Из работы Невилла Лонгботтома «Двенадцать» раздел «Допросы» заголовок «О Гермионе Джин Грейнджер» (стр. 36) Драко Люциус Малфой
НЛ: Мистер Малфой, можете не скрывать свои выдающиеся способности по изменению воспоминаний. ДМ: Я искренне вас не понимаю. НЛ: Что случилось между вами и Гермионой Грейнджер в камере за день до сожжения? ДМ: Мы обитали в разных камерах, если вы забыли. НЛ: А мне так не кажется. В ваших воспоминаниях промелькнуло кое-что, что не мог видеть человек из другой камеры. ДМ: И что же? НЛ: Чувства. По камерам были рассажены абсолютно все. Сразу же после водных процедур пленников, не заводя в столовую, развели обратно. Прошлой ночью никто из них не был в Азкабане, поэтому сегодня никто из Пожирателей не видел смысла переводить на них еду. Чак уже через пять минут после того, как они с Гермионой оказались в камере, почувствовал что-то неладное. — Странно это как-то всё. Столько времени они сжигали пленников раз в месяц, а тут на тебе… завтра. И в Азкабан нас вчера не отправили. — Наверное, что-то случилось, — домыслила Гермиона, — не в их пользу. — Не знаю как, но нужно срочно отсюда сваливать. Я думал, у нас на это останется больше времени, — он забрался пальцами себе в волосы и начал водить ими в разные стороны, видимо, приняв последние за расчёску, но эффект в таком случае был противоположен ожидаемому. Пальцы оставляли за собой неразбериху и хаос. — А осталось уже меньше суток. А если они избавятся от нас по-другому? — Чак, не забивай этим голову. — Нельзя всё оставлять на потом, Гермиона! — он не чувствовал от неё поддержки, и это раздражало даже сильнее, чем незнание (хотя бы приблизительно) будущего. — Нам как никому нужно бороться. Причём постоянно! Каждая секунда на счету. Мы можем умереть, а ты… Она вмиг поднялась со своей кровати. — А что я? Если умру, знаешь, не особо расстроюсь. Меня ничего в этом мире не держит! — её глаза покраснели, но слёз пока видно не было. — А как же семья? Или тебе и они побоку? — Мои родители не помнят меня. Я стёрла им обоим память перед началом войны, чтобы сохранить жизнь. Иначе бы их убили. — Прости, я не знал… — А мои друзья… — голос задрожал, первая слеза покатилась по щеке, — некоторых уже убили. А меня изнасиловали, Чак. Я кричала, я звала на помощь, но никто не пришёл. А он… он бил меня и насиловал. И бил ещё так, что я не теряла сознание. Я всё чувствовала, Чак… Она села на пол и закрыла лицо руками. Чак медленно встал с кровати и подошёл к ней, а потом тоже сел. Когда он гладил её по спине, то чувствовал, как тело Гермионы дрожит. Хотелось обнять её, но Чак не был уверен, что Гермиона поймёт его правильно. — Чак, — произнесла она сквозь закрытые ладони, — у меня же ничего такого не было. — Она открыла лицо и направила взгляд к нему. Лицо всё было мокрым от слёз, а глаза красными. Ей не идёт плакать, как шло плакать рыжеволосой Сьюзен из третьей кабинки в душевой. — А он меня изнасиловал. А я была абсолютно голой. Он трогал меня… — Если бы я был рядом… — Чак, мы же с тобой друзья? Сколько мы знакомы? Кажется, неделя есть точно, так ведь? — Ну, где-то так. — Его рука так и лежала на её спине. — Ты хороший человек. Ты единственный парень, который защитил меня и не хотел изнасиловать. — Чак наполовину в смущении, наполовину в непонимании улыбнулся. — Ну, спасибо. Приятно, что хоть кому-то я послужил во благо. Гермиона тоже улыбнулась. — Чак, — снова обратилась она. — Война подпортила все наши планы, — она приблизилась к его лицу, — я не хотела, чтобы всё произошло так, но, пожалуйста, не отказывай мне, — она дотронулась своими губами до его губ, однако он сразу же от неё отстранился. — Гермиона, ты не… — Чак, мы, может, умрём завтра, — перебила она, пребывая в дюйме от его губ. И через три секунды он прислонился к её губам, а руку, что