Второй шанс

Had a job a year ago, Had a little home. Now I`ve got no place to go Guess I`ll have to run. The Limeliters

      Он просыпается на рассвете. Теперь с каждым днем светает все позже, но он открывает глаза с легкостью. Будильник не требуется. Наверное, он жаворонок. Так ведь сейчас говорят?       В первое мгновение накатывает паника. Спина становится влажной от пота, в животе все сжимается, сердце колотится где-то в горле. Левая рука словно налита свинцом. «Кто я? - спрашивает он себя. - Как я здесь оказался?» Потом взгляд натыкается на старый деревянный шкаф, на линялые занавески, и он вспоминает. Не все, конечно, но кое-что. Достаточно, чтобы успокоиться.       Он опускает босые ноги на потертый ковер и как есть, босиком, идет в ванную. Горячей воды снова нет. Жильцы регулярно на это жалуются, но хозяин коттеджа грешит на старую сантехнику, криворуких мастеров и отделывается невнятными обещаниями.       Он тщательно чистит зубы, наскоро обливается из душа, умывается. Из крошечного заляпанного зеркала на него смотрит бледное заросшее лицо с запавшими глазами. Борода и шевелюра выглядят неопрятно, но он не слишком из-за этого беспокоится.       Взгляд на часы. Половина седьмого. Ещё прорва времени.       Он варит кофе и яйца на маленькой газовой плитке. Отдельного помещения для кухни не предусмотрено — она занимает угол комнаты, стыдливо отгородившись пузатым пыхтящим холодильником. В грошовой квартире все старое и дешевое: телевизор дышит на ладан, дряхлая деревянная мебель того и гляди развалится, в рассохшихся оконных рамах шипит ветер. Хозяин, сдавший ему жилье, даже не пытался его приукрасить. Понятное дело, в таких местах останавливаются только полные неудачники. Те, кому больше некуда идти.       Его это устраивает. Квартиру он поддерживает в идеальном порядке, но не обживает. Здесь нет никаких личных вещей. В шкафу висит несколько смен рабочей одежды, на кухне — набор дешевой посуды. И все. Ни безделушек, ни фотографий, ни книг или дисков с фильмами. Деньги, права, страховку и маленький планшет с выходом в интернет он всегда возит с собой.       Вода из кастрюли почти выкипела, кофе готов. Он наливает полную чашку, садится на стул и вдыхает аромат. Концентрируется. Потом говорит про себя — медленно, вдумываясь в каждое слово.        «Моё имя — Джеймс Бьюкенен Барнс. Близкие друзья зовут... звали меня Баки. Я родился пятого апреля тысяча девятьсот шестнадцатого в городе Эвансвилл, Индиана. Мои родители...»

***

      В семь пятнадцать он закрывает квартиру на ключ и идёт к машине. Он в перчатках. Вермонт — северный штат, и климат тут довольно суровый, почти канадский. Скоро погода заставит всех прятать руки, но сейчас ещё, конечно, рановато. Он исхитряется по-разному. То держит руку в кармане, то обматывает бинтами, то — как сегодня, надевает строительные рукавицы.       Из соседней двери выныривает Тэд — привычно бодрый и опрятный. Тэд ему симпатичен. Он спокойный и тихий, что делает его приятным соседом, в отличие от Пола со второго этажа, который регулярно напивается и устраивает дебоши, или Дерека из четвертой квартиры, который ночами напролет смотрит туповатые фильмы на полной громкости. Стены здесь словно картонные – невольно все про всех знаешь.       - Здорово, Джим! - кричит Тэд.       Он улыбается и машет в знак приветствия, а потом садится за руль.       Джим. Хорошее имя. Оно было дано ему при рождении, оно же значится в новеньком удостоверении личности и оно в достаточной мере безлико, чтобы не рождать головную боль. В Штатах тысячи Джимов — обычных парней с обычными судьбами, о которых можно особенно не задумываться. Которые можно особенно не вспоминать.       Вот Баки — совсем другое дело.

***

      Иногда он занимается псевдофилософией. Псевдо — потому что он не знаком ни с одной классической школой или именитым автором. Философией — потому что в силу способностей он пытается познать мир и то, что с ним случилось. Это сложно. Почти за гранью.       Личность, как он себе её представляет — это сложная комбинация качеств, данных при рождении, полученного воспитания и принятых решений. В каждый момент времени человек принимает одно решение из бесконечного множества и тем самым определяет вектор своего внутреннего развития. Каждый совершенный или несовершенный поступок прибавляет к личности новые особенности, словно очередное движение скульптора — новую черту глиняной фигуре.       С этой точки зрения, единственным хранилищем, сосудом для отдельно взятой личности является память. Человек, лишенный памяти, пуст. Он беспомощней младенца, ибо младенец — это чистый лист, который только-только начинает познавать мир. Лишившийся памяти понимает, что мир уже был им познан, что за плечами накоплен определенный багаж. Но какой? Кем он был прежде? Подлецом? Святым? Сорвиголовой? Трусом? Аутсайдером? Душой компании? Что он любил и ненавидел? За что был готов отдать жизнь, а мимо чего прошел бы, не оглядываясь?       Джим ощущает себя обворованным. У него украли огромный пласт жизни. Незаменимый пласт — у человека не может быть второго детства и второй юности.       Он не помнит почти ничего. Лица родителей, друзей, вся его прежняя, почти вековой давности жизнь стерлась, словно кто-то поработал ментальным ластиком. Кое-где остались слабые карандашные штрихи. Но они слишком малы и разрозненны, чтобы собраться в картину и рассказать ему о нем.       Отчетливее всего сохранились последние годы: он достаточно хорошо помнит несколько заданий и место, где, как правило, приходил в себя и куда возвращался после обработки объекта. Тогда он считал его штабом, и тамошний персонал всячески поддерживал его заблуждение. На самом деле, разумеется, это была лаборатория.       Навыки тоже остались при нем. Наверное, в этом был смысл того, что с ним делали — воспоминания о событиях стирались, но способности бережно хранились. Он профессионально владеет почти всяким видом оружия, управляет любыми транспортными средствами, уверенно обращается с современной техникой и без труда программирует на компьютере. Джим подозревает, что умеет гораздо больше — навыки, о которых он даже не помнит, просыпаются, когда возникает необходимость.

***

      Лесопилка уже работает. Он паркуется рядом с остальными машинами и выходит в прохладное утро. Несколько мужчин курят неподалеку. Джим обменивается с ними рукопожатиями и вдыхает сигаретный дым. Запах не вызывает отторжения, кажется почти приятным. Может, раньше он курил? Сейчас на каждом углу пропагандируется здоровый образ жизни, а сигареты позиционируются как основной его враг, но в первой половине двадцатого века было иначе. Так, во всяком случае, гласят источники, с которыми Джиму удалось ознакомиться.

***

      Он очень много читает. В основном в интернете, но в последнее время, когда поросль на лице сделала его совершенно неузнаваемым, он осмеливается посещать библиотеки и архивы. Дамы, работающие там, смотрят на него с неодобрением, как на неотесанного варвара. Джиму плевать. Он знакомится с миром: с историей, с политикой, с тем, чем сейчас дышит общество: от светских сплетен до модных новинок. Джим — человек из прошлого, но современный мир не вызывает в нем отторжения, потому что того — прежнего — для него и не существует.       Больше всего его пугает рука. Он подолгу сидит и с ужасом смотрит на место сочленения плоти и металла. Как они сделали с ним это? И что, собственно, они с ним сделали? Иногда он просыпается от кошмаров, в которых рука оживает и, повелеваемая чужой волей, душит его. Но в действительности рука послушна. Она ощущается так же, как и вторая, и при этом она гораздо сильнее и быстрее. Впрочем, все его тело гораздо сильнее и быстрее, чем у обычных людей.       Получается, он является одним из тех, кого называют супергероями. Одновременно, он калека с протезом. Этот парадокс действует на нервы.

***

      Остро и вкусно пахнет древесной стружкой. Под ногами пружинят опилки. Джим неспешно — время ещё есть — бредет к своему участку.       Ему нравится на лесопилке. Тяжелая физическая работа позволяет размяться и одновременно разгрузить мозги. Люди здесь не очень любопытны. В этом месте работают не от хорошей жизни, да и воплощением американской мечты (термин Джим почерпнул в какой-то статье) его назвать трудно. Некоторые просто не могут найти себе лучшего применения, другие, как он сам, бегут от чего-то. Никто не стремится заглядывать в потемки чужой души. Словно действует негласное правило: не пытайся разбудить чужих демонов, тогда и твоих оставят в покое.       По пути он встречает владельца — Оуэна Маршалла — и вежливо кивает. У Оуэна фигура боксера и пронырливые глазки прирожденного дельца. Все, включая местных копов, знают, что половина работающих на лесопилке не проходят по документам, а значит, никаких налогов с них в бюджет не поступает. Тем не менее Маршалла не трогают. В здешней глуши подобные ему предприниматели — единственные, кто создают рабочие места, потому их почитают чуть ли не как древних божков.       Джим поначалу и сам ходил в «нелегалах». Никаких документов, разумеется, у него не было и быть не могло, потому он наплел Оуэну какую-то ерунду про потерянные права. Не дослушав, Маршалл махнул рукой и хитро улыбнулся:       - Верю-верю. Принесешь, как восстановишь.       Надо было видеть его удивление, когда через несколько недель Джим все-таки притащил в офис пластиковую карту.       - Ну, мистер Джеймс Стюарт, - с ехидной усмешкой произнес Оуэн, регистрируя Джима, - добро пожаловать в число полноправных граждан. Не ждал, не ждал.       На это Джим ничего не ответил. Документы были наивысшего качества. Они попали к нему от человека, которого никто в здравом рассудке не назвал бы мошенником.       Тот день, в отличие от многих других, Джим помнит целиком и полностью.

***

      На дворе стоял душный июль. В тени температура достигала 95 градусов. Он, разумеется, не мог одеть футболку, потому весь день мучился в рубашке с длинными рукавами и неизменных печатках. К пяти часам, невзирая на усовершенствованное тело, Джим чувствовал себя выжатым лимоном.       Он вышел к парковке и остолбенел. Рядом с массивными пикапами, самой судьбой (и компанией «Дженерал Моторс») предназначенными для вермонтских ухабов, стоял новенький блестящий «Харлей». Мотоцикл был откровенно пижонский, и многие из парней, проходя мимо, бросали на него осуждающие взгляды. Однако цепляться в открытую никто не решался.       Хозяин байка, несмотря на жару не снявший шлема, стоял рядом, небрежно облокотившись на седло и вытянув вперед ноги в грубых кожаных бутсах. Судя по фигуре, он был довольно молод, а судя по внушительным мускулам — нередко посещал спортзал. Но не накачанные бицепсы заставляли обходить его по широкой дуге. От мужчины шла спокойная, уверенная сила. Она не была злой или агрессивной, но ощущалась настолько явственно, что даже самый отчаянный сорвиголова трижды подумал бы, прежде чем задирать его.       Джим скрепя сердце подошел к мотоциклу и остановился, глядя на сверкающий шлем. С зеркальной поверхности на него смотрело собственное лицо — покрасневшее от жары, сосредоточенное.       Мужчина, не меняя позы, медленно поднял руки и снял с головы защиту.       Светлые, по-военному коротко стриженные волосы, волевой подбородок. Он выглядел так же, как и тогда, когда небесный корабль рушился, роняя здоровенные куски стальной арматуры. И так же, как и тогда, память Баки заворочалась, стремясь возродить прежние времена... Баки? Джим вздрогнул. На мгновение он и впрямь стал им - молодым американским офицером, о котором столько читал. Но наваждение тут же схлынуло, немилосердно возвращая его в действительность — с вечным бегом, провалами в памяти и непонятным устройством на месте левой руки.       - Вот я тебя и нашел, - спокойно, с легким отзвуком веселья, произнес Стивен Роджерс.       Джим развел руками. «Нашел...» Будто они были двумя мальчишками, игравшими в прятки, и Роджерсу выпало водить.       - Поехали, возьмём по пиву, - удивляя самого себя, предложил он.       Губы Роджерса тронула слабая улыбка.       - А не сбежишь?       - Куда? - тихо спросил Джим.       Роджерс кивнул, но, словно бы, больше собственным мыслям.       - Тогда показывай дорогу.       Глядя в зеркало заднего вида на «Харлей» Роджерса, с неожиданной грацией скользящий по лесной трассе, Джим действительно испытывал подспудное желание унести ноги. Но остерегался. Прошлая схватка показала, что они – бойцы одной категории. Вздумай Роджерс удерживать его силой, ещё не известно, кто взял бы верх.       Кроме того, Джим помимо воли испытывал к Роджерсу симпатию. Процентов на семьдесят она обуславливалась кучей статей, которые без устали пели оды крепкой дружбе, якобы с самого детства связывавшей Капитана Америку и Джеймса «Баки» Барнса. Но было ведь, было, кое-что ещё. Неясные, расплывчатые воспоминания, перетекающие друг в друга, словно подернутые рябью отражения на воде. Пропадающие с каждым днем, и все же...       Они взяли по паре банок пива в придорожном магазинчике и припарковались на пустынной проселочной дороге. Стояли, облокотившись на капот машины Джима, цедили горьковатый напиток. Уставший от жары лес дышал влажными испарениями, в глубине сонно перекликались невидимые птицы.       - Что ты здесь делаешь, Баки? - наконец заговорил Роджерс.       - Живу, - ответил Джим. Подумав, добавил: - Пытаюсь.       - Почему именно здесь?       - Здесь спокойно. Тихо. Можно подумать, не опасаясь преследования.       Роджерс поглядел в темнеющее небо, словно надеялся обнаружить там ответы.       - Найти тебя было непросто. Но я справился, а значит, справятся и другие. Хватит бегать, Баки. Сдайся властям. Твоя роль им известна. Ты сам жертва «Гидры». Тебе помогут. Доктора...       - Никаких докторов! - Джим сам не понял, откуда в голосе прорвался яростный звериный рык. - Доктора достаточно надо мной поработали. Достаточно перекроили на свой лад.       Взгляд Роджерса непроизвольно метнулся к его левой руке.       - У тебя проблемы, Баки. Очень серьезные. Едва ли ты способен сам с ними справиться.       Джим с трудом подавил подступающий смех. Серьёзные? Ты даже не подозреваешь, насколько, Кэп.       - Я знаю. И, ради всего святого, прекрати звать меня Баки!       - Раньше тебе нравилось это имя.       - Может быть. Да вот беда — я совсем его не помню. Ни хрена не помню, врубаешься, Роджерс? - Джим все-таки не выдержал и снова сорвался на крик. - Не помню лиц матери и отца, не помню свою первую женщину, не помню лучшего друга! Как ко мне пристало нелепое прозвище — и того не помню.       - Я могу тебе рассказать...       - Чушь! Я перечитал все статьи, монографии и мемуары, которые смог найти. Они не обо мне! Со мной ничего этого не происходило! Я появился на свет в подземной лаборатории, мои родители — ублюдки-нацисты, а моя жизнь — это жизнь наемного убийцы... Баки Барнс, которого ты помнишь, был, должно быть, славным парнем, раз уж ты так за него держишься, вот только он - не я. Понимаешь?       Роджерс смотрел на него со странным выражением.       - Это ты. Ты даже не представляешь насколько сейчас ты — это ты.       Джим сделал несколько глубоких вздохов. Красная пелена, застилавшая взор, понемногу уходила, оставляя после себя опустошение.       - Я покупаю продукты в супермаркетах, не зная, что мне нравится, а что - нет. Порой я увлекаюсь какой-нибудь книгой — по-настоящему увлекаюсь, но меня живьем грызет подозрение: может, я её уже читал? Может, мне её подсовывали после каждой новой чистки? И я читаю её уже пятый — десятый — двадцатый раз, и всё радуюсь, как недоумок?       Лоб Роджерса прорезала тонкая морщинка.       - Что такое «чистка»?       - Стирание памяти. Так они его называли. Забавно, да? Я забыл все хорошее, что когда-либо со мной происходило, но помню этих подонков, помню, то, что они со мной делали. Не все, конечно, но последний раз — довольно отчетливо. А ещё я помню жертв. Каких-то бедолаг, которых я убил, подчиняясь приказу. Что мне наплели, чтобы заставить сделать это? И почему я поверил?..       - Если ты пойдешь со мной, тебе помогут.       - Если я пойду с тобой, то незнакомые люди сначала будут копаться у меня в мозгах, а потом постараются засунуть в шкуру старины Баки. Но я больше не он, даже если когда-то и был им. Я кто-то другой, потому что — как бы велика не была вина «Гидры» - всех тех людей убивал именно я. Семьдесят лет прошло с тех пор, как Баки Барнс пропал без вести, и я прожил их, пусть даже не помню этого. И — поверь — они меня изменили.       Говорить с Роджерсом оказалось неожиданно легко. Его лицо выражало сдержанное сопереживание, но одновременно он не пытался залезть в душу слишком глубоко. Джим понимал, почему когда-то захотел дружить с этим парнем. Он и сейчас бы хотел. Но не мог. Потому что Роджерсу был нужен Баки.       - Я хочу пожить здесь один — вдалеке от «Гидры», правительства и большого мира - чтобы подумать, куда дальше двигаться. Кем дальше быть... Прости, но добровольно я с тобой не пойду.       Роджерс поскреб щеку ногтями.       - Скажи, Ба... Скажи, друг, воспоминания возвращаются к тебе? Хоть понемногу?       - Да, - с чистой совестью ответил Джим. - Иногда они появляются. Но уж больно путанные и непонятные.       - О непонятном ты можешь спрашивать меня.       - Спрашивать? Я не ослышался? Ты решил позволить мне остаться здесь?       - А что, в моей власти — запретить? - хмыкнул Роджерс. - Волоком тебя тащить, что ли? Так ты, наверное, сопротивляться станешь. Уроды из «Гидры» хорошо поработали — мы теперь оба «жертвы экспериментов» и неизвестно, в кого вложили больше силы... Но я предпочел бы не проверять.       Джим фыркнул. Выходит, мысли у них сходились. Проклятый Кэп нравился ему все больше и больше. Возможно, когда-нибудь они снова смогут стать друзьями. Когда-нибудь.       - У меня только одно условие, - добавил Роджерс. - Мы будем регулярно встречаться или говорить по телефону. Я должен быть уверен, что с тобой все в порядке.       - Опасаешься рецидива?       - Боюсь, как бы ты не навредил. Себе или кому-нибудь другому, - честно признался Роджерс.       Подкупающая искренность, не так ли?       - По рукам, - заявил Джим и сделал большой глоток пива.       Роджерс повертел свою банку в руках и произнес с мягкой иронией:       - Я уже понял, ты у нас всего сам добиться хочешь. Но, может, тебе все-таки нужна какая-то помощь?       Джим неожиданно для самого себя согласился.       - Ты бы, наверное, и в самом деле мог бы помочь мне с некоторыми воспоминаниями... И...       - И? - поднял брови Роджерс.       - И мне не помешали бы документы...

***

      Рабочий день заканчивается в пять. Приведя одежду в порядок, Джим вместе со всеми неспешно идёт к выходу. У машины его окликает Эрик.       - Мы с ребятами собираемся к Марте, пропустить пару стаканчиков, - с улыбкой говорит он. - Ты с нами?       Джим колеблется. Ему нравятся посиделки в полутемном баре с непременными разговорами обо всем и ни о чем. Немного о подружках — бывших и нынешних, немного о политике — тут уж у каждого найдется, кого поругать, а больше всего — о бейсболе. Бейсбол Джиму по душе. Он обнаружил это, бездумно перещелкивая каналы одной из бессонных ночей. Совершенно случайно ему попалась игра, и в какие-то несколько минут затянула с головой. С тех пор он регулярно смотрит трансляции и даже подумывает как-нибудь плюнуть на осторожность и смотаться на стадион.       Имеет же и он право на маленькие радости, верно?       Брюс, видя его колебания, подмигивает:       - Марта тебе обрадуется.       Джима словно окатывает ледяной водой. Хохотушка Марта — владелица лучшего в городке бара (из трех имеющихся). У неё белая, как молоко, кожа и пушистые волосы цвета осенней листвы. А ещё жесткий характер и тяжелая рука — в самый раз, чтобы справляться с перебравшими клиентами и слишком навязчивыми ухажерами. Но вот Джим, судя по всему, ей приглянулся — Марта то и дело норовит задержаться у его столика и улыбается мягко, по-особенному.       Несмотря ни на что, Джим — обычный мужчина. Вид роскошных волос и пышных форм волнует его. Но он не дурак.       Марту приятно представлять себе во время... Ну, понятно, во время чего. Но о настоящих отношениях - даже на одну ночь - не может быть и речи. Потому что, надо думать, обжигающий огонь, который Джим порой замечал в глазах Марты, очень быстро исчезнет, стоит ей только увидеть его без рубашки.       - Не сегодня, - мягко отказывается он и интуитивно чувствует, что поступает правильно.       Дома его ждет чуть теплый душ и разогретая в микроволновке пицца. Включив телевизор для фона, Джим устало падает на кровать с планшетом. Интернет здесь слабоват - нужные страницы грузятся медленно, неохотно.       Месяц назад он не сказал Стиву самого главного. Он молчит и теперь, когда они иногда беседуют по телефону. Ложью это не назовешь, но ему все равно стыдно. Роджерс - славный парень, и водить его за нос — мерзко.       Но иначе Джим не может. Он не решается рассказать, что гораздо быстрее, чем возвращается память, гораздо быстрее, чем он успевает собирать воедино разрозненные фрагменты, гораздо быстрее всего этого он забывает.       Из памяти выпадает по нескольку часов, а иногда, проснувшись, он не может вспомнить, кто он и где находится. Поначалу он списывал это на накопившуюся усталость, старался больше отдыхать, даже пробовал медитировать. Усилия не дают никакого результата - с каждым днем амнезия прогрессирует. Он привык быть честным с самим собой и не может не признать, что происходящее с ним - не случайный эффект заболевания. Скорее всего, это результат трудов медиков "Гидры". Вероятно, они его и на это запрограммировали.       Если так будет продолжаться, то скоро он станет беспомощней слепого и глухого новорожденного котенка. Джим не собирается до этого доводить. Он намерен воспользоваться помощью профессионала - в соответствии с советами Роджерса. Вот только Стив, вероятно, имел в виду врачей, тесно сотрудничающих с Пентагоном, или какой-нибудь именитый исследовательский центр. У Джима несколько иные предпочтения. Его выбор падает на одного человека - настоящего виртуоза своего дела, а главное - не понаслышке знакомого с его случаем.       Страница наконец загружается. С экрана на него смотрит моложавое бледное лицо с правильными чертами и тонким хищным носом. Доктор Эдмунд Вернанде — мировое светило в области нейропсихологии с несколькими десятками самых престижных медицинских наград и безупречной репутацией. Научные издания всего мира поют ему дифирамбы. Любопытно, что сказали бы эти журналисты, узнав, что доктор Вернанде долгие годы плодотворно сотрудничал с людьми из «Гидры», да ещё и, судя по всему, умудрился выйти сухим из воды?       Вопрос, разумеется, чисто риторический. В настоящий момент Джиму нужна не высшая справедливость, а услуги компетентного специалиста.       Через две недели доктор прилетит в Массачусетс на конференцию. А отсюда до Бостона какие-то две сотни миль.

***

      От природы Локи не был жадным. Цветные бумажки, почитающиеся иными превыше жизни, не значили для него ровным счетом ничего. Ну, кроме разве что возможности иногда — под настроение — провернуть какую-нибудь любопытную махинацию или поиграть на Асгардской бирже.       Свою щедрость он в полной мере сознавал и с удовольствием бравировал ею на глазах завистливой публики. Мог, не моргнув глазом, подарить баснословно дорогую ванахеймскую кобылу учтивому гвардейцу или небольшой особнячок — очаровательной девушке в благодарность за приятно проведенное время. Без колебаний оплачивал колоссальные счета после попоек с друзьями, на личные средства арендовал ложи в лучших театрах, ссужал солидные суммы расточительному Фандралу и обремененному семьёй Вольштаггу...        Теперь, впервые в жизни оказавшись на мели, Локи страшно об этом сожалел. У него не осталось ничего, кроме трех смен одежды, парадных доспехов да разрешения жить в старых детских покоях . Миллиардные счета в банках, поместья, земли, промышленные предприятия — все уплыло к ётунской матери... То есть, к Одину в карман. Личного коня, и того отобрали (это, на взгляд Локи, было особенно мелочно и низко).       Разумеется, кое-какие деньги ему всё же удалось раздобыть — по уши влюбленная Гуннхильд охотно предоставила в его распоряжение свои небольшие сбережения. Но, во-первых, размер сбережений так же соотносился с запросами принца, как, например, попытка погасить пожар чайной ложкой, а во-вторых... Локи не хотел быть перед ней в слишком серьезном долгу.       Деньги — большие деньги — были нужны ему позарез и быстро. Пока Тору не наскучило развлекаться в Мидгарде, пока он не мозолит народу глаза, предстояло сделать очень и очень многое.       Собственный судебный процесс заставил Локи прозреть. Любому, кто тогда присутствовал в зале, было абсолютно очевидно, что Один не желал освобождать опального сына. Однако же — освободил. Под напором общественного мнения и... Совета. Впервые в жизни Локи пришла в голову мысль, что для того, чтобы править Асгардом, совсем не обязательно сидеть на царском троне. Альтернативы не исчерпываются тем, чтобы быть «под Тором» или «над Тором». Можно быть наравне. А для этого требуется сущий пустяк — немного раскачать золотое кресло (благо, братец делал все, чтобы этому способствовать) и укрепить положение Совета. И самому войти в число советников, разумеется.       Последний пункт представлял собой наиболее трудную задачу. К асам, стремящимся занять одно из восемнадцати кресел, предъявлялись очень высокие требования. Не к личностным качествам, разумеется — когда кого-то интересовало, насколько способные асы правят народом? Другое дело, имущественное положение. Чтобы стать членом Совета, необходимо держать в Асгарде капитал, общей суммой превышающий двадцать миллионов лир, а кроме того иметь во владении предприятия или иные учреждения в общественно значимых отраслях — промышленности, сельском хозяйстве, национальном транспорте.       Каких-то пять лет назад состояние Локи было одним из самых крупных в государстве. Он мог с потрохами купить весь Совет, да ещё бы промочить горло осталось. Пять лет – и как все изменилось. Теперь Локи предстоял извилистый путь амбициозных авантюристов: «Как из всеми презираемой пешки стать ферзем. Снова».       В первую очередь Локи обошел старых знакомых, среди которых было немало влиятельных асов. Но Один – прозорливый старый хитрец - правильно оценил способности деятельного сына и постарался сделать все возможное, чтобы не позволить ему сколотить даже начальный капитал.       - Я бы рад взять тебя к себе, - завил ему Абсалон Свенсон — владелец крупнейшего в Девяти Мирах завода по обработке металлов. - Сам знаешь, как нам нужны толковые маги. Проклятые цверги только и думают, как бы надуть... Но Один сожрет меня живьем. Всем в Асгарде дано понять, что связавшийся с тобой — финансовый покойник. Моё положение достаточно прочно, но все же не настолько, чтобы дразнить Одина. Позволь дать тебе совет: уезжай. В Ванахейм, Муспльхейм или ещё дальше... Асу с твоими талантами не потребуется много времени, чтобы снова встать на ноги.       Локи молча смотрел на аса, которому когда-то помог избежать очень неприятной истории с неуплатой налогов — самого страшного преступления на территории Асгарда.       Уехать... Именно этого, вне всякого сомнения, от него хотел Один. Обезоружить приемного сына, вынудить его отправиться в странствия, чтобы в это время образумить родного и подготовить почву для его воцарения. Нет, Локи больше не желал бежать. Наверное, он не вполне подходил под классическое определение патриота, тем не менее Асгард Локи любил. И жить хотел только здесь. Дома.       За это стоило побороться. И с теми, кого он всегда считал врагами, и с теми, кого до последнего времени причислял к избранному кругу единомышленников. Локи никогда не питал иллюзий относительно крепости дружбы и долговечности асовской благодарности, но все же вероломство приятелей задело его очень сильно. Самый подлый удар нанесли те, в ком он почти и не сомневался — маги.       После того, как Локи исчез в Бездне, пост Повелителя Магии (читай — министра) занял бывший ректор Академии — Йохан Гудисан.       Локи полагал Йохана чем-то средним между хорошим другом и младшим братом. В своё время он, одержимый идеей реформировать магическую систему Асгарда, ездил по стране в поисках талантливых магов. В одной из деревушек ему указали на местный сиротский приют. Мол, есть там один, из этих безумных колдунов. Локи отправился посмотреть, ожидая увидеть деревенского дурачка со слабыми способностями к ведовству. Он ошибся. Йохан был почти гениален, настоящий самородок. Однако, мальчик находился в ужасном состоянии — испуганный, забитый, диковатый, словно звереныш. Деревушка была очень маленькой и бедной, в приюте вечно не хватало рабочих рук, потому наставники мало интересовались подопечными. А детям — жестоким, как и все дети - очень не нравилось, что маленький колдун способен на вещи, недоступные им. Йохана травили, как собаки — хромую лису.       Локи забрал паренька в столицу, подлечил тому психику, откормил и пристроил в приличный пансион для одаренных детей. Йохан учился играючи — и магические, и немагические дисциплины давались ему легко. Локи по праву гордился своим протеже и помогал, когда считал нужным. Написал рекомендательное письмо в диссертационный совет, замолвил словечко, когда Йохан устраивался на работу в Академию, поддержал при выборах ректора...       А теперь Йохан показывал зубы.       - Я бы очень хотел помочь вам, Ваше Высочество, - говорил он, щуря темно-карие глаза. - Но не могу предложить пост преподавателя. Вы знаете процедуру... Кандидатуры должны быть одобрены Его Величеством. А царь, боюсь, никогда не подпишет ваше назначение.        «Что за асы пошли? - задавался вопросом Локи. - Так недолго и в жизни разочароваться...» Он ни разу не сорвался и не нагрубил, хотя порой ему приходилось до боли сжимать зубы. Тем не менее, каждый из бывших соратников знал, что у него стало на одного очень опасного врага больше. Не то чтобы Локи сильно осуждал этих асов. В конце концов, юридически они ничего не были ему должны, а благодарность — понятие эфемерное. Просто он не прощал предательства — пусть даже несерьезного и объяснимого - все в Асгарде знали об этом. А добрую славу нужно поддерживать, иначе она заплесневеет.

