Со вкусом морника

Would you mind if I hurt you? Не возражаешь, если я сделаю тебе больно? Understand that I need to Пойми, что мне приходится.

Полубессонная ночь даёт о себе знать. Просидев полночи около двери девушки, я прислушивался к каждому шороху, исходившему из-за двери. Фантазия ярко рисовала слегка напряжённое, но все равно красивое лицо Китнисс, и я почти мог ощутить её тонкое тело в своих руках. Это вполне могло бы случиться сегодня ночью. Её тонкие пальцы вплетались бы в мои волосы, ласковые руки со следами новообретенных шрамов гладили бы лицо – нежно, просяще, по-родному, как умеет только она. Тёплые губы легко бы парили по щекам, соблазняя невинностью и нежностью… От таких мыслей мне хочется удавиться за всю ложь, сказанную на сцене. Осторожно положив кольцо в карман пижамы, я, устало опираясь затылком на стену, сонно жмурюсь. Морфей-таки достал до меня своими загребущими руками, поэтому следует вернуться в комнату и поспать те несчастные пару часов до Арены. «До смерти», - издевательски переводит внутренний голос. Но какая сила, скажите мне, способна заставить меня отойти от тонкой перегородки, за которой скрывается причина моего существования? Разве придумали такому люди какое-то название? Нет. Не придумали. И с трудом отодрав себя от пола, я заставляю свое вялое тело вернуться в спальню, бросив последний тоскливый взгляд на тонкую металлическую дверь. Прости, солнышко.

Wish that I had other choices Хотелось чтобы у меня был другой выход, than to harm the one I love. Чем причинить боль той, кого люблю.

* * * - Не послушал мой совет, да? – грустно спрашивает Порция, болезненно улыбаясь. Я протягиваю руку и касаюсь ее ладони. Она сжимает мои пальцы своими. - Прости. - Не передо мной, Пит. Это не я ревела в подушку всю ночь. Я помню Китнисс по прежним Играм – она все принимает слишком близко к сердцу. Вы не говорили после… всего? – словами не выразить, как же я благодарен ей за понимание и осторожный выбор слов. - Нет. Я просидел у ее двери полночи, но она не откликалась. - Мне жаль. - Прости, что так вышло. Я подвёл тебя, - поморщившись, я грустно смотрю на стилистку так, как раньше смотрел на отца, если провинюсь: чуть исподлобья и абсолютно признавая свою вину. Не выдержав моего взгляда, Порция заходится смехом и, чуть погодя, крепко меня обнимает. - Вымогатель. Я прощаю тебя, если тебе от этого легче, - она чуть задерживает на мне взгляд. - Не представляешь насколько. Приятно идти на смерть, зная, что хоть кто-то не злится на меня, - облегчение сбрасывает с моей шеи пару гирек вины, оставляя основной груз. – Итак, что мне надевать? - Знаешь, если в прошлом году можно было хотя бы предположить, что из себя представляет Арена, по одежде, которую выдавали, то сейчас я, если честно, в замешательстве, - сжимает девушка губы в тонкую полоску. – Это так странно. - Что именно? Одежды нет? – наобум выпаливаю первую мысль, затесавшуюся в голове. Не особо вдохновляет перспектива отправиться на верную смерть в чем мать родила. - Ты никогда не перестаешь шутить? – она качает головой и слегка растягивает губы в улыбку. Я пожимаю плечами и смотрю, что же будет дальше. – Эта ткань… Не натирает кожу, отражает тепло. Больше не скажу. Серая ткань. Серое небо. Серые глаза. Нахмурившись, протягиваю руку. Порция кладет стопку аккуратно сложенных одинаково серых вещей на мою ладонь. - Это и есть форма трибутов этого года? – прищурившись, интересуюсь я. – Что-то как-то… серо. Сюда бы красок каких-нибудь… - Может, чтобы слиться с пейзажем? - предполагает Порция. – Иди переодеваться, шутник. Наверняка у Делли зубы от страха свело, а ты никак не станешь серьезным. - Извини. Плотная на ощупь, приятно прилегающая к телу – я ставлю своему савану два плюсика разом. Будет