Двенадцать дней до победы

      Дакота проспала почти весь день. Правда, лучше бы искала хоть что-то хорошее в последних неделях жизни, сон сейчас не работает на них; и тем более, чем она собирается заниматься ночью? Впасть в глубокий транс и пугать его видом полумертвеца, а затем воскреснуть и малопонятно бурчать? Ему хватило этого за последние часы. Она то обездвижено сидела в своём углу, то вздрагивала и пыталась повернуться.       — Как тут вообще можно спать? — спросил Малфой. — Я уже ничего не чувствую. Эй, слышишь?       Дакота не ответила, но если б появилась возможность, Драко бы безоговорочно услышал, что это привычка. Ночевать в подобных условиях ей было не впервые. Сбежав из дома в разгар Второй магической войны, девушка скиталась по разрушенному городу, ночуя в развалинах домов, точно так же прижимаясь к каменным стенам.       Всё случилось из-за очередной ссоры с родителями. Отношения в семье разладились ещё в её детстве. Сразу после покидания Кайлом Констеблем Лондона. После этого бесконечного «прощай» из его уст, сомнений не осталось. Дакота должна отправиться в ту же школу, дабы не колоть их литую дружбу, но вот как раз её родители не очень возрадовались подобному решению.       — Мы вообще запрещаем тебе общаться с этим малолетним преступником! Какая ещё речь о Дурмстранге?!       Об ужине пришлось забыть. Элен (её мать) швырнула столовые приборы в тарелку и после смотрела то на мужа, то на дочь, безостановочно мотая головой. Повороты создавали вихри, отчего передние пряди волос метались из стороны в сторону. Остальные стянуты на затылке золотистой заколкой, сливающейся с цветом волос практически воедино. Её руки закрыты шёлковой лиловой тканью. Наверное, такой фасон неудобен. Материал не тянулся, сковывал движения в локтях, зато прелестно холодил кожу (в начале сентября этот фактор ценился — осень выдалась жаркой). Глубокий круглый вырез оголял вздымающиеся от дыхания груди. Белоснежную кожу затмевало золотое колье с бриллиантами. Большой, размером с дюйм, лежал посередине, а четыре остальных были меньше и уходили к шее в два ряда.       — Но мам, пап, если вы о коте, то Кайл не хотел его убивать. Он подарил мне мистера Линкольна как врачу. Он хотел, чтобы я попрактиковалась в хирургии.       — В какой ещё хирургии? — воспротивилась женщина. — Что за нездоровый интерес к магглам? А если завтра он захочет, чтобы ты вылечила кого-нибудь из нас?!       — Элен, — остановил мистер Девенпорт. Мужчина на протяжении всего диалога держался спокойно, не влезая в беседу, но почуяв, что палка здравомыслия вот-вот надломится, вступил. Он сидел в сером костюме, его шею стягивал чёрный галстук-бабочка, но, видимо, ему было привычно, если время от времени он не тянет к нему пальцы, чтобы оттянуть. — Дорогая, по-моему, ты перегибаешь.       — Мог бы и поддержать меня, Хьюстон, — осекла она. — Хотела бы я увидеть твоё лицо, когда в «Ежедневном пророке» в разделе преступники…       — Перестань! — прорычал он, ударив кулаком по столу. Глаза потеряли всю доброту вместе с медовой окраской. Осталась лишь дикая нарастающая злоба.       — Мам, Кайл же правда не хотел, — голос дрожал, а к горлу подступал комок.       — Хватит! — выкрикнула Элен и противоречиво медленно положила ладони на неровную поверхность стола. — Я. Больше никогда не желаю слышать. О нём. И надеюсь, что больше мы. Его никогда…       — Я тебя ненавижу! — Дакота выбежала из кухни, скрывая стекающие по щекам слёзы.       Элен же не тронулась с места, опустив глаза в тарелку дочери. Немного свежего салата и вилка, запрятанная где-то на дне. Её ноздри раздувались в плохо скрываемом гневе, а целенаправленный взгляд был в силах поджарить овощи.       — Теперь ты рад? — сказала она, как только хлопнула дверь в детской. — Это всё из-за тебя, Хьюстон! — Элен подняла взгляд, устремляя их к мужу, пытаясь подавить своими карими и искрящими злостью. — Ты этого добивался?! — Хьюстон провёл пятернёй по коротким волосам. От сумерек в помещении волосы казались тёмно-коричневыми. — Вот до чего довела твоя вседозволенность! Ты слышал, что она сказала?! Ты хочешь, чтобы наша дочь превратилась в чудовище?!       — Чудовище здесь только ты, Элен, — холодно ответил Хьюстон. От этих слов женщина ахнула, а глаза непроизвольно расширились почти вдвое. Она мгновенно поднялась. — Только без истерик, — произнёс он, следуя за женой взглядом.       — Истерик? — решительная пощёчина рассекла его лицо. Мокрый отзвук окутал столовую. — Давай без них.       Левая щека молниеносно окрасилась очертанием ладони. Хьюстон накрыл воспалённое место своей, одновременно этому вставая со стула. Возвысившись над женой, превышая её рост почти на голову, он положил другую ладонь ей на плечо. Элен недовольно покосилась на жест супруга, заглушая тем крошку страха, застрявшую где-то в области лёгких. Дышать стало тяжелее, а внутри точно что-то скрипело.       — А теперь, пожалуй, выскажусь я, — он спрятал обе руки за спину и, повернувшись вправо, зашагал. Тяжело, еле отрывая от пола ноги. Его запястья крепко пережаты собственной хваткой. Проходи он так весь день, они онемеют и отломятся.       И сквозь сон Дакота ощущала подобное. Это не казалось выдумкой, но иные объяснения пропали. Это было так, будто её вернули в прошлое и заключили в тело отца, лишь на мгновение, но потом растянули сладостную боль в запястьях на долгие минуты. Руки словно перевязаны…       Она просыпается. На улице господствуют сумерки, поэтому глазам было вполне комфортно, даже не пришлось щуриться. Сосед сидел точно там же, где ненароком зафиксировался ещё утром. Видимо, он решил присвоить себе всю стену, находясь чётко посередине. Его одежда уже была полностью сухой. Странно, сама по себе она бы вряд ли высохла за пару часов, а скрипа двери Дакота не слышала.       За последнюю минуту Драко даже не моргнул, не двинулся, не нагнулся, в какой-то момент показалось, что и грудь совсем не вздымалась при дыхании. Правдоподобная восковая фигура.       — Что это?       С затяжным стартом, но Драко тронулся головой в её направлении. С постоянной, не меняющейся ни на дюйм скоростью. Он словно в триллере и поворачивается к главному убийце повествования. Так же неуловимо остановившись, в его голове точно прозвучало: «Команда выполнена, босс. Жду указаний». Всё так чётко и без погрешностей. Нет, это никакая не восковая фигура. Чучело с позывным «Охреневший придурок».       — Так и будешь молчать? — функция «чревовещание» активирована. Он и вправду не шевелил губами, или её глаза потеряли все остатки видения? А может, это происходит в голове? Вдруг она сидит здесь третьи сутки совсем одна, а он творение галлюцинаций? От подобной мысли девушка ещё сильнее вжалась в стену, зажмурив глаза. — Ты больна в самом деле?       Нет, это реальность. Взмахнув ресницами, Дакота не сомневалась, что взгляд точно падёт на него. С изумительной улыбкой, какую не в силах удержать при шутке очередного кретина, которого готов зарубить топором только предложи, она поднимает связанные руки, закрыв ими лицо.       — Что это, по-твоему?       — Браслет, — безропотно отвечает Малфой. В словах слепящий упрёк и фраза: «А что я здесь могу увидеть помимо него?». От очевидности она напряжённо вдохнула, прикрыв глаза.       — Ладно, — её руки упали обратно. — Тогда позволь спросить…       — Пожалуйста.       — Что он делает на моих руках?       — А что может делать на руках предмет, именуемый браслетом? По мне, это чересчур. Ты вполне можешь порассуждать логически… Или незнакомое понятие?       — Да, я вижу, как к вечеру твоё остроумие оживает. Извини, что не аплодирую, браслет больно жмёт. Видимо, маловат. — На её словах Малфой позволил себе зевнуть. — Ты издеваешься?! Развяжи меня!       — Нет, — быстро отвечает Драко. Зачем она просила о том, чему сбыться предоставлено столько же шансов, сколько магглорождённому занять место Волдеморта? Непонятно.       — И это я слышу от че-человека, который собирался хвалиться лексическим словарём в голове? — Дакота подгибает под себя правую ногу. — Ты допустил в слове семь ошибок, Д-д… — она замолчала, зато мысли возбуждённо понесли разносить имя по всему организму. «Драко! Драко! Драко!» А произнести вслух не получается. Дакота ненавидит такие моменты. — Ты должен был ответить «конечно»… Д-драко, — и она облегчённо выдохнула.       — Ты…       — Что? — Дакота дёрнула подбородком. Драко хочет спросить про заикание, и она догадывается об этом.       — Нет, ничего, — и он отвернулся в другую сторону. Теперь перед глазами стена с той самой хаотичной каменной кладкой и дверь. Неужели никто из Пожирателей не додумался повесить на стену хотя бы… да что угодно. Малфой с полным серьёзности лицом разглядывает почти невидимую в сгущающейся темноте дверь, ощущая себя полнейшим кретином.       — Извини, что прерываю, — тон становился ей практически неподвластен. Ноты повышались в громкости, а слова вылетали сквозь распылитель отвращения. — Но ты, видимо, подзабыл…       Голос слышался будто поблизости. Драко перевёл взгляд в её угол. Показалось. Дакота всего лишь вытянула руки, при этом сжав губы в единую полосу.       — Чем тебе не нравится быть связанной? Ты же говорила, что тебя, может, вся эта атмосфера привлекает.       — Вот именно, что может.       — Значит, радуйся! Носись по камере с воплями: «Уступите дорогу моей радости!». — Малфой начал активно жестикулировать, указывая на всё, чего касаются слова. — Сядь на колени и преклоняйся свету, пока тут не стемнело окончательно. Наслаждайся! Я предоставил все условия!       На протяжении его монолога Дакота продолжала держать руки на весу. Щёки проявили слабый румянец, губы от напряжения онемели.       — Что за бред ты сейчас несёшь? Знаешь, это похоже…       Она не успела договорить. Из-за вновь распахнувшейся двери послышалось обращение:       — Оба на выход, — точнее, сухой приказ.       Драко непонимающе покосился на Дакоту, но в лице последней не мелькнуло ни доли сомнения. Неуклюже поднявшись, но с непроницаемым выражением, опираясь пережатыми уже почти до синевы пальцами о стену, она ровно пошла к двери. Никаких сцен, криков, крови. Отработано и чётко, даже противно. Он схватил её за предплечье, остановив около себя. Мельком взглянув на дверь, Малфой спросил, вновь находя на её лице глаза:       — Куда нас ведут?       — Придёшь и увидишь, — Дакота скривила рот в неприязни от одних слов и выдернула свою руку, дабы показать этим ещё большую ненависть. Глаза сверкнули. Вспышка ярости поглотила всё её существо. Хотелось запинать этого парня до состояния крайне тяжёлое, до самого пика, граничащего со смертью, но жизнь сохранить. Ведь мёртвые не чувствуют боли. Дыхание возросло, она точно дышит в громкоговоритель, звук отдавался по всей камере. Мысли затормозили биологическое время. Она всё смотрела ему в глаза. Серебряные.       — На выход!       Дакота моргнула. Это дало ей право повернуться и идти дальше. Девушка чувствовала его присутствие позади себя. Он близко, если показалось, что чужое дыхание вызывает неприятные мурашки по коже. Он далеко, если за день парень не превратил её существование в паранойю.       — Лицом к стене.       «Боже, какая галантность. Я думала, что ты сдох», — сказала про себя Дакота.       — Направо и вперёд до конца коридора. — Дакота подчинилась приказу машинально, даже не дослушав до конца. Поэтому когда она уже сделала один шаг, Драко только шаркнул ступнями в повороте.       Антонин шёл последним, контролируя пару заключённых. Единожды Малфой попытался к нему обернуться, но получил за это приличный толчок в спину. Он почти сбил с ног идущую впереди пленницу.       — Остановились, — Долохов же прошёл ещё шага три и затормозил как раз между ними. Он ничего не говорил, только поднёс руку к лицу, водя по заросшей коже и осматривая обоих, будто на предмет скрытой угрозы. — Кто связал тебе руки?       — Догадайся, — опередил её Малфой. Он облизнул нижнюю губу, не скрывая улыбки. Кожа на ней мгновенно полопалась, показалось, что треск долетел до ушей. Ртом овладел вкус крови.       — Не советовал бы тебе шутить, — мужчина ступил к нему, — Малфой, да? Не слышал, как у нас принимают предателей крови?       Драко ничего не ответил, однако улыбка с губ испарилась, возвращая кожу в менее болезненное состояние.       — Налево.       Оба одновременно подчинились его приказу. За спиной послышался звон ключей. Дакота чуть повернула голову в направлении Драко, но небольшой в сравнении с ним рост позволил почти не двигаясь увидеть лишь шею и то, как он сглотнул. Но потом звук открывающегося замка резко стих, и она вернулась в исходное положение.       — Кругом и вперёд.       Долохов стоял около двери, дожидаясь, пока они оба войдут внутрь. Из-за галантности ли, но Драко пропустил Дакоту вперёд. Будь его воля, он бы пропустил и Долохова, а потом захлопнул бы дверь и убежал куда глаза глядят… Не сегодня.       Камера выглядела достойнее той, в которой они находятся вместе почти сутки. Пусть камни и выложены хаотично, без определённой закономерности, как и в любой другой, но здесь это, к удивлению, в глаза не бросалось, скорее даже смотрелось уместным. Во всю дальнюю стену тянулась вешалка, плечики собраны в одном месте, и только две куртки малоприятной наружности висели по другую сторону. Слева от них стояли три чёрных стула на тёмно-сером пушистом ковре. Намёк на нежность, красоту и уют?       — Туда, — Долохов указал на голую стену. Дождавшись всепоглощающего к нему внимания, он достал из внутреннего кармана мантии палочку и подошёл к Дакоте. — Руки. — Она послушно протянула прошенное. Он направил кончик на узел. — Диффиндо.       Верёвка разорвалась и упала на пол. Девенпорт почувствовала, как кровь начала приливать к пальцам, оживляя. Другим заклинанием Долохов поднял когда-то наручники и отправил их по воздуху в урну, стоящую рядом со стульями.       — А теперь, господа, одеваемся, — он отошёл к стульям и, недолго думая, сел на ближний к стене.       Дакота прошла к вешалке первой. Здесь ей доводилось быть дважды. Куртка с нашивкой на белой ткани «12» в те разы висела в единственном экземпляре. Сейчас же их две. И вторая не выглядит опрятнее, если она и вправду является второй. Может, вторая как раз-таки первая? Дакота запуталась, рассеянно глядя на обе.       — Живее, — торопил Долохов.       И она взяла одну из них, понадеясь, что интуиция в силах разрешить сомнение. В распоряжении Малфоя же осталась последняя куртка. Он снял её с плечиков, недоверчиво осматривая со всех сторон.       — Что с ней? Я же ни разу её не надевал. Почему она настолько грязная?       — Наверное, потому, что до тебя в ней побывали прилично.       — То есть это предложение воспользоваться гардеробом покойника?       — А ты смышлёный.       Долохов встал со стула и сделал несколько шагов к ним навстречу. На губах оттенилась улыбка. Не предзнаменующая положительного исхода. Остановившись, он высунул руки из-под мантии и начал один за другим заламывать себе пальцы до отчётливого хруста.       Малфой же застыл на месте, точно цепями прикованный к стенам, и сжимал в руках куртку. Глаза не меняли объекта наблюдения. Он будто считывал с лица Долохова нужную информацию.       — Я не собираюсь надевать на себя этот мусор, — и он швырнул вещь к ногам Пожирателя.       Дакота стояла в шаге от него, обёрнутая в прототип выброшенной им куртки. Некогда чёрная ткань сегодня покрыта слоями пыли, въевшейся вглубь, почти насквозь. Встряхни её даже слегка, увидишь летающие в воздухе пылинки в несчётном количестве. Серые засохшие мазки придали ей полукаменное состояние, оттягивая многочисленные порезы по всей поверхности.       Непроизвольно девушка ступила назад, тело повело дальше по инерции. И, врезавшись плечом в стену, она облокотилась о неё головой. Глаза закрылись сами собой, но это не отняло её нахождения здесь. Пока что всё замечательно доходило до ушей. Знакомый шорох ткани, какой приходится слышать при любом движении, — значит Долохов поднял куртку.       Но резко слышимость пошла на спад. Всё стало доходить как из вакуума. От темноты в животе начало мутить, и ей пришлось открыть глаза.       