знал об этом, но всё равно упорствовал в том, чтобы пройти именно мимо них. Нас двенадцать, - было двенадцать, - а их сколько? В разы больше, наверное, но и тридцати хватило бы за глаза, чтобы прикончить нас. Теперь вы понимаете, что мы не могли поступить иначе? Избегая смотреть на него, я выступаю вперёд. - То, что вы сделали, Ивен… Это измена, ты понимаешь? Он впивается в меня взглядом. - Мы сделали это, чтобы спасти наши жизни, - зло отрезает он. - Но это дела не меняет. Измена карается смертью, разве ты не знал? – теперь я поднимаю на него глаза и вижу в его взгляде вызов, перемешанный с обидой и яростью. – Даже если она совершается ради благих целей, - тише добавляю я. – Кто?! Кто из вас это сделал?! – голос вдруг взвивается до истерических нот. Кого я потеряю? Сенс шагает вперёд, оказываясь почти вплотную ко мне. Кулаки его крепко сжаты, глаза блестят, на скулах играют желваки. Он молчит. - Ты же понимаешь, что это так не оставят. Они заставят кого-то из вас ответить. Кто ответит за эту смерть? - А что? Выбираешь? – рычит он. - Дурак! – ладонь взметается вверх, в тишине, повисшей меж нами, слишком резко звенит звук пощёчины. Слёзы обжигают щёки. - Хватит! – Нолан решительно шагает вперёд, вставая между нами. – Нас осталось одиннадцать – слишком мало для того, чтобы воевать между собой. Койн, суд, наказание – всё это будет потом, если нам повезёт. Вы поступили так, как считали нужным, но совершили преступление…может быть, Эван заслужил такой участи, но я лишь предполагаю: я не поймал его за руку, пусть мне он никогда не нравился. Я начальник вашей охраны, и, наверное, я должен был бы принять командование на себя, но я спрашиваю вас: за кем бы вы хотели идти? Ивен всё ещё слишком близко ко мне, и я чувствую его дыхание на своём лице, когда он бурчит: - Пусть командует Джин. Он что, издевается? Это такая насмешка? Удар, ответ на мои слова? Ядовитый ответ уже вертится на языке, когда Кит снова поддерживает его. - Я голосую за Джин, - обида в моём взгляде, обращённом к нему, уверена, слишком заметна, но брат только пожимает плечами. Кто-то молчит, но звучащие голоса неожиданно повторяют моё имя. Чья-то рука касается моей, и я оборачиваюсь слишком резко, так, что Уна отшатывается от меня. Но спокойствие тут же возвращается к ней. - Ты наша Сойка-пересмешница, Джин, - поясняет она, как ни в чём не бывало, - и мы хотим идти за тобой. Я этого не хотела, не для этого я шла сюда, но бросить их, когда они вот так смотрят на меня, ободряюще улыбаются и кивают, доверительно произносят моё имя, вкладывая в мои руки свои жизни…самое дорогое…бесценное…что у них есть… Мне некуда бежать и не у кого просить помощи. Оглядываясь в поисках поддержки, я бросаю беспомощный взгляд на брата, вот только Кит меня не замечает: всё его внимание направлено на Уну, скрывшуюся от жестокой правды происходящего в крепких объятиях брата. Во взгляде Кита столько боли и затаённой мольбы, что мне на миг становится жаль его: как-то Уна поведёт себя после того, что он сделал? Простит его или больше никогда и словом не перемолвится? Но очень скоро жалость заглушает обида, острая, как удар кинжала: он любит Уну, это ясно, но у неё есть свой брат, готовый поддержать её и утешить, а я вот осталась одна. Ивен суёт мне в руку голограф нашего командира. От прикосновения его пальцев бегут мурашки, я отдёргиваю ладонь, едва не роняя бесценное устройство. - Возьми его. Теперь он твой по праву. Веди нас, - голос его хриплый, парень избегает смотреть на меня. И мне приходится. Дрожащими пальцами я набираю код доступа, который