удобно бегать и приседать в случае чего. Сделав несколько приседаний и расправив складки, я выхожу из ванной. Почему-то начинают подрагивать пальцы, и я сжимаю руки в кулаки, чтобы Порция не заметила мою нервозность. Мы заранее договорились, что Делли найдёт себе укрытие недалеко от Рога Изобилия – максимально близкое и безопасное, - а я, добыв что-нибудь, начну поиски. Тактика, казавшаяся единственно верной… Сейчас я как под увеличительным стеклом вижу все недостатки этого плана. Что, если Рог будет на слишком открытой местности? Пока Делли будет искать себе укрытие, бегая по полю или пустыне, Финник запросто свернет ей шею, окажись он достаточно близко. Или та же блондинка: что помешает ей перерезать глотку моей союзнице? Арена – не то место, где приветствуется женская солидарность. Скорее уж Кашмира лишится всех спонсоров, упустив из виду верную «добычу». Зашнуровав ботинки, я ловлю себя на неожиданной мысли: неужели я и впрямь так думаю? Так хладнокровно размышляю о том, убьют Делли или не убьют? Теперь я ясно чувствую все то, что чувствовала Китнисс, отправляясь на свои Игры: все изменения, постоянная боязнь за то, что человек, которым ты когда-то был, умрёт с первым выстрелом пушки… Буквально выпрыгнув из кресла, я бросаюсь к своему балахону. Запоздало сообразив, что пижама, в кармане которой осталось отданное Китнисс кольцо, осталась в Тренировочном центре, я морщусь, борясь с горечью, застрявшей в горле. - Порция, - мой голос дико хриплый. – Можно попросить тебя об одной услуге? - Конечно. - Отдай, пожалуйста, кольцо Китнисс. Скажи, что она может делать с ним все, что ей заблагорассудится, но проследи, чтобы оно оказалось у неё, ладно? Это важно, - торопливо говорю я, предчувствуя, что конец спокойных минут близок. - Где оно? - В кармане моей пижамы в Тренировочном центре. - Я передам, - в глазах стилистки стоят слёзы. Крепко обняв девушку и прошептав ей на ухо слова своей невероятной благодарности, я безропотно повинуюсь механическому женскому голосу, велящему мне занять стеклянную капсулу, которая поднимет меня на Арену. Вдох. Выдох. Повторяя про себя эти нехитрые слова, я направляю разбегающиеся мысли в нужном мне направлении. Когда стеклянная капсула начинает подниматься, я автоматически прижимаю пальцы по обе стороны от себя – боюсь не удержаться на ногах. Вдох. Выдох. Беспокойство и неясное волнение, бьющее набатом по барабанным перепонкам. Страх неизвестности и чёрный налёт вины перед Китнисс. На внутренней стороне век запечатлелось её лицо: обиженное, злое… Она смотрела на меня так, словно я предал все то, в чём клялся. Хочется возмутиться и сказать, что это неправда, что я хотел лишь уберечь её: ну, не станет же Сноу укладывать её к какому-нибудь мерзавцу, видя, что она разбита и подавлена? Или я переоцениваю человеческие качества президента? Вдох. Серый цвет тревожным сигналом маячит перед глазами. Всерьез опасаясь за своё зрение, я плотно сжимаю веки и тут же распахиваю глаза, чтобы впитать в себя обстановку. Серое небо. Серый бетон. Серые листовки, летящие под ноги. Серая форма и кричаще-яркие красные цифры «12» на мне. Потенциальная мишень. - Двадцать восемь, - громко ведет обратный отсчёт тот самый женский голос, который я успел возненавидеть за то время, когда он вещал в закрытом пространстве моей капсулы. - Двадцать семь. Я сосредотачиваюсь на всем, что меня окружает. К горлу подступает ком – ближайший трибут метрах в десяти от меня. К тому же, мы в относительной близости от Рога Изобилия. Двадцать пять. Я считаю вместе с ней. Привожу в норму дыхание. Заставляю себя оценить положение, но почему-то хочется рассмеяться: к бетонной Арене я не был готов. Двадцать. Поток ветра швыряет мне в лицо листовку, и я поспешно сдираю её, внутренне содрогаясь