Привет, Синичка!

На следующее утро на работу Маша плелась нехотя и уныло. Несмотря на яркий солнечный весенний день, исступленная тоска сжимала ей душу, обливавшуюся невидимыми слезами. И не мудрено: накануне Маша была счастлива. Очень. От того, что Марсы были в её городе, совсем-совсем рядом. От того, что ей посчастливилось с ними работать. От того, что среди них она была самой собой: взрослой женщиной с душой ребёнка. И этой чистой, не осквернённой душой завладела мечта, неожиданно ставшая явью. Но время, слепой неумолимый палач, равнодушно сплыло, оставив от мечты ощущение безысходности и пустоты, и от этого Маше было больно и неуютно. Ещё будучи пятнадцатилетней, она сделала немаловажный вывод: ни к чему в этом мире привязываться нельзя, будь то люди, события, занятия или вещи. Ведь всё в нём носит временный характер, а следовательно, уходя в небытие или предаваясь забвению, непременно принесёт страдания. Но живую чувствительную душу порой удержать было трудно, и она всё же проникалась чем-то, не подчиняясь голосу рассудка. А потом... Потом с ней происходило то же, что творилось с Машей сейчас: она брела, казалось, без цели и совершенно не волновалась, что опаздывает на планёрку. К чёрту всё! Вчера она жила полной яркой насыщенной жизнью. Вчера у неё исполнилась заветная мечта. А всё, что осталось сегодня - лишь бесцветная мишура. Без радостей, без положительных эмоций, без стремлений и надежды испытать пережитую эйфорию вновь. Миновав небольшой скверик, Маша спустилась в подземный переход, живущий, казалось, отдельной жизнью. Торговые бутики за стеклянными дверями, выставленные на продажу целые ряды живых цветов, непризнанные музыканты, зарабатывавшие на жизнь своим талантом. И мимоходом вдоль этого - множество спешащих куда-то людей - взволнованных, озабоченных, занятых только собой и потому откровенно равнодушных. Почему-то сейчас, когда на душе скребли кошки, Маша отчётливо это замечала. Внезапно внутри у неё всё оборвалось, глаза распахнулись во всю ширину, а голова непроизвольно повернулась влево, где, стоя у плиточной стены, играли на акустических гитарах два парня. Играли чисто, без фальши, прекрасно чувствуя такт и дополняя друг друга. И в первых же аккордах, взятых ими, Маша узнала песню "The kill". Подойдя ближе, она остановилась. Как можно было куда-то бежать, когда играла музыка Марсов? Вчера на концерте они тоже исполняли её. И Джаред так же играл на акустической гитаре. И пел. Вот здесь, на этом моменте, он остановился, сказал маленькую смешную фразу в зал, над которой все смеялись. А вот тут... Тут подключился Томо - и песню обогатили электронные звуки, дополненные чётким барабанным ритмом Шенна. Маша с трудом перевела дыхание. Шеннон. Как так случилось, что за минувшие два дня она так прикипела к нему сердцем? Было ли это случайностью или же следствием того, что он её как будто бы помнил? Она затруднялась это сказать, только отчётливо ощущала, что из всех ребят из "Thirty Seconds to Mars" именно с ним ей было наиболее трудно проститься. Правда, вчера они так и не сделали этого. Проведя вместе несколько часов, они пили чай, шутили и смеялись; хотя какую-то непреходящую настороженность на его лице Маша всё-таки замечала. А потом он попросил показать свой фотоальбом, долго листал его, вглядываясь в каждый снимок. Но наиболее заинтересовал его именно тот, что он обнаружил на Машином столе, - настолько, что он даже попросил его на время. Зачем он ему понадобился, она понятия не имела, но доискиваться не стала. Тем более, что видела: Шенн всё равно ничего не скажет. И он действительно не сказал. Даже прощаясь. Только прижал Машу к груди - крепко, но бережно и со смыслом - и, скользнув губами по щеке, тихо шепнул: - Спокойной ночи, Мэри! И ушёл. А Маша ещё долго таращилась на дверь, стараясь понять, почему же он с ней не простился. Мелодия подходила к концу, голос парня, поющего песню, стал стихать, и, достав из сумочки купюру, Маша сунула её под струны гитарного грифа. А затем развернулась и пошла дальше. Но только она ступила пару шагов, как услышала сзади: - Девушка! Она оглянулась. На неё удивлённо смотрели глаза парня-певца - такие же загадочно-карие, как у Шенна. - Вы дали слишком много, - поднял он вверх затиснутую двумя пальцами банкноту. - Достойное исполнение хорошей песни должно быть соответственно вознаграждено, - возразила она, направляясь дальше. - Постойте! Схватив небольшой плетёный коробок с уложенными в него бумажными мини-конвертами, он подошёл к ней. - Это ящик чудес. В нём - множество желаний, которые обязательно сбываются. Выберите своё. И пусть оно поможет избавиться от печали на вашем лице. Маша непонимающе уставилась на парня, потом покосилась на коробок и опять подняла глаза. - Где вы его взяли? - Он наш. С утра мы поём песни, а когда устаём, зарабатываем продажей желаний. - Желания нельзя продавать, - возразила она на то. - Они не исполняются за деньги. - Именно потому вам я его предлагаю просто так. Чтобы оно сбылось наверняка. Маша ухмыльнулась - недоверчиво, скептично, с тайной грустью. - Есть только одно желание, свершение которого обрадовало бы меня. Но я точно знаю, что этому не бывать. - Никогда не стоит этого утверждать. Бывает так, что невозможное возможно. - Вы сами-то в это верите? - Милая девушка, иногда в жизни случаются такие чудеса, что уму непостижимо! Тихая речь парня успокаивающе действовала на нервы, слова были далеко не глупы, а глаза так пронзительно заглядывали в душу, что дрогнул даже Машин скептицизм. - Тогда выберите какое-нибудь сами, - шепнула она. - Пусть судьба распорядится вашей рукой. Парень кивнул, провёл ладонью по рядам конвертов и, выбрав один, протянул его Маше. - Вот это! Оно обязательно сбудется. Вы только верьте. Развернув конверт, Маша пробежала глазами по печатным строчкам: "Улыбнитесь! И жизнь обязательно улыбнётся в ответ". Маленькая деталь в сложном жизненном механизме. Приятная мелочь, призванная дарить оптимизм. И, главное, очень правдива, как её ни крути. Маша лишь улыбнулась и, заметив, как парни ответили ей тем же, скрылась за углом. Что ж, она здорово опоздала. Поэтому сейчас её жизнь не только улыбнётся, но и похохочет взахлёб. В агентстве в этот час было относительно спокойно, что лишний раз подтверждало давешнее окончание планёрки. Все сотрудники, получив наряды, приступили к их выполнению, и только Маша, не торопясь, поднималась по ступеням на нужный этаж. И как ни странно, абсолютно не волновалась. Женщина-коллега вылетела ей навстречу, едва она ступила в коридор, и, нервно теребя в руках папку, затараторила: - Ой, Маш, где тебя носит? Барсук всё утро ищет тебя. - Что, лязгает зубами, намереваясь превратить в дуршлаг? - Да нет. Просто там, у него в кабинете, тебя, почитай, битый час ждут. - Кто? - Не знаю, я не видела. Только он просил всех, кто тебя увидит, срочно направить к нему. Это было что-то новенькое, и, следуя в кабинет шефа, Маша гадала, чего же ей ожидать от этой встречи. Но только она переступила порог, как её голос, произносивший приветствия, умолк, издав нечленораздельное: - Здравст... Её глаза, безразлично скользнувшие по Барсукову, переместились на гостей и вдруг удивлённо округлились. В качестве их на диване восседали... Марсы! Все трое. Едва она вошла, как они, словно по команде, слегка приподняли ладони и приветственно помахали ей. А Барсуков, до этого сидевший с пунцовым от натужности лицом, обрадованно встрепенулся и даже вскочил на