Привет, Синичка!

В импровизированной гримёрке Марсов было безмолвно и пусто. Обычно по ней кто-то пробегал, что-то искал или вносил какой-то гастрольный реквизит, волоча за собой длинный провод; чья-то физиономия то и дело заглядывала внутрь - по надобности или просто из любопытства; а входная дверь редко отдыхала более пяти минут подряд. Но сейчас всё было иначе: в ней господствовала тишина, а необходимая утварь была вынесена на сцену, где её обитатели в это время давали концерт. И сюда долетали нечёткие звуки музыки, смешанные с размытым тенором певца и отчеканенные приглушенным барабанным ритмом. Маша тихонько притворила дверь и прошла вглубь гримёрки. В середине остановилась и огляделась. Незамысловатая обстановка, состоящая из самых необходимых предметов, отсутствие помпезной роскоши, свидетельствующее о неприхотливости её обитателей, кое-где валявшиеся вещи, разбросанные ими впопыхах. Ребята сейчас были на сцене, заряжали энергией зал и дарили поклонникам светлый позитив, а наблюдавшая за ними Мария вдруг ощутила всколыхнувшееся внутри уныние. В последнее время оно частенько напоминало о себе, а сегодня так и вовсе было невыносимым. Ведь тур группы "Thirty Seconds to Mars" по России подходил к концу, и сейчас в этом зале её участники давали предпоследний концерт. Затем, через два дня, оставался последний - в Киеве. А потом... Потом они уедут, перевернув эту светлую страницу в календаре Машиной жизни. И что тогда придёт ей на смену? Маленькая смерть? Глядя на многочисленных зрителей, заполнявших зал, видя, с каким азартом они проникаются энергетикой концерта, Мария думала об одном: что происходило с ними дальше, когда эйфория спадала, Марсы скрывались за кулисами и все разбредались по своим углам? Возникало ли у них ощущение окончания жизни? Как они с ним боролись? Что помогало его пережить? И как с этим справиться Маше? Особенно, если учесть, что она прожила с любимой группой целую маленькую вечность? Неспешно пройдясь по гримёрке, она горько вздохнула. Как ей справиться с этим грузом? Ведь ей будет этого не доставать - ни уже ставших привычными интервью, ни писем от поклонников, ни шумных выступлений. А главное - присутствия Марсов, этих далёких, но уже таких родных ребят. Разных, но по-своему интересных. На спинке мягкого кресла красовалась бейсболка хорвата, и, взяв её в руки, Маша улыбнулась. Томо. Человек-весельчак, человек-позитив. Доброжелательный и добродушный. Он не только умел играть на различных инструментах, но и обладал талантом создавать вокруг себя праздник. Он был источником положительных эмоций и мог возродить бодрость духа одним своим присутствием. Чего только стоил его смех - искренний, добрый, лучистый. И обязательно взахлёб. Но Маша знала и другую сторону его натуры: за излучаемым им оптимизмом, за кажущимся небрежным легкомыслием жил серьёзный думающий человек, способный на глубокие разговоры, готовый в нужную минуту поддержать и помочь. И неизменный любитель орешков. Они и сейчас покоились в хрустальной конфетнице на столе, рядом с которой красовались защитные очки младшего Лето. Бросив в рот один из орешков, Маша скользнула по ним рукой. Джаред. Человек-лидер, человек-организатор, человек-интеллектуал. Способный свергнуть горы, покорить всю Землю и даже пробраться в Космос. Бивший жизненной энергией, словно ключом, и излучающий доказательства достижимости невероятного, словно гейзер. Но при всём при этом - обычный парень. С понятными каждому чувствами, с привычными, а порой и сумасбродными мыслями, с вполне реальными желаниями. С неиссякаемой энергией, непреходящей фантазией, с неустанным трудолюбием, с завидной целеустремлённостью и способностью воплощать в жизнь мечты. И с умилительной любовью к брату. Который, надо заметить, платил ему тем же. Подойдя к висящему на стене зеркалу, Маша стянула с подзеркальника барабанную палочку. Повертела в руках. Улыбнулась. Шеннон. Человек-сила, человек-ураган, человек-загадка. С момента их первой