от столь липкого и мокрого приветствия. Девушка с картинки улыбается так дразняще, так издевательски, что я комкаю несчастный листок до того, как осознаю, что знаю ту, кто изображен на листке. Делли. Бывшая одноклассница и нынешняя союзница, которую мне предстоит разыскать. Почему так? Почему именно её фото? Раздраженно отбросив изображение, я пытаюсь рассмотреть лица тех, кто находится по правую и по левую стороны от меня. И сейчас бы мне как никогда помогло орлиное зрение: даже десять метров – слишком большое расстояние. И все же я не сдаюсь, продолжая отсчёт и пытаясь разглядеть хоть что-нибудь. Десять. Я замечаю светлый хвост, выбившийся из-под серой шапки. Он маяком притягивает мой взгляд. Девять. Сосредотачиваюсь на сером бетонном Роге Изобилия. Мне никто не советовал даже думать о том, чтобы ввязываться в бойню у Рога Изобилия, но эта Арена не изобилирует ни видимой добычей, ни водой, что заставляет меня думать о том, что пропитание есть только в Роге Изобилия. Будь он неладен. Три. Два. Один. Я никогда так не бегал. Со свистом врываясь в лёгкие, воздух заполняет все внутри меня. Противный, с привкусом камня и смерти, он вызывает рвотный рефлекс, и я жалею о съеденном перед Ареной. Жалею о словах, так и не сказанных Китнисс. Руки сжимаются в кулаки, и я прибавляю скорости. Раз – уклониться от локтя девушки из Десятого. Два – оттолкнуть трибута то ли Восьмого, то ли Седьмого дистрикта от облюбованного мною ножа. При этом не спускать глаз с юркой фигурки со светлым хвостиком, которая… минуточку… побежала в сторону каменных лабиринтов? Раздражённо выругавшись сквозь зубы, я чуть не зарабатываю лишнюю дыру в черепе, но кто-то весьма и весьма вовремя набрасывается на мою несостоявшуюся убийцу. Придавив коленом горло девушке из Второго, Джоанна Мейсон хладнокровно зажимает её нос и рот ладонями, не обращая внимания на трепыхания и попытки выбраться. Даже квадратному придурку понятно – она уже труп. И это же понимает парень из её Дистрикта, бегущий к нашей дружной компании с озверевшим лицом. Он явно нацелен на Джоанну, сидящую на его подружке, перестающей подавать признаки жизни, и мой долг – не дать ему свершить его черное дело. Хотя бы потому, что мисс Мейсон несколькими минутами ранее спасла мою жизнь. Поэтому моментально вскочив на ноги, я бросаюсь на парня, который вынимает из-за пазухи кинжал. И когда он только успел его отыскать среди груды вещей, наваленных здесь? Глядя в вытаращенные глаза парнишки, я мысленно прошу у него прощения, после чего заставляю себя вспомнить братьев Гейла, брата Делли… И мои руки дрожат, когда я, закрыв глаза, всаживаю нож по самую рукоять в его грудь. Как я мог думать о том, что это будет легко? В срочном порядке приказав себе собраться, я поднимаюсь на ноги и вытаскиваю нож из груди Второго, с омерзением замечая капли темно-бордовой, яркой, все ещё теплой крови. Она на моих пальцах, когда я вытираю нож о брюки мертвого парня. Она на моих руках. - Мелларк, чего застыл? – тяжело дыша, Седьмая поднимается со своей жертвы и потягивается, забавно при этом морщась. Заметив дрожь моих рук, она усмехается и чуть морщится. – Нехило ты его. Мне хочется оказаться на его месте. Негласный союз непонятно зачем: она спасла мою жизнь, я спас её. - Кто ещё? - Финник. Твоя светлая подружка… - С нами. Я её не брошу. - А ты плохой мальчик. Одной птички мало? – она ищет повод посмеяться? Сейчас? - Какой есть, - криво усмехнувшись, я перехватываю нож и ищу светлый хвостик. Не заметив цели в зоне видимости, я выругиваюсь сквозь зубы: только не хватало мне поисков на Арене для полного счастья. - Не хвостик ли ты ищешь? – любезно спрашивает Мейсон, явно забавляясь. Я раздраженно щурюсь и смотрю туда, куда указывает тонкий палец Джоанны. Мои глаза