Женщины Императора
9 января 2017 г. в 12:38
Примечания:
Band Of Horses – The Funeral
ангст-ангст-ангст
Королеве не спалось.
Она покинула свои покои и, кутаясь в теплый плащ, медленным шагом, задумавшись, отправилась к покоям новорожденного крон-принца. Что-то не давало ей покоя, и она надеялась, что зрелище ее мирно спящего сына успокоит ее тревогу.
Но ноги привели ее совсем к другим комнатам.
Осознав, где она очутилась, королева скривилась, решительно подбирая полы плаща и разворачиваясь, чтобы уйти, как услышала стон. Она замерла, невольно прищурившись, присматриваясь к страже у дверей. По-прежнему спали, мерзавцы. С одной стороны, хорошо, что некому было заметить Ее Величество возле этих покоев, а с другой… Что, теперь по дворцу может разгуливать кто угодно?
Она напомнила себе, что ей это на руку. Если кто-то доложит о ее небольшой прогулке супругу, ее ждет… Нет, разумеется, не казнь. В конце концов, ее не просто так называют королевой, пусть на деле она и играет роль благородной заложницы. Домашний арест… Лишь бы не лишил встреч с сыном. Несмотря на равнодушие к собственному ребенку, Ван Со знал, как надавить побольнее.
А с другой стороны…
Повторившийся стон заставил королеву передернуть плечами: по спине словно провели мокрым пером. Сжав зубы, она подняла голову и решительно распахнула дверь.
Ен Хва медленно приблизилась к шелковой занавеси, но не успела к ней притронуться, как раздался голос, неожиданно сильный для умирающей:
— Не прячься, — скорее приказала, чем попросила Хэ Су, и десятью годами раньше королева бы приказала выпороть мерзавку. Стояла бы и наслаждалась видом. Но Ен Хва и королева Хванбо были слишком разными женщинами.
Королева знала свое место. Поэтому она отдернула занавесь и сухо кивнула:
— Наложница Хэ.
— Сядь, — сипло сказала Су и вяло хлопнула ладонью по постели. Ее ноздри вдруг затрепетали, она стиснула зубы, очевидно пытаясь сдержать новый стон боли.
Ен Хва облизнула губы. Щеки у нее вспыхнули от гнева, но она сдержалась, и, помедлив, она медленно присела на край постели.
Хэ Су слабо усмехнулась:
— Мне недолго осталось. Скоро ты будешь свободна от моего присутствия.
Вид у нее и правда был отвратительный: на белом, как снег, лице темнели ее большие, запавшие глаза, и кроме них единственным цветным пятном были искусанные губы. Когда Хэ Су улыбнулась, Ен Хва заметила, что и ее зубы были окрашены кровью, и, кажется, королева позволила своему отвращению проявиться на лице, потому что и слабая улыбка Су погасла.
— Где доктор Хон? — отведя взгляд, поинтересовалась королева.
— Я отослала его. Я отослала всех.
Ен Хва невольно хмыкнула. Если Су умрет, а рядом не будет никого, и доктора, и слуг, и рабов казнят. Что говорить… Если у Императора возникнет хоть подозрение, что сама Ен Хва причастна…
Королева впилась в ее лицо взглядом:
— Что тебе нужно? — Она подавила порыв рывком встать и позвать евнухов. Ей нужны свидетели. Ей нужна защита. Она не может позволить себе оставить сына.
— Накло… — Она закашлялась, потрясла головой, поманила, чтобы Ен Хва склонилась ниже, и, едва королева, нахмурившись, наклонилась, как та сильно вцепилась ей в косу и дернула, вынудив Ен Хву практически упасть: от неожиданности она упала боком, колени соскользнули с кровати, а лицом она уткнулась в подушку Су, подставив ухо под горячий горячечный шепот. — Мне плевать, что ты думаешь, мы обе знаем, кому принадлежит этот дворец.
Ен Хва вздрогнула. Колени, бедро, которым она стукнулась о раму кровати, голова: ее волосы все еще были зажаты в кулаке королевской наложницы — все пульсировало от боли, а вдобавок, ей было страшно. А что способна эта безумная? Ее ногти заскребли по скользким шелковым простыням в бесполезной попытке оттолкнуться, но Су держала крепко.
— …Потому что после меня не останется ничего, — хрипло закончила Хэ Су.
Королева замерла.
— Но о тебе, о тебе будут помнить даже тысячу лет спустя. Но только в одном случае… — Она осеклась, почувствовав, как задрожала от истерического смеха Ен Хва:
— Тысяча лет?! Шесть лет меня называют королевой Коре! Шесть лет я живу во дворце, который называют твоими покоями, как приживалка! Шесть лет он приходит лишь к тебе. Каждую, каждую ночь! Даже сейчас, когда ты не способна утолить его желания. И за эти шесть лет Император пришел ко мне лишь однажды, пьяный как свинья. И ты говоришь, что меня будет помнить хоть кто-то? — Она рывком вырвалась, наверняка оставив в кулаке Хэ Су не одну прядь, но осталась стоять на коленях, не находя в себе сил, чтобы встать. — Я для него пустое место. Мой сын для него пустое место! Он обещал сделать его крон-принцем, но он смотрит сквозь него, в его глазах только ты, проклятая шлюха! Ты, которая даже не смогла выносить ему ребе…
У Ен Хвы приоткрылся рот. Она сжала кулаки так сильно, ногти впились в мягкую часть ладони, пальцы скользнули от выступившей крови.