ноги. - А вот и Мэри! Наконец-то! Мэри? Что происходит, чёрт возьми? Хотя даже это Машу не очень-то волновало: её накрыло такой мощной волной радости, что все другие чувства отошли на задний план. Ведь она уже не надеялась увидеть ребят из "Thirty Seconds to Mars". И вдруг - такой сюрприз! - Шеннон! - вырвалось у неё . - Как хорошо, что мы увиделись прежде, чем ты уехал! У меня есть идея! - Какая? - Та, о которой я почему-то подумала только сегодня. Это касается той девушки, с которой ты хотел встретиться. Ведь ты бы мог оставить мне её электронный адрес, и я бы попыталась её отыскать. На лице Шеннона блеснула загадочная улыбка, глаза интригующе заискрились, и он с тёплой благодарностью посмотрел на Машу. Однако ничего не сказал, а лишь указал на Барсукова, изнывающего от нетерпения вставить слово. И Маша повернулась к нему. - Наконец-то ты пришла! - промымрил тот по-русски. - А значит всё, наконец, разъяснится. А то эти люди пытаются мне что-то объяснить, но я совершенно их не понимаю. Нет, ну где это видано, чтобы начальник отдела переводческого агентства не умел общаться с иностранцами? Позор, да и только! И какой только болван втюхал пустоголового Барсука на эту должность? - Вот видишь, как вредно было не учить английский язык! - вполголоса съязвила Маша с самой милой улыбкой, которая, впрочем, предназначалась только для Марсов. - Синица, не зли меня! - в той же манере ответил тот. - Не то я припомню всё: и как ты по телефону говорила в прошлый раз, и твоё опоздание на работу, и... Кто его знает, что бы он сказал ещё, да только рука Джареда, похлопавшая по плечу, прервала его тираду: - Позволь, я сам? - Что он говорит? - ничего не понял тот. - Чтобы ты забрал свою задницу и свалил куда-нибудь в дальний угол. Эти парни хотят сами побеседовать со мной. При других обстоятельствах Барсук, наверно, бы возмутился, но сейчас перед ним были иностранцы - более того, самые завидные клиенты. Поэтому он просто уселся за свой стол. И едва он отошёл, как Марсы тут же схватили Машу в охапку и усадили на диван между собой. - Привет! - лучась игривым озорством, Джаред извлёк из-за борта кожаного жилета белую лилию. - Знаешь, вчера, когда ты ушла, мы с Томо вдруг ощутили давящую пустоту. - Причём, такую сильную, - поддакнул тот, протягивая ещё один цветок, - что я впервые не хотел орехов. Так и стоят, не тронутые мной. - А потом пришёл я, - достав из-за спинки дивана, Шеннон вручил целый букет, - и подлил масла в огонь. И у нас состоялся важный разговор, результаты которого мы хотели бы тебе сообщить. Прижимая к груди цветы, Маша растерянно похлопала ресницами, скользя глазами по каждому из ребят. - Какие результаты? О чём вы? - О том, что я не хочу быть задавленным пустотой, - проронил Джаред. - А я - чтоб испортились орехи, - добавил Томо. - А я - стать причиной пожара, - подкинул Шеннон. - И поэтому мы просим тебя вернуться в семью! Последнюю фразу они произнесли почти хором, и у Маши даже пронеслась мысль, что она - на хорошо поставленном спектакле. - Вы что, заучили роли? - засмеялась она. - Ага, - улыбался и Джаред. - Мы репетировали всю ночь. Но то, что мы говорим, серьёзно. - Но я не понимаю вас. Ребята на минуту умолкли, приняв серьёзный вид, и в этой тишине Шеннон взял Машу за руку: - Мэри, мы хотим подать на тебя заявку до конца нашего тура. Но сначала решили узнать, согласна ли ты. Ведь это и нагрузка - мы ведь намерены объявлять конкурсы в каждом новом месте, - и путешествие по городам, и проживание в отелях. Всё это может показаться тебе неудобным. Неудобным? Маша таращилась на них во все глаза, стараясь увериться, что уши её не подводят. Ей выпал редкий шанс: прожить почти месяц с любимой группой. Когда ещё ей так улыбнётся