округляются до размеров кофейных чашечек, в которых Эффи любит пить кофе по утрам. - Все на месте? – спрашивает запыхавшийся Финник. Вытирая ребром ладони кровь, каплями сочащуюся из царапины на щеке, он с интересом перехватывает наши с Джоанной взгляды. – Ох ты ж… Ловко уворачиваясь от ударов трибутки из Десятого, моя одноклассница показывает все чудеса гибкости. Когда терпение иссякает, она легко выбрасывает вперед ладонь, ловя кулак, который метил подпортить нежное личико. Остальное досмотреть я не успеваю, так как оказываюсь придавленным сверху здоровенным лбом из Одиннадцатого. Он заносит кулак для удара, но я оказываюсь быстрее: ребром ладони ударив его в нос, я отталкиваюсь ногой и переворачиваю нас. Глядя в темные глаза мужчины, я повторяю маневр Джоанны: придавив его горло коленом, перекрываю ему доступ кислорода. - Пит! – Финник отталкивает меня и помогает мужчине, вытирающему сочно-алые струйки сразу из обеих ноздрей, подняться, сжимая выхваченный из груды добра тяжелый меч. – Рубака, ты как? Невероятно, но моя неудавшаяся жертва номер два смеется. Хрипло, задыхаясь, но смеется. Абсолютно ничего не понимая, я пристально смотрю на Победителя из Четвертого. А вышеназванный Рубака продолжает давиться смехом и кровью. - А по тебе и не скажешь, малыш, что сильный, - с удивлением я различаю в его глазах и голосе удивление. Одобрительно похлопав меня по плечу, он поворачивается к Финнику. - Что за шутки? – бирюзовые глаза Финника мечут молнии. – А если бы Пит тебя придушил? Где Сидер? Боковым слухом я улавливаю обрывки ответов: Хеймитч много наговорил Рубаке про меня, вот и захотелось ему проверить «малыша» (и почему я заработал это прозвище?) на прочность. Проверил, ага. Собственным носом проверил. Где же светлый хвостик? Погруженный в свои мысли, я изучаю все вещи, сваленные в Роге. Золотое укрытие спасает от пронизывающего ветра, но обзор отсюда никакой. И, тем не менее, я быстро цепляю на плечи увесистый рюкзак, а на пояс цепляю увесистый ремень с различными видами кинжалов. С ними я чувствую себя безопаснее, и, что греха таить, сильнее. - Хорошо, пошутили и хватит, - решительно прерывает перепалку между Четвертым и Одиннадцатым Мейсон. – Уходим. Берем нужное и валим. - Делли, - напоминаю я, бросая многозначительный взгляд на девушку. - Я не собираюсь рисковать собой, дожидаясь твою безголовую подружку. Найдем ее по пути. Дорога неблизкая. - Я без нее не пойду. И дорога куда? – спрашиваю я, становясь напротив девушки. - Птичку тоже не водили в капитолийский парк аттракционов? – вскидывает брови Седьмая. Мой озадаченный вид вызывает у нее престранную реакцию: она хлопает себя по лбу и закатывает глаза. Причем делает все это одновременно. - Ты можешь про аттракционы толком объяснить? – я не даю ей сбиться с мысли. - Понятия не имею зачем, но раньше, до Сорок пятых Игр, для Победителей было обязательно посетить один из главнейших парков-аттракционов Капитолия. На меня это не распространилось, но я хорошо помню открытки из этого места, которые нашла у своего ментора. Он-то и рассказал мне об этом месте, пока грелся под солнышком. А потом рассказывать стало некому, - быстро осекается она. - Можешь не сомневаться, блондиночка, место то самое. Правда, серое… - А то мы не заметили, - ехидно вставляет свои пять копеек Рубака. – Мне тоже не довелось побывать в том славном местечке… А жаль. Этот парк ведь закрыли тогда, после Сорок Пятых, да? Победитель чуть не погиб на одном из аттракционов. После этого место было объявлено опасным. - Но это место знает Мэгз, - впервые улыбается Финник. Он сияет, как начищенный медный чайник, и я пытаюсь понять, не сошел ли с ума этот парень. Мэгз. Ласково погладив по плечу своего союзника, к нашей компании присоединяется сухонькая