Вид Пожирателя вызывает глубочайшую жалость… не к нему, конечно. К парню, осмелившемуся возразить.       — Ну, что ж, — Долохов выставил правую ногу вперёд и запустил вещь обратно. Куртка врезалась в грудь Малфоя и скатилась по нему на пол. Почти вровень этому по стенке так же сникла Дакота, пережимая руками рёбра. — Ты, как я понимаю, где находишься не понял? — в его руке вновь появилась палочка, в этот раз вряд ли избавить кого-то от недомогания. — Я объясню тебе, — он навёл древко в область его солнечного сплетения, однако сказать заклинание мешал резко возникший кашель, некстати вырывающийся из лёгких Дакоты. Он мог ждать тишины для устрашения, но палочка ведь всё равно услышит где угодно. — Круцио.       Багровое зарево осветило всю камеру. Звуки стихли. Малфой согнулся пополам, погрузившись в оцепенение, только свет коснулся его тела. Лицо перебилось гримасой ужаса, боли. Перед глазами каменный пол, но он ничего не видел. Он даже не мог поднять головы, дабы с достоинством смотреть в глаза своему обидчику. Его рот широко раскрыт, но не издаёт ни единого звука. Боль пронзила тело копьём, как и задумано, ровно в грудь. Сил хватало только на то, чтобы кричать всем телом изнутри, при этом пытаться противиться снаружи.       — Не надо, пожалуйста, — еле слышно сказала из угла Дакота. По ней самой можно было заявить о регулярных процедурах непростительным заклятием. Отстранённый взгляд под почти опущенными веками, синеющие губы, руки, бесхозно лежащие на коленях.       — Твоя подружка уже начала беспокоиться, — Долохов резко отвёл палочку в сторону. Малфой упал, ударившись о пол грудью. Полусогнутые руки лежат перед головой, а ноги, точно связанные, прижаты одна к другой. Он перевернулся набок, пытаясь извлечь из-под себя комок куртки, передавленный телом. Ничего не выходило. Нужно либо больше сил, либо приподняться, чтобы вещь легко подчинилась его воле. Но сейчас не было возможности сделать ни то, ни другое. Искалеченное сознание позволяло только тянуть ткань от себя, скользить по ней пальцами до самого конца, терять материал из рук и начинать по новой.       Драко ничего не видел вокруг, хотя нет же, видел. Чётко и ясно. Но глаза в силу вразумительных причин посылали мозгу совершенно иные картинки. Чёрный фон, ничего более. А слух вообще развлекался ещё забавнее. Дикий смех, разноголосая речь. Он даже не понимал смысла всех фраз, потому что они поступали в большом нефильтрованном объёме. Его хватило лишь на то, чтобы узнать говоривших.       Отец… Мать… И Долохов.       Прямо сейчас.       — А она держалась поболе тебя.       Щелчок. Всё пришло в норму. Долохов сидит перед ним на корточках, держа палочку в дюйме от его носа. Малфой опирается на руки, успешно себя поднимая. Боль почти исчезла, а может, пропала с самого начала, просто его тело никак не могло свыкнуться с мыслью о том, что подобные ощущения вправе появляться и испаряться за доли секунд.       — Вручи ей медаль перед тем, как сжечь.       — Неправильный ответ.       Удар — и Малфой теряет сознание.

♥

      Невыносимая боль в затылке. Пульсирует и вызывает тошноту. Он пытается остановить себя, но не может. Ноги всё куда-то ведут. Спешат и спешат не притормаживая.       Я сплю? Но это же не сон.       Кругом темнота, редко прерывающаяся проходящими мимо людьми в похожей одежде… или такой же одежде. Свет исходил только от тусклых фонарей, которые каждый из них почему-то держал на уровне головы.       Нет… Я хочу проснуться.       По форме в руках железные палки. Он катит одноколёсную пустую тачку треугольной формы. Всё происходит легко и без надрыва, но то, что мышцы устали, было неоспоримым фактом. Ощущения служат тому подтверждением.       Я же могу собой управлять…       Драко хочет отпустить ручки, но ничего не выходит. Ладони не ослабили хватки. Даже не дёрнулись. Ничего вообще не произошло.       Меня уже тело не слушается…       И всё идёт. На лице никаких признаков протеста, никаких эмоций.       