встречи он казался Марии больше похожим на мираж: она видела его, слышала и даже ощущала, а дотянуться никак не могла. Он для неё был окутан ореолом тайны, как если бы всё их знакомство происходило не с ними. И приезд в её страну, и весь этот тур, и их разговоры по вечерам, и то, что он якобы её помнил, - всё это настолько тесно переплелось, не давая каких-либо объяснений, что превратилось в сплошную неразбериху. И Маша отчётливо осознала, что не все загадки в жизни имеют ответы. Или же человеку просто не дано их постичь. А ей так хотелось понять, что же произошло на самом деле, почему судьба свела её с этим человеком - да ещё так непостижимо странно. Ей так хотелось объяснить для себя возникшую между ними связь, которую - она была уверена в этом - они оба ощущали. Ей так хотелось найти логику в поступках Шенна - то он её целует, то отталкивает от себя. Маша глубоко вздохнула и перевела взгляд на серебряную гладь. Удастся ли ей когда-нибудь разобраться в происходящем? Удастся ли понять, что за ребус с ней случился? И - почему именно с ней? Встрепенувшийся мобильник ворвался в Машины мысли - так неожиданно, что палочка выскользнула из её рук и со стуком упала на пол. Достав его из кармана, она поглядела на монитор, удивилась незнакомому номеру, поднесла трубку к уху. - Алло? - Машка? - отозвался какой-то женский голос. - Привет! Ты сейчас где? - А... кто это? - О! - короткая пауза выдала удивление говорившей. - Маш, ты что, не узнала меня? Я - Волкова. Мы вроде как дружим. Кто? На мгновенье Маша перенеслась в школьный коридор, где услышала раздающиеся из-под лестницы голоса одноклассниц. Один из них принадлежал именно ей, женщине, звонившей сейчас на мобильный. - Лена? - Маша даже поразилась. Причём, непонятно, чему больше: то ли что подруга ей вдруг позвонила, то ли что она не узнала её. - Как же я не признала тебя? Видимо, я не часто слышу твой голос по телефону. - Да, ты права, я редко звоню. Зато на работе мы видимся регулярно. - Вообще-то, я давненько тебя не видела на ней, - а мысленно Маша добавила: "Вот уже, почитай, двадцать лет". - А... да... Я долго болела. - Что-то серьёзное? - Э-э..., - замялась Волкова на миг. - Осложнения. После аборта. - О-у! - сорвалось с Машиных губ. - Зачем ты его сделала, дурёха? - Затем, что отец ребёнка отказался на мне жениться. - Да и чёрт с ним! Ты бы и сама воспитала малыша. И не рисковала бы. Ни своим здоровьем, ни, уж тем более, его жизнью. - Да ладно, Маш. Думаешь, это первый мой аборт? Да я их делаю ещё с института. Маша испытала какое-то мерзкое неприятное чувство, как если бы перед ней раздавили клопа. И она даже поморщилась, ощущая неясную дрожь со средины. - Господи, Ленка, как ты можешь об этом так легко говорить? - А что тут такого? Это дело житейское, подруга. - Но ведь зачем-то тебе даны мозги? Ты не пробовала предохраняться? - Машка, ты как была наивной, так ею и осталась. Неужто думаешь, что я не стала бы этого делать, если б не хотела залететь? - А ты хотела? Зачем? - Чтоб заполучить мужика. Иногда для этого приходится рисковать. Маша даже остолбенела. Какой ужас! Идти на различные женские хитрости, чтобы заполучить носителя брюк, - что может быть более мерзким? Интересно, кто этот претендент, ради которого Волкова так старалась? Видно, какой-то непробиваемый лоб, поскольку она всё же потерпела фиаско. - Ну, да я не для этого звоню, - вела дальше Елена. - Мне нужно встретиться с тобой, и я жду тебя в гостинице. -Где ждёшь? - Маша более чем удивилась. - В гостинице, где ты остановилась. С ребятами из группы "Thirty Seconds to Mars". - Так ты - здесь? В этом городе? - Да. Приехала около часа назад. И мне нужно с тобой повидаться. Интересно, зачем? Хотя спрашивать об этом Маша не стала. - Хорошо, я сейчас подъеду. Жди меня там. Она отключилась и повертела в руках компактное средство связи. Что же всё-таки это значит? Столько времени от Волковой не было ни слуха, ни духа, а теперь она даже притащилась сюда. Дверь в