Ивен и Кит каким-то чудесным образом – я не хочу даже думать, как именно, - выведали у мёртвого теперь командира, и карта подземелий Капитолия развёртывается прямо в воздухе. Судя по ней, мы находимся совсем рядом с границей города, где повстанцы вот-вот нанесут один из решающих ударов. Нам нужно просто выбраться на поверхность и добраться до какого-нибудь отряда Тринадцатого, желательно не попадаясь на глаза Президенту. Впрочем, едва ли Койн самолично поведёт своих солдат в атаку, так что суда или расправы, как утверждают мой брат и мой напарник, мы избежим. Позади нас – ловушки и переродки, впереди, если идти по выбранному Эваном коридору, - засады и ловушки. Поэтому мы выбираем один из боковых тоннелей, гораздо более тёмный и узкий, чем тот, по которому мы шли от самого входа, но в нём куда меньше ловушек. Рассыпая патроны и гранаты, мы открываем их одну за другой, но однажды стальные челюсти всё-таки вырываются из-под пола и хватают одного из наших телохранителей за ногу. Парень лишается ноги по колено, алая кровь заливает всё вокруг, но Нолан, неистово ругаясь сквозь зубы, накладывает солдату жгут на бедро и кое-как бинтует жуткую рану. - Отлично, - парень, бледный, как смерть, силится улыбнуться, но капли пота, выступившие на лбу, говорят о невозможной боли, - так я ещё смогу повоевать. Но Нолан не разделяет его весёлости. - Кровотечение я остановил, но долго так продолжаться не сможет. Тебе нужна медицинская помощь, иначе нога…возможно омертвение тканей… Раненый бледнеет ещё больше, если такое вообще возможно, но всё-таки пытается держаться. В него вливают несколько флакончиков каких-то лекарств, и мы движемся дальше. Наконец мы набредаем на какой-то чулан с проржавевшими трубами и замысловатым переплетением проводов, мы располагаемся на ночь. Первую вахту вызывается нести Ивен. Я долго лежу без сна, прислушиваясь к мерному дыханию своих товарищей, пытаясь переварить всё то, что произошло сегодня. Вероломство и предательство Эвана, так неожиданно открывшееся, а затем его убийство, кровь на руках Кита и Ивена…это так нереально, словно происходит не со мной. Наконец, поняв, что заснуть не получится, я выбираюсь из-под тонкого одеяла, осторожно переступаю через спящих и подхожу к мужу. - Тебе нужно поспать, - говорит Ивен, когда я усаживаюсь рядом с ним. Идя к нему, я что-то хотела сказать, но всё это вылетело у меня из головы. Он не смотрит на меня, склонив голову и сжав в руках автомат. Я несмело кладу руку ему на шею, и парень отчего-то вздрагивает. - Ты правда думал, что я могу выбрать, кого из вас с Китом отдать на суд Койн? – несмотря ни на что, в голос прорывается обида. Ивен шумно вздыхает. - Ты должна понять, Джин… Мы сделали это ради вас…ради тебя, прежде всего, потому что главной целью была ты. Это неправильно, но иного выбора у нас не было. - Вы же не думали, что я буду благодарить вас за убийство? - Не знаю, - он поворачивается ко мне. – В тот момент я думал лишь о том, что этот выстрел спасает тебе жизнь. Что-то толкает меня к нему, и Ивен не отталкивает. Сильные, тёплые и такие знакомые руки ложатся мне на плечи, когда я прижимаюсь поцелуем к его губам. На миг он замирает, но в следующую секунду шумно выдыхает, приоткрывая губы навстречу моему поцелую. Это наваждение длится лишь миг или два, а потом я пугаюсь собственного порыва и поспешно отстраняюсь от мужа. Он пытается что-то сказать, удержать меня, но всё-таки я сбегаю от него и съёживаюсь под тонким одеялом рядом с другими спящими солдатами, проклиная собственную порывистость и отчаянно бьющееся сердце.