старушка, похожая на воробья – взъерошенная, но веселая. Неужели все бывшие Победители веселятся на этой Арене? Мэгз что-то бормочет, и Финник, стоящий к ней ближе других, решает немного побыть переводчиком, видя наши озадаченные лица. - Дела наши таковы, что мы находимся недалеко от входа в самую главную часть. Посмотрите наверх, - как заколдованные, мы смотрим туда, куда указывает его уверенная рука. Сквозь плотную пелену дыма смутно виднеются очертания каких-то сооружений и высоких башен. Кажется, я даже различаю полукруг со спицами, но ручаться не собираюсь – слишком уж плохо все видно. – Туда нам и нужно попасть. - Уверен, что именно туда? – прищуривается Джоанна. - Мне не нравится этот дым, - выражаю я своё мнение. – Слишком уж его много. И он не похож на обычный, от костров. Какова вероятность того, что он вызван химическим путем? - Пятьдесят на пятьдесят, - включается в беседу Рубака, - Этим чертякам фантазии не занимать, когда дело касается нашего убийства. - Вы так и будете чесать языками? – Будь я проклят. – Самое ценное хотели уже расхватать, - самодовольно сообщает она и бросает к ногам Одейра золотой трезубец. – Но вам повезло, что у вас есть я. Плохо слыша из-за крови, бушующей в ушах, я поворачиваюсь на голос. Пресловутый светлый хвостик стянут с головы и покачивается, как маятник, на двух пальцах у девушки. Кровь отливает от лица, зато сердце начинает биться в три раза быстрее положенного. Она. Здесь. Сейчас.

What have you done! What have you done! Что ты наделала? Что ты наделала? What have you done! What have you done! Что ты наделала? Что ты наделала? What have you done now! Ну, что ты наделала?

- Не надо так бледнеть – я не призрак. Хеймитч не нашел способа до Арены спасти нас всех – я поступила по-своему. Не стоит смотреть на меня так уничтожающе: если Тринадцатому важен символ Революции, то они изыщут способы оставить его в живых, - зло бросает Китнисс и щурится. В глубине серых глаз, которые она старательно прячет от меня, я замечаю неуверенность. – Откажетесь от ещё одного союзника? Гордая. С высоко задранным подбородком, дрожащими пальцами, в форме, которая ей явно велика, она стоит одна – и мое сердце не выдерживает такой пытки. Однако меня радует хотя бы то, что не одного меня поразило присутствие девушки. Со всех моих союзников можно писать картину «Шок»: такая естественность, за которую передрались бы все художники мира…О чем я вообще думаю?!

What have you done now! Ну, что же ты наделала?

Громкий смех Седьмой заставляет меня вздрогнуть и перевести тяжелый взгляд с одинокой хрупкой фигурки на самый громкий объект, находящийся в зоне видимости. Легко перешагнув через труп, Мейсон подходит к Китнисс и кладет руку ей на плечо. - Обмануть дядю Сноу и спутать карты женишку – мне нравится эта девочка! Присоединяйся к нам, - ухмыляется Джоанна, и лицо Китнисс немножко расслабляется. - Что насчет остальных? – напряженно спрашивает она, намеренно избегая моего взгляда. А я и не пытаюсь отвести глаза, вовсю разглядывая ту, которая в очередной раз оставила меня в дураках. - Не против, - Финник обменивается улыбкой с Джоанной, после чего Мэгз – милый божий одуванчик, что-то ему шепчет, и белозубый оскал заменяет чуть тревожная улыбка. - Голосуем. Рубака? - Они оба с сюрпризами, да? Парень, научишь приему с ладонью? Кровь не могла остановиться минут пять, - ему даже не обязательно озвучивать ответ. - Сидер? Плотная темнокожая женщина сверлит взглядом мою невесту. Я жду ее решения, волнуясь не меньше Китнисс. Джоанна расслабленно перебирает топоры, то и дело бросая короткие взгляды на дымовую завесу. - Если Плутарх поставил не на ту лошадку, то это его проблемы. Идём, эта девочка нам пригодится. Мы уже достаточно здесь задержались. И она первой