гладила её спину, спустил ниже. От его прикосновений в тело словно ударили разряды молний и разнесли электричество по всему организму, доставив заряд к каждой клеточке. Былая усталость исчезла, она прямо-таки чувствовала, как воскресает. Всем телом. Нравится ли ей Чак? О нём ли она думает? Его ли лицо стоит перед закрытыми глазами? А губы целуют. Нежно и неспешно. Чак до последнего был уверен, что Гермиона скажет «стоп», но она молчала. А через минуту замолчал и он, включив в мозгу рычажок, отвечающий за потребность в женской ласке. Гермиона прикоснулась ладонями к его груди. — Нет, не через ткань, — отстранившись от губ, прошептал Чак. Гермиона неуверенно открыла глаза. Они уже не были красными. Весь цвет перебрали на себя губы, которые стали ярче и пухлее от поцелуя. Чак положил ей на талию вторую руку и немного помедлил, дав шанс уйти. Но она отвергла и эту попытку. Улыбнулась и слегка подняла руки, обличив в этом действии ожидание продолжения. Чак улыбнулся в ответ, прижался на секунду к её губам и отпрял, снимая с неё одежду. Всё это время он смотрел только в глаза, не смея опустить свои ниже. Даже когда она осталась перед ним в одном бюстгальтере. Он поцеловал её, не давая возможности отступить. Всё. Теперь обратного пути нет. Чак начал подниматься, а Гермиона следовала за ним. Левой рукой он щупал кровать рядом с собой, а правой прижимал её тело к своему. Он был таким же горячим, каким был и Джереми в душевой, думала Гермиона, но почему-то Чак приятно-горячий, хотя она чувствует то же самое. Когда Чак рукой ощутил упор, он прижал к себе Гермиону ещё сильнее, слегка поднял, а затем направил к кровати. Голова её легла, где обычно лежали ноги. Сейчас она не задумалась об этом, однако факт есть: все эти дни они лежали ногами к двери. А завтра их вынесут вперёд ногами. Они же пойдут на верную смерть. Руки Чака поднимались по её телу, вызывая приятные ощущения, собирающиеся в одно целое внизу живота. Он расстегнул бюстгальтер и прервал поцелуй, освобождая грудь от ненужной вещи. Чак вцепился в её трико и стянул до колен, а потом перекинул через неё ногу и, оказавшись сверху, продолжил свои поцелуи. А Гермиона выпрямила за спиной руки, но кровать очень быстро закончилась и те согнулись, безвольно плавая в воздухе.♥
Сидят-то Драко и Дакота недолго, но время так и продолжает устремляться к завтрашнему дню. Возможно, последнему дню их жизни. — Поговорим? — предложил Драко. — О чём? Ты же сам сказал ночью, что у нас нет общих интересов, а обсуждать это место – не лучшая затея. — Вот чёрт, наступил на свои же грабли. — А вдруг есть? Мы ведь даже не пытались разговориться. Они сидели напротив друг друга, облокотившись о параллельные друг другу стены. — Ладно, давай поговорим. Кто начинает? — Уступаю даме. — Да ты джентльмен? — она фальшиво улыбнулась. — У тебя есть любимая книга? — У меня нет любимой книги. — А он опять подумал об отсутствии у неё чувства юмора. Наигранная улыбка была тут явно лишней. — Хорошо, тогда какую ты прочитал последней? — не отступала она. — Мы будем разговаривать только о книгах? — он убрал назад упавшую на глаза прядь волос. — Ну ты же сам предложил мне начать, — театрально разведя руками, сказала Дакота. — О'кей. Сейчас вспомню, — подняв руки в немой фразе: «Всё, сдаюсь», сказал Драко и задумался. В голове ни одного названия, только пустыня и ветер, гоняющий невесть откуда появившиеся сухие ветки по песку. Точно! — Пустыня, — гордо заявил он. — Ганс Лампрехт, кажется? — Да, — подтвердил он. — А ты что прочитала последним? — Именно эту же книгу. — Ну да, конечно, — не поверил Драко. — Сама ничего не читала, а я ж, вышло, что читающий. Придумать название у тебя б не получилось, я бы всё сразу просёк. Вот и выход: повторить за мной. Верно? — рассудил он и также фальшиво