♥
— Нужно учиться доверять людям! — Ты глупая? Доверять нужно исключительно правильным людям и, я тебя уверяю, Малфой к ним не относится. — Я уже заколебалась с-слушать твою паранойю, — Дакота загребла полную ложку, но пока оставила её в тарелке. — Одни слова. Ты про все отношения, как вижу, только в учебниках по психологии читала… — Как ты сказала? — губы Гермионы просияли в улыбке, но не в той доброжелательной и притягивающей, нет, больше в маниакально отталкивающей. — Повтори, — сказала она грубее. — Твоя жизнь — это только смена дня и ночи, — они смотрели друг другу в глаза, ожидая, кто же сдастся первым, то есть проиграет. — Я видела это и в Хогвартсе, вижу это и сейчас. Гермиона перевела взгляд на её тарелку, но потом вновь вернулась к лицу собеседницы. Поражения она не чувствовала, только огонь, восходящий к горлу от сердца. — Ты училась в Хогвартсе? — Неожиданно? Да, я училась в Хогвартсе. — Вот что я тебе скажу, — Гермиона нагнула голову в правую сторону. Дакота же только улыбнулась, не слыша в словах никакой угрозы. — Знаешь, как меня выводят недоразвитые и безмозглые люди, которые даже сейчас повсюду? Которые опутывают своей мразоподобностью. — Знаю, — безмятежно парировала Дакота. — А хочешь знать, чего не в силах выдержать я? — Нет. — Людей, которые ставят себя выше, — не приняв во внимание резко отрицательный ответ, сказала Дакота. — Которые рассказывают что-то о своих непревзойдённых способностях, уверяя, что мне до них не дотянуться… А я дотягиваюсь. И перепрыгиваю. — Не в этот раз, — разглядывая каменную стену перед собой, отрезала Гермиона, а на губах так и осталась не предвещающая чего-то позитивного улыбка.♥
Нос. Долохов попал с первого удара. Это хорошо. Есть надежда, что второго не будет. Потекла кровь. Ярко-красная. Потоки были настолько сильными, что губы не посчитались преградой, кровь текла прямо по ним. Долохов отошёл. Неужели всё? Пока восприятие позволяло оценивать происходящее с обычной скоростью. Малфой стоит у стены рядом с выходом. Удар пришёлся прямо в нос. От его силы Драко мог вполне потерять равновесие и податься назад, но он знал это и сразу встал вплотную к стене, не рассчитав в этом плане только одного — удара о стену затылком. В ушах звенело, но слух в эти минуты не является чем-то главенствующим. Малфой просто должен видеть. Глаза — его спасители. — Зачем меня избивать? И таким варварским методом. Долохов находился в конце комнаты. Что-то искал в нижнем ящике стеллажа. — Это успокаивает. Он достал небольшой чёрный кубик, отражающий свет из окна. Похоже на какую-то пластмассовую безделушку. Долохов мирно держал его одной рукой. От небрежности в его поведении и операциях кубик не казался чем-то эпохальным. — Можешь расслабиться. На этом и закончим, — он подошёл к двери и взялся за ручку. У меня на входной похожая. Ей кто ни попадя молотит в дверь. Бьёт и бьёт. У меня не квартира, а какой-то гонг… — Малфой? — по тону Драко понял, что Долохов зовёт его не первый раз и даже не второй. Он поднял руку, выразив присутствие. — Выходи.♥
— Приём пищи окончен, — презрительно огласил знакомый Дакоте голос. Скажи этот человек ей что-нибудь хотя бы вчера утром, она бы даже и не подумала, что они когда-то были очень хорошо знакомы. Зато теперь угадает его с любого ракурса. — Все покинули помещение. Игнорируя слова Кайла несколько секунд, по их истечении Дакота поднялась и последовала к выходу. Она в этом порыве была второй, отчего теперь остальные охотнее, быстрее и кучнее повторили за ними. Двое человек куда более существенный авторитет, чем смельчак в единственном числе. А Гермиона уходить не спешила. Дождавшись, пока начнётся пик суматохи и пленники выстроятся в негодующую сумбурную пробку, она перекинула ноги через лавочку и подошла к стене, в которую ранее запульнула подставку. Осколки до сих пор лежали на полу. Мелкие, не больше дюйма в диаметре. Девушка взглянула в сторону скопления, уменьшающегося с довольно высокой скоростью. Уже сейчас осталось около пяти человек. Совсем мало, чтобы строить стратегии и обрисовывать сырой план действий. Четыре человека. Выхода нет. Тут