***

      Удача улыбнулась ему неожиданно и лукаво, как только она и умеет делать. В «Банк Ванахейма» Локи пришел без особой надежды. Он однажды оказал тамошнему управляющему — Гуннару Хрутсону - значительную услугу, но приятелем никогда не назвал бы. Чего греха таить: Локи уважал Хрутсона, как отличного финансиста, а как аса — недолюбливал. Впрочем, Гуннара — с его сухой и чопорной манерой поведения, вечно недовольным лицом и неприятным шепелявым голосом — должно быть, не переносила даже родная мать.       - Ваши способности в банковском деле несомненны, - прошелестел Хрутсон, угощая Локи восхитительным муспльхеймским кофе. - Но вот ваша просьба... немыслима. Всеотец полагает всякого, кто решится вам помочь, своим врагом. На одной чаше весов — ваша дружба и расположение, на другой — благополучие, безопасность и снисхождение Одина.       - Наш царь, надо отдать ему должное, умеет ставить ультиматумы, - усмехнулся Локи. - Значит, нет?       - Увы. Я не могу принять вас в штат.       Шкодливый сентябрьский ветер шевелил занавеси открытого окна. Насыщенный кофейный аромат смешивался с запахом города — почти неуловимым, вместившим в себя и поздние цветы, и влажные поникшие листья, и прибитую дождем пыль.       Локи не особенно огорчился. Отказ Гуннара не выглядел предательством. Может, оттого, что он никогда не считал Хрутсона другом, а может потому, что тот оказался на удивление приятным собеседником — вдумчивым, в меру насмешливым.       - А ведь вы мне тогда очень помогли, Ваше Высочество, - тихо произнес банкир. Алмазная брошь, скрепляющая его шейный платок, мягко блестела. - Если бы не вы, быть мне пронзенным Гунгиром. Его Величество очень суров со взяточниками. Сами знаете, достаточно одного подозрения, чтобы...       - В отношении коррупции я полностью солидарен с отцом, - торопливо заметил Локи. - Только жесткие меры позволили нам избавиться от неё. В то же время... Никто не идеален. Даже достойный человек иногда может пойти на поводу у соблазна.       По правде, Хрутсон в том давнем деле действительно заслужил высшую меру. Локи прикрыл его не от прекраснодушия, и уж тем более не потому, что верил в искреннее раскаяние. Упаси, Один. Просто у него был крупный вклад в банке Гуннара, о котором отцу знать не следовало и который обязательно раскрылся бы в ходе следствия.       - Я привык платить добром за добро, - мягко продолжал Хутсон. - И мне очень жаль, что случае с вами я сделать этого не могу... Официально.       - Официально? - Локи сузил глаза.       - Да. Но исключительно по-дружески... В ходе беседы... Я мог бы сообщить вам, что через пятеро суток из моего банка будет осуществлен перевод значительной суммы наличных.       Локи непроизвольно поморщился. Он уже было понадеялся, что банкир предложит что-то дельное... А не откровенный криминал.       Локи был далек от того, чтобы считать себя непогрешимым, и в глубине души признавал, что отмотал срок не только по «политической» причине. В то же время скатываться к банальной уголовщине не хотелось.       Хрутсон проницательно смотрел на него.       - Прежде чем принимать окончательное решение, вам стоит узнать, что это за деньги и куда их везут. Вся сумма — что-то около ста тысяч лир — будет передана дворцовому казначею и пойдет на выплату жалования гвардейцам. Личной гвардии Его Высочества Тора, если быть точным. А источник средств...       - Один из бюджетных счетов.       - Совершенно верно. Но этот счет особенный. Он был открыт недавно, а деньги, переведенные туда, прежде принадлежали частному лицу... Вам.       Локи ощутил, как губы помимо воли сводит судорога.       Очень изящный ход со стороны отца. Использовать конфискованные у него средства, чтобы оплатить труд личных охранников братца. Которых, вообще-то, надо бы распустить, поскольку Тор бывает в Асгарде только наездами и в гвардейцах не нуждается.       Если разобраться, это даже кражей нельзя будет назвать. Он просто вернет своё. Очень малую толику своего.       Поразительно, что те, кого он считал друзьями, оказались либо слишком вероломными, либо слишком трусливыми, а реальную помощь осмелился оказать ас, который ему никогда не нравился. Значит ли это, что он, Локи, всегда полагавший себя знатоком душ, на самом деле ни ётуна не смыслит?       Так и не придя к окончательному решению, он произнес:       - Я хотел бы услышать подробности.       Банкир будто бы расслабился. Повернувшись к огромной карте города, висящей на стене, он начал рассказывать:       - Деньги повезут ночной сменой. Стандартная бригада включает в себя шесть асов охраны. Все бдительны, опытны, хорошо вооружены. Один — маг.       Как только бригада покинет территорию банка, я перестану нести ответственность за сохранность денег. Волей-неволей им придется идти через центр, где запрещено воздушное движение, потому в качестве транспорта они используют антигравитационную платформу. Отсюда ко дворцу ведет по меньшей мере три пути. Первый из них, - Хрутсон постучал по карте, - проходит мимо музея Ордской битвы...

***

      С самого раннего детства Стивен Роджерс высоко ценил правила, распорядки и расписания. В школе он никогда не заходил в класс после звонка и не пропускал уроков без уважительной причины. Позже, на службе, был самым ярым приверженцем военной дисциплины, а инструкции всех видов и мастей почитались им почти так же сильно, как Библия. Он не забывал оплатить коммунальные платежи и счета по кредиткам, вовремя возвращал книги в библиотеку, да что далеко ходить - даже стрелки на брюках Роджерса всегда были отглажены под идеальным углом.       Стоит ли удивляться, что первого сентября Стив поднялся ни свет ни заря и основательно подготовился к предстоящему дню: плотно позавтракал, тщательно побрился, одел свежевыстиранные джинсы, рубашку и ветровку и закинул за плечи собранный с вечера рюкзак. Припрятанный в рюкзаке ланч в совокупности с чистыми тетрадками и связкой ручек заставлял Роджерса особенно остро ощущать неожиданное студенчество и нахлынувшее волной ощущение молодости. Ощущение было чертовски приятным, потому что молодости - такой, о которой приятно вспомнить, когда волосы покроются инеем, а суставы будут ныть от перемены погоды - у Стива, так уж сложилась жизнь, не было.       Вообще-то, заниматься Стив должен был по вечерам, но первую ознакомительную пару назначили на девять утра. На дорогу к университету никак не могло уйти больше часа, но Роджерс вышел заранее, и мог позволить себе неторопливо брести по почти пустым сонным улицам и наслаждаться приятной прохладой и гулкой мягкой тишиной.       Под ногами шуршали первые, пока ещё зелёные, опавшие листья. Несмотря на хорошую погоду, в город неумолимо кралась осень. Скоро, совсем скоро Вашингтон взорвётся огненными красками - и сколько всего тогда можно будет нарисовать! Перед мысленным взором Роджерса пронеслась вереница образов. Окруженный пламенеющими деревьями Тадил Базин, по тихим водам которого скользит неземной корабль. Утопающий в уличной луже алый кленовый лист, в чьей затейливой резьбе узнаются контуры гигантского мегалополиса. Косой осенний дождь и выросшие грибы-зонты, а под ними прячутся не только люди...       С недавних пор у Стива появилась эта привычка - всё увиденное, особенно необычное, он рассматривал прежде всего с точки зрения возможности воплотить на холсте. Прежние представления о прекрасном и уродливом стерлись, как следы на песчаной дюне. Отныне окружающий мир делился для него на то, что "цепляет" и то, что "не цепляет". Первое следовало перенести на лист, второе - нет.

***

      Университет гудел, словно переполненный улей – как-никак, первый учебный день. Студенты окликали друг друга, обнимались, делились накопленными за каникулы впечатлениями, то и дело очередная шумная стайка взрывалась оглушительным смехом. Самые юные - видимо, первокурсники - смотрели вокруг большими любопытными глазами и жались к стенам робкими кучками - ни дать ни взять пугливые лесные лани.       Охранник с усталым одутловатым лицом указал Стиву путь, но тот всё равно добрых двадцать минут петлял по извилистым коридорам в поисках нужной аудитории. Войдя – невольно задержал дыхание. Длинные ряды столов изгибались полукругом и поднимались вверх, как скамьи в римском Колизее. Украшенный лепниной потолок парил метрах в двадцати над полом. Окон не было, но массивные люстры заливали помещение ровным теплым светом.       Большинство мест уже успели занять. «Оно и к лучшему,» - решил Стив.       Выйдя в середину - к массивной деревянной кафедре и вполне современной интерактивной доске - он широко улыбнулся и произнёс: «Всем доброго утра!» Акустика в аудитории оказалась превосходной. Голос Роджерса прогремел, словно из 100-ваттных колонок. Однокурсники синхронно повернули к нему немного испуганные лица.       Стив стоял и улыбался.       Его узнали сразу же. По рядам побежал шепот. «Разрази меня гром, это же сам Капитан Америка!» «Стивен? Стивен Роджерс?» «Охрене-е-еть!» Наконец самый смелый - модно одетый мужчина лет тридцати пяти - поднялся с места и с улыбкой воскликнул: «Добро пожаловать в наши ряды, Кэп!» Остальные, будто получив долгожданный сигнал, заговорили разом. Стив начал медленное восхождение к последним рядам, то и дело останавливаясь, отвечая на приветствия и старательно запоминая имена. Пристальное внимание общественности заставляло его, достаточно скромного по натуре, испытывать дискомфорт, но он сознательно спровоцировал это массовое знакомство. Чем скорее все узнают, что будут учиться с Капитаном Америкой, тем скорее они привыкнут к этой мысли и начнут воспринимать Стива, как обычного сокурсника.       Публика подобралась самая разная: совсем ещё молодые юноши и девушки, женщины и мужчины среднего возраста, несколько будущих мамаш на сносях, пожилые люди с сединой в волосах. Стив плыл среди незнакомых улыбчивых лиц, как парусник по спокойному морю, но вдруг его корма напоролась на прячущуюся среди волн подводную скалу с острой верхушкой.       Женщина, сидящая за третьей сверху партой, подняла до того склоненную над тетрадью голову, и у Стива натурально перехватило дыхание, словно он наткнулся на невидимую преграду.       Потом он не раз пытался вспомнить, что почувствовал в тот, самый первый момент. Не раз прокручивал воспоминания, как пленку. Секунда за секундой, мгновение за мгновением. И всякий раз в голове возрождалось жгучее, неотвязное, тянущее желание нарисовать. Не желание даже – необходимость.       - Привет, - улыбнулась женщина. - Меня зовут Фахрие.       Чужое имя и резковатый акцент, свойственный владельцам уличных забегаловок, в которых Стив иногда ужинал. Ровный, смуглый цвет кожи, большие темные глаза. Черные волосы – не в синеву, как бывает у этнических индейцев, а цвета сажи, нагретой солнцем земли и беззвездного неба над пустыней. Стив не мог сказать, в чем дело: в красоте или в явственно ощутимом налете "нездешности", который не могла скрыть скромная, подчеркнуто американская одежда - но женщина зацепила его.       Чисто механически продолжая улыбаться тем, с кем ещё не успел познакомиться, Роджерс подошел к облюбованному месту и сел за парту. Прозвенел звонок. На кафедру взобрался сухопарый бодрый старичок и принялся рассказывать о правовой системе Соединенных Штатов. Лекция, надо отдать ей должной, была интересной, но Стив едва слушал, хотя обещал себе учиться прилежно, чтобы не разбазаривать зря уплаченные за семестр деньги.       Всякий раз, когда Роджерс поднимал глаза на лектора, взгляд помимо воли уплывал от старичка и с упорством магнитной стрелки, стремящейся к северу, находил темноволосый затылок со стянутыми в высокий конский хвост волосами. Всякий раз, когда Стив склонялся над тетрадью, чтобы записать определение или тезис, руки сами выводили на клетчатой бумаге точеный женский профиль.       В голове Роджерса закручивался вихрь из наплывающих друг на друга образов. Космонавт, одиноко бредущий среди бесконечного поля ржи - из шлема скафандра мерцают загадочные темные глаза. Выброшенный на берег корабль с растрескавшейся кормой, на носу которого выполненная из дерева русалка с длинной шеей и высокой грудью... Стив и сам бы не смог сказать, откуда появляются эти идеи. Он никогда не придумывал то, что рисовал. Образы сами рождались в воображении - росли и ширились, как плесень или грибок, пока не заполняли мысли целиком, и изгнать их можно было только одним способом - нарисовать.        «Надо с ней познакомиться,» - подумал Стив. Надо. Но как? После пробуждения у Роджерса не было недостатка в поклонницах, но отчего-то ни бравые девушки из ударных подразделений, ни рядовые офисные сотрудницы ЩИТа, ни восторженные дамочки, иногда подкатывающие к нему на улицах, особенно его не интересовали.       Стив маялся, пытаясь придумать первую фразу, и совершенно искренне жалел, что он - Капитан Америка, а не какой-нибудь другой из миллионов обычных американских парней. Эх, отчего же Бог не наградил его немного развязной, но в то же время веселой и - самое главное - непробиваемой уверенностью в себе, как того же Старка? Уж Тони-то точно не полез бы за словом в карман.       Стив попытался влезть в шкуру друга и представить, как бы тот вел себя на его месте, но спустя пару минут отбросил эту идею. То, что в устах Тони звучало остроумно и уместно, в исполнении Стива отчего-то превращалось в полную чушь. Видимо, придется пойти на поводу немудреных советов быть самим собой. В данной конкретной ситуации это означало таращить глаза и что-то невнятно мычать.       Звонок прозвенел раньше, чем Стив ожидал. Раньше, чем подобрал слова. Тем не менее, Роджерс, который сдерживал все обещания - включая данные самому себе - встал с места и направился вниз по проходу. Вернее сказать - попытался направиться, поскольку его тотчас же поймали в сети наиболее смелые из сокурсников. Наименее смелые - пялились с разной степенью наглости.       Стив любезно улыбался и старался найти пару слов для каждого. Внутренне он скрежетал зубами - драгоценные десять минут по секунде таяли.       Каким-то чудом отделавшись от очередного желающего приобщиться к мировой знаменитости, Роджерс в два больших шага преодолел разделяющее их с Фахрие расстояние и застыл перед её столом. Пока все шло полностью по плану - Стив стоял, уставившись на Фахрие, и толком не знал, что сказать. Женщина, судя по виду немного озадаченная его вниманием, неуверенно улыбнулась. У нее оказались кривоватые зубы - верхние клыки слегка ввернуты вовнутрь. Это несовершенство странным образом придало Стиву уверенности.       Ещё на паре он приметил на столе Фахрие синюю пластиковую карточку с надписью "Видеопес" и нарисованным серебристым диском с улыбающейся собачьей рожицей.       - Надо же! – с улыбкой произнес Стив. - Видеопрокат. Не думал, что ими кто-то кроме меня пользуется.       - Я старомодна, - ответила Фахрие с легким акцентом, который с каждой секундой нравился Роджерсу все больше. - Люблю библиотеки и видеопрокаты. "Айтьюнз" и "Амазон" - не по мне.       Стив покачал головой.       - Старомодны? Мне прокаты, равно как диски - и даже кассеты - до сих пор кажутся чересчур современными.       Тут он немного лукавил. Поначалу Стиву действительно все вокруг казалось чудом техники, но освоился он достаточно быстро, в том числе и с пресловутыми компьютерными приложениями и интернет - сайтами. Тем не менее, в прокате дисков Стив как-то был, а ничто не сближает лучше общих интересов, верно?       - Трудно привыкнуть, да? - спросила женщина. - Я, конечно, слышала вашу историю.       - Трудно. Откуда вы родом, Фахрие?       Женщина улыбнулась - тонко, как умеют только уроженцы Востока, и улыбка её смогла вместить в себя и безграничную гордость, и бездонную тоску.       - Я оттуда, где над желтым песком возвышаются белокаменные стены, а лучи палящего солнца дробятся в золотых куполах минаретов. Я оттуда, где ковалась история арабов, где несет свои воды быстрый Тигр, где кровь льется чаще дождя. Я из Багдада, Стивен.       Багдад. Это название Роджерс ежедневно слышал в сводках новостей, и там оно неразрывно сплеталось с терроризмом, исламскими экстремистами, погибшими американскими солдатами, оружием, взрывами и вытекающей из-под всего этого густой черной нефтью. Но эта женщина с загадочной улыбкой говорила о другом Багдаде - о том, который когда-то звали жемчужиной Востока, о том, что звучал в древних витиеватых сказках.       - И давно вы в Штатах?       - Шесть месяцев, и четыре из них - в лагере для беженцев. Так что, можно сказать, всего ничего... Думала, что уеду в Англию - всю жизнь любила эту страну и неплохо знакома с тамошними обычаями. Но получилось... Так, как получилось. Поэтому потихоньку осваиваюсь в Штатах... Привыкаю, примерно так же, как и вы.       - Значит, - хохотнул Стив, - в некотором роде мы земляки. Граждане несуществующего государства под названием: «Оторванные от родины».       - Вы ведь родились в Америке?       - Поверьте, это была совсем другая Америка. А с настоящей я ещё только-только начинаю знакомиться.       Его слова вызвали улыбку Фахрие.       - Серьёзно! - горячо произнес Стив. - Я половины происходящего не понимаю... Столько всего пропустил. Корея, Вьетнам, Холодная Война. Убийство Кеннеди, президентство Рейгана, появление СПИДа. Золотая эпоха кино, битники, дети цветов, рождение "Майкрософт" и смерть винила. Недавно продавец в музыкальном магазине отказывался верить, что я никогда не слышал "Битлз". "Это же "Битлы" - втолковывал он мне с таким видом, словно был преподавателем в церковной школе, который обнаружил, что один из учеников не знает "Отче наш".       Фахрие уже откровенно смеялась. Стив поздравил себя с маленькой, но всё же победой.       - Потом я всё же послушал, и это было неплохо.       - Неплохо? - переспросила Фахрие. - Эти парни сумели свести весь мир с ума.       - То-то и оно, - кивнул Стив, - вот только я это проспал. Как и многое, многое другое.       - Мне тоже непросто приспособиться, - призналась женщина. - Поэтому я смотрю фильмы - и вам стоит посмотреть. Голливуд, безусловно, политически ангажирован, но какую-то долю правды он передаёт.       Сложные слова она выговаривала с тем же акцентом, но без малейшего напряжения, не задумываясь. "Кто же ты? - спросил Стив про себя. - Кто ты, Фахрие из Багдада? Где так хорошо выучила язык и почему эмигрировала?"       - И как вам Штаты? Нравятся?       Женщина немного замялась.       - Пожалуй, да... Все ко мне очень добры. И в лагере я провела всего четыре месяца, в то время как некоторые живут там больше года... Так что да, можно сказать, что Штаты ко мне благосклонны.       Лагеря, беженцы, непрекращающиеся войны. Стив в который раз подумал, что они воевали не за такой мир. Если бы только ребята узнали, чем человечество стало к началу двадцать первого века... Впрочем, может и к лучшему, что они не знали.

***

      Не успела закончиться последняя лекция, как в кармане Роджерса завибрировал телефон. Взглянув на экран, Стив чертыхнулся. До недавнего времени у него был только один "тревожный" номер, принадлежащий команде спасателей, с которыми Роджерс сотрудничал. Теперь - благодаря Тору - появился второй.       Стив поднял трубку.       - Мистер Роджерс? В десяти метрах от главного входа вас ждет автомобиль. Тойота Прадо, темно-зеленого цвета.       Стив не стал допытываться, откуда собеседнику известно, где именно он находится, и коротко ответил:       - Буду через пять минут.       Сокурсники, предлагавшие пропустить после пар по стаканчику, отнеслись к его вежливым извинениям с большим пониманием. "Знаем мы твои неотложные дела, - говорили их хитрые улыбки. – Наверняка, тебя вызвали на задание." В кои-то веки они были правы.

***

      Водителем оказался совершенно неприметный человек в штатском. Представиться он не потрудился, а на вопрос: "Куда мы едем?" чрезвычайно сухо ответил:       - Я доставлю вас на базу. Там сержант Пью даст дальнейшие инструкции.       Стив резюмировал, что безымянный водитель не принадлежит к числу его горячих поклонников - в отличие от того же Коулсона. Роджерсу уже приходилось сталкиваться с подобным прохладным отношением со стороны государственных структур, особенно - военных. Армейское начальство раздирали противоречия. С одной стороны, военные были против таких внегосударственных структур, как "Мстители", да и к Щ. И. Ту относились с большим подозрением. С другой стороны - как чрезвычайно рациональные люди, они не могли позволить способностям Стива остаться без дела. В результате военным приходилось находить компромиссы, которые устраивали их лишь отчасти, и недовольство скрывать они не желали. Стив находил подобную искренность пусть и не слишком приятной, но достойной уважения.       База располагались в нескольких километрах от Вашингтона, посреди лесного массива, и была замаскирована так профессионально, что Стив невольно ощутил прилив гордости за родную армию. Внутренние помещения напоминали ультрасовременный офис: просторные светлые коридоры, комнатные растения в высоких кадках, простая, но со вкусом подобранная мебель. И чистота, способная сделать честь даже операционной.       Стройная моложавая женщина в брючном костюме проводила Стива в кабинет, где его уже ждали.       - Кэп! - Сержант Пью поднялся со стула и протянул руку.       Пожимая сильную мозолистую ладонь, Роджерс оглядел присутствующих. Десять человек: восемь мужчин и две женщины. Самому младшему - не меньше тридцати. Осанка и манеры выдавали их с головой. Несмотря на неброскую гражданскую одежду, Стив не мгновения не сомневался, что видит перед собой военных, и не штабных крыс, а участников реальных боевых действий.       - Знакомься, - скупо улыбнулся Пью, - это Дженнифер...       - Можно просто Джен, - предложила невысокая крепкая брюнетка. Ее широкая улыбка обнажила идеальные зубы - слишком белые и ровные, чтобы быть настоящими.       - ... Вернон...       Мужчина со шрамом под правым глазом выступил вперед.       - ... Марси, Тревор, Дуглас, Родриго...       Стив протягивал ладонь всем по очереди и получал в ответ крепкие уверенные рукопожатия.       - Ну, Тора, я думаю, можно не представлять?       Ас, до того безмятежно подпиравший стену, подошел к Роджерсу и стиснул его в медвежьих объятиях. Потом отстранился и прочувствованно произнес:       - Ну как ты... студент? Двоек еще не нахватал?       Стив изобразил озабоченную мину.       - Вы сорвали меня с самого интересного места. Пары как раз закончились, и мы с ребятами собирались...       - Знаю я, куда вы собирались, - хмыкнул Тор. - Тоже, знаешь ли, в свое время, в Асгардской Академии учился. Ох и весело мы отмечали удачно сданные экзамены... Ровно так же, как и проваленные. Но к тебе это не имеет никакого отношения! - Тор принял вид заботливого дядюшки, всерьёз обеспокоенного судьбой нерадивого мальчишки, но в глазах принца сияли смешинки. - Нечего по кабакам шляться! Лучше учись, Стив!       - А не то ты меня в угол поставишь? - фыркнул Роджерс.       - Да ладно тебе, старина, - немного смутился Тор. - Ты же знаешь, я шутя...       Стив фыркнул. Подколы Тора его нисколько не задевали, тем более, что принцу было далеко да того же Старка. Тони весь день терроризировал Роджерса сообщениями в стиле: “Не забудь собрать портфель”, “Не болтай на уроках!”, “Не дергай девчонок за косички!” и - в качестве апофеоза - “Вернешься домой - покажешь мне дневник”.       Шуточки друзей забавляли. Если бы ребятам было на него плевать, они бы даже и не почесались, что сегодня первое сентября. А тут - надо же - вспомнили. Они были отличными парнями - и Стив от всей души любил их, вместе с недостатками и причудами. Но иногда, даже в самый разгар весёлых посиделок или оживленной беседы, его словно обухом по голове накрывало чувство, что чего-то не хватает. Что-то не правильно. Причина этого дискомфорта была, в сущности, очень проста. Никто из ребят, при всех их несомненных достоинствах, не был Джеймсом Барнсом. Не был Баки, который упрямо вел какую-то придуманную войну далеко на севере и не желал помощи даже из рук старого друга.       - Ладно, парни, - Пью перешел на деловой тон. - Хватит расшаркиваний. Жаль, конечно, что у вас не было возможности как следует познакомиться с Кэпом, но времени в обрез. Придётся притираться прямо во время операции.       - Думаю, проблем не возникнет, - сказал Роджерс.       Правильное мнение о незнакомой команде можно составить только во время боевых действий. Война - самое страшное, что можно представить, но одного у неё не отнять - она действует вроде лакмусовой бумажки и очень быстро показывает, кто чего стоит. Стиву не раз приходилось видеть, как люди, сильные и смелые в мирное время, в военную пору показывали себя настоящими крысами, а робкие мальчишки превращались в бесстрашных героев. Порой всеобщие любимцы - эдакие рубаха-парни - оборачивались предателями, а почти-незнакомцы, с кем едва здоровался, лезли в самое пекло, чтобы спасти сослуживца. Да, война сразу расставляет всё по свои местам.       - Отлично, - кивнул Пью. - Тогда приступим.       Сержант подошел к сенсорному экрану, занимающему северную стену, и вызвал спутниковый снимок незнакомой Роджерсу местности.       - Наша цель находится в окрестностях Кандагара...       - Опять Афганистан! - поморщилась Дженнифер.       - А ты думала, я тут бесплатные билеты на Бора-Бора раздаю? - хмыкнул Пью. - Тогда ты ошиблась туроператором, милочка. Местность, как видите, горная. Мы высадим вас здесь, - сержант достал из кармана раздвижную указку и очертил область на карте, - на расстоянии трех километров до цели. Ближе не можем, иначе противник узнает о вашем появлении заранее...       Размахивающий указкой Пью до того смахивал на преподавателя географии, что Стив, невзирая на серьёзность ситуации, подумал, что учеба для него на сегодня ещё не закончилась. Даже темы похожи: в университете лекция была посвящена правам человека, а здесь разъясняют, как вести себя в стране, где на эти самые права плевать хотели. Правда, подумал Роджерс, девушки в университете были гораздо симпатичнее...       - Вот интересующий нас объект, - продолжал Пью. - Это комплекс из семи зданий. Постройка ещё советская, в восьмидесятых здесь был военный госпиталь. Однако он перестал действовать почти сразу после того, как СССР вывел войска из Афганистана. Во времена Талибана комплекс использовался в качестве штаба, потом много лет пустовал... Мы полагали, что он пустует и сейчас - как вы видите, он располагается среди густой растительности и съемки со спутника мало что дают. Но недавно один из наших агентов доложил, что в комплексе расположился крупный лагерь по подготовке смертников.       - И чего вы от нас хотите? - нахмурился Стив. - Чтобы мы его зачистили?       - Не делайте из меня чудовище, Кэп, - поморщился Пью. - В лагере есть женщины и дети - из них, знаете ли, получаются отличные смертники. Очень... незаметные. Постарайтесь взять их живыми, но будьте очень осторожны - им основательно прочищают мозги и накачивают наркотой. В случае прямой угрозы вашей безопасности, не задумываясь, стреляйте на поражение.       - Их там держат против воли? - спросил Стив.       Сержант замялся.       - Воля? Там, куда вы отправляетесь, не существует такого понятия, как не существует и многих других вещей, к которым мы привыкли... Как бы то ни было, рядовой состав лагеря второстепенен. Однако, основная цель операции - этот человек.       На экране появилась крупная фотография пожилого смуглого мужчины с коротко подстриженными темными волосами.       - Его имя Джамиль Фасур, и вы должны достать его - живым или мертвым. Лучше живым, поскольку он много знает, но если выбора не будет, избавляйтесь от него без колебаний.       - Мы так не договаривались, - холодно бросил Стив.       Такой поворот совершенно его не устраивал. Роджерс собирался спасать заложников и участвовать в миротворческих миссиях. Может быть, прикрывать сотрудников Красного Креста. Пью же предлагал им фактически превратиться в охотников за головами - именно этого Стив изначально опасался.       - Вы предлагаете нам проникнуть на территорию другого государства и произвести вооруженное нападение на некий объект, который якобы является лагерем смертников. Но есть ли у вас тому доказательства?       - Информация поступила из надежного источника. А доказательства вы получите, как только окажитесь на месте.       Стив упрямо поджал губы.       - Вы утверждаете, что отправляете нас в ад, где не существует никаких законов. Но разве это дает нам право тоже не соблюдать законы? Я не могу участвовать в подобной операции, пока не получу доказательств её правомерности.       - Стив, послушай... - вздохнул Тор.       - Я сам, - перебил Пью. - Приказ, мистер Роджерс, получен из Пентагона, а тамошнее начальство обладает соответствующими полномочиями.       - Но операция проводится в обстановке строжайшей секретности, и общественность ни в коем случае не должна о ней знать?       - Разумеется.       Роджерс презрительно хмыкнул. Он уже это проходил - выполнял, не задумываясь, все приказы Щ. И. Та, а потом обнаружил, что за тем щитом пряталась многоглавая тварь. Нет, у Стива не было ни малейшего желания ещё раз наступать на те же грабли.       Пью, очевидно, понял настроение Роджерса по его лицу.       - Ладно, - с видимым недовольством произнес сержант. - Небольшой экскурс, который, я надеюсь, избавит нас от дальнейших препирательств, потому что мы теряем время. Видите ли, мистер Роджерс, в последние месяцы мир захлестнула небывалая волна терроризма.       - Я знаю, - перебил Стив, - у меня есть такая штука, как телик. Про терроризм сержант не врал - в последнее время редкая сводка новостей обходилась без сообщений об очередном взрыве или перестрелке.       - То, что вы знаете, Роджерс - мелкие песчинки, которые успели ухватить репортеры. Реальный размах происходящего гораздо шире.       - И правительство это скрывает? - с негодованием спросил Стив.       - Правительства. Речь идет не только о Штатах. И, да, Роджерс, мы стараемся не передавать имеющиеся сведения широким массам. Да, - Пью махнул рукой, видя, что Стив собирается перебить его, - я знаю, что это нарушение закона о свободе информации. Однако если обыватели узнают, что происходит... Начнется паника, что повлечет за собой ещё большие жертвы. При управлении государством самая важная задача - сохранение спокойствия населения. К тому же, - сержант устало потер лоб ладонью, - мы не понимаем, что происходит. Почему акты терроризма нарастают с каждым месяцем? Почему ещё недавно тлеющие вооруженные конфликты на Ближнем Востоке внезапно разгорелись с новой силой?       - Религиозный фанатизм...       - Не будьте наивным, Кэп, - горько усмехнулся Пью. - За религию сегодня сражаются только малообразованные и не слишком разумные слои, которые не в состоянии осознать, что их веру используют. Остальные дерутся либо за деньги, либо за власть, либо за то и другое вместе. А это возвращает нас к господину Фасуру. На Ближнем Востоке он - личность широко известная, в некоторых кругах - почти легендарная. В то же время о его частной жизни почти нет информации. По происхождению - иракец, около шестидесяти, во времена Хуссейна был видным офицером. Получил блестящее образование: религиозное - в Ираке, а светское - где-то за границей, скорее всего - в СССР, но мы не можем быть в этом уверены. Талантливый стратег и тактик, очень одаренный психолог и вообще личность чрезвычайно харизматичная.       После гражданской войны занимался подготовкой групп боевиков различного назначения: от ударных подразделений до команд смертников. В своем поприще не знает равных, а его люди славятся невероятно высоким, - Пью скривился, - уровнем подготовки. Бойцов Фасур обучает не только обращению с оружием, но и основам тактики - это в известном смысле обеспечивает им самостоятельность и делает их особенно опасными. Что касается смертников... Насколько нам известно, Фасур использует сложные комбинации из наркотических веществ и психиатрических методик, кроме того он - одаренный оратор и мастерски давит на религиозные чувства... Эти несчастные почитают его, как святого, и с готовностью выполняют любые поручения. Только за последний месяц люди, подготовленные Фасуром, совершили свыше двадцати терактов по всему миру... Вот о каком человеке идет речь, Кэп. Неужели сказанного недостаточно, чтобы убедить вас в необходимости его устранения?       - Эти - не скрою, пугающие - факты известны мне только из ваших уст, - спокойно заметил Стив. - Вы хотите, чтобы я принимал на веру чрезвычайно серьёзные обвинения. Я согласен участвовать в операции, если она будет иметь целью разоружение базы и поимку Фасура. Поимку - не убийство. Пусть его судят - и если он действительно виноват, вынесут справедливый приговор.       - Поимку? - губы сержанта искривила насмешливая улыбка, но глаза его оставались холодными, как лед. - Мой дорогой Капитан, да я же буду совершенно счастлив, если вы приведете Фасура живым, и у меня появится возможность допросить его. Узнать, кто спонсирует этого сукиного сына - моя самая сладкая мечта. Потому что Фасур не фанатик. Как бы не так. Фасур поклоняется исключительно золотому тельцу и берет за свои услуги очень дорого. Но кто-то не скупится, и я хочу знать, кто. Исламисты или... Кто-то другой?       - «Гидра»? - холодея, спросил Стив.       - Возможно, - пожевал губами сержант. - После недавнего поражения «Гидра» вроде как спрятала голову в песок... Но у неё много голов, не так ли? Впрочем, точно известно только одно - в мире назревает что-то серьёзное, и мы должны быть во всеоружии. Пока не стало слишком поздно.       - Довольно болтовни! - внезапно подал голос Тор. По резкому тону друга Стив понял, что ас едва сдерживает нетерпение. - Я выслушал вас, сержант, и готов взяться за выполнение операции. Доставлю Фасура живым или мертвым. Ты со мной, друг?       Стив медленно кивнул:       - Да, я в деле. Но Фасура привезем живым.