улыбнулся. Выходит, по его суждениям, что юмор — это проблема их обоих. — Чего? — её лицо сморщилось. — Ганс Лампрехт «Пустыня». Ра-ассказывает о жизни волшебника, жена которого ушла из жизни, а-а он пытался её воскресить всеми возможными способами. — Назови мне тогда пятый способ воскрешения, — не пряча улыбки, произнёс Драко. — Это когда он отвёз её к морю? — Нет, то четвёртый. А пятый — это когда он нашёл другую женщину, убедив себя, что своей любовью сможет воссоздать из неё свою жену. — Так это же шестой способ. — Их всего было пять. — Разве? — Перечитай, — ответил он и отвёл глаза к окошку. — Мне почему-то кажется, что мы с тобой не умеем общаться, — произнесла она, — между собой. — Давай поговорим об этом, — потягиваясь, предложил он. Кости захрустели, стало свободнее и легче, а мысли за это время более-менее разбрелись по лужайке мозга. — Какой твой любимый цвет? — проигнорировав его инициативу, спросила Дакота. — Угадай. Нет, правда, давай угадывать, — он явно скучал, потому что хватался за любое проявление действий. — Белый? — Нет, с чего ты взяла? — лицо его сделалось таким, будто белый — самый ужасный цвет в природе. — Ну, у тебя волосы белые. — Тогда по логике твой любимый цвет — жёлтый? — Нет, чёрный. — А мой — тёмно-синий. — Красивый цвет, — представив его, оценила Дакота. — Твой тоже, — закрыв глаза, оценил Драко. — Разговоры разговорами, — внезапно произнесла она, — но что там с нашим побегом? А то ночью у нас всё как-то замялось на поджаренных птичках в твоём камине. — Она потёрла лоб и облизнула сухие губы, не сводя с Драко глаз. — Со мной твои шансы выжить возрастают, — единственное, что ей довелось услышать, будто эта информация уже в сто крат увеличивает шансы остаться в живых. — А зачем я, — она прикоснулась кончиками пальцев к своему джемперу, — тебе? — а потом направила их к Драко. — За какие почести на меня пала твоя щедрость? — Если я скажу, что это просто симпатия, ты мне не поверишь? — Если бы сегодня было тридцать первое января, возможно, и поверила бы. — То есть мы слишком мало знакомы? — А как тебе кажется? — Хорошо, — Драко хлопнул ладонями по ногам, — тогда я хочу оставить этот вопрос открытым. Сравнивая такие металлы, как золото и вольфрам, мы можем назвать их явными антиподами. Вольфрам является очень прочным и тугоплавким металлом. Температура кипения практически сопоставима с температурой фотосферы Солнца. Несмотря на то, что эти два металла такие разные, они практически схожи в плотности. Так можем ли мы посчитать Дакоту вольфрамовым прутиком, обвёрнутым золотой фольгой? За того ли человека она себя выдаёт?♥
Драко привели к Волдеморту ровно в 10:30 вечера. Пунктуальность – одно из главных качеств правящего сегодня зла. Пунктуальность, претворение в жизнь всего сказанного и перфекционизм, достигающий высшей точки маразма. Сегодня круглый стол собрал за собой всё те же лица, а на месте Драко, как он и думал в начале, сидела замена в лице смазливого утырка, которого когда-нибудь постигнет то же самое. Кайл сидел между родителями Драко и напротив Блейза. — Драко, добрый вечер, — поприветствовал Волдеморт. Нарцисса и Люциус сразу же обернулись к нему. Глаза женщины мгновенно застлали слёзы. Она покинула своё место и поспешила к нему, раскинув руки для объятий. — Сынок, — сказала Нарцисса, прижавшись к нему. За её спиной стоял Люциус, глядевший на сына таким же пустым взглядом, какой был и в глазах Драко, обнимающего мать. — Я прошу вас сесть, Нарцисса и Люциус, — твёрдо изрёк Волдеморт. Нарцисса никак не отреагировала. Тогда её мужу пришлось применить силу, буквально оторвав её от сына. А Драко так и смотрел на отца с отсутствующим выражением. И на секунду усмехнулся. — Добрый вечер, мой Лорд, — ответил ему Драко, когда родители уселись. — Я здесь. — Я вижу, — Волдеморт