Это невыносимо…       Он плавно остановился и, чуть нагнувшись, отпустил ручки. Железо почти неслышно соприкоснулось с каменным полом. Он обходит тачку и делает ещё три шага. Сзади кто-то подошёл. Сейчас бы развернуться, но он стоит как вкопанный.       — Давай вдвоём, — говорит подошедший, проходя несколько дальше. Теперь Малфой мог его видеть… будь тут хоть немного светлее, а так, тёмное пятно, движущееся по своим правилам.       Драко ступает навстречу, и некто, поняв его осмысление, поворачивается и снова удаляется вглубь тьмы, остановившись около горы с него ростом. Подойдя ближе, Малфой смог различить в этой неоднородной куче камни. Огромные, весом, наверное, больше ста фунтов. Усталость в мышцах вновь дала о себе знать.       Что это?       Он подходит впритык, и голова поворачивается к новому знакомому. Осунувшееся лицо, замаранное чем-то тёмным. Мазки от пальцев чётко вырисовывались на заросших впалых щеках и двойном подбородке. А в спутанных волосах, наоборот, грязные пряди казались светлее. Этот некто, возрастом, кажется, старше Малфоя лет на восемь, молча отводит взгляд и нагибается. Драко повторяет за ним.       Нет.       Он мысленно качает головой в отрицании, хотя сперва показалось, что власть над телом вновь принадлежала ему. Ошибка.       — Наверное, ты меня ещё не помнишь. Я — Чак.       Что за кретин учил тебя нормам речи?       — Мы тут с тобой три часа возим камни на тачках туда-обратно. Помнишь?       Три часа? Камни? Ну да, он же свихнулся…       И внезапная тяжесть сразу одолела мысли. Камень, что они подняли, и вправду весит фунтов сто пятьдесят, в этом визуальное представление не ошиблось. Но со стороны всё-таки поднять его казалось легче, премного, не то что нести. Такое чувство, будто помимо и без того невыносимого веса, сверху накинули ещё мешок кирпичей для проверки на прочность.       Даже по чокнутому видно, что это сверх меры!       Лицо Чака покраснело, а меленькие голубые глаза округлились, став больше раза в полтора. Он громко выдохнул через губы, раздувая их.       — Ты как, нормально?       Зашибись.       Складывалось впечатление, что они прошли уже целую милю, а не какой-то ничтожный шаг, и тачку при этом всём кто-то отгонял и отгонял. Загнувшись, оба не чувствовали спины, копчик требовал разнообразия, хотя бы разогнуться. Была бы воля, Малфой бы бросил всё прямо сейчас, а потом бы улёгся на спину. Массаж из мелких камней на полу в такой момент лучше ноющего тела.       — А сейчас поднажмём…       Бинго! Тачка уже за спиной, и Драко почти налетел на неё, не ощутив лёгкого касания.       — Осторожней!       Они поднимают камень выше, дабы наконец-то положить. Но как ни старайся сделать это плавнее, камень всё равно падает с грохотом, точно чтобы положить, его вначале подбросили.       — Ну всё, — Чак разогнулся, отряхивая ладони от каменной пыли, — иду за следующей партией.       То есть я три часа таскал на себе эти неподъёмные махины…       Он обходит тачку, берётся за ручки и, подняв, — «Я же не дойду! Я сдохну!», — делает кружок, меняя курс на обратное направление.       Во-первых, это не может быть сном потому, что я всерьёз об этом задумался. Но во сне, наверное, тоже можно думать о сне, если разобраться. Кажется, я противоречу сам себе.       Неменяющийся пейзаж большого пространства, обложенного ровными камнями чёрного цвета. Один к одному. И всё бы ничего, но в этот момент он понял куда везёт злосчастный камень.       Нет. Здесь я быть не могу…       Необъятная дыра. Опора сейчас состояла только в полу, всё остальное снесено. Не было ни стен, ни потолка. Будто сюда запустили безразмерное ядро. Как палец прошёлся по взбитым сливкам на торте, или же лист свернули в треугольник, а потом подожгли одну из сторон.       Пол усыпан обломками стен. Некоторые из них распались на её составные части, камни, копии которых Малфой возит несчётное число времени. От незнания усталость только усиливалась. Другие же обломки так и лежали пластами, загораживая доступ к более короткому пути. И тут два выхода: либо объезжать это всё по змеиной дорожке, либо при каждой преграде поднимать тачку, чтобы проехать дальше. Сил на второе у него не было.       