идёт к высоким воротам, отделяющим Рог Изобилия от опасностей, скрывающихся за высокими преградами. Наши союзники – стреляные воробьи, поэтому они быстро ориентируются в оружии, и все мужчины забрасывают на спины рюкзаки с неизвестным содержимым. Когда Китнисс примеривается к одному из рюкзаков, я без лишних слов сдергиваю его с хрупких плечей несостоявшейся невесты и прикрепляю ремнем к собственному. Недовольный полурык-полубульк Китнисс быстро затихает, когда мы впервые встречаемся глазами. Она знает меня получше многих, поэтому ей даже объяснять не надо, насколько я зол и дезориентирован. Неужели она никогда не научится беречь себя? Почему вместо того, чтобы сидеть в безопасном зале менторов и помогать нам оттуда, она предпочла встретиться лицом к лицу со смертью – уже в который раз. Ответ приходит так быстро, что я даже не успеваю всерьез задуматься над ним: все дело в том, что это Китнисс. И этим все объясняется. Настроения болтать нет ни у кого. Слушая негромкие указания Финника, мы гуськом движемся по серым лабиринтам. Серая Арена, серые мы … Игры на выживание, дань памяти Тёмным Временам, чудовищная традиция, спортивная олимпиада – у Голодных Игр много синонимов, но только сейчас я начинаю осознавать всю чудовищную суть этого ужаса. Крысиные бега. Серые крысы в бетонном лабиринте – вот кто мы для капитолийцев и Распорядителей. Погрузившись в собственные размышления, я не замечаю, что мы перестали двигаться. Лишь спина Китнисс, в которую я врезаюсь, меня останавливает. Не рискнув спрашивать, чтобы не нарушать тишину, я осторожно придерживаю девушку, предотвращая падение, но смотрю вперед, туда, где находятся предводители нашей маленькой армии. Не заметив ничего подозрительного, я как замыкающий оглядываюсь – и тут же моих губ срывается удивленный вздох. Вместо того ровного бетонного покрытия, по которому мы проходили буквально пять минут назад, за нами… пустыня. Золото Рога Изобилия, мерцавшего на холодном искусственном солнце Арены, все добро, брошенное нам спонсорами, само солнце, тела павших трибутов… За нами нет ничего, кроме песка. С опаской приблизившись к золотисто-желтому бархану, я касаюсь пальцем мягкой, как мука, поверхности. Этот песок не похож на тот, которым мы посыпаем улицы, когда лед становится причиной чьей-нибудь разбитой головы. Он мягче, приятнее на вид и… Чтобы не ошибиться, я беру щепотку, нарушая идеально ровную поверхность, и высыпаю ее себе на ладонь, покрытую тонкой тканью. Перчатка вспыхивает в долю секунды. А мои союзники тем временем уходят, не подозревая об опасности, преследующей их по пятам. Содрав пылающую перчатку, я швыряю ее в стену и, когда она падает, что есть силы затаптываю пламя, но перчатка не спешит перестать полыхать, что заставляет меня пинком швырнуть её на песчаный ковер. Проворные язычки пламени лизнули-таки мою ладонь, поставив на ней рубиновый автограф. Сжав зубы, я оглядываюсь, чтобы определить, насколько далеко мои спутники, после чего быстро встаю, готовый бежать, как вдруг яркая вспышка недалеко справа заставляет меня притормозить. Хуже всего крик, который внезапно теплый ветер доносит до моих ушей. Ужас происходящего завораживает меня настолько, что на долю секунды я теряюсь, из-за чего мне хочется подбежать и помочь несчастному, имевшему глупость то ли упасть, то ли стать на смертельный песок. Но помутнение быстро проходит, и я резко срываюсь с места, мысленно просчитывая, с какой скоростью движется опасная песочница. Выстрел пушки, возвещающий о смерти несчастного, ведром ледяной воды обрушивается на мою голову, просветляя разум.

Why, why does fate make us suffer? Почему? Почему судьба заставляет нас страдать? There’s a curse between us, between me and you Проклятье между нами...между тобой и мной...