положил руки на глянцевую поверхность стола. — Ну, как у тебя дела? Как поживает… эта девушка? — Её зовут Дакота, — подсказал Драко, но её имя никто и не собирался запоминать. А перед тем как продолжить, Драко резко перевёл взгляд на Блейза, который, как и все, смотрел на него. — С ней всё хорошо, — сказал он, не отрывая от друга глаз, — и она не бежавшая. — Драко, ты, видимо, или что-то напутал, или плохо работал. Она бежавшая. — Вы ошибаетесь, — он обратил взгляд к Волдеморту и отрицательно покачал головой. — Она не бежавшая. — И это всё, что ты можешь нам рассказать? — Волдеморт развёл руками, указывая на сидящих. Беллатриса с восхищением кивнула ему и затем повернулась к племяннику. Она была полностью не на стороне Драко. Это видно даже по взгляду. — Почему же? Её любимый цвет – чёрный. И она читала Ганса Лампрехта… — Того выскочку, утверждающего, что получил моё признание? — Да, его. — Помнишь, что я тебе говорил, Драко? — перебил Волдеморт, совершенно его не слушая. Драко отвёл взгляд, вспоминая, что именно. — Я повторю, — пронеслась десятисекундная пауза. — Удача – удел глупцов, а любовь – самоубийц. И мы не вправе решать судьбы людей, мы только можем оказать помощь во избежание их мучений. — Да, я вспомнил ваши слова, — сразу же ответил он, кивнув. — Так вот мне кажется ты заболел одним из этих недугов. — Вам кажется, — заверил Драко, с ещё большей активностью качая головой. — Нет, мой мальчик, мне не кажется. Можешь ступать обратно. Нарцисса вмиг оживилась. Она долго не могла оторвать глаз от изнеможённого вида сына, но всё-таки осилила себя и повернулась в Волдеморту. — Что это значит? — спросила она. — Куда идти? Я его никуда не пущу, — она снова покинула кресло. — Люциус, почему ты молчишь? — обращаясь к мужу, она, подавляя в себе наихудшие опасения, трепала его за мантию, взывая опомниться. — Нарцисса, я думаю, ты должна успокоиться, — он даже не смотрел на неё, наблюдал только за реакцией Волдеморта. — Мой Лорд, вы же ничего не сделаете с нашим сыном? — Я – нет. — Что это значит? — голос Нарциссы почти срывался на крик. — Немедленно отпустите Драко! Волдеморт глядел на неё с безмятежным спокойствием, а после стихших выкриков продолжил: — Люциус, не кажется ли тебе, что твоей жене нужен отдых? Может, вам сейчас лучше пойти домой? — Мужчина не знал, что делать, бросая на всех присутствующих взгляд, молящий о помощи. — Люциус, да и тебе, как я вижу, отдых во вред не пойдёт. Отправляйтесь домой. — Я никуда не уйду без своего сына, — дослушав, проговорила Нарцисса. — Антонин, помоги им.♥
Было темно и тихо. Большое скопление людей в узком коридоре также способствовало ухудшению самочувствия. И Драко, и Дакота чувствовали, как их одолевает и поглощает непонятный страх. Он усиливался ещё и оттого, что страшно было практически всем. Это ощущение летало над ними, опутывая и связывая. Казалось, что все молчали, но так или иначе слышался какой-то шорох, и посторонние голоса то и дело спрашивали друг у друга в чём, собственно, дело. Но никто ничего не знал. В ответ звучали одни и те же предложения, полностью совпадавшие с вопросами. Всех просто вывели из камер и свели в этот коридор. Для чего это всё? Ещё не было и полуночи. Если их решили сжечь прямо сейчас, то Пожиратели выбрали не самое лучшее время. Конечно, огонь будет ярким, и их тела запылают в изумительном переплетении красок ночи. Но это глупо: сжигать людей ночью, если всегда сжигали днём. Это так же глупо, как вообще сжигать их раньше положенного срока. И в таком состоянии пришлось стоять долгие минуты. Каждую из них можно спокойно приравнять к часу нахождения в пыточной, где ты от страха не помнишь ни как здесь оказался, ни кто этот человек, который проводит остриём ножа по твоему телу, отчего ты резко приходишь в сознание и начинаешь