Подойдя к краю, Драко сквозь уже практически нестерпимую усталость приподнял тачку. С губ сорвалось отрывистое «ы», живот напрягся от этого звука, не считая остальных мышц, взваливших на себя полторы сотни фунтов. Камень лениво выполз, звонко ударившись о пол. Два раза. Одной стороной, а через три секунды другой.       Ледяной ветер подул прямо в лицо. В нём ощутился и пронизывающий до костей холод, и неотъемлемая ему свежесть. Вместе с тем ещё донёсся отчётливый шум воды.       — Драко, — он снова не может пошевелиться, — может, ты меня ещё не слышишь…       Вам всем тут промывают мозги? Или я в психиатрической палате? Где у вас каждого понятие времени?       — …но если ты вдруг опомнился… — Он узнал голос. Женский. Дакота. — Ясно, ч-что ты не понимаешь, почему не можешь управлять своим телом. Некоторые даже сходят от этого с ума… ну, в общем… Не знаю, догадался ты или нет… — она стихла. — Извини, я, наверное, смотрюсь комично… если ты слышишь меня с первого раза. Сколько раз я к тебе подходила? Можно пересчитать по камням и разделить на четыре. — Голова Драко как раз была пущена в их сторону. Лежало около двадцати штук. — Но если и в этот раз ничего не выйдет, я брошу это занятие. Ничего, как-нибудь проживёшь до утра. Да и Долохов назвал тебя смышлёным, может, догадался бы сам.       До утра? Если прошло три часа…       — Ты под Империо. Около трёх часов. С того момента как Долохов хлопнул твоей головой по полу.       Дакота снова замолчала. Ему лишь оставалось догадываться, рядом она или же ушла.       — Думаю, где мы находимся, ты всё же п-понял.       Девушка бродила у него за спиной, видимо, создавая эффект работы. Странно другое. Почему стоит он? Почему даритель Империо не отправляет его в дальнейшее путешествие?       — Мы в Азкабане, Драко, — голос шёл снизу, Девенпорт сидела. — Я знаю, что ты не можешь собой управлять. Здесь уже был похожий случай. И кстати, именно поэтому я с-с тобой разговариваю. — По шороху Малфой понял, что она поднялась. — После тот парень говорил, что понимал каждого из нас. Правда, он не терял перед этим сознания.       Она встала по правую сторону от него, и будто что-то незримое вошло к ней внутрь. И у него точно так же. Кажется, Девенпорт и сама понимала, что стоит чересчур близко, тела отторгаются друг от друга, но девушка не собиралась отступать.       — Пожиратели скоро начнут подозревать о моих намерениях, — Дакота оглянулась. Слова улетели в сторону. — Тюрьма охраняется дементорами, напоминаю. Не стой долго на краю.       Малфой не шелохнётся. Взглянув на него ещё раз, Девенпорт уходит, оставив парня с выданной ею информацией, предоставив размышлениям, если таковые возможны.       Выходит, я в полном дерьме?       Мозги начали промерзать, изо рта пошёл пар. Хотя насчёт пара утверждение спорное. Пар, может, был с самого начала, просто тогда он не придал этому особого внимания. Пар, он и есть пар. Ещё десять минут назад пар, возможно, был последним, что его интересовало. Но не сейчас. Сейчас он полностью погрузился в пейзаж, обрисованный глазами мертвеца.       Чернота… Чернота… А вон там, Малфой, видишь? Там чернота…       И вот именно пар превратился в единственный сгусток чего-то иного, доказывающего жизнеспособность не только его организма, но и всего окружающего пространства в целом.       С каждой секундой температура понижалась градус за градусом. Он так чувствовал. Пальцы на руках уже почти отмёрзли. От красного все десять потихоньку начинали белеть.       Снег?       Рукава его куртки покрывались снежинками, хотя не было даже никакого намёка на снегопад. Бонусы Империо?       Тело наконец оживает. Малфой нагибается за ручками, но на расстоянии от них в дюймах пяти неожиданно тормозит. После нескольких секунд бездействия пришло понимание. Он снова свой повелитель.       — С чего бы?       