гримёрку неожиданно распахнулась, и, оглянувшись, Маша увидела входящих в неё Марсов - разгорячённых, взлохмаченных и чуть уставших. - О, Мэри, ты здесь! - обрадовался Джаред, а шедший позади Томо добавил: - А мы ещё удивлялись, не найдя тебя за сценой. - Концерт уже закончился? - как-то машинально спросила она. - Да, - Джаред потрепал взмокшую на груди футболку. - Так что мы сейчас - в душ и - отдыхать. Понимающе кивнув, Мария направилась на выход. - Хорошо. Но я не буду вас ждать, ладно? Я поеду в гостиницу. У меня там - встреча. Ребята такого не ожидали - удивлённо вздыбившиеся брови и застывшие позы красноречиво подтвердили это. И три пары глаз уставились на Марию, пронизывая выглядывавшим из них недоумением. - Встреча? - настороженно переспросил хорват. - Да. Ко мне там приехали, - и она указала на мобильник. - И попросили встретиться. - В отеле? - Да, именно там. И меня уже ждут. Поэтому я убегаю. Она уже взялась было за дверную ручку, как вдруг ладонь Шенна легла ей на плечо. - Всё в порядке, Мэри? В его карих глазах отражалась серьёзная настороженность, лицо дышало неподдельным волнением, и Маша уловила излучаемое им напряжение. Похоже, такой поворот был не очень ему приятен, и он непроизвольно задавался вопросом, чего от этой встречи следует ожидать. - Пока не знаю, - сдвинула она плечами. - Но мне нужно идти. - Будь осторожна. Мы подъедем следом. Маша лишь кивнула и скрылась за дверью, а уже через минуту вдаль её уносило стремительно летящее такси. Память её упорно рисовала глаза старшего Лето - тёмные, загадочные, выжидательно-настороженные. В последнее время Мария ловила на себе именно такой его взгляд. И не могла отделаться от вопроса: что же он значит? Почему Шеннон смотрит на неё именно так - неспокойно, чуть грустно, словно желая, но не отваживаясь что-то сказать. И Маша то и дело вспоминала произнесённое им на даче: "Я знаю, кто ты, Синичка! Я разгадал тебя". Разгадал? Как понять эту фразу? Что ему стало ясно? Что он понял такого, чего она сама о себе не знает? О чём таком он догадался, что воздвигло между ними барьер? Впрочем, барьером это назвать было сложно. Шенн, как и прежде, держался тепло и дружелюбно, однако их встречи-прогулки теперь стали редки. Казалось, оставаться с Машей наедине он избегал. Если же всё-таки это случалось, он был невероятно сдержан. Даже Джаред, заметив это, однажды спросил у неё: - Между вами случилось что-то? - Нет. С чего ты взял? - Шеннон держится как-то отрешённо. Он озабочен чем-то. Не спит, ворочается по ночам. И на тебя поглядывает как-то странно. Что Маша могла ответить? Ей бы самой кто-нибудь всё объяснил. Она лишь вздохнула сдвинув плечами, а Джаред неожиданно улыбнулся: - А ведь ты нравишься ему, Синичка. Нравится? Тогда почему он вёл себя так непонятно? Какие у него были на то причины? И станут ли они когда-нибудь известны ей? - Приехали! - вторгся в раздумия Маши голос таксиста, и, выглянув в окно, она увидела красовавшееся здание отеля. Что ж, пока ей придётся оставить эту дилемму и решать другие вопросы. В гостиничном фойе в это вечернее время суетились люди. Желая приятно провести досуг, они восседали группками на расставленных у стен мягких диванчиках или же за красовавшимися у окон столиках, где предавались интересному и полезному общению. Свет ярких ламп желтоватым теплом подсвечивал кремовые стены, соскальзывал на гордо выделяющуюся на их фоне декоративную зелень и затем тёплыми искорками отражался в наливном полу. Несмотря на многолюдность, Волкову Маша заметила без лишних усилий: за минувшие годы та почти не изменилась. Правда, немного поправилась и обрела зрелости, но носила всю ту же короткую темноволосую стрижку и не изменяла своей излюбленной манере: вывернуть руку тыльной стороной наружу, подпирая голову. Сидя за одним из столиков в такой позе, она вглядывалась в потемневшее окно, и на лице её застыло выжидательное выражение. Поглядывая на неё со стороны, Маша уловила, что что-то в ней всё-таки