истошно кричать от боли, а кровь тяжёлыми красными каплями выходит из твоего тела и стремится всё ниже, окрашивая на пути кожу. Долгие, очень долгие минуты непонимания и незнания своего будущего. Но спустя десять минут в дальнем освещённом конце коридора появилась фигура мужчины в мантии. Это был Долохов. Он приближался к ним, держа в правой руке палочку и ничем не выказывая опасение за свою жизнь. Лицо полностью сосредоточено. Факелы загорались по мере того, как он приближался. — Уважаемые заключённые, — произнёс он громко и отчётливо, остановившись в двадцати футах. Эти слова прозвучали, как какой-то безграничный для благодарности подарок. «Уважаемые» из его рта не вырывалось никогда. Это точно конец. Услышав голос, все притихли и направили к Пожирателю взгляды, — сегодня вы умрёте. А дальше он повернулся и пошёл обратно, оставив всех до единого в недоумении. Какой-то парень крикнул ему вслед что-то далеко не лицеприятное. Гермиона узнала в его голосе Джереми. Чтоб ты сдох, пролетело у неё в голове. Она даже не заметила, как проговорила это и губами. А фраза Джереми сквозила унижением и недоверием. Будто это он сейчас находится на месте Долохова и решает судьбы людей. И ещё в этой фразе слышалось отрицание. Яркое отрицание и непринятие смерти как факта. Долохов не ответил на его слова, а только ехидно улыбнулся, но со спины разглядеть это было невозможно. Зато отчётливо было видно, как он согнул руку в локте, но причина, как и наличие улыбки, осталась для всех скрыта. А Долохов считал. Загибал пальцы, вместе с этим произнося в голове цифры по порядку. Один… Два… Три… Четыре. Джереми, который так отчаянно ему кричал, не выдержал и сорвался с места, побежав вслед за Антонином. Это поддержали ещё несколько человек. Они отправились за ним, один за другим, словно связанные цепочкой. А не тронулись только четверо: Чак, Гермиона, Дакота и Драко. Чак преградил рукой дорогу Гермионе. А только все они успели повернуться друг к другу лицами, — впереди раздались крики. Зелёный свет на несколько секунд озарил это место, а после погас, сохранив после себя крики ужаса и выходящую из-под контроля панику. — О, нет, — с осознанием происходящего сказал Чак. Выглядеть он стал прямо-таки не очень после этих слов. — Аттракцион «Тёмная ночь»… Пленники с криками и воплями разбежались по поворотам, которых было слишком много для такого короткого в длину пространства. И как только они пропадали в них, раздавался характерный скрип закрывающейся двери. Долохов же стоял и смотрел на происходящее с неприкрытым удовольствием, а перед ним лежал труп слишком глупого и самонадеянного Джереми, который и поплатился за это первым. — Нам нужно выбираться отсюда, — тихо сказал Чак, взглянув на Гермиону. Он начинал волноваться, слова из него шли очень быстро и без значительных разделений. — Мы-не-выживем-здесь-нас-точно-убьют. Но бежать можно было только вперёд. Проход, через который они вошли ещё вначале, закрылся с таким же характерным скрипом, как закрывались повороты в этом коридоре, где неподвижно стоит Долохов и смотрит прямо на них. — А вы четверо самые сообразительные. Что ж, так или иначе, вам это всё равно не поможет… — Зачем вы это делаете? — выкрикнула Гермиона, опуская руку Чака, что всё ещё не давала ей прохода. — Неужели вам доставляет удовольствие смотреть, как мы мучаемся? — Смотреть на таких, как ты, — удовольствием вряд ли назовёшь, — выплюнул Долохов, находя девушку глазами. — Но мне приходится это делать, для того чтобы как можно меньше людей испытали подобное. Вы должны умирать, — бесстрастно закончил он и трансгрессировал. И после они услышали зовы людей за стенами, услышали, как они сбивают в кровь кулаки, барабаня по железным дверям. А потом в разнобой они начали кричать: кто-то громче, кто-то тише. А они стояли и