Спокойно выпрямившись, показав тем бесстрашие перед любыми напастями и хладнокровие к ним, он повернулся, и… перед ним взлетает дементор. Малфою приходится поднять голову, чтобы видеть его намерения. Тот, медленно покачиваясь в воздухе, расправил костлявые рукоподобия в стороны и медленно приближал свою голову к нему. Кожа на лице сразу же онемела. Драко не успел запомнить своё выражение. Что там осталось? Страх? Смех? Сложно понять.       — Беги!       Чей-то голос. В сложившейся ситуации мозг не позволил бы даже узнать голос матери, поэтому совет пролетел через него не задерживаясь.       — Да беги же!       Малфой падает на принесённые им же камни. Удар сбоку вывел его из надуманного организмом гипноза. Спиной он неудачно приземлился на угол одного из камней. А дементор замер в смятении. Только ткань развевалась по ветру, и голова крутилась из стороны в сторону, будто он может видеть и смотрит сейчас то на Драко, то на Дакоту.       И ей это не понравилось. Это действие. Оно вызвало порыв ярости, слабо подавляемый чувством страха от близости с этой сущностью. Дакота вспомнила мать за обеденным столом. Она протянула к дементору руку, хотела схватить за ткань и потянуть на себя, но соприкосновение с ним заставило сразу же отдёрнуть её обратно. Пальцы точно окунули в жидкий азот, и сейчас ударь ими по чему угодно, все до единого разлетятся. Вдребезги.       Дакота спрятала искалеченную правую руку в карман, надеясь согреть в нём каждый из пальцев.       — В-всё-ё, — она выстроила перед грудью барьер из свободной руки, но, ощутив себя незащищённой, выставила и вторую руку. Кончики указательного и среднего пальцев синели, или же это всего-навсего обман зрения. Источником света между ними тремя являлся маленький фонарь, оставленный Дакотой на полу. И тот потихоньку гас от близкого расположения к дементору. — Всё хорошо.       Треск стекла. За ним не стало света. Дементор слился с темнотой, превратившись в невидимку.       Всё смолкло, лишь вдали слышалась работа, но эти шумы сейчас не волновали никого из них. Дакота задержала дыхание.       Дайте мне света…       Свирепое шипение раздалось совсем рядом. По телу пробежали мурашки. Звук облачил её в кого-то беспомощного, не надеющегося на защиту. Дакота шагнула назад, пробуя под собой устойчивую землю. А холод лился за ней по пятам.       — Эй, что там происходит? — заметил издалека Долохов.       Она разворачивается на сто восемьдесят градусов и срывается с места. Не оборачиваясь нужно всего лишь добежать к остальным. Потом легче. Однако если бы всё было так просто. Пробежав даже меньше половины, она резко жмёт по тормозам, подпрыгнув. Дементор находится прямо перед ней. И ещё: их теперь двое. Она попятилась назад и, обо что-то споткнувшись, почти лишилась равновесия. Силой какого-то судьбоносного везения ей удалось устоять на ногах.       — Так, — Долохов шёл в их направлении, но был ещё достаточно далеко. Руки помощи от него ждать не стоило. — Тёмный Лорд вам ясно дал понять… — на тон выше произнёс он. — Никаких массовых нападений. Каждый из них должен оставаться трудоспособным.       Оба перевели внимание на Пожирателя. Воспользовавшись ситуацией, Дакота прорвалась сквозь их оцепление. Дементоры не возрадовались подобной выходке. Не удостоив Долохова больше ни секундой внимания, они последовали за ней, но теперь не обгоняя. Преследуя.       Дакота же бежала, не щадя своих лёгких. Дыхание было сбивчивым и через рот. Уже на половине началось покалывание в правом боку, а ещё через четверть — режущая боль. Но остановиться равнялось самоубийству. Поэтому она продолжала бежать.       — Я не закончил! Остановитесь!       Его никто и не собирался слушать.       — Д… Девчонка!       Дакота также не намеревалась подчиниться. На это Долохов произвёл следующее: с диким остервенением он вытащил палочку. Сначала та никак не хотела покидать своего места, крепко за что-то зацепившись. Но ярость Пожирателя, чётко отразившаяся на всём лице, позволила ему просто вырвать палочку.       — Остолбеней!       Дакота падает и теряет сознание.