— Этот ребенок, — медленно произнесла она. — Ты три сезона провела в храме якобы молясь о нем… Но на самом деле ты никогда не теряла его… Ты уехала не за тем, чтобы успокоить душу в молитвах… — Ее глаза расширились, Ен Хва вцепилась в руку Су. — Сколько ему, пять, — прошипела она гневно, — мальчику, которого ты родила в храме?
Вот почему Император был так равнодушен к Ван Чжу! У него уже был кандидат в наследники трона. Сын от женщины, которую он любил, сын, появившийся на свет скоро после восхождения на трон. Разумеется, он предпочтет его ребенку Ен Хвы, не важно, как ее величают — Хэ Су оставалась единственной владычицей сердца Императора.
В своем гневе Ен Хва даже не сразу поняла, что наложница хрипло смеется.
— Да как ты смеешь!..
— Ей, — задыхаясь и смаргивая слезы — то ли смеха, то ли боли, пробормотала Су. — Ей, должно быть, уже исполнилось пять. Не думай о ней, ты никогда ее не увидишь, она никогда не придет во дворец.
— Его Величество…
— Он не знает, — перебила ее Хэ Су. — Он и не узнает. Это единственное, что я смогла дать ей, свободу от дворца. Бэк А нашел для нее хорошую семью… — продолжила она. И она, Ен Хва понимали, что подобное знание может быть опасно, но вместе с тем обе и осознавали, что Ван Со никогда не поверит королеве.
— И ты правда думаешь, что сделала ей подарок? — после раздумья спросила она.
— А что, ты знаешь кого-то, кто счастлив во дворце? — Хэ Су прерывисто выдохнула. — То, о чем я говорила… Будь на стороне Его Величества. Даже когда это идет вразрез с твоими желаниями. Даже когда ему придется принимать трудные, иногда, плохие решения. Стань его человеком. Стань… — Она закашлялась, отвернувшись в сторону, и почти стеснительно промокнула губы платком. На белом шелке расплылось красное пятно, и Су тут же спрятала платок под подушку. — Он женился на тебе потому, что твоя семья обладает достаточной властью, чтобы помочь ему удержаться на троне.
Ен Хва хмыкнула:
— А затем вынудил меня отказаться от моей семьи.
— Но ты по-прежнему должна быть его силой. Я обещаю, что твой сын станет Императором, — ее губы исказила странная полуулыбка, такая, какую Ен Хва ожидала бы увидеть в собственном отражении, чем на бескровном лице наложницы. — В обмен, пообещай мне, что позаботишься об Императоре.
— Я не вижу его месяцами, — пробормотала королева под впечатлением от слов Хэ Су. Как… Как она могла обещать подобное? Почему в ее словах кроме очевидной горечи была такая уверенность?
Благодаря своим придворным дамам — читай, шпионкам — Ен Хва знала, как много времени наложница и Император проводили, любуясь звездами. Неужели она была способна читать звезды так же легко, как и Чи Мон?
— Я… Попрошу его больше проводить времени с принцем. Меня он послушает, — хрипло добавила Су. — Особенно, сейчас.
Ен Хва вдруг поняла, что в колеблющемся пламени свечи ее лицо не просто казалось белым. Оно потеряло прежний, и без того, скудный цвет, и сейчас выглядело, как бумажная маска.
— Я позову доктора Хона, — невольно поднялась королева, но Су вялым жестом остановила ее, слабо схватившись за край ее плаща.
— Нет.
— Его… Величество? — через силу заставила себя произнести она.
— Нет. Никого не надо звать. Это случится не сегодня. Сейчас я хочу побыть одна. А ты иди.
Ен Хва помедлила. Хэ Су всегда была жалкой. Всегда была слабой, неспособной выжить, особенно, в таком месте, как королевский дворец. Назойливая маленькая девчонка, за руку приведенная братом в их дом, а после своей эскапады в купальнях внезапно обнаглевшая без меры. Ен Хва не видела в ней какого-то особенного ума или красоты, не понимала, за какие достоинства ее можно так любить, как любил ее брат, как любил ее муж.
Больше она не произнесла ни слова, бесшумно спустившись с возвышения, где стояла кровать, на которой лежала умирающая королевская наложница, и вышла, прикрыв за собой дверь.
После этой ее просьбы-приказа Ен Хва ни произнесла ни слова, но обе знали.
Сделка была заключена.