***

      Через пятнадцать минут экипированная и вооруженная команда погрузилась в военный летательный аппарат, подобный тем, что в своё время стояли на вооружении у Щ. И. Та. Стиву подобные достижения техники до сих пор казались чудом. Это же надо - взлетает по-вертолетному с любой поверхности, в скорости может соперничать со сверхзвуковыми истребителями, да ещё оснащен ракетоносителями! Да, за то время, что он был в отключке, техника определенно ушла далеко вперед.       На полет через Тихий океан ушло полчаса, и за это время команда успела изучить карту местности и разработать приблизительный план операции. Приблизительный - потому что карта, если честно, была дрянная, и детали в любом случае предстояло прояснять на ходу. С другой стороны, Стиву ещё ни разу не приходилось участвовать в операции, которая бы от начала и до конца разворачивалась бы по разработанному плану. Всегда приходится так или иначе импровизировать.       Стив по привычке десантировался без парашюта - каким бы сложным не было задание, он никогда не упускал возможности насладиться этими мгновениями свободного полета - только он, бескрайнее небо и воздух, пытающийся удержать его невидимыми руками и неизменно проигрывающий битву силе притяжения.       Команду и в самом деле подобрали из профессионалов - члены группы приземлились в максимальной близости друг к другу, хотя десантировали их над плоскогорьем, что существенно осложняло маневрирование в воздухе.       - База в долине, в шести километрах, - негромко произнесла Дженнифер. - Пилот старался подлететь со стороны гор, и, будем надеяться, нас не заметили. Идем цепью, след в след. Я - первая, Марси - замыкающий.       - Лучше бы мне или Тору... - попробовал возразить Стив.       - При всем уважении, Кэп, - нетерпеливо поморщился Марси, - я знаю повадки местных куда лучше вас. Вы наверняка попадете в ловушку или шума наделаете...       - Ладно-ладно, - примирительно поднял руки Роджерс. - Пусть будет по-вашему.       Он уже начал подозревать, что не только для него задание - сплошная головная боль. Возможно, этим ребятам - бывалым бойцам - фактически навязали в команду двух обряженных в костюмы "героев". Стив не собирался мешать профессионалам.       - Смотрите под ноги, - сурово бросил Родриго. - Эти ублюдки обожают разрывные мины. Зазевался - и семья будет хоронить тебя по кусочкам.       Среди невысоких плоскогорий раскинулись покрытые буйной зеленью долины. Если бы Стив оказался здесь ради операции, если бы не знал, сколько крови пролилось на эту землю и, должно быть, еще прольется, он бы нашел местность очень красивой. Невероятно красивой и чертовски жаркой.       Нещадно пекло солнце, донимая даже сквозь густую листву - дышать было тяжело, перевязь щита больно впивалась в плечо. Спина Стива взмокла, по лицу градом катился пот - Роджерс чувствовал, как рой мелких, пляшущих перед глазами мошек жадно пьет его, но не мог найти силы, чтобы поднять руку и отогнать докучливых насекомых.       Поначалу он пытался ориентироваться, но очень скоро потерял направление - Дженнифер, постоянно сверяющаяся с планшетом со спутниковой картой, вела их неявным извилистым путем. Очень скоро в голове Роджерса не осталось совсем никаких мыслей - только мелькала перед глазами широкая спина идущей впереди Хезер, хрипло отдавалось в ушах собственное дыхание, иногда ломался сучок под сапогом, да падали на землю рассеянные листвой жирные солнечные мазки.       Как правило, последние минуты перед началом операции — это время наивысшего напряжения, время, когда все пять чувств обостряются до предела, и к ним подключается шестое, подспудное, инстинктивное, имя которому — интуиция.       В этот раз было иначе. Роджерс чувствовал, что им овладевает какое-то вязкое гнетущее отупление. Жара и размеренная ходьба не то чтобы убаюкивали, но — словно бы выметали из головы большую часть мыслей, заставляя бездумно тащиться вперед, слепо таращась перед собой.        «Хватит! - сказал себе Стив. - Соберись!» По его расчетам они прошли около трех миль, а значит, уже вот-вот должны были подойти к территории, непосредственно контролируемой противником. А там рассеянность фактически равносильна самоубийству.       Словно подслушав мысли Стива, Верн повернулся и прошептал:       - Триста метров. Всем занять позиции.       Цепочка рассыпалась, группа разделилась на три отряда. Тор, Кевин и Барт должны были зайти с запада, Родриго и ещё трое — с востока, а на долю Стива, Верна и Хезер выпало северное направление.       - Действуем по плану, - сказал Верн, и отряды разошлись.       Теперь они шли только втроем — затылок в затылок, пристально глядя под ноги и опасаясь потревожить пышную крону или спугнуть с ветки птицу. Мало ли какой знак может навести противника на правильное подозрение?       - Пятьдесят метров, - напряженно произнес Верн.       Через несколько шагов Стив различил сквозь густую листву очертания здания. Когда-то, должно быть, территория вокруг госпиталя содержалась в образцовом порядке, а деревья и кустарники были тщательно подстрижены, но за прошедшие десятилетия природа успела наверстать упущенное. Почти к самым стенам подступала буйная сочная растительность. Стив, впрочем, был только рад обилию зелени. Такое превосходное прикрытие позволит им подобраться незамеченными. Если, разумеется, не возникнет какого-нибудь форс-мажора.       Из материалов Пью Стив знал, что база имеет форму буквы «Н» с сильно вытянутой поперечной перекладиной. Согласно имеющимся сведениям, здание южного корпуса очень сильно обветшало и по этой причине не использовалось террористами, а вот у западного входа располагался стратегически важный объект — гаражи для машин и — самое главное — ангар, где, судя по всему, содержался вертолет Фасура. Прежде всего следовало отрезать противникам путь к отступлению, поэтому на штурм ангара отправился Тор. Стив взял на себя захват северного корпуса, в настоящее время исполняющего функции административного штаба.       Верн сверился с часами. По плану все три группы должны были атаковать ровно в три часа дня по местному времени.       - Готовы?- спросил Верн.       Стив и Хезер синхронно кивнули. Все трое достали оружие.       - Тогда — вперёд!       Первый рубеж они преодолели без особых затруднений. У входа дежурило только два человека с автоматами Калашникова. Они едва успели вскинуть оружие на плечо, как Стив уже запустил щит и выбил стволы у бойцов из рук. В рукопашную эти парни, разумеется, ничего ему противопоставить не могли. Первого охранника отправил в нокаут мощный удар в челюсть, а второго Стив только скрутил.       - Ну, Кэп! - с непритворным восхищением произнесла Хезер. - Вы даёте! Да нам же ничего не осталось!       Стив криво ухмыльнулся, продолжая держать охранника мертвой хваткой.       - Посмотрим, что нам споёт эта пташка, - сказал Верн и добавил несколько фраз на афганском. Смысла Роджерс не понял, но уловил несколько раз произнесённое имя «Фасур».       Охранник, которому, несмотря на окладистую бороду, никак не могло быть больше двадцати пяти, кивнул.       - Он согласен говорить, - сказал Верн.       Стив отпустил челюсти парня.       Афганец оказался то ли достаточно глупым, то ли достаточно храбрым, чтобы попытаться их обмануть. По тому, как напряглось его горло, Стив сообразил, что мужчина собирается не говорить, а кричать, и уж совершенно точно не им. Роджерс рефлекторно ударил парня под дых. Крик захлебнулся.       - Ах ты, падла! - прорычал Верн и от души пнул охранника по коленной чашечке.       Парень сдавленно охнул и согнулся пополам от боли. Верн снова что-то произнёс на афганском.       - Не надо, - сказал Стив. - Теряем время. Он опять попытается нас обхитрить, наделает шума... Оставим их здесь и пойдем дальше.       - Вслепую? - нахмурился Верн.       - Разберемся по ситуации.       - Ладно.       Верн бросил парню что-то презрительное и прикладом нанёс сильный удар в висок. Охранник потерял сознание. Крепко связав обоих бойцов, Стив и его товарищи двинулись ко входу.       Видавшая виды дверь рассохлась и была неплотно прикрыта, поэтому Роджерсу удалось немного приоткрыть её и заглянуть внутрь. Вероятно, когда-то в здании располагался приемный покой. Стив разглядел стены, покрытые растрескавшейся светло-охряной краской, грязный пол, остов конторки, за которой, должно быть, располагалась регистраторша, и уходящий влево длинный коридор. За конторкой скучал мужчина с неизменным Калашниковым наперевес, ещё двое застыли около уходящей наверх лестницы.       Стив жестами показал, что пойдёт первым, а Верн с Хезер будут его прикрывать. Хезер картинно скривилась, но кивнула. Роджерс аккуратно потянул дверь на себя, опасаясь, как бы не заскрипели старые петли, но уже в следующее мгновение осторожность перестала иметь значение. Из центрального корпуса, где работала группа Родриго, раздались крики и автоматная очередь.       - Ну, твою ж мать! - воскликнул Верн.       Стив навалился на дверь плечом и влетел в здание, одновременно запуская щит в полёт. «Внутренние» охранники были подготовлены лучше «внешних» и отреагировали мгновенно: стоящие увернулись от щита и рассредоточились по помещению. Сидящий — нырнул под конторку. Все трое открыли огонь.       Плохо. Сражаться в помещении, в замкнутом пространстве — всегда плохо.       Верн и Хезер, матерясь, отстреливались из-за дверного проёма. Стив откатился к стене, подобрал щит и все так же, в движении, попытался прицелиться. Выстрел вышел не слишком удачный — он попал охраннику куда-то в бедро, но нога мужчины подломилась, и он завалился набок, выпустив автомат из рук. Хезер и Верн, воспользовались произошедшим и уложили второго несколькими выстрелами в грудь.       Последний, прячущийся за конторкой, несмотря на тяжесть своего положения, сдаваться не собирался. Он сидел на корточках и попеременно брал в прицел то дверной проем, куда не решались войти Хезер и Верн, то скрывающегося за щитом Роджеса.       - Я пойду, - крикнул Стив и бросился на охранника, прикрываясь от пуль щитом.       Охранник выпустил целую очередь. Земной металл, должно быть, не выдержал бы, но на щите Роджерса не осталось даже царапины. Пули сплющивались и отскакивали, в руку Стива сильно била отдача, но он привык и к более серьёзным нагрузкам.       Охранник выругался на своём языке, отбросил автомат и потянулся к ножу, висящему на поясе. Роджерс полагавший, что поединок и без того затянулся, не предоставил ему пространство для маневра. Стив рубанул ребром ладони по шее мужчины, и тот рухнул как подкошенный.       Подоспели Хезер и Верн. Выстрелы и крики из центрального корпуса теперь раздавались не переставая. К ним добавились резкие щелчки электрических разрядов, словно где-то рядом били молнии, и громкий равномерный гул вертолетного винта.       - Да что же они там, черт побери... - нахмурился Врен.       - Не важно! - отрезала Хезер. - Наше дело — административный корпус. Скорее всего, Фасур где-то здесь, - женщина дулом указала в потолок. - Осмотрите этаж, Кэп, проверьте, нет ли кого. Мы останемся сторожить лестницу.       Стив бегло оглядел коридор и небольшие клетушки-кабинеты, бывшие, вероятно, смотровыми. Кое-где сохранились старые кровати-каталки с потускневшей разорванной обивкой и торчащими оттуда клочками поролона, а в одной комнате стояла старая, скособоченная, словно страдающая сколиозом капельница.       - Чисто, - резюмировал Стив, вернувшись к товарищам.       - Тогда идем наверх, - скомандовал Верн. - Наверняка затаились там, как крысы. Другого пути из корпуса нет, а прыгать из окон они не станут — высоко.       Медленно, плотно вжавшись в стену, они начали подниматься. Стив — первым, Хезер и Верн — позади. Едва только голова Роджерса приподнялась выше уровня пола второго этажа, прозвучал выстрел. Стив пригнулся. Пуля попала в стену, которая моментально пошла путиной трещин.       - Нас ждут, - заявил Верн.       - Похвальная наблюдательность, красавчик, - фыркнула Хезер.       Стив поднял глаза к потолку. Второй этаж поддерживался в лучшем состоянии — тут даже присутствовало освещение в виде голых электрических лампочек, свисающих с потолка. В воздухе витал резкий аромат лекарств.       - Я к противоположной стене, - прошептал Стив. - Как окажусь у неё — открывайте огонь.       Роджерс быстро пробежал оставшиеся ступени и выскочил на второй этаж. Его слышали и ждали — Стива встретил град пуль, а он, механически прикрываясь щитом, скользнул к стене. Бойцы лагеря стреляли из дверных проемов, и было их около двадцати человек — Стив не успел толком сосчитать — но на глаза ему попался один мужчина, чье лицо мелькнуло в дальнем конце коридора. Гладко выбритое, умное, интеллигентное лицо.       Фасур.       - Начали! - рявкнул Роджерс и скользнул вперед.       Пули были ему нипочем — спасибо превосходному щиту - к тому же со спины его прикрывали Хезер и Верн, худо-бедно стреляющие с лестницы. До первого проема Стив добрался в считанные секунды. Внутри прятались двое — они было попытались расстрелять Роджерса в упор, но он увернулся от пуль и отправил нерасторопных парней в нокаут. Присел возле одного из тел и позаимствовал автомат — ситуация разворачивалась не самым благоприятным образом, и о том, чтобы обойтись без жертв уже не шло речи.       Где-то неподалёку раздался оглушительный взрыв. Вертолет замолчал. Выстрелы продолжались. Как и крики — куда же без них.       Вернувшись в коридор, Стив продолжил путешествие от проема к проему. Везде разворачивался примерно один и тот же сценарий, только теперь Роджерс периодически стрелял в ответ и, в отличие от противников, как правило, попадал. Его пытались остановить — изо всех сил пытались, но они были всего лишь людьми, а Стив успешно сражался с во много раз превосходящими их по силе инопланетянами.       Вдохновленные его успехом, Хезер и Верн осмелели и тоже перебежали в коридор. Втроем дело пошло ещё быстрее. Террористы терпели сокрушительное поражение и, судя по истошным и раздраженным репликам, которыми они обменивались, прекрасно это понимали. На лице Верна играла торжествующая улыбка победителя, Хезер рвалась вперед, как львица, да и сам Стив позволил себе поверить в удачный исход операции.       И вот тогда один из противников — один из поверженных противников, которого то ли недострелили, то ли пощадили (эта мысль потом долго не отпускала Роджерса) - подорвал гранату. О чем он думал, отрывая чеку в замкнутом и очень старом помещении, навсегда осталось загадкой, ибо виновника происшествия немедленно разнесло на отдельный составляющие. Но разрушения он принес колоссальные, причем, в основном, своим же. Ударной волной выбило стекла, одну из стен снесло начисто, начал рушиться потолок. Трое террористов были мертвы, ещё двое стонали под обломками, а один истерически вопил, баюкая укоротившуюся до локтя руку. Верна каким-то чудом вообще не зацепило, да и Стив, можно сказать, легко отделался — острый обломок стены вонзился в его икру чуть ниже голени.       А вот Хезер... Она была ближе всех к афганцу с гранатой, и потому ей досталось по полной. У Хезер больше не было ног — вернее, они были, но заканчивались в десяти сантиметрах ниже бёдер. Из страшных ран толчками выходила кровь. Стив попытался сообразить, из чего бы сделать жгут, хотя и понимал, что жгут тут не поможет, тут нужна реанимация, а учитывая обстоятельства... От удара Хезер потеряла сознание, и у Роджерса невольно мелькнула слабая и трусливая мысль: «Оно и к лучшему». Хотя бы мучиться не будет.       И в это же мгновение Хезер очнулась. Очнулась — и закричала. Стив бросился к ней, но Верн придержал его за руку.       - Я с ней останусь, - отчеканил мужчина. - А ты иди, - Верн кивнул в сторону дальнего конца коридора.       Роджерс понял, что не он один узнал Фасура.       Не теряя больше времени на разговоры, Стив бросился в конец коридора, по пути расшвыривая оставшихся противников. Вот она — последняя дверь. Роджерс пинком распахнул её и вошел, выставив перед собой трофейный автомат. Щит привычно прикрывал живот.       Помещение, открывшееся взгляду Роджерса, вероятно, исполняло роль кабинета Фасура. Освещение здесь было превосходное, вдоль стен тянулись полки с новенькими корешками, а на удобном рабочем столе светил экраном современный ноутбук. Хозяин кабинета застыл возле распахнутого окна, выставив перед собой в качестве живого щита девочку-подростка лет пятнадцати. К виску девушки Фасур приставил пистолет.       - Добро пожаловать, мистер Роджерс, - произнес он на безупречном английском.       - Немедленно опустите оружие и сдавайтесь, - рявкнул Стив, сделав шаг вперёд. - Вы окружены. Ваши люди находятся под нашим контролем.       На лице Фасура не отразилось ничего. Этот человек превосходно держал себя в руках и, как показалось Стиву, совсем не боялся. Он ещё плотнее прижал дуло к виску девочки и бесстрастно ответил:       - Боюсь, сдаваться не входит в мои планы.       Стив приблизился ещё на один шаг.       - Отпустите заложника, не усугубляйте своё положение.       Девочка, облаченная в просторный балахон, была болезненно худа. Из-под растрепанной копны волос затравленно глядели огромные темные — почти черные — глаза. Ворот одеяния открывал взгляду острые смуглые ключицы и тощую шею, испещренную синяками и — если Стиву не изменяло зрение — засосами. Роджерс почувствовал, как в нем поднимается ярость пополам с отвращением.       - Отпустить? - переспросил Фасур. - Да пожалуйста.       Мужчина резко толкнул девочку на Стива, а сам отпрыгнул к окну. Роджерс был вынужден на мгновение опустить автомат, и Фасур, не мешкая, этим воспользовался — перемахнул через подоконник и прыгнул. Стив рванулся за ним.       - Ты в порядке? - на ходу спросил он у девочки.       Та подняла глаза. Роджерс словно налетел на преграду. Он думал, что они темные. Но глаза ребенка вовсе не были темными, совсем напротив — светло-карими, словно янтарными. Они казались черными из-за расширенных, заполнивших собой почти всю радужку зрачков.       Девочка прошептала что-то насчет Аллаха и резко дернула рукой. Стив слишком поздно заметил, что в широких рукавах балахона она прятала гранату. Роджерс рубанул по тонкой руке, пытаясь отбросить гранату подальше. Та разорвалась в воздухе.       Ударной волной Стива отбросило к стене. Он ощутимо приложился затылком, в глазах потемнело, но это не помешало ему услышать тошнотворный хруст, с которым рядом ударилось худенькое тело. Роджерс с трудом сфокусировал зрение и убедился, что девочка мертва — голова её покоилась под острым углом к шее.       Чувствуя, как его затапливает звериная ярость, Стив бросился к окну. В глазах у него ещё немного двоилось, но он знал свои возможности и не сомневался, что через несколько минут будет в норме.       Место, куда приземлился Фасур, было хорошо заметно — благодаря поломанным веткам и прибитой к земле траве. «Испугаются прыгать,» - сказала тогда Хезер. В общем-то, она имела основания так думать — этажи в здании были высокие, а под окнами росли деревья — неподготовленный человек получил бы здесь серьёзную травму.       Но Фасур был подготовлен, причем — куда лучше, чем ожидал Стив. Террорист, очевидно, знал местность, как свои пять пальцев и умел ходить лесными тропами. Роджерс понятия не имел, в какую сторону скрылся Фасур. Вот место, куда он спрыгнул, а дальше-то что? Ни пригнутой травинки, ни обломанной ветки, словом — ни следа, хотя Стив полагал себя неплохим следопытом.       Роджерс мог бы использовать свой чрезвычайно острый слух и найти Фасура по звуку шагов, какими бы тихими они не были. Как назло, бой в центральном корпусе ещё не закончился, и раздающиеся выстрелы мешали Стиву различать звуки.       Роджерс наугад побежал на север, полагая, что Фасур скорее всего попытается уйти как можно дальше от базы. Густая растительность снижала видимость фактически до нуля уже в нескольких шагах. А Стив ещё посмеивался над террористами да дилетантство, потому что они не догадались вырубить деревья и посадить на верхних этажах снайперов. Возможно то, что он посчитал ошибкой была на самом деле продуманным решением — лагерь терял в плане обороны, зато в случае нападения афганцы имели возможность скрыться.       Прочесав местность несколько раз, Роджерс был вынужден признать поражение. Он рыскал между деревьев никак не меньше получаса — за это время Фасур мог уйти уже далеко. Стив решил вернуться к базе.       Около входа в административный корпус стоял хмурый Тор.       - Не нашел? - спросил он.       - Нет, - развел руками Роджерс. - Скрылся... Зараза.       - Плохо, - сказал Тор. - Вообще плохо вышло. Ты, должно быть, слышал шум?       - Уж будь уверен, - невесело усмехнулся Стив.       - Пытались взять ангар по-тихому, но местные как раз собрались куда-то лететь. Когда мы вышли к вертолёту, там уже был экипаж — двое, не считая пилота. Ну, и несколько ещё на земле остались, с автоматами. Пилот успел поднять вертолёт в воздух, раньше, чем я сумел что-то сделать... Потом я его, конечно, посадил, - Тор указал рукой на черный столб дыма, поднимающийся над деревьями, - но до того они успели неплохо порезвиться. Двое погибли. А у Рикардо того хуже — он один остался цел, нам пришлось идти ему на помощь...       - Он же брал центральный корпус? - удивился Стив.       - Ага, - кивнул Тор. - Где казармы. Там и охраны было немного, в основном — будущие «смертники». Вот они и сопротивлялись — дрались, как безумные. Женщины, подростки... - Тор запрокинул голову к небу и поморщился. - Никогда такого не видел! И надеюсь, что не увижу.       Из здания, прихрамывая, вышел землисто-бледный Верн.       - Как Хезер? - спросил Стив.       - А сам-то как думаешь? - огрызнулся Верн. - Нет больше Хезер, - голос его предательски дрогнул. - Ты почему Фасура не привёл?       - Я пытался, но упустил... - промямлил Стив.       - Упустил? - Верн раздраженно сплюнул на землю. - Какого черта мы таскаем вас с собой, если вы толком ничего нормально сделать не можете? Супер-р-герои хреновы!       Стив попытался что-то сказать, но Тор положил руку ему на плечо и покачал головой. Верн, всё так же покачиваясь, медленно побрёл прочь.       - Не принимайте близко сердцу, - Стив обернулся и увидел позади Рикардо с перевязанной головой. - Просто они с Хезер... Ну, вы понимаете.       - Были любовниками? - выдохнул Стив. - Я не знал...       - Начиналось-то все, как забава, - грустно сказал Рикардо. - Просто коллеги после работы решили помочь друг другу снять напряжение — ни к чему не обязывающий секс. А потом всё как-то завертелось... Свадьбу даже назначили.       Стив раздраженно запустил руки в волосы.       - Ну, что уж тут говорить, - покачал головой Рикардо. - Мертвых не оживишь... Я связался со штабом, специалисты прибудут через несколько минут. А пока, хотите взглянуть на здешнее... хозяйство?       Вслед за Рикардо Стив вошел в центральный корпус. Там царило ещё большее запустение. Стекол в окнах почти не было, мебели тоже, только на грязном полу валялись неопрятные тюфяки.       - Здесь вот они и жили, - сказал Рикардо. - А в северном корпусе им промывали мозги, там есть парочка оборудованных медицинских кабинетов с самыми разнообразными наркотическими веществами...       - Много их? - спросил Стив.       - Сейчас — чуть больше двух дюжин. Да пойдемте, я покажу.       Всех пленных собрали перед центральным корпусом и разделили на две группы: охранники и врачи — справа, их подопечные — слева. Будущие смертники оказались преимущественно молодыми — от подросткового возраста до лет тридцати. Женщин среди них было столько же, сколько и мужчин. Их лица — худые, иссушенные, полные какой-то исступленной самоотверженности — заставили Стива содрогнуться.       - Что с ними будет? - спросил Роджерс.       - Ну, профессионалов, разумеется, отправят в соответствующее заведение. А эти бедолаги... Их допросят, промоют кровь и отпустят.       - Отпустят? - не поверил Стив.       - А что же с ними ещё делать? - вздохнул Родриго.       - Лечить... Этим людям нужна помощь. Их подсадили на наркоту, подвергали бог знает какому обращению...       - Помощь... - фыркнул Родриго. - Помощь... Дело, конечно, хорошее, но кто будет её оказывать? Вы? Я? Правительство Соединенных Штатов? Или, может быть, американские налогоплательщики?       Стив подавленно молчал.       - То-то и оно, - сказал Родриго. - А про обращение... Вы удивитесь, но большинство из них здесь добровольно. Их руководителям, в принципе, даже не обязательно тратиться на наркоту, потому что эти люди хотят поверить, что могут своей смертью оплатить билет в рай, а Аллах — это эдакий туроператор. На самом деле, их можно понять. Что ждёт их в этой стране? Все, кто мог, уже сбежали. Оставшиеся влачат жалкое существование. Периодически тысячами погибают в локальных конфликтах. Работают на конопляных плантациях — это у них тут, фактически, национальный бизнес. У здешних, кстати говоря, тоже было подсобное хозяйство — можете зайти за корпус, посмотреть. Овощные грядки рядом с конопляными. Получается безотходное производство. Очень удобно — смертники сами себя содержат, и не только в смысле еды, но и в смысле психотропных веществ.       - Почему всё должно быть так?.. - мрачно спросил Стив.       - Сложно? Дерьмово? - подсказал Родриго. - На этот вопрос вам никто не ответит, Кэп. Знаете, а я ведь католик... Хожу по воскресеньям в церковь, если позволяет служба. Так вот, наш святой отец — он старой школы и любит попугать грешников геенной огненной. Всякий раз, когда он пускается в подробные описания преисподней, я задаюсь вопросом: а зачем Богу ад, если существуют места вроде этого? Честное слово, Господу нужно задуматься — он может серьёзно сэкономить на зарплате чертям, просто позволяя согрешившим снова родиться в Кандагаре... А, вот и спецы приехали.       К Стиву подошел Тор:       - Что скажешь, старина, - спросил он, поигрывая молотом, - может, не будем путаться у профессионалов под ногами и рванем домой?       Роджерс согласно кивнул.       Друзья попрощались с оставшимися в живых членами отряда (кроме Верна, которого Стив так и не мог найти) и отошли в сторону. Тор крепко взял Роджерса за плечо, поднял молот к небесам, и земля ушла у Стива из-под ног, а через секунду она снова там оказалась, но уже не афганская, а родная, американская.       В ноздри ударил дразнящий запах жаркого под каким-то пикантным соусом. И Стив с удивлением понял, что испытывает звериный голод.       - Где мы? - спросил он, рассматривая незнакомую оживленную улицу.       - В пяти кварталах от твоего дома, - фыркнул Тор. - Зайдём куда-нибудь промочить горло? Что скажешь?       - Разве Джейн не ждёт тебя дома? - удивился Стив.       Тор смутился.       - Ждёт, конечно, - пробормотал он. - Но, полчаса ведь ничего не изменит...       - У вас что-то не так?       Тор рассеянно поскреб щетину на подбородке.       - Нет-нет, - покачал он головой, - всё в порядке. Просто после всего, что сегодня произошло, мне жизненно необходимо опрокинуть стакан.       Не в привычках Стива было лезть друзьям в душу. Если Тор захочет поделиться — он сам заговорит. Поэтому Стив только пожал плечами и сказал: «Пошли».       Он никогда не был поклонником алкоголя, но в этот день ему тоже нужно было залить увиденное. Роджерс надеялся, что виски сыграет роль обезболивающего и снотворного — позволит заснуть, ни о чем не думая.       Выпивка, однако, сыграла с ним злую шутку.       После стаканчика (на деле обернувшегося целыми тремя) Стив наконец-то вернулся домой и, не утруждая себя банными процедурами, бросил одежду в корзину и поскорее залез в постель. Мышцы ныли, комната плыла перед глазами, но сонливость как рукой сняло. Роджерс с час вертелся в кровати, вспоминая и осмысливая произошедшее, раздумывая, что он сделал неправильно, и как следовало поступить...       ...А когда сон наконец-то смилостивился над ним, Стива утянуло в бездонную и вязкую трясину путанных кошмаров. Он снова и снова бежал по длинным обшарпанным коридорам, а в разбитые окна светило безжалостное солнце, и лезли ветви деревьев с ярко-зеленой листвой. Такой яркой, что Стив точно знал — она выросла на земле, пропитанной кровью. Рядом раздавались крики и долгие ружейные канонады, а Стив бежал и бежал за хрупкой девичьей фигуркой в бесформенном балахоне. И когда она, наконец, оборачивалась, за секунду до того, как раздавался взрыв, Стиву удавалось разглядеть её лицо. Не лицо несчастной девочки из Кандагара, нет, а прекрасное лицо Фахрие из Багдада.