Гермиона быстро нагибается и хватает самый большой, что в спешке получилось заметить, осколок (около двух с половиной дюймов в диаметре и треугольной формы) и в два шага останавливается за спиной у крайнего пленника, молодого человека с чёрной густой шевелюрой и ростом, превышающим её на полголовы. От также одет в тюремную форму алого цвета. Покинув помещение и вновь оказавшись в узком коридоре, слишком узком, если идти втроём и позволительном в плане интима для пары, Гермиона непроизвольно повернула голову вправо, в направлении своей камеры. Но глаза не выдали картинку проёма и однообразного вида, перед ней стояла Дакота, наблюдающая за каждым вышедшим пленником. Исходя из логики можно предположить, что сейчас она смотрит Гермионе точно в глаза. И Гермиона на секунду остановилась в смятении, а толчок в спину и последующее: «Пошла», привели в чувства. Она продолжила давно знакомый путь, крепко сжимая в кулаке подобранный осколок. Так крепко, что вот-вот из ладони должна полыхнуть кровь. Голоса за спиной вроде бы походили на манер дружеской беседы, но она не успела понять. Шаги были слишком большими и скорыми. — Дакота, Дакота… Сутки раздумий уже на исходе. Надеюсь, ты приняла правильное решение? — Кайл шагнул в её направлении и чуть было не потянул руки, как впереди него неожиданно раздался скрип, и из камеры вышел заключённый с расквашенным носом, кровь из которого окрашивала его кожу в тон одежды. Руки он держал перед собой, крепко прижавшись друг к другу запястьями, точно те перевязаны верёвкой и на очень тугой узел. Кайл смотрел в упор на Малфоя, изучая Пожирателя, который до сих пор надеется, что он «при исполнении». — Иди за всеми, — пресёк он попытку Дакоты повернуться на звук. — И Дакота молча пошла.Из работы Невилла Лонгботтома «Двенадцать», раздел «Гермиона Джин Грейнджер» (стр. 4):
И я всегда думал о Гермионе только с положительной стороны. Наверное, из всех девушек, кого я видел за время обучения в Хогвартсе, да и вообще, она оставалась для меня чуть ли не единственным объектом для подражания и даже в какой-то степени гордости, потому как не часто встретишь людей, настолько углублённых в учёбу. Образование стояло для неё на первом месте и заменяло подавляющее большинство других интересов. Я и думал, что, отучившись, она займёт достойный пост, будет работать там, куда глянет душа, потому что такие люди, как Гермиона Грейнджер, — просто нарасхват. Но после возвращения страны в привычное русло, я долго её не видел. Прошёл день, второй, а она словно испарилась…♥
Гермиона прижалась к стене, наплевав на то, что плитка, её покрывающая, не чистилась с того дня, как она здесь оказалась. Из этого и следует вывод, что санитарные нормы тут не соблюдаются вовсе. Ледяные капли падали ей на голову, плечи. И каждая спешила к полу. Мокрому и скользкому от воды. Чтобы слиться в единый бесцветный поток и исчезнуть. Не останавливаясь они падали и стекали, забирая тепло её обнажённого тела. Влажнеющие волосы липли к лицу, спине, одаривая гадкими ощущениями. Мурашки только и успевали, что окидывать её тело. А вода всё не теплела. Она всегда шла к крайней душевой. И тут легко пуститься в нескончаемое, наверное, на долгие часы объяснение этому выбору. Во-первых, отсутствие загородок. То есть любой может как ни в чём не бывало пройтись от начала до конца и обратно, при этом ясно видеть голых, принимающих душ людей. Так было всегда, и в её первый день пребывания тоже. Чуть больше недели назад. Тем утром Гермиона ещё не догадывалась, что её камера окажется единственным в этом месте укромным уголком. И в первый день она тоже ела овсянку, которую предстоит есть вплоть до сожжения. Забавный факт, она раньше не задумывалась. Услышала от парня по имени Чак. Тот оставался одним из немногих, кто не опустился до плебейского уровня существования. Они познакомились через дня два после её поступления. Он стал тогда новеньким. Говорить было особо не о чем, тем более в такой ситуации и с незнакомцем. Но Чак оказался довольно умным и в плане теории, и на жизненным опыте. По нему было видно. Гермиона не знала, какие критерии это характеризуют, но чутьё подсказывало, что верить можно. И Чак поведал ей вот что: сжигать их решили не просто так. Это не были выборы, где помимо сожжения могли предложить повешение, четвертование, казнь и т.