судьба? Так станет ли она думать об удобствах? - Я согласна! - Мэри, подумай, - посоветовал Томо. - Не торопись. - Ещё никогда я не мыслила так ясно! - Учти, что выехать нужно будет уже сегодня, - подкинул Джаред. - Я готова хоть сейчас сделать это! - И жить придётся с тремя ушлёпками, не всегда ведущими себя адекватно. Пусть не в одном номере, но в одном отеле. - Я почту это за честь. Их удовлетворённые рожицы сказали ей о том, что на все эти вопросы вряд ли можно было ответить лучше и что проверку она успешно прошла. - Отлично! - просиял Джаред. - Осталось дело за малым: составить заявку и объяснить всё твоему шефу, - и он кивнул на Барсукова: - Это ведь он? - Ага. - Странно, я думал, он должен понимать по-английски. Вообще-то так и есть, Джаред. Но если учесть, что его впихнули сюда по блату... Впрочем, заострять на этом внимание Маша не стала, а, лишь шепнув: "Я поговорю с ним сама", подсела к столу. Всё это время Барсук, якобы занимавшийся делом, не выпускал Марию из вида. Глаза его настойчиво следили за ней, нервно шарили по ребятам, озлобленно впивались в букет. И, подсаживаясь к нему, Маша нутром ощущала, что разговор будет нелёгким. Как она и предполагала, идея Марсов вызвала в нём протест. Он раздулся от гнева, как если бы уселся на подложенную кнопку, и опять натужно побагровел. - Это невозможно, Синица! - проворчал он приглушенно-тихо, стараясь не привлекать внимания гостей. - У нас здесь серьёзная фирма, а не шарашкина контора. И мы не поставляем девочек на заказ. Это было оскорбительно - настолько, что Маша едва не хлестнула его букетом. Но, во-первых, в кабинете они были не одни, а во-вторых, его рожа была слишком глупой, чтобы портить о неё цветы. - Барсук, ты что, с кресла навернулся? Каких ещё девочек? Этим людям нужен переводчик. Для серьёзной работы. Именно поэтому они и обратились к нам. - Вижу я их серьёзность: улыбки, букеты, красноречивые взгляды. Если бы не я, они бы тебя расцеловали. - То, что мы с ними сдружились, ещё не повод думать Бог весть что. Разве только твой скудный умишко настолько развращён, что не умеет мыслить иначе. - А как ещё ему думать, если этот пижон, - кивнул он на Шенна, - неровно дышит в твою сторону. - Ох, и мастер же ты городить глупости, Барсук! - Глупости? Да достаточно только увидеть, как он на тебя смотрит! - А почему бы ему и не смотреть? На то у него и глаза есть. Да и потом, существует такое понятие, как разница менталитетов, означающая, что одни и те же поступки, одни и те же взгляды у разных народов могут иметь разную трактовку. - А то я не знаю! Но заинтересованность она и в Африке заинтересованность, через какой менталитет на неё не смотри. А ты этому хлыщу интересна. Вот это выводы! Хотя Маша и сама задумывалась об отношении к ней старшего Лето. Ведь что-то же значил его вчерашний поцелуй?! Пусть мир погряз в отсутствии моральных принципов и в свободных нравах, но Шеннон ведь не был ветреным повесой, целующим всех подряд. Во всяком случае, Маше так казалось. - Дурная манера оскорблять человека у него за спиной, - возразила она. - А почему за спиной? Вон он сейчас находится рядом и прекрасно меня слышит. - Но не понимает. Но сейчас я переведу ему твои слова - причём дословно, - и тогда поглядим, что он ответит. - Синица, ты что?! - в глазах Барсука даже пронеслось волнение. - Он же от меня мокрого места не оставит! - Было бы лихо! - улыбнулась она. - Думаю, ты это заслужил. Тем более, что этот человек не сделал тебе ничего плохого. - Как это не сделал? Он хочет отнять тебя у меня! Нет, это уже было слишком! И Маша даже ощутила, как какое-то неприятное мерзкое чувство шевельнулось у неё внутри. И ей пришлось приложить усилия, дабы последующая фраза не вышла за рамки спокойного