***

      За много сотен миль от Кандагара, в кабинете, располагающемся в великолепном городском здании, зазвонил телефон. Хозяин кабинета отодвинул чашечку из тонкого фарфора, в которой исходил паром дорогой арабский кофе, и взглянул на определитель. Увиденный номер заставил его сердце замереть - несколько часов назад он получил чрезвычайно тревожные известия, которые могли иметь крайне серьезные последствия. И от того, кто окажется на той стороне трубки, зависело очень многое.       Хозяин кабинета оправил рукава модного пиджака, перехваченные сделанными на заказ золотыми запонками, и поднял трубку.       - Это Фасур, - раздалось из нее.       Роскошная дубовая дверь кабинета беззвучно распахнулась, и внутрь заглянула кудрявая голова.       - Компьютерный анализ голоса подтверждает, что это действительно он, - сказал обладатель кудрей и - по совместительству - один из наиболее одаренных компьютерных специалистов современности.       Хозяин кабинета кивнул и жестом отпустил молодого гения. Отвечать он, впрочем, не спешил. Пусть звонящий и в самом деле Фасур. Но ведь остается вероятность, что он говорит по чьей-то указке, под дулом пистолета.       - Это Фасур, - повторила трубка с некоторым раздражением. - Вы меня слышите?       Хозяин кабинета вздохнул и все же решился ответить. Конечно, это было рискованно... Но ведь и вся затея изначально была невероятно рискованной, почти самоубийственной.       - Господин Фасур, - приветливо произнес он. - Чрезвычайно рад вас слышать. У нас, признаться, возникло опасение, что вы больше не сможете оказывать нам свои услуги.       Хозяин кабинета не лукавил. Он никогда в жизни не видел Фасура кроме как на фотографии, но испытывал к нему искреннюю, хотя и сдержанную симпатию. Как раз такую, какую может испытывать работодатель к расторопному служащему. В сущности, в этом не было ничего удивительного. В своих сотрудниках хозяин кабинета в первую очередь ценил обязательность и профессионализм, а Фасур в достатке владел обоими этими качествами. За время сотрудничества, которое длилось уже несколько лет, он ни разу не подвел своих нанимателей. Кроме того, Фасур выгодно отличался от других специалистов своей области похвальной сдержанностью и полным отсутствием религиозного фанатизма. Если оговоренные суммы денег вовремя поступали на оговоренный банковский счет, хозяин кабинета и его единомышленники могли ни о чем не беспокоиться - Фасур выполнял возложенные на него обязанности точно в срок.       - Да, - голос Фасура помрачнел. - У меня завелась крыса, которая поставляла сведения не много не мало американской разведке.       Хозяин кабинета нахмурился.       - Это совершенно недопустимо, - отчеканил он. - Вы должны обнаружить шпиона в кратчайшие сроки, иначе...       - Вы меня обижаете, - произнес Фасур. - Разве стал бы я вам звонить, если бы личность крысы не была мне известна? Я бы никогда не допустил подобного прискорбного непрофессионализма. Нет, крыса обнаружена, и она получит то, что полагается крысе.       Словно в подтверждение этих слов из трубки раздался истошный, нечеловеческий, полный боли крик.       Хозяин кабинета вздрогнул и раздраженно поморщился. Он определенно не принадлежал к тем людям, которые получают удовольствие от страданий других, и, в принципе, не одобрял жестокость. С другой стороны, он не мог не признавать ее действенность. В некоторых ситуациях жестокость давала наиболее быстрый и дешевый эффект по сравнению с другими методами.       - Отрадно слышать, господин Фасур. Полагаю, объект двадцать восемь потерян безвозвратно?       - Боюсь, что так. Теперь это место будет под постоянным контролем американской разведки. В связи с чем дальнейшее его использование представляется невозможным.       - Ясно. Тогда продолжайте работу над остальными объектами, но на этот раз проявляйте максимальную бдительность. Мы не можем позволить себе еще одного эксцесса. Все должно быть готово вовремя.       - Можете на меня рассчитывать, - произнес Фасур и отключился.       Хозяин кабинета устало опустился в удобное, сделанное на заказ кресло и перевел взгляд на стену, увешанную фотографиями. Обрамленные резными деревянными рамами, на мужчину смотрели улыбающиеся лица его детей. Всякий раз, когда ему приходилось особенно трудно, хозяин кабинета любовался этими улыбками, и они неизменно вселяли в него силу.

***

      - Вы очень задумчивы, Ваше Высочество. Что-то произошло?       Локи поднял глаза на Гуннхильд. С гладко причесанными волосами и голопланшетом на коленях она выглядела очень юной и очень хорошенькой. «Зачем же ты связалась со мной, девочка?» - в который раз подумал Локи. И в который раз ощутил стыд, что, по большому счету, просто пудрит ей мозги. Эти отношения, уже начинающие ему приедаться, следовало бы закончить. Честный ас уже выставил бы девчонку за дверь — ради её же пользы. Чем омерзительнее ведет себя разлюбивший (или никогда не любивший) мужчина, тем проще женщине возненавидеть его и забыть.       Тем не менее, Локи бездействовал. Уклонялся от разговоров о будущем, делал вид, что не понимает намеков и не видит восхищенных взглядов. Гуннхильд ещё была нужна ему. Как любовница, и — что гораздо важнее — как союзница. Единственная, которой он мог до конца верить.       - Ничего не произошло. Не выдумывай.       Девушка вздохнула и вернулась к чтению. Локи мельком взглянул на голограмму — сердце взрослого аса, пораженное каким-то причудливым недугом. Гуннхильд была лекарем, что называется, от Небес — даже редкие свободные минуты она посвящала любимой профессии.       В чем — в чем, а в проницательности ей не откажешь. На душе у Локи было неспокойно. Последние два дня он только и думал, что о наводке Хрутсона. Вертел так и эдак, взвешивал плюсы и минусы. Первые всё-таки перевешивали. Пусть при неудачном исходе дела Один точно не стал бы с ним церемониться и отправил в темницу на века вечные, обидно упускать такой шанс. Сто тысяч лир — это большие деньги. Даже пятьдесят — с учетом всех попутных расходов — это уже неплохой фундамент, на котором можно что-то построить.       Да, он, пожалуй, все-таки намеревался рискнуть. Но Гуннхильд знать об этом не следовало. Она обязательно попыталась бы его отговорить, возможно, пустила бы в ход слезы. Локи боялся, что поддастся, боялся, что его и без того не слишком твердая решительность рухнет.       Однако судьба — дама азартная и безжалостная — не любит пресных историй и нерешительных героев. Если ей становится скучно — может подтолкнуть.

***

      Вечером Локи неспешно прогуливался по второму ярусу дворца. Он с детства любил это место — древнее, торжественное, словно впитавшее в себя мощь и славу Династии.       Широкие окна с искусными витражами, высокие каменные арки между залами, резные колонны. Золотые напольные вазы, в которых никогда не потухало магическое пламя, колышущиеся багряные портьеры. Здесь всегда гуляли сквозняки, и в шорохе ветра слышались чьи-то мягкие шаги и тихий шепот. В детстве им говорили, что по древним залам бродят души великих предков. Они с Тором мечтали встретить Бьерна Могучего или Варди Свирепого. Теперь Локи знал, что Династия ему чужая, а предки — никакие не предки, но все равно чувствовал, что это пропитанное магией место ему радуется. Что он признан здесь своим.       Локи брел среди золотых чаш, изредка проводя над пламенем рукой. Языки, послушные воле мага, сплетались влюбленными змеями, возносились ввысь стройными башнями и рассыпались танцующими искрами.       - Снова фокусы? Ты всегда был в них мастером...       Локи обреченно прикрыл глаза. Голос он узнал сразу же. Да и трудно не узнать голос того, кто несколько столетий был... Не другом, конечно, но, скажем так, очень близким неприятелем.       С трудом подавив порыв провалиться сквозь пол на первый этаж, что для мага его уровня было элементарно, Локи повернулся к нынешнему правителю великого Ванахейма — Огуну Ньордсону. Новоявленный царь был одет с подобающей роскошью — расшитый самоцветами камзол, перекинутый через локоть шелковый бирюзовый плащ, в левой руке — начищенный серебристый шлем. Сзади почтительно выстроились несколько ванов из числа свиты.       - Какая встреча.       - Неожиданная, ты хотел сказать. Удивительное дело. Я гощу в чертоге Одина уже почти неделю, но впервые встретил тебя. У меня создалось впечатление, что ты избегаешь меня, принц.       - Впечатление вполне оправданное, Ваше Величество, - оскалился Локи. - Вы теперь царь. Мне показалось справедливым позволить вам насладиться этой ролью. Было бы невежливым отвлекать внимание на себя.       Лицо вана окаменело. Локи бил наверняка. Он знал, что малорослый и не слишком привлекательный (по меркам асов) Огун всегда чувствовал себя несколько ущербным в обществе статных сынов Одина. Если рядом были Тор и Локи, на него попросту никто не смотрел. Особенно, когда дело касалось женщин.       - Какое, должно быть, разочарование ты испытал, узнав, что я взошел на престол... Скоро и Тор займет полагающееся место на Асгардском троне. И мы станем с ним равны, как братья.       Уже много лет для Локи оставалось загадкой, что в Огуне настоящее, а что — напускное. По вечно сосредоточенной маске лица мало что удавалось прочитать.       Во дворце открыто говорили, что Огуна возвел на престол Один. Более того, что воцарение это очень дурно пахло. Вроде бы у главного Огунского конкурента похитили малолетнего ребенка и этим заставили отказаться от притязаний. Локи почти не сомневался, что это правда. Он узнавал стиль отца. Один достаточно долго был во Вселенской политике, чтобы не бояться замарать руки. Однако Огун вел себя так, словно был единственным законным и избранным народом правителем. Не знал о жестокой борьбе за власть? Или предпочел изобразить неосведомленность?       Во всяком случае, вложения Одина уже начали приносить дивиденды. Ванахейм, в последние годы проявлявший стремление к независимости, снова занял привычное место — под пятой у Асгарда. А Огун, едва закончилась коронация, приехал к правителю золотого города с приветственным визитом — жест, возможный для принца, но едва ли для царя.       - Тебе никогда не стать Тору равным, - хрипло произнес Локи. - Ты слеп и глух, если считаешь иначе.       - Так ли это? - вкрадчиво спросил ван. - Оба мы носим короны, оба правим мирами. А вот что осталось у тебя, Локи? Дурная слава? Всеобщее презрение? Потерянная власть?       Локи сжал кулаки. Именно поэтому он и старался не попадаться на глаза Огуну. Не из страха, нет. Ну, в самом деле, ему ли бояться этого разряженного в шелка клоуна? Если бы Локи пожелал разделаться со старым другом, того не спас бы ни фамильный меч, ни пестрая свита.       Куда больше он опасался некрасивой сцены. Как ас, стремящийся реабилитироваться в глазах общественности, Локи не мог позволить себе участвовать в отвратительной склоке, в которую всегда скатывались их беседы с Огуном.       У него на языке вертелось немало едких фраз, вроде «политическая проститутка», «шлюха Одина», «асгардская подстилка» и других – куда более крепких. Всё внутри принца кипело, и с каким бы удовольствием он отхлестал Огуна этими фразами, словно конюх – обнаглевшего жеребца. Но Локи молчал. Узкоглазый сукин сын всю жизнь был злопамятен, и пестовал свои обиды, словно мать – любимое дитя. Наговорит сейчас Локи лишнего, а Огун запомнит, обдумает на досуге и… не захочет больше плясать под дудку Тора и Одина. Насолить братцу – дело хорошее, но вот насолить всему Асгарду… Локи не собирался играть против родного мира, которому сейчас – в тяжелые времена – нужен был не слишком сильный, не помышляющий о самостоятельности и – самое главное – послушный Ванахейм.       Потому Локи промолчал. Огун всмотрелся в его лицо, и, видимо, нашел там, то, что искал.       - Рад был видеть вас в добром здравии, Ваше Высочество, - сказал он почти ласково и удалился, сопровождаемый почтительной свитой.       - Каков… царь, - с нескрываемым презрением произнесли за спиной принца.       Локи резко обернулся и успел стать свидетелем редкого зрелища: из стенной ниши, надежно скрытой от посторонних глаз расшитым гобеленом, покряхтывая выбрался Один Всеотец.       - Я всё гадал, - беспечно произнес царь, словно подслушивать, прячась за гобеленами, было для него обычным делом, - что возьмет в тебе верх: оскорбленное самолюбие или любовь к Асгарду. Победило второе. Никогда не думал, что в тебе так сильно чувство родины. Ты удивляешь меня, сын.       - Теперь ты знаешь, - хмыкнул Локи. – Ибо если бы не забота о благе Асгарда, я бы прочел этому ничтожеству превосходную лекцию об управлении государством…       - О правлении Огун действительно знает немного, - спокойно произнес царь. – Зато он, в сущности, хороший мальчик и знает, к кому нужно обращаться за советом…       Локи хмыкнул.       - Этот, как ты его назвал, хороший мальчик, ко всему прочему отличается воистину бараньим упрямством. Однажды ему надоест просить совета. Что делать кукловоду, если марионетка перестанет подчиняться движению нити?       - У кукловода в коробке хранятся запасные марионетки, - улыбнулся Один. – Да… Скажем так, несмотря на то, что Огун всё же стал царем, едва ли его престол когда-нибудь будет стоять настолько прочно, чтобы он смог задуматься о независимости… Но, думается, ты преувеличиваешь проблему – Огун верен твоему брату и очень высоко ценит его дружбу.       - Верен Тору, не тебе. Сомневаюсь, что братец согласится манипулировать другом даже ради блага Асгарда.       - Согласится, - отрезал Один. – За последнее время Тор очень изменился. Повзрослел. И его преданность Асгарду не вызывает сомнений.       - Ага, - весело улыбнулся Локи, - именно преданность заставляет Тора прохлаждаться в Мидгарде со смертной, в то время как Асгард нуждается в принце. Должно быть, ты чертовски зол. Тор в Мидгарде, а я – здесь. Очень неудачно получилось, верно?       - В любой момент все может измениться, - заметил Всеотец. - Стоит тебе лишь раз оступиться - я вышлю тебя из Асгарда.       - Я не предоставлю тебе такого шанса, - оскалился Локи. - А изловчишься и найдешь лазейку - так я вернусь. Зря ты меня тогда забрал из чертогов Лафея, отец.       - Отец? - Один поднял брови в преувеличенном удивлении. - Впечатляющая перемена. Еще недавно ты брезговал пользоваться моим именем.       - С тех пор многое успело произойти. Не только Тор повзрослел. Я тоже пересмотрел некоторые свои взгляды. В частности - я смекнул, что быть сыном Одина - пусть и приемным - куда почетнее, чем бастардом Лафея.       Они помолчали.       - Потому я тебя и забрал, - вздохнул Всеотец. - Да, да, - поморщился он, увидев, что Локи собрался возражать, - разумеется, мои действия имели и политическую подоплеку. Но не только ее... Не веришь? А ты бы смог пройти мимо заходящегося в крике, замерзающего младенца?       - Может, и не смог бы, - проворчал принц. - Но не в этом...       - В этом! - отрезал Один. - Ты бы умер.       - Спорный вопрос, - покачал головой Локи. - Может, и умер бы, а может - вырос бы етуном. Но это ничего не значащая демагогия. Все случилось, как случилось - ты принес меня в Асгард и вырастил асом и принцем. Я не могу перестать им быть только потому, что ты просишь.       - Я не прошу тебя перестать быть моим сыном, - мрачно произнес царь. - И я сожалею, если у тебя сложилось такое впечатление. Все, о чем я прошу - уезжай. Во Вселенной еще много миров, и такой мужчина, как ты, в одном из них непременно добьется успеха.       Локи задумчиво потер переносицу.       - Эту стадию мы вроде как уже миновали. Если ты хотел, чтобы я устроился в другом мире, не нужно было ставить мне палки в колеса в Мидгарде. Я ведь был готов им удовлетвориться.       - Я не мог, - раздраженно произнес Один. - Ты снюхался с читаури и Таносом... С историческими врагами Асгарда! О чем ты думал, когда обещал им Тессаракт? Ты буквально не оставил мне выбора - общественность взбунтовалась бы, не выступи я против тебя.       - Тессаракт? - протянул Локи. – Ну, не мог же ты всерьез верить, что я собираюсь отдать столь ценный артефакт жадному титану! Нет, Танос не увидел бы Тессаракта, равно как и читаури. Мне всего лишь нужна была морковка, которую я мог бы повесить перед носом армии читаури, чтобы она выступила на моей стороне.       - Самоуверенный мальчишка, вот ты кто, - хмыкнул Один. - Думаешь, Танос позволил бы тебе обвести его вокруг пальца? Знаешь, сколько он видел таких, как ты: неуравновешенных, рвущихся к власти юнцов? Да он бы прожевал тебя и выплюнул. Ты говоришь, что повзрослел, но на самом деле ничуть не изменился - по-прежнему не способен трезво оценить собственные силы.       Локи сжал кулаки. Самым неприятным в речах Одина было то, что в них содержалась немалая доля правды. Но кое в чем отец заблуждается. Локи действительно повзрослел. Уже то, что он осознает прошлые ошибки - тому подтверждение.       - И все же у меня могло получиться, - выдавил принц. - И если бы ты тогда не вмешался, глядишь я и не создавал бы тебе сейчас проблем.       - Тор бы никогда не согласился с тем, чтобы ты правил Мидгардом, - неохотно произнес царь.       - Да, - глухо сказал Локи. – Вот это уже похоже на правду. Тор, Тор… Мало ему одного Асгарда, он должен распространить влияние ещё и над Мидгардом. В этом и проблема: ты всегда пытался дать Тору всё, а я должен был удовольствоваться остатками, на которые не польстился дорогой братец. Ты никогда даже не пытался найти компромисса между нашими нуждами – тут даже ангел взбунтовался бы, не говоря обо мне!       Локи говорил и чувствовал, что влезает в привычную обиду, как в любимый разношенный домашний халат. Столько лет он пестовал в себе эту злость и ревность, что, казалось бы, давно пора ей выцвести, из молодой ядовитой гадюки превратиться в старую беззубую змею, не способную больше жалить. Однако, видно, существуют во Вселенной обиды без срока давности, причиняющие боль абсолютно всегда, и к таким обидам относится и то, что родители любят брата больше, чем тебя. Локи полагал, что давно смирился, что плевать ему на пристрастность Одина, но стоило отцу в который раз встать на сторону брата, как в голове принца возник старый – детский, беспомощный – вопрос: «Почему?» Ответа на этот вопрос, разумеется, не существовало – любовь в принципе нерациональна.       Помятуя об ушах, произрастающих, как всем известно, из дворцовых стен, Локи колоссальным усилием воли взял себя в руки и произнес, прежде всего рассчитывая именно на них - невидимых, но внимательных слушателей.       - В первую очередь я ас, отец, и лишь только потом принц. Это ты нас так воспитал, ты привил нам любовь к Асгарду, ты научил меня считать этот мир родиной. «Асгард - величайший из миров, и вам выпало редкое счастье родиться его гражданами». Чьи это слова, если не твои? И ждешь, что я откажусь от возможности жить в прекраснейшем из миров? Не выйдет, отец. Я люблю Асгард, и я останусь здесь.       Лицо Одина выражало одновременно и печаль, и ярость.       - Какая речь, - скривился он. - Самоуверенный, упрямый...       - Да, я упрям! - перебил Локи. - Я не отступаю от своих целей! И, да, я хочу иметь самое лучшее! Но можешь ли ты меня за это осуждать, отец? Будь хоть раз искренним - признай, что притязания мои понятны и естественны. Просто - вот уж беда - я стою на пути у Тора, вот ты и пытаешься меня выжить.       - Жить? - воскликнул Один. - Жить... Ты говоришь о жизни, но мы оба знаем, что ты хочешь править. А у Асгарда может быть только один царь - и это Тор.        «Царь... – про себя повторил Локи. - Царь, как показали последние события, это еще не все. Даже асгардский царь не всесилен». Посвящать Одина в свои планы принц, однако, не спешил. Рано или поздно (и скорее - если принимать во внимание проницательность папочки - рано) он сообразит, что Локи задумал. Но пока - каждый день играет ему на руку, и не стоит без причины баламутить воду.       Потому Локи только равнодушно пожал плечами и произнес:       - Поглядим.       Один постоял, пристально разглядывая сапоги, а потом поднял взгляд на сына и произнес глухо и устало:       - Знаешь, Локи... Мне очень жаль, что ты не моей крови.       Принц вздрогнул всем телом. Это был самая лучшая похвала, что он когда-либо слышал от царя. Самая... искренняя и долгожданная.       - Мне тоже, - в тон отцу произнес Локи. - Мне тоже.       Разговор с Одином поселил смятение в его душе, но одновременно избавил от остатков сомнений. Каким бы рискованным не представлялся его план, медлить больше нельзя. Ему слишком сильно нужны эти деньги.       Лично участвовать в операции Локи, разумеется, не мог. Он ни минуты не сомневался, что на хвосте у него висит больше царских шпионов, чем блох у бродячего пса. Значит, грязную работу должны сделать другие.       В прежние времена с подобной проблемой Локи обратился бы к брату или их общим друзьям. Сейчас, конечно, об этом и думать было смешно. С другой стороны, не так давно у него появились новые приятели. Соответствующие его нынешнему статусу, положению и запросам.       Локи быстро поднялся в покои, достал и тайника недавно купленный и чистый от магической слежки голопланшет и набрал координаты Ёрги Юркого, который когда-то занимал камеру напротив и очень удачно вышел из заключения два месяца назад.

***

      У Дарси Льюис была отличная работа.       Надежная - а многие ли могут похвастаться подобным в мире непрерывно сменяющих друг друга кризисов? Высокооплачиваемая - немалая радость для девчонки из бедного квартала. Разнообразная - никаких вам девяти часов перед компьютером - постоянные выезды на объекты, современное оборудование, новые лица вокруг. Важная и нужная для всего человечества - в свете событий последних лет, когда на Землю инопланетяне падали чаще дождя, недооценивать значение космической отрасли не решался даже клинический идиот.       Прибавьте к этому отличный коллектив, корпоративную квартиру буквально за копейки и целый пакет социальных льгот прямиком из кармана Большого Сэма - получите голубую профессиональную мечту среднестатистического американца.       Дарси Льюис свою работу ненавидела.       Не потому, что бы неблагодарной стервой — она прекрасно понимала, как много Джейн и проф для неё сделали. Просто... Просто большую часть времени Дарси ощущала себя мартышкой в колесе. Именно мартышкой — белки, те хоть, наверное, получают от работы какое-то удовольствие и совершенно точно знают, что делают. Дарси не знала ни черта. Вообще. Всё, что она умела — водить за нос разнообразные правительственные комиссии, напускать на себя умный вид при появлении сверхсовременного сверхсекретного оборудования и ничему не удивляться. Одним словом — мартышкины ужимки.       А всё потому, что в своё время повелась на деньги.       После окончания колледжа Дарси оказалась у разбитого корыта. Не в буквальном, конечно, смысле, но в то время как большинству однокурсников удалось найти себе тепленькое местечко под боком папочки, дядюшки или средневозрастного любовника, Льюис, не имеющая даже самых слабеньких связей, обивала пороги одной конторы за другой. Везде предлагали одно и то же: «Поработайте с годик третьим помощником младшего ассистента, а там поглядим.» Дарси — между прочим, кандидату экономических наук — не хотелось идти за копейки на должность, которую иной раз предлагали первым встречным вообще без какого-либо образования.       Спустя месяц неудачных собеседований Льюис совсем озверела — ходила по квартире хмурая, недовольная и порыкивала на пытающихся что-то посоветовать братьев. Она уже было решилась согласиться на одно из «неаппетитных» предложений, но тут как гром среди ясного неба прозвенел телефонный звонок.       Уяснив, что предлагает некая «доктор Фостер» Льюис искренне улыбнулась и поспешила сообщить девушке, что та, наверное, ошиблась номером. Потому что она, Дарси, защищала диссертацию совсем по другой тематике, а про космос знает исключительно из фильмов Лукаса, да и там её больше интересовал молодой Харрисон Форд, нежели звёзды и невесомость. Черт побери, да она бы даже планеты Солнечной Системы в правильном порядке не назвала! Про физику и говорить нечего — та для Дарси вообще исчерпывалась образом Ньютона, возлежащего под яблоней.       Это ерунда, заверила её доктор Фостер. Все необходимые знания Дарси получит в ходе работы, и, вообще, она и её руководитель будут очень рады, если Льюис согласиться приехать, и сделают всё возможное, чтобы ей у них понравилось. Потому что они давно уже ищут ассистента, но никто не хочет ехать в Нью-Мексико, где они сейчас работают, да и жалование они не могут высокое предложить...       Тут Фостер назвала невысокое, в её понимании, жалование, и Дарси серьёзно призадумалась. Во-первых, она была вынуждена констатировать, что молодые специалисты в области физики отчего-то ценятся гораздо выше, чем их собратья в области финансов, а, во-вторых, Льюис вспомнила, что, в общем-то, не так далека от предмета доктора Фостер, как ей казалось. В шесть лет, например, Дарси хотела стать космонавтом. Потом — ветеринаром, археологом, мороженщиком, фокусником и балериной, но космонавт совершенно точно был в списке.       Короче, Льюис согласилась и с огромным чемоданом наперевес ринулась через всю страну навстречу космосу и Ньютону. Семья выразила горячее одобрение.       В Нью-Мексико Дарси ждал самый теплый прием, на который только можно было рассчитывать. Селвиг и Фостер не настаивали на соблюдении субординации да и вообще оказались такими душками, что отношения в коллективе сложились совершенно семейные. Дарси привел в восторг даже рваный, сумасшедший график и постоянные поездки куда-то к черту на рога ради очередного эксперимента. Эксперименты проводились обычно ночью — Джейн и проф возились с оборудованием, а Дарси вела записи и лениво потягивала ароматный чай из термоса. В погожую пору она устраивалась на раскладном стуле и изучала серьёзные низкие звёзды (не чета подмигивающим детройтским собратьям), а в ненастную пору — пряталась на заднее сиденье машины и смотрела на извилистые водяные дорожки, вычерчиваемые каплями по стеклу...       А вот с обучением не задалось. Периодически Джейн и проф — вместе или по отдельности - усаживали Дарси перед собой и пытались ввести её в суть происходящего, и всякий раз приходили в чудовищное недоумение, что Льюис вообще — абсолютно — не врубается. Далее следовал совет почитать какой-нибудь учебник или монографию, где изложены «самые основы».       Первое время Дарси на это покупалась и послушно тащила «основы» на съемную квартиру, чтобы почитать перед сном. Усыпляли рекомендованные пособия, надо отдать им должное, просто феерически, а вот с просветительской функцией дело обстояло похуже. Не хитрая, в общем-то, проблема крылась в том, что между Дарси и пониманием «самых основ» астрофизики лежали пять лет университетского образования и три года аспирантуры сверху. Самостоятельно Дарси эту пропасть преодолеть не могла, а Фостер и Селвиг были попросту слишком заняты насущными проблемами, чтобы разжевывать всё для Льюис до состояния манной каши.       Со временем Дарси совсем оставила попытки приобщиться к высоким материям, и, хоть и числилась научным работником, на деле занималась в основном логистикой (решала, где купить оборудование и как его транспортировать) и прочими не имеющими непосредственного отношения к физике или астрономии вещами. Иногда Джейн, впрочем, подкидывала ей кое-какую несложную математическую работенку, но ключевого значения она не имела и понимания в голове Льюис не рождала, потому Дарси относилась к ней в соответствии с бессмертным студенческим принципом «сделал и забыл».       Теоретически, Льюис допускала, что, приложив нечеловеческие усилия и четырежды перепрыгнув через собственную голову, она, пожалуй, могла бы познакомиться с предметом своей «деятельности» чуть лучше. Однако, ко всем прочим бедам, астрофизика её нисколько не интересовала.       При любом раскладе, чтобы искренне интересоваться проблемами космических законов и космических тел, нужно быть до определенной степени отрешенным от земной жизни человеком. За Дарси такого никогда не числилось — она, напротив, всегда и везде пыталась жить на полную катушку. Космос — во всяком случае, в том варианте, в котором его исследовали Джейн и проф — не мог ей такого предложить.       Льюис с тоской и ностальгией вспоминала три месяца стажировки после первого курса аспирантуры. Дарси тогда вместе с двумя девчонками из группы распределили в небольшую аудиторскую фирму, и, ё-мое, что же это была за жизнь! Сокурсницы всеми силами отлынивали от работы, пытаясь продлить себе каникулы, а Дарси — наоборот — не пропускала ни одного выезда.       В многочисленных, порой заведомо путаных бухгалтерских документах Льюис видела то, что талантливый дирижер видит в партитуре, а хороший хирург — в рентгеновском снимке. Проблемы, недостатки, преимущества, успехи — одним словом, жизнь. Такая прозорливость, как она впоследствии с удивлением поняла, присуща далеко не всем финансистам, а только лучшим из них. Тем, кому от природы назначено управлять потоками денежных масс, как когда-то Посейдон повелевал морскими течениями. Владелец аудиторской фирмы, человек с немалым и крайне разнообразным опытом, ещё тогда разглядел в Дарси замечательный талант. На прощание он с искренним сожалением сказал, что если бы не кризис и не насущная потребность затягивать пояса, он бы не раздумывая принял Льюис в штат даже без испытательного срока.       Учитывая обстоятельства, единственным человеком, которого Дарси могла винить в том, что уже три года, как дохлая рыба, плавала брюхом верх среди чуждой и непонятной астрофизики, была она сама. Периодически Льюис принималась ругать себя последними словами за то, что не сбежала сразу же, как удалось подкопить немного деньжат. Если бы она тогда ушла, то теперь бы уже...       Впрочем, эти рассуждения были не больше, чем демагогией, ибо история, как известно, плевать хотела на сослагательное наклонение. Не могла она уйти раньше, ну никак не могла. Поначалу ей было попросту стыдно бросать так искренне радовавшихся свежей крови Селвига и Фостер. Потом с неба сверзился прекрасный принц с внушительной грудой мускулов, и помощь Дарси попеременно требовалась то в деле спасения городов от инопланетной робототехники, то в деле спасения подруг от нахлынувшей после исчезновения принца хандры. А потом на Землю раззявил жадную пасть ненормальный Торов брат, в жернова конфликта попал Селвиг, и с профом произошло что-то настолько нехорошее, что бедняга немного повредился рассудком. Джейн, фактически, осталась на передовой астрофизики одна, и Дарси, конечно же, была бы не более, чем гнусной и презренной предательницей если бы дала слабину и бросила доктора Фостер.       Заварушка с эльфийским кораблем ненадолго освежила отношения Дарси и её работы, но потом всё стало гораздо, гораздо хуже. Во-первых, в их маленький, но сплоченный коллектив незаметно вполз Йен. В самом Йене, в принципе, не было ничего плохого. Парень, как парень, очень смышленый к тому же. Плохо было то, что Льюис, соскучившаяся по мужскому обществу и просто соскучившаяся, без особенных раздумий прыгнула к нему в койку, даже не удосужившись узнать молодого человека поближе. А когда узнала — опять же, не утруждая себя размышлениями, оттуда выпрыгнула. Не то чтобы Йен оказался в чем-то плох, просто он был какой-то... никакой.       Их «роман» продлился от силы пару недель и, в понимании Льюис, даже не заслуживал отдельного упоминания. К сожалению, Йен затаил злобу. Он никогда не прибегал к откровенным оскорблениям или упрекам, но постоянно, будто бы невзначай, указывал Селвигу и Фостер на вопиющий непрофессионализм Дарси. Льюис, учитывая справедливость упреков Йена, в ответ могла только бессильно скрипеть зубами и стараться держаться от бывшего любовника как можно дальше, но после ухода Джейн это стало совершенно невозможным.       Смешно вспоминать — изначально Дарси восприняла головокружительный карьерный взлет Фостер, как огромную удачу. Ей как-то даже в голову не приходило отделять себя от Джейн. Переход Фостер в Управление казался Дарси равнозначным и её собственному переходу, а это сулило для всё еще молодого специалиста Льюис очень и очень многое. Управление, по сути, было не столько научным объектом, сколько институтом высокого менеджмента, который руководил многочисленными научными объектами и — парам-пам-пам! - их финансированием. Дарси полагала, что, попав в Управление, сможет путем определенных усилий вернуться на свою стезю. Тем более, что ни Джейн, ни проф в ней более не нуждались.       К вящему разочарованию, скоро выяснилось, что повышение Джейн означает только её повышение и ничьё больше. Йен и Селвиг казались вполне себе довольными таким положением вещей. Дарси поняла, что шанс, который, возможно, выпадает только раз в жизни, ускользает у неё из рук. Тогда Льюис, наступив на горло повизгивающей гордости, сделала то, что ей, как коренной янки, было абсолютно не свойственно. Она попросила Джейн взять её с собой.       Фостер в ответ помрачнела, вперила взгляд в пол и тихо произнесла:       - Да я бы и рада, Дарси, я бы так рада была. Знала бы ты, как мне хотелось бы иметь рядом кого-то знакомого. Но... не могу, - Джейн беспомощно развела руками. - Не могу... Понимаешь?       Дарси кивнула, улыбнулась и потрепала Джейн по плечу. Ничего, мол страшного, перебьюсь. Она понимала. Фостер — и сама, в общем-то, чья-то ставленница, ещё не обросла в достаточной мере связями, не заработала авторитет, чтобы тащить наверх людей из своей команды.       - Может, - робко предположила Джейн, - года через два... Если всё сложится.       Дарси снова кивнула.       Через пару недель Джейн отправилась в Пенсильванию покорять вершины астрофизического истеблишмента. Льюис осталась в лаборатории с Селвигом и Йеном, который теперь исполнял прежние обязанности Фостер. Ещё через несколько дней пришел приказ сверху — передислоцироваться в Техас, поближе к сердцевине космической отрасли. Дарси снова пришлось привыкать к новым пейзажам, новым людям, новым домам и новым дорогам. Впрочем, к чему лукавить — эта часть работы всегда была её любимой.       Льюис не стала говорить Фостер, что два года — это слишком много, что не выдержит она ещё двух лет абсолютно бессмысленной для неё деятельности. Расстраивать Джейн не хотелось — ей и без того, судя по всему, на новом месте приходилось несладко, да и с Тором складывалось... не совсем как в сказке. Во всяком случае, во время еженедельных телефонных разговоров Дарси по сорок минут приходилось слушать о том, что Тор, оказывается, не только принц, но, ко всему прочему, ещё и самый обыкновенный мужик с самыми обыкновенными потребностями и недостатками. Хотя нет... Недостатки возлюбленного Джейн находила совсем даже не обыкновенными, а чрезвычайно выдающимися.       Короче, Льюис прямо таки нутром чуяла, что подруге сейчас не до её жалоб на горькую судьбину. Поэтому Дарси — как, в общем-то, и всегда — решила обойтись собственными силами. Она по-тихому отсиживала своё время в лаборатории, периодически каталась с мужчинами на выезды «в поле», а вечерами бороздила сайты вакансий. С её-то мизерным опытом и уже покрывшимся пылью дипломом, лучшее на что приходилось рассчитывать — это должность ассистента. Та самая должность, от которой Льюис когда-то упорно воротила нос. Но времена изменились, и её взгляды на жизнь тоже не остались прежними. Ей, безусловно, придётся начинать позже, чем сделали большинство сверстников. Ну и что из того? Дарси всегда схватывала на лету и - кто знает - может, лет через семь-восемь, ну, ладно — десять - она займет кресло финансового директора какой-нибудь компании.       Льюис, конечно, храбрилась, но ей была жизненно необходима толика ободрения хотя бы от себя самой. К исходу лета Холодная Война с Йеном подошла к критической точке, и обе стороны оказались гораздо ближе к применению ядерного оружия, чем были когда-то Штаты и Советский Союз. Положение Дарси, к сожалению, оказалось менее выгодным, поскольку после ухода Джейн проф стал прислушиваться к мнению белобрысого гада слишком сильно. И иногда Льюис ловила на себе крайне неприятные селвигские взгляды. О том, чтобы её уволить, и речи не шло — не после того, что они вместе пережили. Однако, Дарси неплохо умела читать эмоции по глазам и видела, как именно проф на неё смотрел. С жалостью.