ничего не могли с этим поделать. — Что с нами будет? — спросила Дакота, разбавив сумбурный шум. Она старалась делать вид, будто ничего слышит. — Мне говорили, что в комнатах оказываются все. Но я ни за что туда не пойду, — ответил Чак. — Может, они всегда стадом бежали туда? — Драко кивнул вперёд. Вдалеке заскрипела дверь. Факелы вспыхнули ещё ярче. Четвёрка переглянулась и с плохо подавляемым страх любопытством уставилась в конец коридора. Это точно не их спасение. Реплика повисла над ними, потому что оказалась чертовски верной. Былые эмоции растворились в воздухе, сделав его невыносимо тяжёлым. В конце коридора появился Фенрир Сивый. А у них, похоже, заторможенная реакция. Но если она помогла им в первый раз, и все четверо оторвались от других, не поддавшись чужому желанию идти вперёд, то сейчас это приведёт только к их гибели. — Что же делать? — сорвалось с губ Дакоты. Сивый пока не двигался, но мог пойти или даже побежать в любую секунду. — Может, обойдётся? — Обойдётся? — истерически усмехнулся Драко, взглянув на неё. — Это не простуда. — Сейчас вообще не до ругани, — вставил Чак. — А по-моему, в самый раз, — во весь голос ответил ему Драко. Он уже и думать забыл об оборотне, застывшем в другом конце коридора и, жаль, что они не могли этого видеть, зверевшем на глазах. — Вам вдвоём если нужно идти — идите, — он вытянул руки, показывая им путь к Сивому, — а нам ещё есть о чём поговорить, так ведь? Вернувшись к Дакоте, он не обнаружил её около себя. Тогда Драко закружился вокруг своей оси и нашёл её рядом с Чаком и Гермионой. Она перешла к ним за его спиной, пока он изображал из себя невесть кого. — Нет, Малфой, не так, — сказала она, как только их глаза встретились. — Хоть я до сих пор и не понимаю, какого чёрта этот оборотень ещё стоит там, но скажу тебе: Малфой, ты ведёшь себя неадекватно. — Неадекватно? — он хлопнул в ладоши. — Хорошо. Драко повернулся и уверенно зашагал в направлении оборотня. Он не думал, что будет дальше. Не видел, как Фенрир Сивый тяжело дышал, готовясь вот-вот сорваться с места и разгрызть его тело, наслаждаясь вкусом свежеубитой плоти. — Куда ты пошёл? Но было уже поздно. Сивый шагнул ему навстречу и затем побежал. А Драко остановился. До него наконец дошла суть происходящего. Иногда люди умирают молодыми. Иногда это происходит против их воли. Огромные руки хватаются за его плечи и валят на пол без возможности хоть как-то смягчить удар. Драко выставляет руки назад, и через несколько секунд его локти ударяются о каменный пол, а за ними и затылок. Перед ним застывает чужое лицо. И даже этот ужасный запах изо рта не подавляет страх, вновь представший внутри него на первом плане. Куда же он пропал, когда Драко охватила смелость? — Не убивай меня, — еле слышно прошептал он. — Убей кого-нибудь из них, а я, как выберусь, отдам что угодно. Я — Малфой… Драко Малфой. Сивый отреагировал не сразу. Пока его мозг обработал эту информацию, Драко почти задохнулся. Если б оборотень думал ещё хоть на секунду дольше, скорее всего решение бы уже принимать не пришлось. Но всё-таки он поднимается и вместе с этим двигает Драко в сторону. Сначала только рукой, а потом помогая себе и ногой, убрав с пути ненужную преграду, как пешеход, не пожелавший обходить загородившую дорогу ветку. Драко вжимается в стену. Коридор был достаточно узким, поэтому он весь сжался по швам, дабы ничем не прикоснуться к оборотню. Сивого легко может взять и переклинить. В одночасье он снова может к нему вернуться. Но этого не произошло. И как только Сивый миновал голову Малфоя, тот сразу же тихонько начал подниматься, первым делом повернув голову вслед за оборотнем, чтобы мгновенно пресечь любое отклонение. Но Сивый уже и думать про Малфоя забыл. Он неспешно, словно крадясь, приближался к трём оставшимся заключённым. А