- Китнисс! – реву я, заставляя тонкую фигурку остановиться и обернуться. – Бегите! Видимо, что-то в моем голосе есть такое, что заставляет брюнетку беспрекословно мне подчиниться и тут же сорваться с места. Она что-то говорит Рубаке, следовавшему по пятам за Джоанной, потом кивает на меня – и тут до меня доходит, насколько же я отстал от своих союзников – на целую жизнь. Это первый день. Это Арена. Это смерть. Чувствуя биение этих страшных слов в своей груди, я заставляю себя поднажать. Охотница впереди, что меня радует, а вот Рубаке бежать после стольких лет наплевательского к себе отношения совсем невмоготу – и вдобавок он спотыкается, роняя себя на бетон. Хуже и не придумаешь… Оглянувшись, я с ужасом понимаю, что еще чуть-чуть – и пламя оближет наши пятки. Поэтому не обращая внимания на протесты и даже тумаки, я закидываю руку мужчины себе на плечо и продолжаю движение. - Упрямый идиот! Спасай свою задницу! – ворчит он, усердно, однако, работая здоровой ногой. - Обязательно, - сквозь зубы отвечаю я. – Беги вперед! – а это адресовано уже Китнисс, которая ныряет по другую сторону от Рубаки. - Нет! – она зло сжимает губы, после чего мы вместе начинаем тащить поскуливающего старика. Перелом? Вывих? Ушиб? Понятия не имею, но ясно, что долго он не продержится. - Парочка сердобольных полудурков, - ругается он. – И как только девчонка в Играх выиграла… Мямли несчастные… Сначала я чувствую теплый ветер, не сулящий нам ничего хорошего. Резкий рывок и увеличение скорости Рубака воспринимает новым потоком брани, Китнисс молча подстраивается под меня, но куда хрупкой девушке до здоровенного лба? Он продолжает сыпать проклятия на наши головы, я мысленно проклинаю нерасторопный Тринадцатый, Китнисс наверняка проклинает нас обоих и тот самый миг, когда я свалился на её голову… - Ты их видишь? - Нет, - отчаяние в голосе охотницы заставляет меня сцепить зубы в бессильной злости. А потом я чувствую, как теплое дуновение снова касается наших спин. - Температура увеличилась? – обеспокоенно спрашивает Рубака, быстро оборачиваясь. – Что за чертов песок? Почему ты так припустил, малыш? - Песок убил трибута. Он воспламеняется, попадая на ткань, - задыхаясь, выпаливаю я, после чего хватка мужчины крепчает. - Он выглядит не таким опасным… Сворачивайте в какой-нибудь проулок! Плевать, вы и так уже отстали, а я не хочу поджариться! - Ты уверен? - Я уверен в том, что песок приближается! И он чертовски прав, потому что в следующую секунду горячий ветер обжигающей волной проходится по нашим спинам, отчего один из рюкзаков на моей спине воспламеняется. А еще через мгновение Рубака чудовищной силой разворачивает всех нас налево, перекидывая через невысокую каменную перегородку. Воздух выходит из легких, когда я падаю на рюкзаки. Спустя пару секунд я все-таки сажусь. Рубака продолжает сыпать проклятиями, охая и пытаясь принять вертикальное положение, а Китнисс… Она стеклянными глазами смотрит на нас, потирая ушибленное при падении плечо. - Мы их потеряли, - шепчет она. Я присаживаюсь перед ней на корточки и кладу руки ей на плечи. - Китнисс, осмотри, пожалуйста, ногу Рубаки. Я ничего не понимаю во врачевании, - спокойно прошу я. Её испуганные глаза мечутся по моему лицу. Сжав её плечи, я киваю на мужчину, бормочущего проклятия. – Ему нужна твоя помощь. - Помощь… Да. Конечно. Пока девушка осматривает пострадавшего, я осторожно выглядываю из нашего маленького убежища. Песок ровным слоем покрывает всю дорогу, по которой мы бежали, но нет ни одного признака того, что он умеет плавить стены. И на том спасибо. - Посмотри, пожалуйста, что есть в рюкзаке, - слышу я тихий голос Китнисс. Она сидит на коленках перед Рубакой, лишенным носка и ботинка, разглядывая его слегка припухлую и посиневшую конечность. Когда уверенные тонкие пальцы касаются его стопы, она внимательно смотрит на реакцию мужчины. Я автоматически снимаю со спины рюкзак. Второго, прицепленного сверху, я лишился еще тогда, когда упал, что к лучшему – огонь бы перекинулся на рюкзак побольше, и тогда мы бы все вместе стали симпатичными, но, увы, шашлыками. Моток веревки, пачка галет, спички, несколько пакетиков сухофруктов, большой холщовый сверток (палатка?), компас, бутылка воды, йод, марлевые бинты, жаропонижающее, эластичный бинт и противовоспалительное. Немало, но и недостаточно много. - Что-нибудь полезное есть? - Что именно нужно? – перехожу я в деловое состояние. - Идеально, конечно, лед, противовоспалительное и эластичный бинт, однако выбирать не приходится, - бормочет Китнисс. Вытащив из общей кучи названные ею вещи, я подхожу ближе, передавая их ей. Тонкие пальцы на долю секунды соприкасаются с моими, их обладательница виновато смотрит на меня, но я тут же отвожу глаза и возвращаюсь к своему занятию.