***

      Звонок от профа разбудил её ни свет ни заря — ещё даже шести не пробило.       Дарси должна немедленно встать, сообщил он ей, и ехать в лабораторию. Там она захватит Йена и оборудование, а потом что есть мочи помчит на объект, потому что он, Селвиг, кажется нашел ответ на вопрос, над которым бился вот уже два месяца...       За окном накрапывал первый мелкий дождь. Всё, чего Льюис в настоящий момент хотела от жизни — заползти поглубже под сказочно теплое одеяло и проспать хотя бы до положенных семи часов. Она собралась было отчитать начальника за вопиющее нарушение распорядка, но в голосе Селвига звенел характерный энтузиазм, означавший, что проф стоит на пороге очередного непонятного ей открытия. Когда дело доходило до науки, остановить Эрика не смогла бы даже национальная гвардия. Льюис была вынуждена бесславно капитулировать.       У лаборатории переминался с ноги на ногу злосчастный Йен.       - Доброе утро, Дарси, - расплылся он в улыбке. - Вижу, ты позволила себе ещё немного понежиться в постели... Для девушки это, разумеется, очень важно, но, смею заметить, теперь мы опаздываем.       Льюис поджала губы и не стала доказывать Йену, что от момента звонка Селвига до момента её появления здесь прошло только двадцать минут, за которые она не то что понежиться в кроватке — зубы почистить едва успела.       - Всё собрал? - рассеянно спросила она, кивая на объемистый мешок, притаившийся у ног коллеги.       Улыбка Йена - хотя такое представить непросто - стала ещё шире.       - Сумка очень тяжелой оказалась, МИУМ не унес... Сходишь за ним, если тебе не трудно?       Победоносный блеск глаз с головой выдавал негодяя. Йен, разумеется, прекрасно сознавал, что Дарси ни малейшего понятия не имеет, чем этот МИУМ вообще является. И как применяется. И — самое неприятное - как выглядит.       - Где он лежит? - подозрительно спросила Дарси.       Йен невинно захлопал длинными ресницами.       - Да там же, где и обычно... В третьей ячейке.       Предчувствуя какой-то подвох, Льюис натянула на голову капюшон и, перепрыгивая через лужи, побежала к лаборатории.       Интуиция её не обманула. В третьей ячейке (которая и ячейкой-то называлась исключительно для солидности, а на самом деле являлась видавшим виды металлическим шкафом) лежала внушительная коробка с разнообразными оборудованием. Без особой надежды Дарси наугад вытащила несколько приборов и повертела их в поисках маркировки. Ничего. Что ж - этого и следовало ожидать. Большая часть технологий, с которыми они работали, принадлежала военным, а те с параноидальной озабоченностью настаивали на соблюдении строжайшей секретности.       Ну и что теперь делать? Хватать первое попавшееся под руку устройство, а потом слушать насмешки Йена насчет того, что она принесла совершенно не то, что надо? И снова бежать в лабораторию. Или вернуться на стоянку, признаться в некомпетентности и слезно молить Йена о помощи?       Прямо скажем, оба варианта не соответствовали характеру Дарси.       Философски рассудив, что лучше принести лишнее, чем забыть нужное, Дарси подхватила всю коробку, согнулась в три погибели под её тяжестью и бочком-бочком, как краб, поползла сначала к лифту, а потом — к стоянке, где ожидал верный железный коник и коварный коллега.       - Зачем же ты всё взяла? - вытаращил глаза Йэн. - Я ведь просил только механический инерциальный усилитель мощности!       - На всякий случай, - угрюмо пропыхтела Дарси, пытаясь запихнуть коробку в багажник.       - Но, - продолжал допытываться Йэн, - где нам может пригодиться, например, УЧВ? Он в принципе используется исключительно в условиях вечной мерзлоты.       - Про глобальное потепление слышал? - поинтересовалась Дарси. - А про кардинальное изменение мирового климата? Не говоря уже о сложной геополитической обстановке... В наше время нужно быть ко всему готовым.       Йен пытался еще что-то возразить, но Дарси уже забралась за руль и завела машину. Милостиво дождавшись, пока коллега устроится рядом, Льюис вырулила на трассу и немедленно разогналась до допустимых законом ста тридцати.       - Полегче! - прохрипел Йен. - Ты нас обоих погубишь!       Дарси, разумеется, этот лепет проигнорировала. А вот нечего было её насчет приборов подкалывать, ибо мисс Льюис, как известно, всегда даёт сдачу.       По какому-то капризу природы Йен принадлежал к особенному, но, кстати говоря, не слишком редкому типу мужчин, которые катастрофически не ладят с авто. Насколько Дарси было известно, на права он пытался сдать четыре раза - и все четыре раза что-то запарывал. В итоге парень махнул рукой и теперь ездил только на общественном транспорте и на велосипеде, утверждая при этом, что от машин одни проблемы: многочасовые пробки, выхлопные газы, страшные ДТП, да и вообще, автомобили - от лукавого. Дарси ни в коем мере не умаляла преимущества велосипедных поездок - и весело, и для здоровья полезно, но в то же время у нее в голове не укладывалось, как кто-то - особенно мужчина - способен добровольно отказаться от вождения машины.       Ее саму отец посадил за руль в четырнадцать лет. Мистер Льюис был исключительно законопослушным гражданином, поэтому дело происходило на пустынной заброшенной дороге, и Дарси было строго-настрого запрещено включать любую передачу, кроме первой и задней. Она все равно получила кайф. Старый и с виду неуклюжий папашин внедорожник в хрупких девичьих руках урчал, как обожравшийся сметаны кот, и слушался, будто вернейший из псов. Льюис натуральным образом вросла в кресло. Она на интуитивном уровне чувствовала габариты машины и с детства обладала превосходной реакцией (спасибо суровым детройтским дворовым играм).       К семнадцати Дарси водила на уровне Нью-Йоркского таксиста - то есть, фактически, на божественном уровне. Мистер Льюис, выпив лишнего в гостях, иной раз просил дочку забрать его и - доказательство высшей степени доверия - позволял себе тихонько дремать в пассажирском кресле, пока Дарси мчала извилистыми улицами.       Удивительно ли, что в составе их маленькой научной группы роль водителя выпала именно Льюис? Джейн и Селвиг, поначалу иногда ещё садившиеся за руль (и периодически переезжающие некстати попавшихся под руку, то есть, колесо, принцев), со временем полностью передали эти обязанности Дарси. Она была только рада.       Эксперименты их группы проходили в самых неожиданных местах, и добираться до них приходилось самыми неожиданными способами. Потому Льюис, в то время как ученые ломали головы над очередной загадкой, научилась управлять абсолютно любым транспортным средством — от квадроцикла до внедорожника, от мопеда — до тележки, увлекаемой в путь ленивой лошадью. Единственное, что грузовики супертяжелого класса — ну такие, по пятнадцать метров в длину и с колесами в человеческий рост — пока оставались неохваченными. Но Льюис полагала, что, учитывая темпы, с которыми растёт размер и количество лабораторного оборудования, скоро она даст фору любому дальнобойщику.

***

      Поездка заняла от силы полчаса. Миновав пригород, машина выехала на гладкую пустынную дорогу среди бескрайних полей. Сбор урожая еще не начался, поэтому в прохладном утреннем воздухе чинно стояли высокие пшеничные колосья, а кукуруза сонно клонила к земле тяжелые початки. Изредка встречались массивные фермерские дома и чудом избежавшие расправы островки деревьев - они высились среди всеохватного травяного моря испуганно и неловко, словно длинноногие цапли меж аккуратных серых воробьев.       На этот раз пунктом назначения оказалось пустынное поле недалеко от Денвера. Проф и двое новеньких ассистентов уже установили походный стол и занимались настройкой оборудования. Новеньких Дарси немного сторонилась — они присоединились к команде аккурат после того, как Селвиг заключил контракт с Пентагоном, и, хотя числились всего лишь помощниками, их выправка говорила сама за себя. Льюис в их обществе ощущала некую скованность и опасалась произнести что-то неполиткорректное или, вернее, невоенкорректное. Не хватало ещё, чтобы в Пятиугольнике завели на неё дело! В глубине души, впрочем, Льюис прекрасно понимала, что дело на неё завели давным-давно — ещё после первого сошествия на землю мускулистого асгардского царевича.       - А, вот и вы! - рассеянно улыбнулся Селвиг.       - Простите, что задержались, профессор, - тут же засуетился Йен. Дарси поморщилась от подобострастия, прозвучавшего в его голосе.       Селвиг, однако, уже полностью погрузился в работу, потому только отмахнулся и полез в багажник за приборами.       - О! - радостно воскликнул он. - Вы и измерители высоты захватили! Какие молодцы! А то я совсем забыл про них упомянуть...       Дарси послала Йену победоносный взгляд, но тот упорно смотрел в другую сторону.       Настроение стремительно улучшалось. Тем более, что небо постепенно светлело, и вместе с просыпающимся солнцем из воздуха уползала ночная сентябрьская сырость. Днем, скорее всего, разогреет ни на шутку — сентябрь в Техасе мог бы считаться летним месяцем, хотя теплые душистые августовские вечера остались в прошлом.       Йен и Селвиг увлеченно обсуждали сегодняшнюю задачу — через час с Корнувола должна была стартовать ракета нового поколения, и ученые собирались отследить сигналы датчиков, выполненных по какой-то революционной технологии. «Если всё получится, - сказал Йен, - то мы ступим в новую эру в области космических полетов».       Дарси невольно прониклась значимостью момента. Она открыла ноутбук - массивный, укомплектованный аккумулятором на двадцать четыре часа и всевозможными надстройками для противодействию техническим разведкам. По сравнению с её изящным домашним Маком, рабочий комп составлял такой же контраст, какой мог бы составить страдающий ожирением носорог рядом со стройным гепардом. Однако на работу, к сожалению, собственную технику приносить теперь строго-настрого запрещалось. В последнее время начальство даже поговаривало о том, чтобы обязать сотрудников оставлять за пределами лаборатории мобильные телефоны. Дарси искренне надеялась, что это вопиющее нарушение личной свободы, гражданских прав и просто общечеловеческой порядочности наступит не раньше, чем она сменит профессию.       - Я как обычно? - спросила Льюис у Селвига.       Проф кивнул и протянул Дарси распечатку параметров, которые необходимо было отслеживать.       Дарси принялась настраивать программы, необходимые для того, чтобы вести протокол эксперимента. Век назад её можно было бы назвать стенографисткой. Впрочем, на самом деле задача Льюис состояла не столько в том, чтобы зафиксировать каждое произнесенное слово, сколько в том, чтобы в хронологической последовательности занести требуемые показатели в соответствующие ячейки и получить от программ результаты и графики.       Эту часть работы Дарси любила. Во-первых, она здорово смахивала на статистический анализ, а статистику Льюис, как любой смышленый экономист, уважала и понимала. А, во-вторых, черт возьми, приятно чувствовать себя причастной к чему-то настолько важному для национальной науки и национальной обороны. Да что там национальной — для общемировой.       В то же время, что греха таить — ярко окрашенная национальная составляющая у их работы была. Например, никто из команды не мог покинуть территорию США, не уведомив предварительно начальство о целях, продолжительности и географической локации поездки. Кроме того, им тонко дали понять, что лучше бы не иметь друзей — в том числе виртуальных — из некоторых частей света.       - Фух... - Йен откинул со лба повлажневшую от пота прядь и повернулся к Селвигу. - Кажется, всё готово, профессор.       Новенькие пробурчали что-то в знак согласия. Замечтавшаяся Дарси бешено застучала по клавишам, заканчивая настройку — через полминуты дело было закончено.       Проф обвел всех внимательным взглядом и сказал:       - Молодцы. Десять минут на перекур, а потом чтобы все были на своих местах. Старт в половине восьмого.       Словно подавая подчиненным пример, Селвиг вытащил из кармана помятую пачку сигарет, запалил одну и с наслаждением затянулся. Дарси поморщилась. Её недолгий роман с никотином начался в четырнадцать и продержался всего несколько месяцев. И вовсе не оттого, что миссис Льюис застала непутёвую дщерь на балконе в компании упаковки «Мальборо» и отвязного одноклассника и устроила Дарси серьёзнейшую головоломку. Тяга к сигаретам ушла как-то сама, с возрастом и с модой – тогда как раз в тренд вошел здоровый образ жизни.       У Эрика вышло совсем наоборот. До шестидесяти за почтенным ученым не числилось ни одной вредной привычки, он и пил-то только по серьёзным поводам и то исключительно неумело. Но два года назад, после того как он натерпелся страха в плену у придурковатого брата Тора, Селвиг словно с цепи сорвался. Захотел разом наверстать всё, что упустил больше чем за полвека. Дарси слышала, что это достаточно распространенный феномен - люди, перенесшие очень сильное эмоциональное или физическое потрясение, зачастую пускаются во все тяжкие. Если подумать, ничего удивительного. Заглянув в глаза смерти, хочется получить от жизни как можно больше.       Ладно бы проф увлекся прыжками с парашютом, купил спортивную тачку и завел любовницу на –цать лет младше. Так нет ведь – вместо этих, пусть и опасных, но, если подумать, все-таки крутых увлечений, Селвиг пристрастился к сигаретам без фильтра, алкоголю и некоторым другим… веществам. Своим слабостям проф потакал с таким энтузиазмом, что умудрился с десяток раз загреметь в кутузку за неприличное поведение в общественных местах. Угадайте, кто вытаскивал его оттуда? Ну, пару раз этим занималась Джейн, но остальное время почетная обязанность ложилась на плечи Дарси.       После истории с эльфами Селвиг, к счастью, «веществами» увлекаться перестал, да и к алкоголю несколько охладел. Немудрено – военные как раз взяли их команду под своё крыло, а интересная работа дарила профу не меньший кайф, чем психотропные средства. Если бы ещё изничтожить никотиновые палочки… Но тут Селвиг уперся рогом – потому между Дарси и профессорской страстью к табакокурению шла затяжная многомесячная борьба.       Время от времени Льюис предпринимала решительные попытки образумить начальника, но Селвиг только посмеивался да приговаривал, что он, дескать, взрослый человек и может сам решить, что для него хорошо, а что – плохо. Тут он, конечно, был прав, да и со стороны, должно быть, ситуация выглядела смехотворно – эдакая распушившая перья пигалица набрасывается на умудренного опытом филина. Смех, да и только.       Однако в отношении Селвига в мире существовало как бы два абсолютно непохожих друг на друга варианта Дарси. Одна Льюис восхищалась и даже немного робела перед талантливейшим ученым, а вторая – просыпалась только тогда, когда проф в очередной раз демонстрировал неспособность совладать с обычными жизненными проблемами, и Дарси приходилось его выручать. Про себя Льюис называла эту вторую сущность «наседкой» и «большой мамочкой». Она бы никому и никогда в этом не призналась, но роль спасительницы и опекунши отчасти ей нравилась. Наверное, напоминала о детских годах, когда на Дарси была возложена обязанность заботиться о младших братьях.       Поймав неприязненный взгляд Льюис, направленный на сигарету, Селвиг криво ухмыльнулся, сделал глубокую затяжку и приготовился говорить. Сейчас будет вещать о свободе выбора и праве личности на самоопределение, поняла Дарси.       Проф, однако, удивил её.       - Кстати, Дарси, - мягко произнёс он, зажав в уголке рта сигарету, - я хочу попросить тебя об одной услуге…       Ах, вот оно что. Всё ясно. «Услуги» требовались Селвигу достаточно часто. Не далее чем неделю назад, субботним утром, проф позвонил Льюис и обмирающим голосом умолял приехать в ближайшее отделение налоговой службы. Сам Селвиг туда наведался, чтобы внести налоги за какой-то загородный домик в штате Вайоминг (о домике Дарси слышала впервые). Доблестные собиратели податей до того заморочили профу голову бюрократической волокитой, что под конец он уже совсем ничего не понимал, заблудился среди бесчисленных кабинетов и ощущал себя немного немало расхитителем государственного имущества. В общем – прибывал в полнейшем отчаянии, и только вовремя подоспевшая кавалерия в лице Дарси спасла Селвига от позорной капитуляции несолоно хлебавши. Льюис, в полной мере обладающая двумя качествами, совершенно необходимыми для противодействия бюрократии, а именно – наглостью и непробиваемой уверенностью в себе, очень быстро разобралась в происходящем и всё обставила в лучшем виде. Вот и сейчас проф, верно, собирается о чем-то таком…       - Без проблем, - широко улыбнулась девушка. – Говорите.       Догадка Дарси снова оказалась неверной, поскольку просьба Селвига оказалась совсем не лишней.       - Видишь ли, - замялся проф, - наша лаборатория уже несколько месяцев сотрудничает с компанией мистера Старка.       - Старка? – переспросила Дарси, и глаза полезли у неё на лоб. – Постойте… Того самого Старка?       - А ты других знаешь? – ядовито спросил отирающийся поблизости Йен. Парень самозабвенно курил сигарету – даже в этом старался походить на Селвига, которого глубоко почитал.       - Конечно, знаю, - рассеянно отмахнулась Дарси. – Неда, Робба, Рикона, Джона… Хотя Джон не Старк. Так что же? – нетерпеливо спросила она у Селвига.       - В мае мы заключили со «Старк Индастриз» контракт на выполнение научно-исследовательской работы по разработке материалов с новыми свойствами… Работа уже выполнена, но через месяц – в начале октября – наступает срок сдачи. Пустая формальность – выступить перед комиссией с докладом, ответить на вопросы, расписаться, где надо… Загвоздка в том, что для этого кто-то из наших должен смотаться в Нью-Йорк... Контракт предполагает личное присутствие представителя исполняющей стороны. А у нас в октябре как раз новый проект начинается – ни у меня, ни у Йена минуты свободной не будет… Может, ты смогла бы вырваться на недельку и съездить?...       У Дарси натурально отвисла челюсть. Смогла бы она… Ничего не скажешь, вопрос требует тщательнейшего всестороннего рассмотрения. Смогла бы она, младший научный сотрудник Дарси Льюис, на неделю оторваться от важнейшей научной деятельности, которая в последнее время состояла из написания отчетов, бесчеловечных экспериментов с кофемашиной и раскладывания пасьянсов? Ну, разумеется, не только пасьянсов – Дарси не обделяла вниманием сердитых птиц и другие современные приложения, но каждый день хоть разок, а пыталась разложить карточную комбинацию. Ибо «косынка» - это олдскул, а Дарси полагала, что немного консерватизма придаёт женщине изюминку.       И вот от этой богатой палитры деятельности Селвиг предлагал отказаться в пользу поездки в самый интересный город на планете и общения с людьми с самой вершины американского Олимпа. Чудовищная жертва.       Дарси изобразила задумчивость и серьёзно произнесла:       - Думаю, профессор, я могу это сделать.       В конце концов, ноут она точно возьмёт с собой и сможет резаться в игрушки даже в Нью-Йорке – так что с этой стороны потери мировой науки не так уж велики.       - Вот и отлично, - просветлел лицом Селвиг. – Материалы пришлю вечером. Всё готово, даже доклад написан. Ты только разберись. Что неясно будет – спрашивай.       Дарси едва сдерживала улыбку.       - Ну, все, ребята, - профессор энергично хлопнул себя по коленям и поднялся. - Закругляемся. Пора за работу.       У Йена, опрометью кинувшегося к своему место, выражение лица было самое кислое. С глаз Льюис словно упала пелена. Разумеется, коллега недоволен. Такому талантливому и многообещающему молодому специалисту было бы чрезвычайно полезно познакомиться с каким-нибудь небожителем от мира науки и техники, вроде достопамятного мистера Старка. Ай да Селвиг... Несмотря на некоторую беспомощность в быту, порой профессор проявлял волховскую прозорливость вкупе с иезуитской хитростью. Наверняка, опасается, как бы Железный Миллиардер не переманил к себе способного паренька, вот и отправляет в логово Старка совершенно непривлекательную добычу. И умненький Йен, разумеется, недоволен.       Впрочем, подумала Дарси, усаживаясь за ноутбук, ей-то какое дело до всех этих кулуарных интриг. Если судьба преподносит подарок, нужно не клювом хлопать, а покрепче вцепиться в него обеими руками.       - Приготовились, - громко сказал профессор. - Старт через полминуты.       И тут из-за горизонта наконец-то выплыло солнце.

***

      Ходить по улицам было нелегко. Тут и там зияли дыры на месте разрушенных зданий. Кое-где оказались разрушены целые кварталы. Прекрасные дворцы работы старых мастеров обратились в руины.       Но хуже всего были асы.       Благодаря знаменитому шлему его узнавали издалека. Иногда Локи казалось, что изогнутые рога на его голове спаяны из языков пламени, как у какого-нибудь муспльхеймского демона. Шлем давил и жег почти физически, хотя на самом деле, конечно, это были стыд и досада поражения. Но Локи не позволял себе его снимать. Асы только-только привыкали к его освобождению. Они оценивали его, взвешивали на внутренних весах, рассматривали со всех сторон. Важно было произвести подобающее впечатление. Важно было показать, что он – один из них.       В прежние годы, чего греха таить, Локи частенько позволял природному снобизму определять стиль своего поведения. Талант, острый ум, уникальные способности, превосходное владение собственным телом – любое из этих качеств вполне обоснованно возвышало его над окружающими, а уж все вместе... Не сказать, чтобы он был груб, скорее – снисходителен и порой позволял себе пренебречь чувствами тех, кого не считал равными. Как же он был молод... и опрометчив. Не понимал, что любовь и уважение асов куда важнее, чем страх, который внушали его способности, и опасливое восхищение. На любовь и уважение можно опереться. А его нынешняя репутация... На ней далеко не уедешь.       Вот Тор в этом смысле его превзошел. Первенца Одина подданные чуть ли не обожали. Но ему – от природы открытому и веселому – было куда проще завоевать расположение народа. За силу, за стать, за ратные подвиги Тору прощали и дерзость, и разгильдяйство. Очень уж он был асом, в то время как в Локи всякий чуял чужака.       Всякий, да только не он сам. Хотели того асы во главе с Одином или нет, а Асгард был его домом. И Локи собирался здесь жить, да ещё и вершить судьбы народа. Значит, волей-неволей асам придется к нему привыкать – потому он с упорством горного рогатого чибиса ходил по улицам, отказавшись и от «Ястреба», и от охраны. За спинами у стражи прятаться – только смех вызывать. Горожанам нужно видеть, что он полноправный член королевской семьи, никого и ничего не боится. А ещё неплохо бы им запомнить, что он, Локи, в тяжелые времена находится здесь, в Асгарде, в то время как Тор пребывает далеко-далеко в младшем мире.       Да и едва ли найдется смельчак, готовый на него напасть. Ну а уж если такой глупец отыщется – Локи охотно покажет народу, как быстро восстановил форму.

***

      При его приближении горожане реагировали по-разному. Страха никто не показывал. Среди асов проявить испуг – ужасный позор, смерть – и та лучше. Однако напряжение и опасение можно было потрогать руками. Одни замолкали на полуслове и демонстративно отворачивались, другие отводили глаза, будто от срама, третьи ругались сквозь зубы.       Почтение, как принцу, выказывали только служивые – гвардейцы, чиновники да изредка торговцы. Такому почтению медная лира - цена. Ничего не скажешь, царская пропаганда здорово поработала. Сложновато будет её переломить. Но у него, конечно, получится.       Каждая прогулка становилась нешуточным испытанием, но сегодня Локи было не до взбаламученной общественности. Он шел, глубоко погруженный в свои мысли, и едва замечал окружающих. Ёрги Юркий охотно согласился на встречу, и теперь Локи прокручивал в голове возможные варианты проведения разговора. Юркий — при всей симпатии, которую он неизменно выказывал принцу — просто так помогать не станет. Значит, надо ему что-то предложить... Но что? Денег у Ёрги и без того куры не клюют...       Нищенка, мирно дремавшая около моста, неожиданно вскочила на ноги и в один гигантский прыжок оказалась перед Локи. Растрепанные полуседые волосы, запавшие, лихорадочно блестящие глаза. Прежде чем он успел опомниться, женщина издала дикий гортанный крик и ринулась в атаку.       Разум не успел среагировать, но тело — укрепленное годами тренировок — не подвело. Без малейшего труда он отвел от горла тонкий острый кинжал и так и замер, крепко держа женщину за худые руки. Она смотрела ему прямо в глаза, бледные губы кривились от ненависти.       - Что тебе нужно, госпожа? - спросил Локи, усилием воли подавляя желание ударить безумную, дерзнувшую поднять руку на принца.       - Убийца! - выкрикнула женщина. - Приблудыш! Как смеешь ходить по Асгарду?       Локи прикрыл глаза. Только бы не сорваться, только не сорваться. Он должен стать среди них своим, он должен стать им другом. Но до чего трудно это сделать, когда они его так ненавидят!       - Проблемы, Ваше Высочество?       Доблестная городская стража, чтоб её! Прибыла на место, когда все уже свершилось.       Локи повернулся и с рук на руки передал безумную воину в золоченых доспехах.       - Эта бедная женщина, вне всякого сомнения, от помутнения рассудка попыталась напасть на меня.       - Убийца! - простонала нищенка. - Они все мертвы! Все... Из-за тебя.       Локи с отвращением заметил, что по давно немытым щекам текут слезы.       - Это Инга, - без эмоционально произнес страж. - Она с юга, из Штормграда. Во время нападения Мародеры у неё всю семью вырезали: мужа, детей... - женщина горестно взвыла. - А её вместе с беженцами сюда привезли. Остальные как-то обустроились: кто домой вернулся, кто здесь прижился. Но Инга... У неё в голове что-то сдвинулось, и к работе она оказалась более неспособна.       Локи вздохнул. Теперь все ясно. Некоторые в Асгарде действительно считали его косвенно виновным в нашествии Мародеров. В довесочек ко всему остальному, так сказать. Якобы, не разрушь он Биврёст, те бы никогда не осмелились... Но эдак ему можно любые грехи приписать. И неурожай, и слякотное лето, и метеоритный дождь на другой части Галактики... Нет, Локи был готов признать только те ошибки, которые совершил собственными руками. Благо, и их накопилось изрядно.       Он огляделся по сторонам и тут только заметил, что на них смотрит вся улица.       - Что прикажете, Ваше Высочество? - так же равнодушно спросил страж. Он, кажется, считал сдержанность вершиной профессионализма. А, может, просто успел и не на такое насмотреться. - В тюрьму её?       Локи взглянул в пылающие ненавистью глаза. Он тоже понимал, что значит потерять всё.       - Нет. Пускай идёт... Только кинжал заберите.       Страж отвел глаза.       - Кинжал ей от мужа достался... Добром не отдаст.       Локи досадливо пожал плечами:       - Делайте, как считаете нужным. Я-то себя оборонить смогу. А если она в ком другом врага признает?       Он развернулся и продолжил путь, а за спиной звучало визгливое: «Убийца! Убийца! Убийца!»       Поневоле по коже продирал мороз. Но что мороз ётуну, верно?