им некуда бежать, у них даже нет оружия. Они в проигрыше. Кого бы из них убить первым? Нет, Фенрир Сивый вряд ли думал об этом. Смысл утруждать себя этим, если сейчас они все в западне? Ни у кого из них нет шансов выбраться. Он приближается к ним, а им и отступать-то некуда. Нет, он просто наслаждается происходящим моментом. Ему нравится видеть страх в их лицах. Аромат этого ощущения доносится до него, окутывая дурманящим наслаждением. А Чак, Гермиона и Дакота стояли в недоумении. Как это так? Почему он отпустил Малфоя? Тот что-то ему сказал? Но этого не может быть, они бы услышали, так как в этом месте достаточно тихо. Настолько, что услышишь, как паук плетёт в углу паутину, как капля пота на лице Сивого прямо сейчас разбивается о землю. Но то, как Малфой сказал: «Не убивай меня», они не услышали. Когда Драко поднялся, все дружно подумали, что он им поможет. Возможно, набросится на оборотня сзади, а пока тот со своим скудоумием попытается понять происходящее, они втроём побегут на него, и затем вместе одолеют врага. Но нет. Малфой встал, но не побежал за оборотнем. Он просто стоял и смотрел, как тот идёт к ним в готовности растерзать. «Почему он там стоит? — пронеслось в голове у Дакоты. — Почему не помогает? Ведь вчетвером мы с лёгкостью его одолеем… Наверное». Наверное. Да, вот это «наверное» и не позволяет Малфою поспешить к ним на выручку. И это, в свою очередь, означает только одно. Трус. Однако такое Дакота не выговорила даже в мыслях, в отличие от двух остальных. Их головы сейчас разрывало это слово. Трус. Предатель. Кто угодно, но не человек, принявший участие в спасении невинных жертв. — Нужно действовать пока не поздно. — Чак стоял посередине. Он сказал это очень тихо, но каждая из девушек услышала. Сейчас им может помочь любая секунда, поэтому терять драгоценное время троим было никак нельзя. — Ничего не спрашивайте. Просто поверьте и следуйте за мной. Чак выставил правую ногу вперёд. Оборотень этого совсем не ожидал, вот и притормозил буквально на секунду, глядя, что парень собирается делать дальше. А дальше всё уже шло по плану. Гермиона и Дакота последовали за ним, также выступив ногами вперёд. Теперь-то Фенрир Сивый окончательно остановился. Это произошло в футах десяти от них. И они втроём тоже не посмели шевельнуться. Никто здесь не двигался. Даже Драко, который стоял за спиной оборотня. Он, начиная отступать, чуть не навернулся через труп Джереми. И, кое-как удержав равновесие, замер, словно загипнотизированный этой обстановкой. Чак смотрел оборотню в глаза, а тот смотрел в глаза ему. И этот зрительный контакт не нарушало ничего. Огонь в факеле горел достаточно ярко: потерять друг друга из виду они не могли. — Эй, Дакота, а почему ты не смеёшься? Это же твой выход из всех ситуаций, — вдруг бросил клич Драко. А его адресат сразу же растерялась и опустила глаза в пол. И Фенрир Сивый, воспользовавшись моментом, рванул в её сторону. Чак же не отступал от оборотня ни на шаг. Даже наоборот, скорее он опережал его, потому как точно знал, что после слов Драко последует именно это. И как только оборотень начал двигаться в сторону Дакоты, Чак полетел вперёд на него. И этого Сивый не ожидал. Чак успел подбежать к оборотню раньше, чем тот добрался до Дакоты. Он оттолкнул его назад, возвращая на прежнее место. Оборотень сделал несколько больших шагов, а потом, одумавшись и тряхнув головой, изменил свою главную цель резким поворотом головы. Теперь это черноволосый парень, посмевший ему противостоять. И он, недолго думая, уже мчится на Чака, а он – навстречу оборотню. Прямо в лоб. Они врезаются друг в друга, и исход в данной ситуации может быть любым, но… Неужели? Драко подбегает сзади и ударяет оборотня кулаком по голове. Он всё это время ждал? Но чего? Ждал активных действий со стороны