изменилось. И она ожидала, что, завидев её, Елена вскочит с места, улыбнётся во весь рот и повиснет у неё на шее. Но ничего такого не произошло. Напротив, Волкова повела себя крайне сдержано: слегка улыбнулась - едва заметно, словно через силу - и даже не поднялась. И это породило в Маше неясное подозрение. Разве так ведут себя лучшие подруги? - Привет, - подошла ближе Маша. - Привет, - Волкова скользнула по ней оценивающим и каким-то даже ревностно-завистливым взглядом. - Хорошо выглядишь. - Спасибо. - И как только тебе удаётся держать себя в форме? Как-как! Очень просто: надо себя любить! И постоянно помнить, что ты - королева. А следовательно, выглядеть ей под стать. Но говорить это вслух Маша не стала. А потому сменила тему: - Давно ждёшь? - Около получаса. Я приехала последним рейсом и сразу - к тебе. - Тогда пойдём ко мне в номер. Там и отдохнём, и поговорим. - Нет-нет, не нужно. Лучше - здесь. Тем более, что я не одна. Волкова указала рукой на диваны, и, оглянувшись, Маша увидела грузного мужчину с песочного цвета глазами. Барсуков! Здесь? В этом отеле? После того, как она запретила ему даже звонить? С Волковой вместе? Что всё это значит? Видя, как Вадим двинулся в их сторону, она повернулась к подруге. - Ты с Барсуком? - Да, мы приехали вместе. - Почему же ты сразу мне не сказала? - Он просил этого не делать. Боялся, что тогда ты к нам не придёшь. Вот тебе раз! Детский сад на прогулке! Называется, взрослые люди! Как были детьми, так и остались ими. В это момент Барсуков уже добрался до Маши и сделал приветственный жест, напоминавший объятия. Но Маша от него увернулась и, жестом указав ему на место рядом с Еленой, сама села напротив. - Прятаться за спиной женщины, Барсук, низко, - заметила при этом, обдавая его ледяным взглядом. - Впрочем, высокой моралью ты не отличался никогда. - А как мне оставалось поступить после того, как ты поддала меня игнору? На мои звонки ты не отвечаешь, электронную почту не проверяешь, а я даже не знаю, почему. - Потому, что вся информация, исходящая от тебя, не касается работы, и попросту является спамом, который нужно удалять. - Так вот на этот раз я приехал как раз по работе. - И именно поэтому решил использовать Елену в качестве подсадной утки? - Нет, не только, - по его лицу расползлось хитровато-злорадное выражение, отдающее победным эгоизмом. Он словно был заранее уверен, что теперь последнее слово будет за ним. - Она здесь тоже по делу. И оно касается тебя. - И в чём оно заключается? - В том, что ты больше не переводчик группы "Thirty Seconds to Mars". Я отзываю тебя из командировки. Парочка фраз, призванная донести до Марии какой-то смысл. Однако поначалу её понимание не восприняло их, и они отлетели от него, словно теннисный мячик от стенки. - Это ты так шутишь? - недоумение всё-таки выглянуло из её глаз. - С чего ты решила? - С того, что только тупица может так поступить. Расторгнуть договор за несколько дней до его окончания - это редкостная глупость. - А я не собираюсь его расторгать. Я просто хочу заменить одного переводчика другим. - Для этого нужна веская причина. - Этот переводчик позарез нужен мне на фирме. Я без него не могу обойтись. Достаточно веско? - Достаточно глупо. Почему бы тебе не подождать ещё парочку дней, пока тур закончится и твой работник вернётся обратно? - Потому, что этот работник совершенно не даёт о себе знать, просит его не тревожить и напрочь игнорирует мои звонки. Что при таком раскладе я должен думать? - Что твой работник не хочет, чтобы ты вторгался в его личную жизнь. Потому как имеет на это полное право. - По-твоему, он может открыто вытворять непристойные вещи, а я должен ждать и молчать? - Непристойные вещи? И где ж ты их видишь? - Да везде! И во всём! К примеру, в том, что ты посещаешь рестораны и бары, ходишь на званые вечеринки, тусуешься на частых концертах и живёшь в своё удовольствие в дорогих гостиницах. И всё это - не одна, а с тремя неизменными мужиками, придерживающимися весьма свободных