***

      Таверна с интригующим названием «У грустного Одда» располагалась неподалеку от центра. Здание Локи заметил издалека — добротное, двухэтажное, серого камня. Над входом, аккурат под окном с легким пестрыми занавесями, помещалась резная деревянная вывеска. С неё на мир взирал худой мужчина с вытянутым лицом и исключительно печальными глазами. В руке страдалец держал в бражную кружку. Несмотря на тяжкие испытания, вне всякого сомнения опустившиеся на плечи несчастного Одда, асы проявляли мало сострадания к деревянной тоске — из-за дверей раздавался многоголосый гам и смех.       Поразмыслив, Локи предпочел зайти с черного входа. Он обогнул таверну по дуге и оказался на заднем дворе, выходящем на тихую тенистую улочку, невесть каким чудом появившуюся в сердце столицы. Старые, многое повидавшие деревья широко раскинули здесь узловатые ветви, тонко пах поздний, по осени зацветающий кустарник. В загоне стригла ушами гнедая лошадь. Посреди ухоженного газона была устроена небольшая посадочная площадка. «Кречет» здесь, конечно, не сядет, а вот «Сокол» или «Пустельга» - вполне.       Тихонько проскользнуть в дверь не удалось. Дорогу заступили двое: худой, болезненного вида мужичонка и высокая женщина в коричневом, расшитом рунами платье. Разговор между ними явно продолжался уже какое-то время. Локи замер, как мышь под метлой.       - Это последний раз! - умоляюще проблеял мужчина. При ближайшем рассмотрении у него оказалось землистое одутловатое лицо горького пропойцы. - Мамой клянусь, этот — последний.       - Пожалел бы ты маму, - бросила женщина с нескрываемым ядом в голосе. - Она, бедная, и не ведает, сколько нарушенных клятв ты её именем скреплял.       Мужчина попытался поймать женщину за руку, но та ловко отступила, пряча ладони за спину. Лица её Локи не было видно, но ему того и не требовалось. Он прекрасно знал, кому принадлежит таверна. Больше того — он вспомнил голос.       - Я всё отдам! Как только заработаю, тут же верну! Тебе — самой первой.       - Вот уж спасибо за великую честь... Но на твоем месте я бы сначала Хареку Угрюмому долг отдала. Говорят, он с тебя шкуру спустить грозился.       Мужичонка заметно побледнел и — бухнулся на колени прямо в ухоженную, еще зеленую траву.       - Не оставь в беде! Помру ведь...       Женщина отпрянула ещё дальше и всплеснула руками.       - Что с тобой будешь делать? Поднимайся немедленно!       Пьяница не шелохнулся, глядя на неё снизу вверх.       - А, - вздохнула женщина. - Небеса с тобой. Иди, найди Бритту, пусть принесет тебе что-нибудь. Скажи, я разрешила. Только в зале не садись, нечего посетителей пугать. На кухне поешь.       Мужчина расцвел, как бутон первоцвета по весне, и вскочил на ноги с неожиданной прытью.       - Вот уж спасибо... Век не забуду! Ты не волнуйся, за мной не заржавеет — я все отдам!       - Ну да, - прошептала женщина ему вослед, - когда зубастый мъерхх в омуте взвоет... Ты мне уже пять лет отдаешь.       - Эдак, - негромко заметил Локи, - вам все асгардские бездельники на шею сядут.       - Бродд не бездельник. Он очень талантливый офицер... Был. Много лет служил под началом у отца, и не раз жизнь спасал. Я ему очень благодарна. Хороший человек, просто... слабый. Который уж год он живет на подачки бывших сослуживцев, но вот к отцу за помощью так и не обратился. Стыдится. А вот ко мне иной раз заходит. Забавно, правда?       - Перед женщиной проще обнаружить слабость.       Женщина наконец повернулась к Локи. Он вгляделся в её лицо с любопытством. По прошествии лет всегда интересно, во что превратились твои детские друзья, или первая любовь, или... женщина, на которой тебя когда-то пытались женить. Неоднозначная репутация трактирщицы рождала в голове принца самые разные образы: от заигравшейся в предпринимательницу расфуфыренной богатенькой дурочки до в конец опустившейся распутницы.       Реальность - как это иногда с ней случается - и обманула, и оправдала его ожидания. Сигюн почти не изменилась, но с трудом её узнал. Тогда - пять лет назад - в нарядном платье, с высокой праздничной прической и ярким макияжем, она походила на угловатую девчонку-подростка, шалости ради напялившую карнавальный костюм на три размера больше. Теперь же - в неброской одежде и волосами, убранными в простую косу - она отчего-то казалась той, кем являлась - княжной из древнего рода. "Взгляд, - решил он, - это все из-за взгляда." Раньше глаза Сигюн так и норовили убежать в сторону - безусловно, по причине робости, но это ужасно раздражало. Сейчас взгляд её стал спокойным и прямым, словно даже немного равнодушным.       - Ваше Высочество! - девушка церемонно присела.       Простолюдины могут позволить себе пренебречь этикетом, но только не княжна. Представительница старой знати, она понимала, как изменчива удача. Сегодняшний изгой может завтра обернуться вершителем судеб. Так стоит ли искушать судьбу и глумиться над чужим несчастьем?       - Княжна, - поклонился в ответ Локи. - Рад вас видеть. Доброго здравия вам и вашим близким, и процветания вашему дому, - принц бросил взгляд на таверну.       - Благодарю. Чем могу быть полезна?       Локи смерил Сигюн задумчивым взглядом.       - У меня назначена встреча с асом по имени Ерги Юр... Свенсон. В вашей таверне.       - Вот как. Господин Свенсон с полчаса назад почтил меня своим присутствием. Он, кажется, занял столик во втором зале. Вот только вход с другой стороны.       Локи мягко улыбнулся.       - Это наглость, я знаю... Но я предпочел бы войти здесь. Во избежание, так сказать.       - Вы опасаетесь слежки?       - Слежка меня развлекает. Вот прямо сейчас, например, за мной наблюдают целых пять шпионов. Дилетанты. Мне ничего бы не стоило их... ликвидировать, - Сигюн подняла брови. Казалось, хвастовство Локи её забавляло. Он и сам не мог взять толк, какого ётуна распускает хвост, как павлин. - Не хотелось бы волновать остальных посетителей. На моё появление многие пока ещё реагируют очень... резко.       - Ваша предусмотрительность делает вам честь. Идёмте, я провожу.       - Чрезвычайно благодарен, - искренне сказал Локи и по какому-то наитию добавил: - Скажите, княжна, вы не держите на меня зла?       Еще произнося эту фразу, он уже о ней жалел. Зачем ворошить былое, безусловно, для неё неприятное?       - Зла? - с улыбкой переспросила Сигюн. - Это напрямую зависит от того, что вы намерены делать. Если, например, вы желаете войти внутрь и огорчить одного из моих любимых клиентов неприятным разговором, то, - она сокрушенно покачала головой, - снова разобьете мне сердце. Как пять лет назад... Вы знаете, что при дворе меня до сих пор зовут кобылой?       - Я был груб, дурно воспитан и болтал, не подумав. Мне бы очень хотелось взять свои слова назад, - быстро ввернул Локи.       В то давнее время он страстно жаждал любви отца и признания в обществе, а как следствие — был очень раним. Самый маленький укол самолюбию воспринимался им чрезвычайно болезненно. Локи моментально ощетинивался и стремился дать сдачи обидчику, хотя тот нередко задевал принца совершенно случайно.       Когда мать попыталась сосватать его за робкую и совершенно лишенную светского лоска Сигюн, Локи воспринял это чуть ли не как личное оскорбление. Обидные слова как-то сами сорвались с губ. Глупо получилось - он выместил злость на той, кто уж совсем никак не мог быть виноват. Она страшно нервничала и пыталась ему понравиться. Разумеется, это только отталкивало - он привык к обществу изысканных и острых на язык светских женщин, и перепуганная неопытная княжна не имела ни малейшей возможности его заинтересовать. Ему тогда нужна была совсем другая невеста. Такая, которая смогла бы придать ему в глазах общества еще больший вес. Как, например, Тора всегда красила преданная любовь отважной Сиф.       - С другой стороны, - протянула Сигюн, и ее веселый тон говорил, что княжне вовсе не требуются извинения раскаявшихся принцев, - вы можете присоединиться к другу и заказать наше лучшее субботнее блюдо - бараньи ребрышки в винном соусе. И бутылку браги двадцатилетней выдержки... Вот тогда я признают в вас доброго старого знакомого. А какие обиды могут быть между добрыми знакомыми?       - Лучшее, - кисло заметил принц, - очевидно, означает, самое дорогое?       - Поверьте, - округлила глаза княжна, - оно того стоит!       Локи про себя застонал. Остатки золота утекали, как песок сквозь пальцы, и роскошное застолье было ему определенно не по карману. Но отчего-то ему не хотелось отказываться и проигрывать этот маленький словесный поединок.       - Всегда любил баранину, - улыбнулся он.       - Тогда добро пожаловать! - княжна распахнула руки в традиционном жесте приветствия. - Своим присутствием вы принесли свет в мой дом! Прошу, следуйте за мной.       Платье очень плотно облегало тело княжны, и Локи не мог не отметить, какая тонкая у нее талия. Для девушки почти одного с ним роста - невероятно тонкая. Можно обхватить ладонями.       Короткий коридор, в котором витали ароматы приправ и пряностей, вывел их к небольшому уютному залу на десяток столов. Деревянная обшивка стен, приглушенный свет, тяжелая, кажется, дубовая, мебель. За стеной раздавался приглушенный шум — очевидно, основная часть посетителей расположилась там. Здесь же занят был только один стол — около окна, в которое живописно заглядывали ветви яблони, подслеповато щурил глаза Ёрги Юркий.       - Княжна! Можно вас?..       Локи рефлекторно повернулся на зов вместе с Сигюн. В дверях стоял невысокий поджарый мужчина в темной форменной одежде. На его поясе висел меч и массивная кобура. «Шквал — 3», дешевле пятисот лир не купишь. Нужно признать, на вооружении охранников леди Сигюн не экономила...       Локи мельком взглянул на лицо стража и... все внутри него окаменело. На шее мужчины отчетливо выделялась татуировка, которую в Асгарде знали все — от стариков до едва научившихся ходить детей. Охранник поймал взгляд напряженный принца, и губы его тронула презрительная улыбка.       О чем эта княжна только думает? Безумна она, что ли? Или любит острые ощущения?       Сигюн, будто бы не заметившая растерянности принца, вежливо кивнула ему на прощанье и последовала за стражем куда-то вглубь таверны. Локи пожал плечами. В конце концов, это совершенно не его дело...       Ёрги словно бы ещё больше похудел, да и волос на макушке поубавилось, но одет был просто роскошно: белоснежная рубашка, расшитый золотой нитью жилет, небрежно брошенный на спинку стула шелковый плащ. Локи отодвинул стул и сел напротив бывшего таможенника.       - Здравствуй, друг. Вижу, наслаждаешься свободой во всех проявлениях.       Ёрги ответил тихим шелестящим голосом:       - Если наши тюрьмы — самые надежные во Вселенной — чему-то и учат, так это — ценить простые радости жизни. Тем более, - он тонко улыбнулся, - что мне больше не нужно волноваться о хорошей репутации. Она, боюсь, восстановлению не подлежит. Чем я обязан радости видеть вас, принц?       Локи смерил бывшего заключенного задумчивым взглядом. Так много, казалось бы, преданных единомышленников, подвело его за последнее время... Можно ли доверять Ёрги? С ним было довольно забавно болтать, сидя в соседних камерах. Но теперь, на воле, как-то не получалось забыть, что этот абсолютно безобидный с виду ас долгие годы обворовывал собственный мир.       А в первую очередь — Династию.       - Мне, - Локи с трудом преодолел желание поморщиться, - нужна твоя помощь.       Ёрги беззлобно хмыкнул.       - Говорят, друзья для того и существуют, чтобы друг другу помогать. А мы ведь друзья?       Локи удивился, но кивнул. Он не понимал, почему Ёрги дорожит его расположением, но раз уж так сложилось... Как говорят цверги, нужно обрабатывать металл, пока он податлив.       К столику подошла хорошенькая подавальщица, и они сделали заказ.       - Здесь можно говорить свободно? - спросил Локи, провожая взглядом округлые бедра. - Я чувствую блокирующие заклинания, но...       - Можно, - уверенно заявил Ёрги. - "Грустный Одд" пользуется особенной популярностью, потому что леди Сигюн не скупится на услуги мага. Обсуждать дела внутри таверны абсолютно безопасно. Следящие заклинания не проникают внутрь — это многократно проверено.       - Удивительно, что Один смотрит на это сквозь пальцы.       - А что ему остается? Ничего предосудительного здесь не происходит — асы просто беседуют за едой. Кухня, к слову, великолепная. Большинство посетителей — туристы или состоятельные горожане. Не к чему прицепиться. Присылать сюда агента в штатском просто так... Это оскорбление для хозяйки. Знак недоверия. Она же княжна, принадлежит к одному из родов Первой Тысячи. Дочь генерала Эйнара, а его всё ещё очень любят в армии...       - Ты видел охранника? - не удержался Локи.       Ёрги хмыкнул:       - А как же. Княжна, судя по всему, начисто лишена предрассудков.       - Или любит играть с огнем. Впрочем, это её дело... - Локи подобрался. - Я позвал тебя, Ёрги, чтобы попросить совета. До меня дошла информация, что через несколько дней из одного столичного банка будет осуществлена перевозка крупной суммы наличных. Около ста тысяч лир. Я знаю маршрут, знаю состав охраны, знаю, как взломать защитные заклинания, которыми они воспользуются... Но меня пасут, Ёрги, каждую проклятую минуту. Мне нужны исполнители, которым можно доверять. Ты лучше меня знаешь асгардских профессионалов...       - Сколько асов? - сухим деловым тоном спросил Юркий. - И что они с этого получат?       - Думаю, троих хватит. Но среди них — маг, не засветившийся ни в одной базе. Я его всему научу, но — повторюсь - помочь никак не смогу. А гонорар... Я согласен уступить сорок процентов. Между собой пусть делят, как хотят.       Ёрги задумчиво прищурился.       - Сорок тысяч лир — большие деньги... Прямо сейчас я имен не назову, но к вечеру они у меня будут. Проблема скорее в том, как вы с ними встретитесь.       - Это, как раз, нетрудно. Пришлю проекцию. Её отследить невозможно, это ведь ментальный отпечаток.       - Тогда завтра, в полдень, около старого акведука. Туда редко заглядывает стража.       Локи пристально посмотрел на Юркого:       - Спасибо. Тебе, как посреднику...       - Деньги мне не нужны, - быстро сказал Ёрги. - Да и негоже между друзьями сводить все к золоту.       Локи умел ценить щедрые жесты, но не любил оставаться в долгу.       - Допустим. Но, возможно, я могу оказаться полезен как-то иначе?       Ёрги деликатно кашлянул и кивнул:       - Так и есть. Видите ли, принц...Мне тоже нужен совет.       - Продолжай, друг мой.       - Как вы знаете, четыре месяца назад истёк срок моего заключения. Как и всякий, кто имел счастье некоторое время провести в столичной тюрьме, я ждал освобождения с нетерпением, и в некотором роде оно себя оправдало… К сожалению, - неторопливо вещал Ёрги, - среди удовольствий и благ, которые мне предлагала свобода, крылось одно существенное разочарование. Я лишился профессии. Асгардская таможенная служба более не желает выступать в качестве моего работодателя, - сокрушенно покачал он головой.       - Что характеризует её с наилучшей стороны, - с иронией произнес Локи. – И это, простите Небеса, первое доброе слово, что я произношу в адрес этих воров и мошенников за последние шестьсот лет.       - Только за шестьсот? – удивился Ёрги, подразумевая, очевидно, что темные делишки числились за таможней ещё во времена легендарного царя Сигурда, якобы основавшего Асгард.       - До того меня больше игрушки интересовали, чем государственные структуры, - извиняющимся тоном произнес принц.       - Да… - сказал Юркий. – Я иногда забываю, как вы молоды… И сколь многого уже достигли.       В его словах Локи почудилась насмешка. Многого? Убийство биологического отца, нападение на несколько миров, неудачная попытка захватить Мидгард, разрушенные отношения с приемным отцом и братом, погибшая мать, тюремный срок… Да уж! Головокружительный взлет!       - Плохо быть принцем, - горько сказал он. – Все судят меня за совершенные ошибки, все ждут… оправдания.       - Когда же ещё совершать ошибки, если не в молодости? - мягко произнёс Ёрги. – Не сердитесь, Ваше Высочество, я не имел намерения судить вас. Мне ли кого-то судить? – криво улыбнулся он. – Ошибки, мой принц, со временем забудутся, а вот ваши глубокие познания в науке и магии – именно их я и имел в виду – навсегда останутся с вами.       - Магия – это и есть наука, - Локи машинально произнёс фразу, которую преподаватели Асгардской Академии Магии неустанно вдалбливают первокурсникам.       - Для посвященного разума – возможно. Для непосвященного же магия представляется чудом или, если хотите, сверхъестественными возможностями.       - Понятие сверхъестественности абсолютно некорректно, - в принце проснулся преподаватель. Очень хороший преподаватель – это могут подтвердить сотни студентов, и недоумки из начальства Академии крупно просчитались, когда отказались дать ему место! – Сверхъестественности в принципе не существует, поскольку под сверхъестественным мы подразумеваем нечто, чего не может быть в реальном мире. Однако – если что-то происходит, и мы имеем вещественные или хотя бы качественные доказательства того, что это произошло – значит, это существует в реальном мире и подчиняется физическим законам Вселенной. Другое дело, что далеко не всякий обладает разумом, способным постичь причудливую форму, в которую эти законы иной раз вырождаются. Но понятие сверхъестественности имеет смысл применять исключительно как художественный образ – в литературе, например. Но и тогда оно, боюсь, порождает одни только заблуждения…       - Я бы не стал сажать вас в темницу… - задумчиво произнёс Ёрги.       - Я, разумеется, польщен, - хмыкнул Локи, - но не вполне вас понимаю.       - А я – в свою очередь - не вполне понимаю вашего отца. Сажать в темницу аса с таким интеллектом – это преступление против общества и будущего нашего народа. Уж простите за высокопарный слог. Нет, я бы приставил к вам охрану и заставил заниматься наукой – разум, подобный вашему, не должен оставаться без дела.       - Отец прежде всего желал меня наказать, - ответил Локи. – А возможность заниматься любимым делом – какое уж это наказание! Да и не стал бы я добровольно служить на благо Одина.       - Надеюсь, на меня это не распространится, - заметил Ёрги, - поскольку я намереваюсь просить вас сдать мне ваш мозг в аренду. Видите ли… Как я уже сказал, я лишился работы, что чрезвычайно прискорбно. К счастью, я предполагал такой исход, потому заблаговременно побеспокоился о том, чтобы запасти немного денег на черный день.        «Немного денег, - про себя повторил Локи, - немного, ётунская мать, денег. Уж не об уворованных ли на таможне трёх миллионах лир идёт речь?» Думать о трех миллионах было неприятно. С тремя миллионами в кармане он был бы членом Совета уже через год.       - …К сожалению, мое нынешнее положение и, скажем так, излишнее внимание со стороны компетентных органов мешают мне обнародовать состояние. Однако, я хотел бы найти способ… Пусть не сразу, но за некоторый промежуток времени вложить деньги в ряд законных – возможно, даже государственных – проектов, с тем чтобы впоследствии получить дивиденды.       - Думаю, лучший выбор – недвижимость, - произнёс Локи, который и сам планировал, получив лиры, провернуть кое-какую афёру.       - Вложения в недвижимость хороши, чтобы легализовать денежные потоки, - улыбнулся Ёрги, показывая, что и сам неплохо знаком с принципами отмывания денег. – Но по натуре я человек деятельный и не хотел бы оставшиеся мне годы почивать на лаврах. Я чрезвычайно заинтересован в развитии передовых областей науки и магии, которые вы только что с жаром защищали, и надеюсь, что вы могли бы проконсультировать меня относительно перспективности некоторых исследований…       - Какое именно направление вас интересует?       - Генная инженерия. Я слышал, вы в ней превосходно разбираетесь…       Локи заскрипел зубами. Он достиг колоссальных успехов в генной инженерии, но, как ни иронично, именно это позволило ему снискать широкую и дурную славу. Дело было в те далёкие времена, когда молодой принц ещё и не думал о власти и собирался свою жизнь посвятить науке. И удовольствиям – в конце концов, святым он даже тогда не был, но прежде всего – науке.       Чего греха таить – Локи преуспел во многих областях, поскольку к его услугам было почти неограниченное количество времени, доступ к новейшим исследованием и – пусть это нескромно – собственный незаурядный интеллект. Генную инженерию он находил перспективной по разным причинам: интересная с точки зрения увлеченного ученого область, обширное поле деятельности, головокружительные перспективы развития медицинских технологий. Несмотря на то, что асы отличались фактически самым лучшим организмом во Вселенной, они всё ещё были подвержены заболеваниям, в том числе и наследственным. Технологии же, предоставляющие возможность изменить набор генов, например, добавив в ДНК аса фрагменты ДНК иных форм жизни, позволили бы не только создать организм, невосприимчивый к конкретным болезням, но, вполне вероятно, увеличить продолжительность жизни и наделить организм особенными способностями.       Исследования Локи и собранной им команды шли весьма прытко, и на определенном этапе он счел полученный материал достаточным для опыта. Поскольку в те времена, как уже было сказано, принц отличался идеализмом, верой в справедливость и вообще всякими душевными качествами, которые в сказках обычно приписывают положительным персонажам, существовал только один ас, на котором Локи счел возможным поставить эксперимент. Он сам.       Если быть совсем точным, опытов было четыре. Первый, в котором принц намеревался соединить собственное ДНК с ДНК ванахеймского лесного волка, получил кодовое название «Фенрир», второй – связанный с генами рептилии – «Ёрмургад», третий – использующий лошадиное ДНК – «Слейпнир», и четвертый – самый амбициозный, включающий в себя гены Локи и гены древней расы мъёсдодд – «Хель».       В назначенный день Локи и его ассистенты произвели соответствующие процедуры, но результат оказался непредсказуемым – полученные образцы реагировали на тесты совсем не так, как предполагалось. Прежде чем принцу удалось разобраться в причинах несоответствия, в лабораторию нагрянула дворцовая гвардия и, не слушая возражений принца, изъяла все материалы. «Приказ Его Величества», - заявили они.       Один встретил разгневанного сына во всеоружии. Голосом, полным мудрости и искреннего беспокойства, он обрушил на уши сына проникновенную получасовую речь, содержащую такие слова как, «безнравственно», «неэтично» и «против законов природы». Локи, тогда ещё неопытный и безгранично преданный отцу, речи внял и согласился закрыть проект, хотя и не вполне понял, почему Один так ополчился против его исследований. Ведь проект – если бы он удался – послужил бы сразу двум целям: медицинской и военной, поскольку, по сути, разрабатываемая технология в будущем позволила бы создавать суперсолдат. Разве могли такие перспективы оставить царя равнодушными?       Теперь-то Локи понимал, что, закрывая проект, Один буквально наступал себе на горло, поскольку результаты могли бы быть ошеломляющими. Но Всеотцу пришлось действовать по ситуации, поскольку – к вящему его раздражению – сын решил поставить эксперимент на себе, и в его процессе непременно открылся бы тот факт, что Локи… Как бы это сказать… Не вполне ас. Собственно, именно это и произошло, когда образцы начали нетипично реагировать на тесты. Просто принцу не дали время разобраться, что подобная реакция вызвана тем, что его ДНК содержит помимо генов, присущих асам, ещё и гены, характерные народу ледяных великанов.       Самым же неприятным в этой истории оказалась огласка, которую получила работа принца. Какой-то из ассистентов оказался мало того, что болтливым, так ещё и, судя по всему, абсолютно некомпетентным, поскольку скоро об экспериментах младшего сына царя поползли самые нелепые слухи. Якобы Локи, очевидно страдающий (или наслаждающийся – тут уж как посмотреть) какой-то особо тяжкой формой зоофилии, совокуплялся дьявол знает с кем, а потом ещё и вынашивал плоды запретной любви. В те давние времена эти смехотворные слухи и сопутствующие им косые взгляды здорово досаждали принцу, пару раз задетое самолюбие даже подтолкнуло его к дуэли.       А образцы – жалко. Что там могло из них получиться?       - Хорошо, - согласился Локи, - я готов выступить в качестве консультанта. Какие конкретно проекты вас интересуют?       - Честно говоря, - несколько смущенно кашлянул Ёрги, - всех я уже и не упомню. Их… достаточно много. Если вы не возражаете, вечером я пришлю курьера с документами.       - Не возражаю, - хмыкнул Локи, поднимаясь. – Как говорится: назвался груздем… Результаты будут готовы через несколько дней – в зависимости от объема работы.       Сказать по правде принцу даже хотелось покопаться в проектной документации. Приятно, ётун побери, ненадолго отвлечься от политики, нехватки денег и планов по захвату власти и заняться тем, что действительно интересно. Может, и прав он был в далекой юности, полагая науку, а никак не политику, своим призванием?       Впрочем, теперь это не имело никакого значения. Локи стал тем, кем стал, и намеревался пройти по этому пути до самого конца.       Не забыв на прощание поклониться хозяйке, принц отбыл во дворец.

***

      Сигюн проводила взглядом бывшего жениха. Хорош, подлец. Она, конечно, особенно теплых чувств к нему не питала, но не могла отрицать своеобразного насмешливого достоинства, с которым Локи держался, и вкрадчивого обаяния. Сложный мужчина. Такой, если уж западет в душу...       Но её душу, слава Небесам, в последнее время теребили только золотые лиры.       Любопытно, о чем они беседовали с Ёрги Юрким. Понятное дело, не знойные тюремные деньки вспоминали, да и не просто полюбезничать пришли. Стало быть, у них какие-то общие дела. Скорее всего, учитывая репутацию обоих, сомнительные с точки зрения закона...       Мощная магическая защита, наложенная на таверну, привлекала к «Грустному Одду» множество асов, которым нужно было обсудить что-то, не опасаясь быть услышанными. Сигюн на это и рассчитывала — сделать из таверны не только место, где можно расслабиться, но и площадку для проведения неформальных деловых переговоров. Затея, в принципе, оправдала себя. Вот только кто мог предугадать, что за деловыми торговцами и сосредоточенными банкирами потянутся асы более, скажем так, свободных профессий? Впрочем, какая разница? Деньги-то они все платили исправно. А высокомерные глупцы, брезгующие клиентами, долго в трактирщиках не задерживаются.       Исключений Сигюн ни для кого не делала — защита не позволяла подслушивать чужие разговоры даже ей. Но все равно за несколько лет у неё накопилось много интересной информации: кто с кем знаком, кто кого уважает, а от кого нос воротит... Порой одно-единственное оброненное слово или косой взгляд могут очень много сказать об отношениях между асами. Осведомленностью, впрочем, она предпочитала не хвастать. Тот, кто говорил, что много знать — вредно, несколько ошибся. Много знать и умело этим пользоваться — чудесное преимущество. А вот показывать кому ни попадя, что много знаешь — опасно.       Сигюн поднялась наверх, чтобы сменить платье на одежду для верховой езды. Родители все ещё оставались в столичном доме и требовали единения всей семьи за ужином. В глубине души Сигюн оставалась очень семейной асиней и получала от посиделок с родными непритворное удовольствие.       Вернее, получала бы, не пытайся матушка всякий раз её с кем-то познакомить.       Отчасти Сигюн даже сочувствовала княгине. Видят Небеса, задача перед той стояла не самая простая. Не всякая сваха справится. Поди-ка, подбери пару не слишком красивой, не слишком молодой, но ехидной и своенравной девице. Да ещё и абсолютно финансово независимой.       После того, как очередной несостоявшийся ухажер в растрепанных чувствах покидал фамильный особняк князя Эйнара, Сигюн с искренним любопытством спрашивала у княгини:       - А ты мама действительно считаешь, что вот он мне подходит?       Обычно мама в ответ пожимала плечами, но как-то раз не сдержалась:       - Откуда мне знать? Чужая душа — потемки. В одном я уверена: в шестьсот тридцать лет думать только о работе — вредно. Да стань ты хоть владелицей всех таверн в мире. Разве это сделает тебя счастливой?       Сигюн призадумалась. Все таверны Асгарда... Нет, слово «счастье» тут точно звучало слабовато.       - К тому же, - продолжала напирать княгиня, - мне очень хотелось бы взять на руки внука...       Сигюн вздохнула. В чем-то, возможно, мама и была права.       - Ну вот скажи. Чем тебе не понравился этот... Как его... Свен... Сван...       - Свабальд, - со смехом подсказала Сигюн. Сентиментальное настроение с неё моментально слетело. - Небеса, ты подсовываешь мне мужчин, имена которых даже не помнишь.       - Они хорошие асы, - ответила княгиня уже без всякого притворства. - Может быть, не похожие на героев девичьих грез, но... Они бы тебя не обидели. Я боюсь, что жизнь подсунет тебе кого-нибудь другого. Такого, от кого я не смогу тебя защитить.       - Во имя всего святого, мама! - гневно воскликнула Сигюн. - Я давно уже выросла. Пора перестать за меня беспокоиться.       К её удивлению княгиня рассмеялась.       - Вот будут у тебя собственные дети, поймешь, какую ерунду только что сказала...       И кавалеры продолжили появляться в доме генерала Эйрика с завидным упорством.