What have you done now! Что ты наделала?

- Он просто расстроен, - тихо замечает Рубака, после того как Китнисс тяжело вздыхает. – И я его понимаю, прекрасно понимаю, девочка. Ты поступила очень-очень глупо. - Согните, пожалуйста, ступню. Пусть она будет под прямым углом к голени. - Игнорируешь? Ну и пожалуйста. В глубине души ты и сама знаешь, что не права. Больше они не говорят, а сумка собрана. Не зная, чем себя занять, я усаживаюсь на камень, пытаясь понять, что же нам делать дальше. Результаты удручают: союзников, знающих дорогу, мы упустили из виду, у нас на руках мужчина с растянутыми связками, который с трудом может передвигаться сам, провизии – дырка от бублика, а воды ещё меньше. И никакой возможности добыть пропитание: кто же водится в капитолийском парке развлечений? Тут уж либо сувенирные лавки грабить, либо на тараканов охотиться. Вывод напрашивается сам собой: мы остаемся здесь. До тех пор, пока не поймем, как помочь Рубаке двигаться и как избежать возможности быть поджаренным. - Что мы будем делать? – спрашивает девушка, тихо присаживаясь рядом со мной. - Пока останемся здесь. - Оставьте меня и попытайтесь догнать Финника, - замечает Рубака, откидывая голову на камень. – От меня сейчас толку мало, я только вас задерживаю на месте, а ты не хуже моего знаешь, девочка, что остановиться на Арене - верный способ стать чьей-нибудь мишенью. - Нет, - одновременно выпаливаем мы с Китнисс. – Мы союзники. На время, по крайней мере. - И что с того? - А то, что бросать товарища нельзя, - подводит итог Китнисс, поднимаясь на ноги и заправляет за уши выбившиеся прядки. – Раз уж мы застряли здесь, нужно хотя бы осмотреться. - Осматривайся, - скалится Одиннадцатый. – Только я и без осмотра тебе скажу, что ты увидишь. Камень. Камень и песок. Здесь единственный шанс выжить – это двигаться дальше, туда, куда сказала Мэгз.

I know I’d better stop trying Я знаю, что лучше прекратить попытки You know that there’s no denying Ты знаешь, что нельзя отказаться

- Почему вы так спокойны?! Мы в полной заднице, пытаемся предпринять хоть что-то, но… Боже, у меня просто нет слов! – всплескивает руками Китнисс и отворачивается от пострадавшего. – Постоянные секреты… Неужели это опять какой-то трюк? – я слушаю ее гневную тираду и гадаю, можно ли ей, как трибуту, говорить такое. Посторонний шум за моей спиной я игнорирую - безрассудный гнев девушки может повлечь за собой такие последствия, о которых думать не хочется. - Почему никто из вас не умеет говорить все напрямую?! Клянусь, Рубака, еще один секрет… Она обрывает фразу, и я удивленно вскидываю брови, поворачиваясь туда же, куда смотрит она. Челюсть тяжелым камнем приземляется на холодные каменные плиты. Вместо Рубаки с растянутой лодыжкой на камнях в такой же позе сидит тряпичная кукла, голова которой пылает. Но не это самое ужасное. Ужаснее всего то, что под нашими ногами с каждой секундой все больше и больше разрастается песчаный смертоносный коврик. Распорядители только что заперли нас в смертельной песочнице.