нравов и обладающими сомнительной культурой поведения. Ну, это же надо! Вот когда он культуре поведения вспомнил! И то - лишь теоретически и с переадресовкой на других. - Всякое поведение, Барсук, начинается с мыслей. За всё время, проведённое в туре, я не слышала от этих людей ни одной глупой идеи. А ты не успел появиться, как уже ахинею городишь. Так тебе ли о культуре поведения говорить? - А тебе ли стыдить меня, Синица, тогда как ты сама порочишь доброе имя нашей фирмы? И я, как непосредственный твой начальник, не могу этого поощрять. Ага. На войне, как говорится, все методы хороши. Даже такие - далёкие от правды, мерзкие и аморальные, способные оклеветать и облить грязью с головы до ног. Но Маша не собиралась спорить. Во-первых, никто так не доказывал свою правоту, как обманщик. А она была невиновна, и Барсук это знал. Во-вторых, прекрасно понимала, что всё это он говорил с единственной целью: чтобы вывести её из себя. Ведь до тех пор, пока человек в себе уверен, его очень трудно склонить к чему-либо. А когда обижен, подавлен, растерян, его намного легче себе подчинить. Поглядев на Барсукова - нагловато-расхлябанного, уверенного в своей победе, - она перевела глаза на Елену, виновато ёрзавшую на месте и отчего-то прячущую взгляд. Интересно, какую роль во всём этом играет она? Только лишь пешки, слепо подчиняющейся глупому королю? Или значительно серьёзней? - И ты решил заменить меня Леной? - снова взглянула на Барсукова она. - Да. Леночка намного моральнее тебя и, возможно, ей удастся спасти репутацию нашего агентства. Ай, да Барсук! Ай, да мерзавец! Что он несёт?! Недоверчиво улыбнувшись, Маша склонила голову, слегка качнув ею. Понимал ли он сам, как неприглядно выглядел при этом? - Ты не можешь этого сделать, горе-начальник. В договоре указано конкретное имя переводчика - моё. И своими действиями ты сам дискредитируешь нашу фирму. - Сделать это больше, чем сумела ты, уже невозможно. - Думаешь? Тогда соверши то, что говоришь, и обещаю: я подниму такую бучу, что твоя задница затрещит по всем швам. - Это только пустые угрозы. Ты не сможешь так поступить. - Разве? Это ещё почему? - Потому, что я всё ещё тебе дорог. Дорог? Однако! Этот человек слишком много о себе возомнил. Может ли такой самоуверенный сморчок, считающий себя непревзойдённым красавцем и напрочь позабывший, что за собой всегда нужно следить, вызывать хоть маломальский интерес? Может ли та сверхность, которую он проявил в прошлом, стереться, забыться, исчезнуть? Может ли он, так скверно повлиявший на Машину судьбу, претендовать на какие-то чувства? Она протестующе тряхнула волосами. Разве что на одни: презрение и желание быть подальше. - Барсук, ты слишком самоуверен. Не скрою, когда-то ты интересовал меня. И мне даже казалось, что я тебя любила. Но чем больше я тебя узнавала, тем чаще открывала для себя тёмную сторону твоей натуры: эгоистичность, самолюбие, желание выделиться за счёт других, несостоятельность в решении проблем, но невероятный талант в их создании. Ты человек с отмершей душой. Всего лишь пустая оболочка. Которая, к тому же, являет взору жалкое зрелище. Ты всего лишь ветер. Пустышка, не умеющая любить. И поэтому не можешь быть дорог мне. Такого Барсук не ожидал - удивлённо округлившиеся глаза и разомкнувшиеся губы явственно сказали об этом. Затем его взгляд отяжелел, окрасился непроизвольной обидой и колючим гневом, а рот скривился в едкой усмешке - холодной и хамоватой. - Это я не умею любить? А ты лучше у Леночки спроси об этом. Она тебе ответит на этот вопрос. - Что? - Маша бросила быстрый взгляд на подругу. - А она-то откуда это знает? - О, ей это известно лучше тебя! Думаешь, ты была единственной женщиной в моей жизни? - Вадим! - за всё время разговора Волкова впервые подала голос, пытаясь его остановить. Однако Барсук, охваченный злостью, казалось, её не слышал. - Так вот ты ошибаешься, Синица! У меня было много женщин. Очень много. Он, конечно же, привирал: число "много" в