***

      Вечерний воздух обдавал прохладой. Хорошо, что она взяла с собой куртку — на галопе ветер будет пронизывать насквозь. Вот и все — прощай лето.       - Если что-то пойдет не так, свяжешься со мной через планшет.       Бритта весело кивнула. Её глаза выдавали нетерпение — уж скорее бы эта надоедливая княжна уехала, скорее бы... В отсутствие Сигюн она становилась старшей и получала от роли хозяйки большое удовольствие. Сигюн не возражала. Самый лучший работник — тот, кто относится к имуществу нанимателя, как к собственному.       - Не волнуйтесь, княжна. Всё будет в порядке, - Даг подвел к ней пританцовывающую Голубку.       Сигюн взяла лошадь под уздцы. От неё не укрылся восхищенный взгляд, который Даг бросил на Бритту. Зря он так, зря. Бритта, уверенная в своей красоте и её воздействии на мужчин, совершенно его не боялась, это верно. Но, то, что она не обмирает в ужасе при его появлении, ещё не повод бросать такие взгляды... Тем более — ему.       Сигюн сделала мысленную пометку подумать, что тут можно сделать. Конфликт, даже потенциальный, между служащими — это то, чего должна избегать любая хорошая хозяйка.       Голубка потянула её со двора.       - Знаю-знаю, - пробормотала Сигюн. - Ты давно не бегала. Но сейчас мы поедем чинно и благородно. Как полагается уважающей себя княжне и её кобыле. Очень, кстати говоря, дорогой и породистой.       Голубка стригла ушами и явно не слушала.       Вздохнув, Сигюн поднялась в седло и сжала бока лошади пятками. На улице кобылка перешла на быструю рысь и даже хотела, было, немного пробежаться галопом... Но Сигюн строго натянула поводья. Голубка действительно принадлежала к очень хорошей породе и в галопе развивала бешеную скорость. Не приведи Небеса кого-нибудь сбить.       Иноземцам, вероятно, чудно было видеть на улицах города конных всадников. Это в столице мира, который первым из современных цивилизаций освоил принципы антигравитации. Туристы показывали на всадников пальцами, посмеивались, некоторые даже снимали голограммы.       Асы пожимали плечами. Они вовсе не были ретроградами. Основные средства передвижения вот уже несколько столетий строились на основе антигравитаторов. «Кречеты», «Соколы» и «Пустельги» представляли собой недорогие и удобные летающие машины, доступные даже бедным слоям населения.       Лошади же в укладе асов играли роль, далекую от простого средства передвижения. Они являлись данью традициям и... роскошью, знаком особенного, привилегированного положения. Когда-то — в древности настолько далекой, что от неё остались лишь призраки призраков легенд — только самые сильные, богатые и удачливые могли позволить себе владеть скакуном.       Прошли тысячи лет, но память народа очень крепка. В каждом, даже самом крохотном, городе располагалась хотя бы одна общественная конюшня. Дети учились держаться в седле чуть ли не раньше, чем ходить. И, уж конечно, всякий, кто причислял себя к асгардской аристократии, заботился о том, чтобы иметь в распоряжении личного скакуна.       Один, словно потворствуя этой блажи, закрыл центр города для любых пилотируемых транспортных средств, кроме медленных антигравитационных платформ, используемых исключительно для перевозки грузов. Исключение царь сделал только для военной техники – «Ястребы» и «Коршуны» частенько кружили вокруг дворца, радуя глаз изящными, но вместе с тем опасно-хищными линиями фюзеляжей.       Ушлые столичные аристократы, разумеется, и из запрета царя умудрились извлечь выгоду. Недолго думая, в черте города они тут же пересели на коней – и быстрее, и удобнее, и сразу ясно, кто принадлежит к знатному роду. Ну а цены на породистых лошадей взлетели выше легких перистых облаков...       ...Сигюн въехала в знакомый с раннего детства двор, отвела Голубку в открытый загон к остальным лошадям и поднялась на крыльцо. Дверь открыл сам генерал. Здесь, как и в загородном поместье, вся прислуга была приходящей – княгиня не любила в доме чужих асов.       - Шустрее, шустрее, - вполголоса произнес отец. – Мама уже извелась. Она хочет тебя кое с кем познакомить.       Сигюн страдальчески закатила глаза:       - Опять.       - Да нет, - задумчиво заметил князь. – Этот – очень даже неплох. Офицер, - со значением добавил он.       Сигюн фыркнула. Ну, конечно. Все с тобой ясно, папа. Раз офицер – то уже не может быть полным нулем.       Генерал, всю жизнь прослуживший на военном поприще, невольно испытывал к любому армейцу профессиональную солидарность. Собственно, тех асов, кто предпочел жить и работать исключительно «на гражданке», он вообще за мужчин не держал. Хотя и старался этого не показывать.       - Пойдём, - с притворным энтузиазмом улыбнулась Сигюн.

***

      - Огромная честь... Огромная честь быть представленным вам, мистер Старк!       Тони старался выглядеть заинтересованным. Он пробыл на конференции всего десять минут, но в глазах уже рябило от незнакомых (непременно улыбающихся) лиц, а ладонь онемела от бесчисленных рукопожатий. Как же... Легендарный глава корпорации в кои-то веки почтил своим присутствием официальное мероприятие. Никто из собравшихся не рассчитывал на такую удачу, но раз уж она привалила — грех не воспользоваться.       В принципе, Тони любил всеобщее внимание и умел черпать из него энергию. Но эти ученые — увлеченные собственными проектами и в глубине души грезящие о том, чтобы он эти проекты профинансировал — передавали его друг другу, как переходящий приз, и это... раздражало. Он, конечно, смышленый малый, да что там скрывать — гений. Только даже гению не достаточно тридцати секунд, чтобы оценить перспективы исследования и решить, стоит ли вбухивать в него миллион-другой. По этой причине, кстати, он и не любил подобные официальные мероприятия. Куда лучше другие — неформальные, вечерние, где выпивка льется рекой, а любая из девушек тянет как минимум на «Мисс Северная Америка»...       Тем не менее, Тони внимательно слушал, кивал и оставлял телефон личного секретаря. Он просмотрит их предложения на досуге — может, и найдется что-нибудь любопытное. История Олдрича научила Тони, что пренебрегать чужими мечтами — неразумный, а в отдельных случаях и очень опасный поступок.       Впрочем, приветливость Старка держалась не на одном только рационализме. Тони был счастлив. Чуть ли не впервые в жизни.       Циники бы презрительно скривились. Разве может человек, с самого детства купающийся в потоке долларов, имеющий все самое лучшее, быть несчастным? В ответ Тони мог бы рассказать о матери, живущей в его памяти бледным призраком. Об отце, считавшим достойным внимания все, что угодно, кроме собственного сына. Об одиночестве, ибо дружить можно только с равными, а двенадцатизначные цифры на личном банковском счете делают количество «равных» весьма ограниченным. Но, скорее всего, Тони бы промолчал... В своде его личных правил «Не оправдывайся за то, в чем не виноват» было одним из главных.       Счастье накрывало его, как непроницаемая сфера, защищающая от навязчивых собеседников. Оно начиналось где-то под ребрами, в солнечном сплетении, эхом пульсировало в правом кармане пиджака, и как к магниту устремлялось к центру комнаты, где, на импровизированной сцене, в окружении ассистентов стояла Пеппер. Она была так занята подготовкой к предстоящему выступлению, что не успела сказать Тони и слова — только подарила напряженную, но все равно обаятельную улыбку. Старка затопила волна нежности. Сосредоточенность, напряженная работа, ответственность и окутывающая пелена женственности — в этом была вся Пеппер. За это он её и любил. Если, конечно, у любви вообще можно найти причину.       Солнечные лучи вспыхивали в рыжих волосах, как искры, веснушки россыпью золотистых песчинок выделялись на бледной коже. В облегающем белом костюме она была ослепительна. Тони подмывало похитить её у скучной публики и утащить в укромный уголок. Последние месяцы, наполненные кипучей работой над новыми проектами, они виделись урывками, и Тони успел здорово соскучиться. И кольцо... Кольцо жгло ему кожу через дорогую ткань костюма. Казалось бы, что страшного в том, чтобы сделать предложение любимой женщине? Особенно — для такого уверенного в себе человека, как Тони Старк? Тем не менее, ему хотелось как можно скорее услышать: «Да».       Но Пеппер определенно не одобрила бы, вздумай он чинить препятствия конференции, к которой она так долго готовилась. Поэтому Старк скромненько примостился у стеночки, которая хотя бы с одной стороны оберегала его от навязчивых искателей спонсора, и приготовился ждать.       Публика в зал набилась самая разнообразная. О новом «медицинском» проекте «Старк Индастриз» много говорили и в инженерных, и в научных, и во врачебных кругах, но в ходу были, по большей части, слухи. Реальные участники хранили молчание — к этому обязывали и условия договоров, и этика. Неудивительно, что, когда империя Старка наконец решила поговорить с миром, мир встретил её стаей пираний от науки, журналистики и военных и около военных ведомств. Последние, очевидно, пришли по привычке, подозревая, что Старк и вооружение — это синонимы.       В первом ряду Тони, к собственному удивлению, заметил Фила Коулсона. Они сдержанно кивнули друг другу. Коулсон выглядел несколько смущенным. Не сказать, чтобы Тони таил на Фила обиду после той фальшивой смерти во время нашествия читаури... В конце концов, блефовал-то Фьюри, в то время как Коулсон поправлял здоровье в лазарете, не ведая, что его именем вдохновляют на подвиги. Но осадочек остался. Как и подозрительность.       На знатока медицины, как и робототехники, агент не смахивал даже в профиль. Значит, кто-то его прислал. Видимо, махина Щ. И. Т-а разрушена не столь основательно, как хочется верить общественности, и старый одноглазый пират ещё лелеет надежды на её возрождение. Ну что же... Тони в гадалки не записывался, но, если бы пришлось держать пари, поставил бы пару баксов на Фьюри. Из спортивного интереса. В конце концов, у людей короткая память, а Ник привык добиваться того, чего хочет.       Пеппер наконец дала знак к началу. Разговоры смолкли, взгляды устремились к ней. Тони тоже замер, не отрывая от женщины взгляда. То, что она собиралась сказать, было ему прекрасно известно, но стройная, подсвеченная солнцем фигура завораживала. Пеппер была достаточно высокой — одного с ним роста, но Тони не комплексовал по этому поводу. Целоваться было очень удобно. И не только целоваться.       - Как вы все, наверняка, слышали из тех или иных источников, - по залу пронеслась волна смешков, - год назад «Старк Индастриз» развернула работу в необычной для себя области — на стыке медицины и робототехники...       Мелодичный голос Пеппер плыл над головами, как свежий ветерок. Тони откинулся на спинку кресла, вспоминая, как все начиналось.

***

      Через месяц после уничтожения банды Олдрича Пеппер пришла к нему с планом грандиозного проекта по созданию протезов нового поколения. Вообще-то, в последние годы наука и без того серьезно продвинулась в этом направлении, но Пеппер предлагала большее. Она замахивалась на абсолютно идентичные натуральным органы, которые не будут доставлять неудобств. Истоки идеи Пеппер были неглубоки. Она все ещё не могла забыть историю Киллиана. Как и то, что большинство тех подонков, прежде чем стать подонками, были всего лишь выброшенными за борт жизни калеками. Она хотела помочь.       В глубине души Тони отнесся к идее скептически. Слишком уж она попахивала второразрядной фантастикой с живыми роботами и киборгами, слишком уж далеко эта светлая мечта уходила от реально существующих технологий. У него в лаборатории действительно работали манипуляторы с максимальным числом степеней свободы. Но они подчинялись голосовым командам или тем, что приходили от компьютера. Пеппер же хотела, чтобы аналогичные манипуляторы, облаченные в вид человеческих органов, управлялись напрямую сигналами мозга. Сказка и утопия.       Тем не менее Старк согласился попробовать. Он тогда ощущал себя настолько счастливым, что Пеппер рядом, и настолько виноватым в том, что она страдала, что согласился бы, пожалуй, даже эмигрировать в Арктику, чтобы тренировать белых медведей.       Проект, начавшийся с угрызений совести, оказался удачным. Старк быстро сколотил рабочую группу из специалистов, ведущих исследования в этой области уже долгие годы. По большей части это были энтузиасты, осознанно посвятившие неблагодарному (и малоприбыльному) делу жизнь. Им не требовалась мотивация — вечный бич руководителя, они нуждались лишь в лабораториях и финансировании. Старк предоставил и то, и другое. Больше того — он отдал в распоряжение ученых львиную часть «А-небоскреба» и сам возглавил одну из групп.       Результаты превзошли ожидания. Во всяком случае, ожидания Тони. По истечению года они владели полноценной моделью человеческой руки, способной выполнять все двигательные функции и оснащенной огромным количеством датчиков для воспроизводства тактильных ощущений. Управлялась рука микропроцессором, который планировалось вшить в человеческий мозг.       Принципиальная схема была проста: процессор через систему пикодатчиков считывает импульсы мозга, декодирует их, посылает соответствующие команды протезу, а тот, в свою очередь, выполняет приказы и передает данные с собственных датчиков.       Воплощение, разумеется, простотой не отличалось. А уж сколько возникало неожиданных задач... Из какого материала изготавливать «кожу»? Как крепить протез к телу? Какого он должен быть веса? Слишком тяжелым сделать нельзя — равновесие тела пациента будет нарушаться, но и облегчить трудно, ведь внутри много сочленений и электроники. Что уж говорить о самом сложном — взаимодействии процессора и мозга. Как сделать его адекватным? Взять хотя бы тактильные ощущения. Мы мыслим категориями вроде «горячо-холодно». Компьютер оперирует цифрами. Если датчик измерил температуру некоего предмета в пятьдесят градусов, то, что это для мозга? Горячо, холодно, тепленько? Пришлось подключать к делу новых специалистов...       И все-таки, не без гордости думал Тони, они справились. У них была действующая модель — усредненная, не идеальная, требующая доработки, но, тем не менее, готовая.       Нежный голос Пеппер умолк, и Тони вынырнул из прошлого. Аудитория смотрела на его ассистентку — притихшая, напряженная. Сейчас накинутся с вопросами, понял Тони. Предчувствие его не обмануло. Публика отряхнула с сапог пыль удивления и кинулась в бой.       Первыми, разумеется, успели журналисты.       - Харрисон Боули, «Нью-Йорк Хай-Тек Джорнал», - тощий как жердь верзила с солидными залысинами смотрел на Пеппер с подозрением. - Находится ли ваш проект под патронажем Пентагона?       - Нет, - Пеппер покачала головой. - Это полностью частная инициатива.       - Тем не менее, значительную часть потенциальных пользователей составляют военные?       - Только потому, что по роду деятельности они получают больше всего травм.       - Вы упоминали, что по ряду характеристик протезы превышают свойства человеческих органов? Не кроется ли тут перспектива создания суперсолдата?       - В некоторых областях наши разработки превалируют над возможностями человеческого организма, - согласилась Пеппер. - Но в других — нет. Мы не боги, мистер Боули. Мы не предлагаем людям панацеи, мы не можем излечить их травмы. Мы просто пытаемся сделать их жизнь лучше. Рассуждения о связи проекта «Б» с военными структурами не имеют под собой никаких оснований.       Репортер скривился, демонстрируя недоверие. Тони не удивился. Долгие годы на десятках и сотнях пресс-конференций ему вменяли в вину одно и то же. Сотрудничество с военными. Производство оружия. В лучшем случае — косвенное, а в худшем — прямое и осознанное — участие в разжигании конфликтов по всему миру. Определенная доля истины в обвинениях была. Главный заказчик продукции «Старк Индастриз» - американские вооруженные силы. Империя Старков зиждется на производстве оружия и на том, что есть желающие его купить. А если покупают — значит, используют.       - Кристофер Циммерман, «Чикагский исследовательский институт». Вы говорите, что имеете в распоряжении действующий образец. Он прошел испытания?       - Все, которые возможно провести в лабораторных условиях.       - Но не в реальных?       - Собственно говоря, - подобралась Пеппер, - в ближайшее время мы переходим к этой стадии. Поэтому и вышли к общественности с заявлением.       В зале моментально стало очень тихо.       - И кто же, - поднял брови Циммерман, - станет объектами?       - Пациентами, - мягко поправила Пеппер. - У нас есть восемь добровольцев. Четверо мужчин и четверо женщин примерно одного возраста со сходными увечьями.       Аудитория изумленно молчала, не способная поверить, что возможно найти целых восемь человек, готовых стать объектом опыта. Как бы собравшиеся удивились, если бы узнали, что желающих принять участие было в несколько раз больше. Когда речь заходит о том, чтобы перестать быть калекой, люди готовы буквально на все: и на беспрецедентную операцию на головном мозге, и на сложную процедуру реабилитации, и на вероятные опасные последствия. Лишь бы снова стать целым.       Вопросы сыпались на Пеппер градом, но она превосходно держала удар. За внешней хрупкостью пряталась сильная воля и потрясающая деловая хватка — очень возбуждающее сочетание.       Тони чувствовал на себе десятки глаз. В ответ он слабо улыбался. Собравшихся заранее предупредили, что глава корпорации присутствует на конференции, как частное лицо, и отвечать на вопросы не намерен. Такое, несколько экстравагантное, решение будоражило воображение, и, вообще-то, Тони предпочел бы к нему не прибегать. Просто не видел иного выхода. Он обязан был присутствовать в зале — чтобы поддержать Пеппер, чтобы выказать лояльность по отношению к их общему детищу.       Но с прессой и, особенно, с военными ему общаться было нельзя. Ни в коем случае. Ибо параллельно с разработкой имплантатов Тони вел ещё один проект — куда более мрачный, опасный и нацеленный вовсе не на лечение и созидание. Он обещал Пеппер уничтожить костюмы — и он сделал это. Но взамен... Придумал кое-что иное.

***

      Он называл его проект «А».       Ещё со времен достопамятного противостояния Локи и армии читаури Старка мучила навязчивая мысль о том, как, в сущности, беззащитна Земля. Человечеству нечего противопоставить инопланетной силе, кроме плохо организованной кучки бойцов. Которая — Тони осознавал это при всем уважении к идее «Мстителей» - не надежнее соломенной хижины из сказки о трех поросятах. Стоит подуть ветерку — рассыплется. Это не дело. Не должно благополучие целой цивилизации зависеть от полудюжины парней, половина из которых, ко всему прочему, отягчена серьезными психическими проблемами.       Но кто иначе будет оборонять Землю? Международное ополчение? Тони представил, как обычные солдаты из числа людей идут в бой против тех же читаури, и ему подурнело. Это будет настоящей мясорубкой. Вот если бы можно было каждому солдату выдать по костюму... И тут Тони осенило. Что защитит человека лучше, чем железный костюм?       Железный костюм, в котором не будет человека.       Тони повысил уровень секретности до ста процентов. То есть — вопреки обыкновению, не стал советоваться с Пеппер и приступил к работе в личной лаборатории. В глубине души он сознавал, что невеста (её ведь уже можно так называть?) не одобрила бы его. Она устала от войн и опасности. А Тони снова ходил по краю. Наверное, он не мог иначе. Он никогда не был убежденным пацифистом и верил в старую истину: «Хочешь мира, готовься к войне». А чего ещё можно ожидать от человека, который с раннего детства занимался проектированием оружия?       Месяц назад он завершил производство первого «Альтрона». По боевым характеристикам робот не уступал модели костюма «Марк-42», но Тони на этом не остановился. Ему мало было сделать робота сильным. Он хотел, чтобы «Альтроны» научились думать.       В реальном бою часто требуется не столько сила, сколько способность адекватно реагировать на постоянно изменяющиеся условия. В этом смысле люди дают сто очков вперед машинам. Компьютеры действуют согласно алгоритму. Люди способны импровизировать, и этим они сильнее, ибо даже в самом сложном алгоритме, в самой совершенной программе невозможно прописать все возможные варианты развития событий.       Тони взялся решить эту проблему и сделать «Альтронов» обучающимися. Построить «мозг» роботов на основе нейронных сетей с гибкой логикой, позволяющей носителю использовать накопленный опыт для действий в новых нетипичных ситуациях.       «Альтроны» планировались в большой мере самостоятельным. Теоретически, управление любой машиной могло быть осуществлено с центрального компьютера, но это потребовало бы огромных затрат и рассматривалось только как крайняя мера. На всякий пожарный. В основном же «Альтроны» создавались, как автономные единицы, обладающие, так сказать, свободой воли и выбора. Разумеется, в основе логики Старк поместил базовые установки: «Защищать людей», «Ни в коем случае не приносить вред» и тому подобное. Остальное — тактика ведения боя, выбор оружия, определение маршрута — каждый «Альтрон» должен был выбирать самостоятельно в зависимости от накопленного опыта.       Хвастаться нехорошо (так, во всяком случае, говорила маленькому Тони нелюбимая строгая няня), но Старк знал, что снова осуществил научный прорыв. Экспериментальный «Альтрон» учился быстро. Настолько быстро, что это даже немного... Ну, не пугало, конечно, но производило впечатление. Из любопытства, знакомого любому ученому, Тони заложил в программу обучения не только навыки, необходимые для ведения боя, управления транспортными средствами и оказания помощи пострадавшим, но и базовые курсы по основным научным и не совсем научным дисциплинам: от ядерной физики и классической философии до современной поп-культуры. А ещё оставил свободу выбора: освоив основы, «Альтрон» сам решал, чем заняться дальше.       В принципе, выбор машины оправдал ожидания Старка. Робот с увлечением (уместно ли так говорить о машине?) штудировал материалы по точным наукам и инженерному делу. Но пару дней назад Тони заметил в ежевечернем отчете, который «Альтрон» предоставлял о проделанной за сутки работе, необычный пункт: «Поэзия».       - Поэзия? - удивленно спросил он у машины. - Почему ты нашел её полезной?        «Альтрон» отозвался неприятным дребезжащим голосом. Тони в любой момент мог заменить его на более благозвучный, максимально приближенный к человеческому тембру, но сознательно не делал этого. Машина, пусть даже такая особенная, должна оставаться машиной.       - Заложенная во мне программа построена на обучении путем решения различных задач с постепенно нарастающей сложностью. Подобный метод позволил мне добиться значительных успехов в большинстве областей человеческой науки. Однако в сфере поэзии он не работает. Я ознакомился со всем стихотворным наследием Земли, но этого недостаточно, чтобы самому стать поэтом. Я намерен узнать причину.       - Причину? - фыркнул Тони. - Люди и сами её не знают. Говорят, талант... Но что такое талант? Как его измерить? В общем, забудь, чувак, большинство людей не способно и пары строчек срифмовать.       - Возможности моей системы во много раз превышают возможности среднестатистического мозга. Я нахожу рациональным продолжить попытки.       Тони только плечами пожал. Машина, что с неё взять.

***

      Грянули аплодисменты. Старк сообразил, что конференция окончена, и вместе со всеми поднялся на ноги. Пальцы сжали в кармане бархатный футляр.       Разумеется, он не собирался бухаться на колени прямо здесь на радость многочисленным журналистам. У Тони был заготовлен замечательный романтический план с ужином на крыше, закатом и самым лучшим шампанским. Все, как любит Пеппер.       С некоторым трудом он пробился к невесте, все ещё окруженной плотным кольцом, в которое примешался и Коулсон. От журналистов Пеппер ускользала, как резвая серебряная форель, а агенту кивала благосклонно. Она всегда придавала большое значение хорошим отношениям со спецслужбами.       Старк приобнял невесту за талию.       - Ты была великолепна, милая. Как, впрочем, и всегда. Не представляю, что бы я без тебя делал.       Пеппер устало улыбнулась.       - Точно так же баловался бы с железяками. Едва ли моё присутствие или отсутствие особенно на это влияет.       Тони задела печаль, прозвучавшая в её голосе. Мало, чудовищно мало они виделись за последние месяцы. А секса у них не было уже... Черт возьми! Всё дела, дела. Нет, конечно, и мир нужно спасать, и ближним помогать, но пренебрегать из-за этого любимой женщиной — глупость и преступление. К счастью, Тони уже сегодня собирался это исправить.       - Что скажешь насчет ужина? Я приготовил нечто... особенное.       - Ужина? - золотистые брови Пеппер взлетели. - Шутишь? Неужели тебе не сообщили?       - Не сообщили чего? - беспокойство резануло его ножом.       - Энтони Эдвард Старк! - лицо Пеппер приобрело выражение строгой учительницы, которое он в глубине души находил очень эротичным. - Ты снова отключил телефон!       Тони виновато улыбнулся. Ну не хотел он, чтобы в такой день его беспокоили по рабочим вопросам.       - На Гватемальском производстве произошел пожар, - торопливо объяснила Пеппер, следя, чтобы ни одно слово не долетело до чутких репортерских ушей. - Трое погибли. Я вылетаю туда через полчаса.       - Опять Гватемала! - Тони поборол желание потереть виски.       Центральноамериканская ветвь «Старк Индастриз» была его давней головной болью. Несчастные случаи на заводах там случались в разы чаще, чем в остальных филиалах. Настолько часто, что на Тони точили зуб многочисленные трудоохранные организации. Что он мог поделать? Техника на производствах была очень высокого качества, топ-менеджеры — родом из США. Но управленцев среднего уровня и рабочих набирали из местных, и вот они-то не отличались особым почтением к соблюдению правил безопасности.       Тони не раз порывался закрыть центральноамериканские производства, наплевав даже на чрезвычайно дешевую стоимость рабочей силы. Однако собственный совет директоров выступал против подобных мер. Консервация заводов принесет миллионные убытки, а бедные соседи лишатся тысяч рабочих мест... И вот — снова катастрофа.       - Я еду с тобой, - сказал Тони.       - Нет, - во голосе Пеппер зазвучала сталь, за которую он её тоже любил. - Ты должен остаться и работать над проектом. Завтра встреча с добровольцами, ты же помнишь?       - Не могу же я отпустить тебя одну!       - А я и не одна, - пожала плечами Пеппер. - Со мной ещё десять специалистов и дюжина человек охраны... И агент Коулсон. Местное правительство подозревает за пожаром диверсию. Они обратились за помощью в Пентагон.       - Вот как, Фил? - Тони повернулся к агенту. - Едва Фьюри вышибли из кресла, вы переметнулись под крылышко родных вооруженных сил?       - Я служу своей стране, - просто ответил Коулсон.       В других устах это звучало бы напыщенно и фальшиво, но этот парень... Было в Коулсоне что-то от настоящих рыцарей без страха и упрека, о которых мы все когда-то читали в старых книгах. Поэтому Тони не мог по-настоящему его презирать, хотя вообще-то недолюбливал разведку, справедливо полагая себя одним из постоянных объектов для наблюдения.       - Я доверяю вам своё самое большое сокровище, Фил. Позаботьтесь о нем, как следует.       Коулсон кивнул. Он выглядел несколько растерянным, словно понимал, насколько сильно Тони расстроила эта неожиданная поездка в Гватемалу. Впрочем... Возможно, он действительно понимал. Несмотря на кажущееся простодушие, агент был очень проницательным человеком.       Пеппер нежно коснулась губами щеки Тони и скрылась в дверях. Старк, кое-как отбившись от особенно наглых репортеров, спустился на улицу и забрался в машину. Он сегодня отпустил водителя и сам сел за руль «Ягуара», рассчитывая, что на обратном пути они с Пеппер поднимут верх... Полная дурь посреди испарений Нью-Йорка, и тем не менее...       Ехать домой не хотелось. Работать — тем более. В конце концов, для завтрашней трудной встречи все готово, а «Альтрон», сидящий в подвале и штудирующий протокол за протоколом, абсолютно самодостаточен. Несостоявшаяся помолвка давила на Тони, как слишком тяжелое пальто. Он понял, что не хочет и не может коротать вечер в одиночестве. А Джарвис — не человек.       Увидеться с ребятами — вот, что ему поможет. Посидеть в баре, пропустить по паре пива, подразнить Роджерса...       Тони достал телефон. Вообще-то «ребята» жили в других городах и других штатах, но он смело назначил встречу через полчаса. Хорошо, когда твой приятель — бог.

***

      Они появились точно вовремя - широкоплечие, высокие, светловолосые. Не дать не взять - воплощение девичьих мечтаний. Воздух словно наэлектризовался, женщины подобрались, заблестели глазами, а все мужчины как-то разу поникли, оказались жалкими, маленькими, несерьезными.       Тони предусмотрительно выбрал очень дорогой ресторан - здесь никому не приходило в голову портить другим аппетит просьбой об автографе. Глазеть – другое дело.       - Добро пожаловать, Ваше Божественное Высочество, - Тони отвесил Тору шутовской поклон. – Что на фронтах, Капитан?       - Сколько ты уже успел выпить? – подозрительно прищурился Тор.       - Всего ничего. Два стакана… Или три?       Роджерс неодобрительно поджал губы.       - Ну-ну, Кэп, - Тони погрозил пальцем. – Не смей вести себя, как престарелая незамужняя тётушка. Этим вечером мы должны веселиться. Мадмуазель, - он подозвал официантку, одетую в безукоризненную униформу, - будьте добры, повторите. И моим друзьям то же самое.       - Пожалуй, не стоит, - запротестовал Роджерс. – Я не пью.       Тони стукнул кулаком по столу.       - Не богохульствуй. Сегодня все пьют, ибо есть повод. Но сначала скажите, как дела? Много людей спасли за последний день?       Тор опрокинул стакан и слегка поморщился.       - Сегодня освобождали заложников в Нигерии. Обошлось без жертв. Почти.       Кэп – в потертых джинсах и кожаной куртке - явно чувствовал себя неловко среди окружающей роскоши. Тор, несмотря на двухдневную щетину и майку защитного цвета, был словно рыба в воде. Вот оно – королевское воспитание.       - Я в вас, парни, и не сомневался, - протянул Тони, а потом изловчился, перегнулся через стол и вытащил из сумки Роджерса выглядывающий оттуда альбом. – Можно, да?       Кэп дернулся было, чтобы помешать, но потом обреченно махнул рукой. Тони понимал, что порой ведёт себя бесцеремонно, но, черт возьми, с кем вести себя бесцеремонно, если не с друзьями? К тому же, его забавляло дразнить чопорного и до зубной боли правильного Роджерса.       Тони откинулся на спинку кресла и раскрыл альбом. Да-а. В жизни Стив мог быть жутким педантом и занудой, но когда брал в руки карандаш, его будто подменяли. Старк ни за что бы ему об этом не сказал, но однажды Роджерс мог вырасти в по-настоящему большого художника. Потому что на его картины хотелось смотреть и смотреть.       - О-ля-ля! – пропел Тони. – Взгляни-ка, Тор…       Последний рисунок в альбоме изображал женскую статую вроде древнегреческой. Удивительным образом играя светом и тенью, Роджерс умудрился передать хрупкость и древность серого камня. По красивому нездешнему лицу шла частая сетка трещин.       - Кто это? – с любопытством спросил Тор.       Стив поморщился и недовольно пробурчал:       - Никто, сокурсница…       - Ты посмотри на него! – всплеснул руками Тони. – Говорил: учиться хочу, образование получить. А на самом деле планировал за студентками волочиться…       Глаза Тора искрились смехом.       - Это вот она тебе в таком виде и позировала?       Статуя была абсолютно обнажена, не считая куска материи, обвивающего щиколотки.       Роджерс покачал головой.       - Она мне вообще не позировала. Мы едва знакомы…       - Так значит это фантазия? – подмигнул Тони. – Смотри, Кэп, в твоём возрасте удовлетворяться фантазиями – вредно.       Стив хмыкнул.       - Кстати о возрасте, Тони, - проникновенно произнес он, - ты знаешь… Я мог бы быть твоим дедом.       - Упаси Господи! - Старк, всегда считавший себя атеистом, с большим трудом преодолел желание перекреститься. – Страшно представить, что из меня тогда бы выросло… А ты ещё дряхлее, чем я думал.       - Есть ещё желание обсуждать мою интимную жизнь? – усмехнулся Роджерс.       Тони сделал официантке знак освежить напитки.       - У нас создалось впечатление, - заметил Тор, - что ты позвал нас сюда по какому-то поводу…       Старк серьезно кивнул, выдержал драматическую паузу и положил на стол футляр с кольцом.       Тор смерил бриллиант оценивающим взглядом и серьезно произнес:       - Очень мило с твоей стороны, Тони, но – нет. Сам понимаешь, у меня – Джейн. А вот Стив, может быть, и согласится…       С полминуты они любовались расцветшим на щеках Роджерса румянцем, а потом расхохотались.       - Извини, Кэп. Ты, конечно, классный и все такое, но Пеппер – лучше.       - Всё же решился? – улыбнулся Тор.       - Ага. Хотел сделать предложение сегодня, но не сложилось… Впрочем, что такое пара дней? Мы вместе уже много лет… Кстати, вы оба приглашены?       - Куда? – не понял Роджерс.       - На свадьбу, Кэп, на свадьбу. Я вам обещаю: это будет нечто. Я переверну этот город с ног на голову.