тона: - Что ты несёшь, Барсуков? Меня у тебя никогда и не было. - Как это не было? А кто бегал за мной, как глупая собачонка? - Вот глупая собачонка и бегала. Я - нет! - Да? А во время учёбы в институте тогда что это было? А что было? Хороший вопрос! Только Маша не могла на него ответить. И расспросить Барсукова не могла, опасаясь себя выдать. Поэтому она приняла равнодушный вид и ответила как можно спокойнее: - Что было, то прошло. Теперь мы другие. - Но мои чувства к тебе никуда не делись. Чувства? Вот когда он вспомнил о них! И это не чувства, а обычная ревность. - А они когда-нибудь были? - её голос так и отдавал недоверчивыми нотками. - Словом, давай оставим пустые разговоры. Сейчас речь не об этом, а о том, хочешь ли ты сохранить лицо нашей фирмы. Если ты откажешь этим людям, - на что, кстати, не имеешь никаких оснований, - они обратятся с жалобой к генеральному директору. И тот, сам понимаешь, прижмёт тебе зад. Конечно же, Барсук понимал это. Но, привыкший всегда иметь верх, признать поражение никак не хотел. Поэтому лицо его вспыхнуло гневной озлобленностью, ноздри жёлчно раздулись, а зубы едва уловимо скрипнули. - А тебе, как я погляжу, очень хочется с ними уехать. - Хочется. Ты даже не представляешь, насколько это интересные люди. - И этот? - снова кивнул он на старшего Лето. - А этот - больше всех. Его лицо потемнело, глаза налились кровью, и он сквозь зубы прошипел: - Ты маленькая шлюха, Синица! Уехать с тремя мужиками чёрт знает куда... - Вообще-то в тур по России, дурачина. - ...скитаться с ними по овшивелым отелям... - По лучшим гостиницам с номерами люкс. - ...может только она. Маша скептически усмехнулась. Вот оно истинное лицо мужчин: вместо того, чтобы достойно принять свою участь, -попытки унизить и оскорбить! Но глупый Барсук уже не имел над ней власти, поэтому, как бы он ни старался, ему не удастся её укусить. - Я вижу, ты не можешь решить этот вопрос, - проронила она очень спокойно. - Или не хочешь. Поэтому, наверное, нам лучше сразу обратиться прямо к генеральному. Это был удар под дых. Контрольный выстрел, не оставлявший ни единого шанса. И, поняв, что загнан в тупик, Барсуков нервно схватил Марию за руку: - Ты что, Синица?! Не смей со мной играть! Не то пожалеешь! В тот же миг, как по команде, Марсы сорвались с места, и три руки разом тяжело опустились на плечи Вадима. - Проблемы? - произнёс Джаред, сощуривая на него глаза. - Тебя обращаться с женщинами не учили? - подкинул Томислав. - Руки убери! - ткнул на него пальцем Шеннон. И хоть тот не понял ни слова, грозный дьявол, выглянувший из глаз барабанщика, объяснил всё доходчивее любых слов. И Барсук испуганно спасовал. Пальцы разжались, лапища оторвалась от Маши, и он как-то виновато поглядел на неё. - Ишь ты, какая у тебя защита! - А ты думал! - и она откинулась на спинку кресла. - У тебя нет выхода, Барсук. Так что оформляй командировку! ... А уже выйдя из здания фирмы, Шеннон на минуту задержал Машу у минивэна: - Этот человек не хотел тебя отпускать? - Да какая разница? Он не имеет на это никакого права. - Так значит он не твой молодой человек? Этот грузный мешок - её молодой человек? Ох, Шеннон, ну и насмешил ты! - Я же говорила: его у меня нет. Настороженный взгляд Шеннона смягчился и потеплел, губ коснулась радостная улыбка. - Я так рад, что всё это время ты будешь со мной! - шепнул он и, приступив ближе, заключил Машу в объятия. И, припадая к его груди, она заметила, как в окне кабинета Барсукова отдёрнулась занавеска. Что ж, пусть смотрит. Ей и в самом деле плевать. Ведь сейчас она не просто обнимала Шеннона Лето, она прижимала к сердцу сокровенное желание, подаренное ей парнями в переходе. Которое каким-то невероятным чудом всё же сбылось.