его случае было не только неопределённым, но и явно завышенным. И это отчётливо выдавали его глазки - мечущиеся по сторонам и избегающие чьего-либо взгляда. Глупый Барсук! Как ему хотелось в глазах Марии выглядеть настоящим донжуаном! Чего он хотел этим добиться? Вызвать в ней ревность? Но ей на это абсолютно плевать! - Я бы порадовалась за тебя, если б могла, - вполголоса заметила она. - Но мне до этого нет дела. - Нет дела? - ещё больше завёлся Барсук. Как это похождения такого неповторимого ловеласа никого не впечатляли? - Ну, тогда ты спокойно отнесёшься к тому, что Леночка тоже входит в это число! Он произнёс это со слащавым ехидством, явно уверенный, что это известие уж точно сразит Машу наповал. Но рвать на себе волосы и закатывать истерику она не стала, хотя и обвела собеседников удивлённым взглядом. - Лена - твоя любовница? - Да. И, к тому же, давно. Ещё с института. - Вадим, замолчи! - не оставляла попыток вразумить его Волкова. - Не надо выдавать наши тайны. - Почему? - не поддавался дрессировке он. - Пусть знает! А то так никогда и не догадается, что мы столько лет вели двойную жизнь у неё за спиной. Двойная жизнь. Понятие чего-то неправильного, напрочь погрязшего в пороках и потому нуждающегося в сокрытии. И неизменно того, что должно было стать настоящим ударом, способным выбить из колеи. Во всяком случае Барсук был уверен, что это - сильный козырь, против которого Маше не устоять. И он, безусловно, оказал влияние на ход беседы, породив немую паузу в несколько минут. - Так значит, всё это время ты бегала за Барсуковым? - на удивление спокойно спросила Маша Елену. - А что я могла поделать? Вадим очень нравился мне. Ещё со школы. Со школы? Мария вдруг опять очутилась в школьном коридоре, где услышала перешёптывание одноклассниц. Сидя под лестницей, те обсуждали, что в борьбе за Барсукова у неё нет ни единого шанса. Не потому, что её интерес не находил взаимности, не потому, что она в чём-то уступала кому-то, а потому, что они сами метили его для себя. Как Волкова. Её лучшая подруга. Поставившая их дружбу на кон. Маша скептически ухмыльнулась. А была ли она вообще, эта дружба? В современном мире она огромная редкость. И именно лучшие друзья чаще всего предают. "Может быть, лучшая подруга не такая уж и лучшая? " - вспомнились Маше слова женщины-технички. Чёрт возьми, а она, похоже, была сто раз права! Маша гордо выпрямила спину и с чувством полного достоинства взглянула на бывшую подругу. - Так вот почему ты занялась английским, который в школе терпеть не могла? Чтобы не дать мне заполучить Барсукова? - Я любила его, - виновато пролепетала та. - Ты не можешь осуждать меня за это. А Маша и не собиралась. Глядя на этих двоих, сидящих напротив, она вдруг ощутила к ним жалость: они по уши увязли в проблемах, которые сами же и создавали, и даже не догадывались, что их окружает более интересная жизнь. - И именно он тот человек, который отказался на тебе жениться? - снова выдвинула догадку Мария. - И из-за него ты рискуешь и своим здоровьем, и жизнями нерождённых детей? Виновато насупясь, Волкова ещё больше сникла, и даже Барсуков на минуту красноречиво отвёл глаза. - Что ж, вы друг друга достойны, - закончила свою мысль Маша, решительно поднимаясь. - Продолжайте в том же духе. А меня оставьте в покое. У меня своя жизнь. Не связанная с вами. Она уже двинулась по направлению к апартаментам, как вдруг Барсуков опять подал голос: - Ты ошибаешься, Синица! Пока я твой начальник, наши жизни не могут идти порознь, а ты - игнорировать мои приказы. А я, повторюсь, отзываю тебя. - Это всё поправимо, Барсук. Если твои приказы будут так же нелепы, как этот, в начальниках ты останешься недолго. - Ты что, мне угрожаешь? - Я лишь предупреждаю о том, что тебя ждёт. И хочу уведомить: я не буду выполнять твоих распоряжений, пока ты не предоставишь мне их в письменной форме. - Ишь, как мы заговорили! - промымрил Барсук с озлоблённым злорадством. - Помнится, совсем недавно ты вообще