Чака? Или не ждал, а выжидал? Выжидал победителя, чтобы мгновенно к нему присоединиться? Но так или иначе сейчас он помогает. И не оборотню, а им троим. Но помощью это можно было назвать лишь с большой натяжкой. Удар Драко Фенриру Сивому ничего не сделал, только сильнее разозлил. Это как получать синяки. Не помнить, когда ударился, а потом ненавидеть эти ужасные пятна на теле. Возможно, Сивый тоже уже завтра будет ненавидеть эту шишку на голове и не будет помнить, когда её получил. Гнев его приходит не сразу, но уж если начнёт нарастать, то мало не покажется никому. Удар Малфоя так и остался ударом, но Чак стал тем синяком, которого оборотень сейчас ненавидит всем своим существом. Он обхватил Чака и, вобрав в себя силу, кинул его в стену. Чак ещё не успел удариться о неё и скатиться на пол, как оборотень со своей дурью побежал на него и не притормаживая врезался. Гермиона раскрыла глаза от ужаса и уже ступила к нему за помощью, но её тут же одёрнула Дакота, схватив за руку. — Нужно бежать! — воззвала она к здравому смыслу, тыча другой рукой куда-то в стену. — Нет, я не могу… Нужно спасти Чака… — Гермиона видела, как оборотень боевито размахивает руками. И вот с новым взмахом в воздухе оказалась кровь. Капли упали на каменный пол. И раздался крик боли. Это был Чак. — Ты ему уже не поможешь… — спешно говорила Дакота. — Он теперь или умрёт, или переродится в него… Скорее умрёт, — последнее она уверенно сказала, взглянув на кровь, ежесекундно появляющуюся в воздухе. — Бежим! Дакота помчалась вперёд, оставляя терзаемое Сивым тело Чака позади, а Гермиона следовала за ней. И если бы Дакота не обхватила её руку, Гермиона так и осталась бы глядеть на умирающего, ожидая своей очереди. — Она сейчас закроется! — Гермиона всё смотрела назад, не понимая, куда её ведут, и что, собственно, сейчас закроется. Крики Чака вызывали в ней сожаление и стыд. Нет! – кричал он с каждым взмахом рук Сивого и с каждой взлетающей каплей крови в воздух. Но вдруг Чак резко пропал. Вокруг стало темно, только свет из коридора давал неполноценную картинку. Рука Дакоты отпустила её руку. И вот сейчас Гермиона пришла в себя. Поняла, где и зачем находится. Вспомнила слова Чака, который говорил об аттракционе «Тёмная ночь», о том, что никогда не повернёт ни в одну из комнат. И она не должна. — Нет! Здесь нельзя оставаться! — закричала она и выбежала обратно. Дверь уже закрылась почти наполовину. — Чак… Нет! — Грейнджер! — закричал Малфой и побежал вслед за ней. Успел схватить её за руку, не покинув комнаты. А дверь так и продолжала закрываться. — Зайди обратно… Но она смотрела вперёд с диким ужасом. Стало очень тихо. Ему даже показалось, что Гермиона задержала дыхание. — Что там? — спросил он, заметив её состояние. — Он сейчас меня убьёт… Драко резко дёргает её в свою сторону. Гермиона легко поддаётся и успевает зайти обратно. Он с силой толкает её подальше, наблюдая, чтобы та опять не поддалась желанию выйти отсюда. Но дверь уже почти закрылась и это вряд ли возможно. — Фух, — с облегчением говорит он. И тут что-то хватает его за ворот и тянет в коридор. Рука Сивого протиснулась внутрь, не отступая до последнего. Драко, ещё не понимая сути происходящего, начинает вырываться. Его дыхание от страха сбилось, но всё закончилось практически сразу же. Оборотню пришлось отпустить парня, с тихим стоном возвращая к себе руку. Ещё секунда – и она бы стала отдельным организмом. В комнате воцарились темнота и молчание. Он дотронулся до места, куда его схватил рукой оборотень. Пришлось немного изогнуться, что вызвало резкую боль. Сначала Драко сетовал на синяк, который получил в Азкабане при встрече с дементором, но пальцами он почувствовал что-то вязкое, стекающее по коже. Это принадлежало ему. Это вытекало из огромных ран на спине. От когтей оборотня.