***

      - Пропустите! Мне нужно видеть доктора Фостер! Пропустите меня немедленно!       Джейн оторвалась от документа, в который была полностью погружена, и настороженно прислушалась.       - Простите, сэр, но доктор Фостер сейчас чрезвычайно занята. Вам назначено? Если назначено, то присядьте, пожалуйста, вас вызовут в соответствии с расписанием.       - Меня нет в расписании, но речь идёт о деле, не терпящем ни малейших отлагательств! Немедленно пропустите меня! Доктор Фостер!       Джейн раздраженно зарылась руками в волосы. Принесла же нелегкая этого кровососа! От него теперь не отделаешься – не успокоится, пока до ручки не доведет.       Женский и мужской голоса за дверью тем временем продолжали спорить, причем женский постепенно становился все неуверенней, а мужской – визгливей и настойчивей.       Секретарша – Триш Морган – работала у Джейн всего пять месяцев, с тех самых пор, как Фостер заняла новую должность. Так сказать, перешла в наследство от прошлого владельца кабинета. Первое впечатление от неё у Джейн было исключительно негативным: писаная красавица, ноги от ушей, дизайнерские шмотки и произношение с легким грассированием, чтобы подчеркнуть знание французского. Джейн ни минуты не сомневалась, что такая краля во времена предыдущего хозяина кабинета исполняла свои обязанности исключительно в положении лежа, и поэтому оставила Морган на работе исключительно из вежливости. Ну, в самом деле, нельзя же уволить секретаря только из-за того, что она слишком сексуальна? Во всяком случае, Джейн так поступить не смогла. Но пообещала себе, что в случае первого же косяка Морган придется наведаться на сайт вакансий.       К большому (и приятному) удивлению Фостер, Триш заставила её полностью поменять мнение. Морган оказалась не красивой дурой, а неожиданно грамотным и опытным профессионалом. Секретарские обязанности она знала от и до, отличалась филигранной аккуратностью и неукоснительной пунктуальностью, а кроме того, просто блестяще умела работать с людьми. В ручках Триш даже самые скандальные и навязчивые посетители становились шелковыми.       Сегодня, впрочем, удивительные способности Морган дали сбой, но Джейн не могла её в этом винить. Нынешний визитер не относился к разряду «скандальных», «надоедливых», «утомительных» или «удручающих». Джейн, вообще, могла подобрать только одно подходящее к нему определение – «сущий кошмар».       - Да сколько раз вам можно повторять? Мне немедленно – сию же секунду – нужно говорить с доктором Фостер! И если вы меня не пропустите…       - Пожалуйста, успокойтесь…       Обморочный голос Триш подсказал Джейн, что ещё пара минут, и у неё не будет замечательной секретарши по причине несвоевременного сердечного приступа. Хочешь-не хочешь – Фостер пришлось взять огонь на себя.       - Триш, милая, - произнесла она по внутренней связи, - проводи, пожалуйста, профессора Дункана ко мне.       Дверь кабинета тотчас же открылась, и на пороге сначала показалось бледное лицо Триш, а потом – круглая упитанная физиономия профессора. Секретарша отступила, давая Дункану пройти, и извиняющимся жестом развела руками. Мол: «Не понимаю, как это произошло». Джейн только улыбнулась. С Дунканом она была знакома достаточно долго, чтобы понять, что ему невозможно сопротивляться. Не человек, чтоб его, а паровой каток, асфальтоукладчик, который кого угодно с землей сравняет на пути к поставленной цели.       Кого угодно – но только не доктора Джейн Фостер. Руки коротки.       - Итак, профессор, - медовым голосом произнесла Джейн и максимально очаровательно улыбнулась. – Чем могу быть полезна?       - Думаю, вы прекрасно знаете, - сказал Дункан. Голос – высокий и визгливый – неприятно контрастировал с низенькой и всей какой-то округлой фигурой профессора. – Вы отказали в финансировании моего проекта. Я требую, чтобы вы изменили решение.        «Предсказуемо,» - подумала Джейн. Бабки, бабки, бабки. В последнее время она только тем и занималась, что считала бабки. Чужие: поступающие не из её кармана и утекающие не в её карман. Самое забавное, что вот такой вот фигней занимается не кто-нибудь, а одна из наиболее многообещающих астрофизиков.       Полгода назад она не могла нарадоваться новой работе. Еще бы: чтобы молодого специалиста, только-только защитившего докторскую диссертацию, назначили главой Департамента Перспективных Направлений Космического Развития... Вот уж головокружительный карьерный взлет, ничего не скажешь. Тогда Джейн была глупой, зеленой и неопытной и как-то преступно мало обращала внимания на знаменитую истину: «Бесплатный сыр – только в мышеловке».       Новая должность не предполагала участия в каких-либо научных исследованиях. То есть – формально Джейн не запрещалось предаваться каким-либо изысканиям, но – только в свободное от основных обязанностей время. Времени, естественно, ни черта не оставалось, а основные обязанности, по сути, заключались в административной, управленческой деятельности. Джейн, как глава Департамента, должна была отбирать и одобрять наиболее актуальные в данный момент научные исследования по космической тематике, а также утверждать их финансирование. Естественно, занималась она этим не в одиночку – в подчинении у Фостер находились две дюжины человек – но и подпись под документами стояла именно её.       Поначалу Фостер все ломала голову, с какого перепугу такая честь выпала ей, талантливой и многообещающей, но – прямо скажем – без связей и влиятельных родственников. Потом она сообразила, что связь у неё всё-таки есть, пусть она и сама этого до определенного времени не сознавала. Тор. Инопланетный царевич – очевидная причина её головокружительного продвижения по карьерной лестнице. Правительство Соединенных Штатов, чудом заполучившее в свои руки асгардского супергероя, собиралось использовать его на полную катушку. С одной стороны, Пентагон привлекал Тора к участию в военных операциях, а с другой — назначил на важный пост его молодую любовницу. Таким образом, большие вашингтонские шишки хотели косвенным путем использовать знания Тора об устройстве и законах Вселенной. Ибо кто может подсказать, как строить политику в области освоения космического пространства, если не влиятельный инопланетянин?       Трудно не признать, в подобных выводах был смысл. Джейн и сама нередко докучала Тору вопросами об асгардских технологиях, системе правления, политике, да и вообще обо всем. К сожалению, что Фостер, что правительство ожидало разочарование. Сведениями Тор делилися крайне неохотно. Нет, он с готовностью болтал о животном мире и архитектуре, травил байки, похвалялся ратными подвигами... Но лишь только разговор заходил о технологиях — Тор словно проглатывал язык. Один раз он даже раздраженно бросил: «Не доросли ещё». Джейн, конечно, обиделась. Видите ли, для того, чтобы спать с ним, она вполне подходит, а вот для того, чтобы услышать об асгардской медицинской технике — недостаточно развита.       Впрочем, в последнее время она вообще часто на него злилась.       Несмотря ни на что, Джейн подошла к делу с энтузиазмом. Её предшественник, судя по всему, не отличался особенным усердием (точно — чей-то ставленник), потому что к моменту воцарения Фостер в Департаменте накопилась целая куча заявок. Даже не куча - гора, исполинский Эверест гигабайтов пояснительных записок, графиков, таблиц, результатов моделирования... И каждое направление заслуживало тщательного всестороннего рассмотрения. Более того - по каждому директор Фостер должна была вынести обоснованный вердикт в размере трех печатных страниц. Формат а4, двенадцатый шрифт, минимальный интервал - все по-взрослому.       Ассистенты Фостер в количестве двенадцати штук — тоже, между прочим, кандидаты и доктора наук — фильтровали этот поток, отсекая абсолютно неприемлемые заявки. На стол Фостер, по идее, ложились только те проекты, которые действительно стоило обдумать. Но даже этот сухой остаток порой заставлял её попеременно хохотать и зеленеть от ужаса. Нет, нужно отдать должное, около шестидесяти процентов заявок было актуальным и адекватным. Джейн старалась выкроить для них хоть немного зелененьких из далеко не бездонного бюджета. А вот остальные сорок процентов... Остальные сорок процентов исследований отличались - как сказала бы незабвенная Дарси - лихой придурковатостью.       За примером далеко ходить не надо - чего стоит одна только работа команды профессора Уинслоу из Чикагского университета с будоражащим воображение названием: «Технология очистки сточных вод на Марсе». Джейн трижды пыталась написать по ней заключение и трижды оказалась профессионально несостоятельной. На фразе: "Актуальность данной темы..." у доктора Фостер начинали трястись руки и дергалось левое веко. Потому что актуальность данной темы просто зашкаливала. Ведь человечеству в целом, и американским налогоплательщикам, в частности, страсть как нужно изучить возможность очистки сточных вод на Марсе, где и воды-то скорее всего нет.       Джейн, безусловно, признавала, что всем гениям присуща определенная эксцентричность. Сам феномен гениальности основывается на том, что человек выходит за рамки среднестатистического. И, разумеется, ученый должен ставить перед собой далекие и перспективные цели. Она и сама была такой. Но ведь всему есть предел и даже самые смелые исследования должны оставаться адекватными.       Стоящий перед ней мужчина так не считал. Профессор Дункан как раз относился к тому типу исследователей, которых даже исключительно наукотолерантная Джейн про себя называла «психами». Ладно, предположим, захотелось ему изучить влияние атмосферы Юпитера на психическое состояние некоторых представителей семейства млекопитающих. Ну, так и изучал бы — проводил бы расчеты, строил диаграммы, моделировал... Но просить на это семь миллионов из бюджета как-то не скромно.       Сталкиваясь с неординарными в плохом смысле заявками, Джейн все время представляла себе образ Джо — честного американского налогоплательщика. Джо работает пять дней в неделю на заводе... Ну, ладно, не на заводе — реального производства в Штатах осталось кот наплакал — скорее, в офисе. Так вот, приходит этот Джо после тяжелого офисного дня домой и хочет только одного — разогреть в микроволновке кусок пиццы, усесться перед теликом и хотя бы на пару часов отвлечься, с головой уйти в чужую придуманную жизнь, чтобы не думать о своей собственной — пролетающей мимо. Как бы отреагировал такой вот Джо, узнав, на что Дункан намеревается потратить честно уплаченные в бюджет налоги? Наверняка, возжелал бы сотворить с профессором что-то нехорошее. Джейн не могла его за это осуждать.       Пока ты занимаешься наукой на заднем дворе, направления исследований могут быть абсолютно любыми. Но как только просишь на свои изыскания чужие деньги — будь любезен позаботиться о том, чтобы тратить их на общественно необходимое дело.       Позволив Дункану несколько минут поразглагольствовать о блестящих перспективах его исследований, Джейн взяла дело в свои руки.       - Вы абсолютно правы, профессор, - кивнула она. - Абсолютно правы.       Дункан расцвел, как вишневое дерево в мае. Все они расцветали, почуяв запах денег.       - Однако, - развела руками Фостер. - Департамент не может обеспечить вам финансирование. Если бы все зависело от меня, я бы обязательно достала вам денег. Но поймите... Решения о бюджете принимаются целой группой лиц, не мной одной. В регламенте четко прописано, что в первую очередь финансирование получают проекты военного назначения или исследования в области новых технологий. Боюсь, последние события показали, что человечество очень мало может противопоставить инопланетной угрозе. И если мы действительно хотим выжить, мы должны обладать технологиями абсолютно иного уровня.       - Вы здесь как раз ради того, чтобы принести нам эти технологии, - ядовито произнес Дункан. - Разве не так?       Джейн откинулась на спинку и прикрыла глаза. Вот оно — обвинение в некомпетентности. «Мы назначили тебя главой Департамента, чтобы ты принесла нам асгардские научные секреты. Прямиком из постели этого твоего... Тора.» Кто только не шипел это за её спиной последние полгода...       Поначалу она злилась, но понемногу гнев сошел на нет, уступив место равнодушной усталости. Лавиной навалилась работа. Если почти каждый день задерживаешься в офисе чуть ли не до десяти, остается крайне мало времени на переживания по поводу общественного мнения. Как и на жизнь вообще.       - Я здесь, чтобы отбирать наиболее перспективные и нужные человечеству исследования, - спокойно произнесла Фостер. - Так, во всяком случае, написано в должностной инструкции. И ваш проект, профессор Дункан, таковым не является. Как ученый, я вас понимаю, - при этих словах мужчина брезгливо поморщился, но Джейн не позволила себе разозлиться. - Как менеджер — сожалею, но не могу помочь.       Дункан определенно не привык, чтобы с ним так разговаривали. Он резко развернулся на каблуках, пробормотал что-то о том, что будет жаловаться, и вылетел из кабинета, от души хлопнув дверью о косяк.       Джейн безразлично пожала плечами и повернулась к компьютеру. Пусть жалуется. Пусть идет наверх. Пусть большие дяди проверяют её работу, вносят поправки, назначают взыскания... Да пусть даже снимают её с должности!       Последнего ей в какой-то мере хотелось. В такой большой мере, что даже себе самой признаться было стыдно. По собственному желанию Джейн никогда бы не ушла — это означало бы подвести важных людей и фактически поставить на карьере жирный крест. Но вот если бы её аккуратно подвинули, сославшись, скажем, на недостаток опыта... Тогда она могла бы вернуться к любимым исследованиям, и жизнь снова стала бы простой и понятной.       Строчки очередного проекта мелькали перед глазами Джейн, но она не могла заставить себя сосредоточиться. В голову лезли посторонние мысли — о Торе, об отношениях. Когда, а главное — почему, её жизнь успела превратиться в бесконечную гонку?       Ведь несколько месяцев назад, при появлении Тора, он была так счастлива. Бесконечно, бескрайне, беспредельно. Так куда же скрылось счастье? Почему оно закатилось за горизонт, словно уставшее солнце? В детстве Джейн, как и всякая начитанная девочка, верила, что счастье — это результат. Награда за достойную жизнь — награда, которую никто и никогда не может отнять. Если уж оно пришло — то навсегда.       Наверное, это ошибка. Счастье и не может длиться вечно. Оно как смех или оргазм — накатывает горячими оглушающими волнами, а затем... проходит. Наши любимые сказки заканчиваются в самый подходящий момент: Золушка кружится в свадебном танце с принцем, Белоснежка открывает сияющие глаза и говорит: «Да», Рапунцель примеряет белое платье и укладывает золотые волосы в высокую прическу... Да, сказки заканчиваются в моменте наивысшего и наичистейшего счастья. Но они лукавят и темнят, не давая ответа, что же будет дальше. Каким образом два, в сущности, очень плохо знакомых человека смогут ужиться вместе? Подходят ли они вообще друг другу? Есть ли у их отношений будущее?       Что бы сделала Белоснежка, проснувшись и обнаружив, что прекрасный непогрешимый принц оказался самым обычным мужчиной, отягченным самыми тривиальными недостатками? Что бы сказала Золушка, узнав, что вместо мачехи и злобных сводных сестер ей теперь придется убирать и готовить для того, кто клялся вечно носить её на руках?       Джейн понимала, что не вполне справедлива к Тору. В конце концов, он никогда и ничего не обещал ей за исключением того, что будет рядом. Это «рядом» казалось Джейн достаточным. Бояться, будто бы, стоило только того, что однажды его потянет обратно, в Асгард, к высоким воинственным красавицам и золотому трону. Но нет, не старость встала между ней и Тором. Не старость, а... А, собственно, что? Смешно сказать.       Его неприспособленность к земному быту. Чисто мужская неопрятность. Постоянные отлучки. Убежденность в важности того, что он делает, и едва скрытое пренебрежение к работе Джейн. Снисхождение к человечеству.       Последнего было на удивление много. Казалось бы, кто-кто, а Тор должен бы любить людей. Разве не потому собственные сородичи прозвали его хранителем Мидгарда? Может, он и любил, но вместе с этим ни капельки не уважал. По сравнению с Асгардом Земля здорово отстала в развитии, но, ради бога, зачем постоянно тыкать её в этом носом, как провинившегося щенка? С каким пренебрежением он относился к последним достижениям земной техники! А как он смотрел на Джейн, когда она рассказывала про свои исследования? Как на несмышленого ребенка, который умудрился сложить из цветных кубиков башенку.       И это при том, что Тор, кичащийся асгардскими достижениями, ничего в них не привнес. Он был солдатом, не ученым. Он понятия не имел о том, как создать что-то новое, что-то, о чем прежде никто и представления не имел. Ученым был тот, другой, о котором Джейн и вспоминать не хотела. Вот он в какой-то мере имел право презрительно кривить тонкие губы, слушая её рассуждения о космической физике. Но не Тор.       В дверь тихонько поскреблась Триш.       - Доктор, я вам больше не нужна? Уже шесть...       Джейн оторопело поглядела на часы. Действительно, короткая стрелка успела пересечь середину циферблата, пока она предавалась сожалениям.       - Конечно. Ты свободна.       В административном корпусе напротив люди тоже торопились домой. Джейн немного постояла у окна, наблюдая, как крошечные фигурки в деловых костюмах мелькают за залитыми закатным светом стеклами, и поняла, что ей нужно развеяться. Тор, умчавшийся на очередное сверхсекретное задание, обещал быть поздно, и возвращаться в пустую квартиру совершенно не хотелось. Джейн кивнула сама себе, достала из шкафа спортивную сумку и присоединилась к жиденькому потоку задержавшихся сотрудников.

***

      Балетом она занималась с детства. В четыре года мать привела её в класс, передала с рук на руки строгой пожилой учительнице, и с тех самых пор Джейн влюбилась в танец. Она тренировалась со свойственной ей одержимостью и одно время даже думала стать профессиональной балериной. А потом отец привез с работы списанный телескоп, и десятилетняя Джейн в прямом смысле поняла, что значит любить сразу двоих. Несколько лет она металась между станком и астрономией (впоследствии — астрофизикой), и в шестнадцать все же выбрала второе. Она всегда была мечтательницей, грезившей о космических полетах. Кроме того, к тому времени отец уже скончался, и Джейн полагала своим долгом продолжить дело его жизни.       Она никогда не жалела о своём решении — с каждым годом звезды тянули и манили её все сильнее. Тем не менее, время от времени она танцевала. Ради самой себя, чтобы вспомнить ни с чем не сравнимое ощущение абсолютного контроля над собственным телом. Ты прыгаешь, и на какое-то мгновение — пусть, черт возьми, краткое и ускользающее - кажется, что летишь.       Её старая, ещё детская учительница уже умерла (и на скромных похоронах присутствовало до отвращения мало бывших учениц), но, благо, почти в каждом городе и городишке Штатов можно было найти балетную школу. В Филадельфии — чинной, спесивой, мнящей себя интеллектуальной столицей — их было видимо-невидимо. Джейн выбрала спортивный комплекс неподалеку от дома: её привлекла царящая там непринужденная атмосфера, ультрасовременный дизайн в серебристо-черных тонах и приятные педагоги.       Тренировка принесла ожидаемый эффект. Балет требует изрядной физической формы — упражнения очень сложны. Мышцы напрягаются до предела, вызывая боль, связки натягиваются почти до разрыва, тело движется в напряженном воздухе — резкое и твердое, словно выточенное из слоновой кости. Зато потом с головой накрывает чувство глубочайшего удовлетворения, а в теле поселяется такая легкость, словно внутри - невесомый лебединый пух...       Домой Джейн возвращалась уже в потемках. Тренировка высосала из нее отрицательные эмоции, словно пылесос Филипс - пыль из ковра. Сентябрьские сумерки озарял неверный и переменчивый свет витрин и ярких реклам. Огни встречных машин подмигивали, словно огненные глаза исполинских коней. С медленно темнеющих небес снисходительно смотрели низкие, еще летние звезды. В пабах и ресторанчиках собирались вечерние посетители. Джейн смотрела на них с темной улицы – жизнь в четко очерченных рамах ярко освещенных окон походила на немое кино. Люди склонялись друг к другу, шевелили губами, но слов не было слышно, а лица, на которых эмоции сменялись, как картинки в калейдоскопе, казались мудрыми и красивыми – словно лица древних волхвов.       За полквартала от дома Джейн заскочила в китайскую забегаловку и заказала ужин на двоих. Наверняка, Тор забыл, что сегодня его очередь готовить… Ещё пару часов назад Джейн разозлила бы одна мысль об этом, но сейчас у неё не было настроения ссориться. Наоборот – хотелось прыгнуть в кровать и…       Её встретила пустая квартира.       Джейн занервничала. Можно было, конечно, предположить, что Тор вышел в магазин или куда-то поблизости, но сердце предательски заныло. Утром они расстались нехорошо. Тор разглагольствовал про очередную операцию, а Джейн огрызнулась – ей до чертиков надоели террористы и военные преступники. И вдруг… Вдруг это станет последним, что он от неё слышал?       Страх потерять возлюбленного бежал по её венам уже несколько месяцев – с тех самых пор, как он заключил контракт с военными. Тор посмеивался над её беспокойством. Он ведь считал себя неуязвимым, почти бессмертным. Джейн слишком хорошо помнила другое – бездыханное могучее тело и надвигающуюся тень исполинского корабля. Каждое задание, каждая операция становилась для неё пыткой, мучительной загадкой: «Вернется - не вернется». Джейн теперь понимала, почему у копов и федералов редко бывают крепкие браки – мало какая женщина согласится всю жизнь провести в положении «без пяти минут вдовы».       Забытая лапша остывала на столе. Джейн потерянно сидела в кресле, слушая, как часы отсчитывают драгоценные секунды. Где он может быть? В засаде, в плену, в госпитале? Куда же он должен был сегодня отправиться? Почему, Господи, ну почему же она утром толком не выслушала? А может… Нет, об этом лучше не думать.       Через полчаса нервы Джейн не выдержали. Не смотря на строгий-престрогий запрет звонить, когда Тор на задании, она схватила мобильник и набрала номер.       Гудки зазвучали словно трубы Страшного Суда.       После шестого Тор ответил.       - Милая?       Горячая волна облегчения затопила Джейн с головой. Голос Тора был спокойным и даже веселым – таким голосом не говорят, находясь в окружении или на больничной койке. Она так обрадовалась, что поначалу даже не обратила внимания на доносящийся из трубки шум. Громкие восклицания, смех и будто бы даже музыка…       - Ты где? – спросила она. – Я волновалась.       На этот раз голос прозвучал виновато.       - Любимая, я… Я не забыл, что обещал тебе ужин, но понимаешь… Мы только вернулись с операции, как позвонил Тони…       - Да что ты мямлишь, принц? Дай-ка мне телефон! – Джейн узнала развязную манеру Старка. Язык Железного Миллиардера слегка заплетался. – И как… Как поживает самый очаровательный астрофизик на Земле?       - Добрый вечер, мистер Старк, - сухо произнесла Джейн.       Она не любила нью-йоркского «Мстителя». Проницательный Тони, разумеется, прекрасно об этом знал и обращался с ней осторожно, как с бомбой с часовым механизмом, но не оставлял попыток «наладить контакт». Попытки были изначально обречены, поскольку неприязнь Джейн обуславливалась не личными качествами Старка. На Тони – даже эгоистичного и самовлюбленного – ей было глубоко плевать. Что Джейн не нравилось, так это влияние, которое он оказывал на Тора. После встреч со Старком страсть принца к риску возрастала в несколько раз. От него буквально пахло азартом, нетерпением очертя голову кинуться в омут. В такие моменты Джейн начинало казаться что она – со своей любовью к сладкому кофе с молоком и вязаным бабушкиным носкам – для Тора недостаточно хороша. Этого простить Тони она никак не могла.       - Не будьте к нему строги, - взмолился Старк тоном пятиклассника, проходящего пробу в школьный театр. – Если кто и виноват, так это я один. Наш асгардский герой совершил дневную норму подвигов и уже собирался домой. Но тут на горизонте возник змей-искуситель в моём лице. Тор сражался куда упорнее Адама, но мне позарез требовалась его компания.       - Не сомневаюсь, что вы были чрезвычайно убедительны, - холодно сказала Джейн.       Старк, судя по всему, понял, что его реприза не оказывает ожидаемого эффекта, потому что дальше произнес без всякого паясничанья:       - Сожалею, если случайно нарушил ваши планы. - «Черта с два, - яростно подумала Джейн. – Черта с два ты когда-либо сожалел о том, что перешел кому-то дорогу. Такие, как ты, имеют обыкновение идти по головам». – Передать трубку Тору?       - Не стоит. Приятного вечера.       Джейн положила телефон на полку и прошла на кухню. Взяла со стола одну порцию лапши с морепродуктами, сунула в микроволновку. Вторую, немного подумав, выбросила в мусорную корзину.

***

      В покоях Локи царил полумрак.       Тора раздражал неяркий синеватый свет, источаемый то ли причудливыми лианами, то ли порослью кристаллов, густой вязью покрывающей стены. Раздражал свежий, вроде бы травяной, но какой-то абсолютно нездешний запах. А больше всего — раздражало, что братец принимает его второпях, между дел, с явной неохотой отрываясь от каких-то невероятно важных занятий. Он — только-только амнистированный преступник — устраивает наследнику престола, без пяти минут царю, что-то вроде аудиенции!       Любопытно, посмел бы этот змей подколодный вести себя с таким же пренебрежением, если бы коронация уже состоялась...       Собственные мысли его испугали. Мысли, против воли все чаще и чаще устремляющиеся к Асгарду, к престолу, который ещё недавно казался клеткой. Он страшился признать, что отец и все остальные были правы, что его место — здесь. Красивая мечта, в которой он всё бросал ради любимой женщины и защиты слабого мира, тускнела, рассыпалась, как песочный замок. Но почему, во имя Небес? Они ведь были так счастливы, строили столько планов... Они ведь действительно любили друг друга. Отчего все больше и больше запутывается, глупые, мелочные обиды разрастаются до гигантских размеров, а что-то другое — по-настоящему важное - съеживается и засыхает, как упавший лист?       Осень. Здесь, в Асгарде она ещё нескоро станет полноправной хозяйкой, но в воздухе уже витало её прохладное дыхание.       - Что ты стоишь? Садись? - Локи наконец оторвался от документов.       Тор посмотрел на брата. Вот уж кто не пытался спорить со своей природой и был именно там, где хотел. Локи выглядел так, словно пребывал в полном миру с самим собой — сосредоточенным, деятельным, в меру веселым. Это настораживало. С каждым днем Тору все больше не нравилось то, что братец свободно бродил по Асгарду, пока он был далеко. Поначалу это казалось безобидным, но теперь Тор испытывал чуть ли не... Зависть?       Лучше бы отец исхитрился и отправил его куда-нибудь подальше. В Муспльхейм, например. С дипломатической миссией.       А то мало ли что...       Постаравшись ничем не выдать своих мыслей, Тор опустился в предложенное кресло. Рабочий стол Локи был завален кипой бумаг. Какие-то графики, колонки цифр, непонятные рисунки...       - Очередной план завоевания миров? - с иронией спросил Тор.       - Что ты, - хмыкнул Локи. - Планы я в уме составляю. Не всякую, знаешь ли, гениальную мысль можно доверить бумаге. А это... Знакомый попросил оценить прибыльность потенциальных инвестиций.       - И что, выгодное вложение?       - Какое там... Фундаментальные исследования. Займут несколько лет, да ещё и неизвестно, будет ли результат. А если будет — как скоро получится найти практическое применение, за которое кто-нибудь согласится раскошелиться. В общем, денежки не скоро отобьются.       - Остается надеяться, что этот твой знакомый — большой альтруист. Иначе, боюсь, асгардской науке остается ждать только чуда.       - Или государственных инвестиций... Ладно, перейдем к делу, - Локи напряженно посмотрел на стол, и бумаги сами собой собрались в аккуратную стопку. - Раз уж мы решили искать этого незаконного сына презренной матери Малекита....       - Если он жив...       - ..что весьма вероятно. Думаю, с нашей стороны будет разумно поручить это дело профессионалам. Сами мы потратим непозволительно много времени. Работа предстоит масштабная — все равно, что искать льдинку в Ётунхейме. Очень ловкую и изворотливую льдинку, способную, ко всему прочему, менять обличья.        «Непозволительно много времени, - повторил про себя Тор. - Которого у тебя, отстраненного Одином от всех дел, вообще-то должно быть навалом. Но почему-то это не так, верно, Локи?»       - Каких именно профессионалов ты имеешь в виду? - вслух спросил он.       - Самых профессиональных. Асгардскую разведку. В чем — в чем, а в шпионаже Династии нет равных. Сам знаешь, агенты есть почти на каждой населенной планете... Я составил характеристику магического отпечатка Малекита. Приблизительную, конечно, ведь работать пришлось с воспоминаниями. Но, думаю, её хватит, чтобы его засечь. Ждать, правда, боюсь, придется долго. Он хитер и прекрасно осознает опасность. Станет колдовать только в крайнем случае... Но рано или поздно такой случай настанет.       Тор, не уверенный, что им вообще есть кого искать, пожал плечами:       - Тебе лучше знать, как вести охоту на мага. Что требуется от меня?       - Передать ориентировку нашим агентам и отдать приказ. Меня они сейчас, конечно, не послушают...        «Сейчас. Сейчас не послушают. А когда послушают? Что же ты задумал, братец?»       Тор понял, что его беспокоило весь вечер. Он неплохо знал Локи (полторы тысячи лет бок о бок — это вам не шутка), и подсознательно с самого начала понял, что кроется за ощутимым напряжением брата.       Локи к чему-то готовился.       Нацепив на лицо простодушную маску, Тор обговорил с братом оставшиеся детали и попрощался.       Выйдя из покоев он, вопреки обыкновению, не поспешил тот час же к Хеймдаллю. Вместо этого Тор с полчаса побродил по дворцу, останавливаясь в оранжереях, любуясь открывающимся с балконов видом, а потом словно бы случайно забрел в личный кабинет Одина. Два гвардейца попытались заступить ему дорогу — во Дворце тщательно соблюдался регламент — но царь, словно бы (наверняка) почувствовавший приближение сына, вышел ему навстречу.       - Я рад видеть тебя, Тор.       - И я рад, отец.       Один жестом отпустил гвардейцев и повернулся к сыну.       - Ты виделся с братом.       - Локи вбил себе в голову, что Малекит выжил после разрушения корабля, и хочет найти его.       - Эльф мертв, - досадливо махнул рукой Один. - Если бы это отродье гиены ещё смело дышать, я увидел бы его в самой вшивой дыре Вселенной. Но... пусть ищет. Вреда от этого не будет.       - От этого — нет.       Отец цепко посмотрел на него.       - Тебя что-то беспокоит.       Тор, колеблясь, поиграл шнурком, прикрепленным к рукояти Мьёльнира.       Это не будет предательством. Да и вообще, возможно ли предать величайшего из предателей? Минус на минус всегда дает плюс, верно?       - Мне кажется, Локи... Планирует что-то ещё.       Один кивнул.       - Разумеется. Он ведь всего лишился. Поддержки, влияния, денег. А с его амбициями... Волей-неволей приходится искать пути, чтобы вернуть утраченное.       - Локи настойчив, и если путь есть — он его отыщет.       - О, он уже отыскал, - безмятежно улыбнулся Один. - Вернее, ему так кажется.