перечить мне не могла. - Это было раньше. И ты ошибаешься, думая, что я осталась прежней. Я не затравленная и угнетённая тобой Синица. Я Мария Сенецкая - независимая женщина. И Мэри Синичка - совершенно другой человек. В голубых глазах Марии горела решительная жёсткость, и Барсуков неожиданно понял, что она не лжёт. Но, привыкший во всём держать верх, он никак не мог с этим смириться и прибегнул к единственному известному ему способу убеждения: силе. Подскочив к Маше, он схватил её за плечи и нервно встряхнул, выдохнув в лицо злое: - Это американские пижоны научили тебя такому? Или твой темноглазый шатен? - Пусти меня, Барсуков! Ты рискуешь! - Ты теперь пляшешь под его дудку? - Да оставь меня в покое, дуралей! - Он играет на ней лучше меня? Где? В постели? И что, он хорошо тебе платит? В валюте? Это уже переступало все мыслимые границы - стоять в огромном людном фойе и во всеуслышание говорить такое! Маша даже сдерживаться не стала. Резко вскинула руку и, чуть отклонившись назад, влепила Барсуку такую пощёчину, что её отзвук эхом пронёсся по залу и, всколыхнув пространство, затем упал к ногам. Привлечённые посторонние взгляды, мигом слетевшие с Маши ладони и грозно прищурившиеся её глаза. Ну и что, что этот увалень аморален? Пусть только попробует ударить её в ответ! Но, не видевший Машу такой никогда прежде, он не отважился на это, а лишь, сцепив зубы, гневно прошипел: - Так тебе нужно моё письменное распоряжение? Ты его получишь! С этими словами он скользнул ладонью в нагрудный карман куртки и, достав сложенный вчетверо отпечатанный лист, протянул его Марии. - Вот, держи! - Здесь нет твоей подписи! - скользнула она по нему глазами. Злым быстрым движением он извлёк из кармана ручку и, приложив лист к стене, нацелился ею в него. - Прежде, чем сделать это, ещё раз подумай! - шепнула Мария. - Это не минует тебе просто так! Но Барсуков был рассержен, эмоции в нём клокотали, и, поддаваясь им, он не слышал голоса рассудка. Ткнув в бумагу тонкий кончик пишущего средства, он размашисто расписался, а затем протянул её Маше. И при этом снова вцепился ей в руку- грубо, нарочито резко, слегка устрашающе, как если бы говорил: "Ну, и что ты мне можешь поделать?" - Теперь ты довольна? - процедил он сквозь зубы. - Теперь я уверена, что кто-то из нас недоумок. Совершивший громадную глупость. И я даже знаю, кто. Спокойствие, горящее в глазах Маши, подействовало на него, как красная тряпка на быка. Он весь, казалось, так и затрясся и, скрипнув зубами, прижал её посильней. Но вдруг чья-то ладонь легла ему на плечо - так крепко, что он даже прогнулся, - резко развернула к себе, и тёмные глаза Шенна вонзились в него с таким гневом, что тот испуганно спасовал. - Слышь ты, придурок! - шепнул барабанщик зловеще. - Не знаю, чего ты цепляешься к Мэри, но если ты сейчас же не уберёшься, я вгоню тебя в землю по самые уши, а из глупой башки сделаю кактус и буду его поливать! Конечно же, этих слов Барсуков не понял, но горящие глаза старшего Лето говорили сами за себя. И тот, словно одумавшись, поднял ладонь в извинительном жесте и отступил на два шага назад. А Шеннон, всё ещё негодующий и возмущённый, перевёл взгляд на Машу. - Так это об этой встрече ты говорила? - Не совсем. - Тогда какого чёрта ему от тебя надо? - Он привёз мне приговор. Гнев, подобно испуганной птице, мгновенно упорхнул с лица Шенна, оставив по себе яркий шлейф недоумения, а с губ слетело: - Что? - Согласно вот этому предписанью, - продемонстрировала Маша бумагу, - я больше не ваш переводчик. И моя миссия в этой роли завершена. - Что?! - недоумение Шенна тут же сменилось воинственным возмущением. - Чего?! - в том же духе отреагировал выглянувший из-за его спины Джаред. - Чё-о?! - с явной претензией поморщился Томислав. - Это что, шутка? - К сожалению, нет. И, чувствуя себя подавленной от навалившегося груза событий, не имея сил на дальнейшие речи, Маша аккуратно сложила врученную ей бумагу и, гордо выпрямившись, пошла к себе наверх.