д. Копнуть чуть глубже — и всё прояснится. Пару веков назад, когда магглы сжигали, как им казалось, ведьм и колдунов на костре, они действительно зачастую попадали в точку, и в огне полыхала магическая плоть. Сделать что-то против и даже разворотить войну магическое население никак не могло, хотя попытки предприняты были. Многие бунтовали. Как это так? Кто ответит за неповинные жизни родственников? Неужели Министерство так всё и оставит и позволит магглам уничтожать волшебников? Но оно молчало. На всё от Министерства слышался лишь один ответ: без магглов падут и маги. Их советом считалось: держаться от магглов подальше. Уходить туда, где не ступит их нога, пока не придумается некая защита. Кстати, так и появились магглоотталкивающие чары. И, возвращаясь к основной теме, прилюдным сожжением Волдеморт (Чак не боялся произносить его имени) хотел отомстить за каждого волшебника, чья плоть побывала в объятиях огня. Этакий лозунг и призвание духа патриотизма: «Сожжём каждого из них за кровь наших предков, что беспричинно пали только за свою способность! У них не было никаких причин убивать нас, у нас же теперь — есть!». Но тем утром она так и ела овсянку, ни о чём, собственно, не задумываясь. Ела точно такую же, какую пришлось с усилием заглатывать этим утром, дабы не умереть от голода. Ещё сутки назад смерть стала для неё смыслом жизни, выходом, а уже сегодня она впихивает в себя ложку за ложкой. Главное, чтобы организм не отказался и передумал умирать вместе с ней. А вода тем временем уже перестала вызывать мурашки, сейчас они всё глубже уносили её в то утро. Вот она в первый раз заходит сюда. На стенах плитка, когда-то белоснежная, теперь с тёмным налётом, местами отчётливыми пятнами и половина побитая. Слева от неё находятся умывальники, справа — душевые и дверь. Чуть позже Гермиона узнала, что за той дверью туалет, а пока она стояла у первого умывальника и наблюдала за остальными. Помимо неё в помещении находились пятеро парней и три девушки. А душевых было только шесть. Гермиона так и стояла, а две девушки и четыре парня разошлись по душевым и начали раздеваться. Тут она быстро отвернулась к умывальнику, однако на стене висело зеркало, получается, что она так и продолжала смотреть в их сторону. Парень из второй кабинки это заметил. До пояса к тому моменту он уже был раздет. Не отводя глаз от отражения Гермионы, он взялся за алого цвета трико и потянул вниз. Она сразу же отвернулась к выходу, не успев ничего разглядеть. А парень с девушкой, которые, как и она, ожидали очереди, отстранённо следили за чем-то своим, никак не реагируя на обнажёнку справа. Девушка с ярко-рыжими волосами подняла глаза. Зелёные. Покрасневшие. Вот по правой щеке потекла слеза. Глаза её стали такими большими, а цвет зрачков таким ярким от покраснения. И это показалось прекрасным. Правильным. Будто её только и сотворили, что для слёз. А Гермиона заметила в её внешности что-то близкое, захотелось разговаривать с этим незнакомым пока человеком очень долго и безостановочно. — Терпи, — единственное, что сорвалось с губ незнакомки. Больше она ничего не сказала, только почти незримо помотала головой. Её глаза, пусть и наполненные отчаянием и чем-то ещё, отчего блестели и метались, не выражали никакого интереса. Или пытались так сделать. — Привыкнешь, — ответил парень, что стоял рядом, как и они, ожидая очередь. Через несколько минут все, кроме второй душевой, были свободны. Гермиона неуверенно пошла в конец, к кабине, в которой себя можно почувствовать более защищённо и уединённо, чем в любой из других. На её счастье, в ту никто не спешил. Полностью раздевшись, а вещи перекинув через простенок, она включила воду. Ледяные капли ещё не такие привычные. Они были подобны кислоте. Кожа точно плавилась от новых и новых поступлений, пока не начала гореть. Тогда ей уже казалось, что её сожгли прямо здесь, под этим потоком. Гермиона закрыла глаза, попытавшись оправиться от неожиданных и отвратительных ощущений, но резкий визг выдернул из транса, надвигая над её головой страх. Она поняла, что крик шёл от той рыжеволосой девушки, но он показался ей очень странным. Сначала свободный, а потом прерванный ладонью у рта. Она вмиг открыла глаза. Перед ней находился чей-то силуэт. За пару секунд она узнала в нём того парня из второй кабинки. Тёмно-русые волосы, атлетичное телосложение, кожа темнее её, как если бы Гермиона всё лето провела на курорте, только и делая, что загорая. Татуировка над левой ключицей. Ровная чёрная полоса. И шрамы. На его груди полно шрамов. — Кто ты такой?! — она закрыла рукой грудь и, повернувшись, прижалась к простенку. — Уйди! Отвернись! А визга со стороны той девушки больше не было, только изредка вырывались стоны. В ладонь. — Дерзишь? — сказал незнакомец и окинул взглядом предоставленный глазам ракурс. — Я не против. — Пошёл отсюда! — закричала Гермиона, пятясь. Она проследила за его взглядом, и он ей совсем не понравился. Сердце забилось чаще. — Как грубо. — Гермиона не ответила. На секунду воцарилось молчание, прерываемое шумом воды и женскими стонами где-то поблизости. — Слышишь? Познакомься, это Сьюзен. Сьюзен с нами уже три дня. — Пошёл вон, — не слушая, прошипела девушка. Глаза заполнила ярость. — А ты пока первый… — и парень, ослушавшись, направился к ней. Схватив за руку, он с силой впечатал ту в стену за её спиной. Если бы Гермиона не попыталась противиться, он бы точно сплюснул её запястье во что-то не подлежащее восстановлению. — Убери от меня свои руки! Свободной она было начала обороняться, но парень сразу же пресёк эту попытку, сделав с ней то же самое, что и с предыдущей. Теперь её руки прижаты к стене, а его тело касается её. Он неприятно-горячий. Даже после ледяного душа. — Разнообразишь эту серость. — Он имел в виду Сьюзен, поэтому и махнул головой вправо. Вдалеке Гермиона услышала какую-то суматоху. Не понимала слов, только слышала имя: — Джереми! Дже-ре-ми! — Не прикасайся ко мне, ублюдок! — пронзительно закричала она, надеясь этим привлечь спасителя. Тщетно. Джереми нагнулся на уровень её лица, и тогда Гермиона, не раздумывая, плюнула. Попала в переносицу. Злорадостная улыбка окрасила её разъярённое лицо. — А ты первый день… — повторил он и отпустил руку Гермионы, а потом резко накрыл ладонью её лицо и с силой ударил головой о стену. Она не потеряла сознание. И это ещё хуже. Она была при памяти и всё понимала, только ничего не могла поделать и никак подать признаков протеста. Руки и ноги её не слушались, а поддались манипуляциям незнакомца Джереми, который повалил её на пол и начал насиловать. А ей оставалось терпеть. И сейчас громкие стоны Сьюзен, казалось, исходят и из её рта, но губы были плотно сомкнуты. Ей казалось, что слёзы текут по щекам, хотя это была всего лишь вода. Казалось, что тело самоуничтожается от соприкосновения с чужим, но это опять была только вода. Но ещё ей совсем не казалось, и рядом с ними действительно стояла чья-то фигура в чёрном, но лица разглядеть она, увы, не смогла. Раз… Два… Три… Джереми ударил её головой о пол. Она опять не потеряла сознание, и он это знал. Знал и насмехался над беспомощностью. Четыре… Пять… Шесть… Всё начало происходить ещё медленнее. Тёмный силуэт за парнем так и смотрел на них, ничего не предпринимая. Семь… Восемь… Девять… Боль. Жуткая. Внизу. Джереми становился напористее, а её боль — сильнее с каждым толчком. Десять… Одиннадцать… Двенадцать… Он взялся рукой за её волосы, и тёмный силуэт за его спиной чуть пошатнулся вправо. Тринадцать… Четырнадцать… Пятнадцать… Парень потянул её на себя, за волосы, отчего теперь и голову пронзила боль. И она немного заглушала боль внизу. Гермиона не вскрикнула. Не могла. Шестнадцать… Семнадцать… Восемнадцать… Он нагибается к её лицу. Ближе, ближе. Она не видит тёмного силуэта за его спиной. Только карие глаза. Ещё ближе. Девятнадцать… Двадцать… Двадцать один… Его губы накрывают её губы. Поцелуй. На редкость для такой ситуации нежный. Двадцать два… Двадцать три… Двадцать четыре… Гермиона пытается вырваться и кричит. Двадцать пять…