100 кредитов

Дверь приоткрывалась, и Дмитрий увидел четыре пары ног в чёрных комбинезонах. Этот цвет носили только лишь представители Закона. Он сидел в ступоре, не понимая, как это возможно. Почему сканер не среагировал, предупредив его? Почему они в вежливой форме не попросили его открыть? Почему датчик среагировал на нежильца, открыв дверь? Пока Дмитрий пытался собраться с мыслями, дверь успела полностью открыться. Он смотрел, как двое схватили Элис, как она старалась вывернуться, но ещё двое зажали её в тиски своих рук, и проворным движением один из Контроля выключил САИ. Дмитрий и сам собирался это сделать, но сейчас внутри него возникло чувство протеста, который и вывел его из состояния шока. Он подбежал к людям в чёрном и попытался освободить Элис, зная наперёд, что его ждёт провал. Он при всём желании не в силах справиться с подготовленными людьми Контроля, но если и допустить мысль о невероятном, то что это даст? Человеку вне Системы не выжить. В отличии от тела механика, ему нужна пища, питьё, сон и тепло в холоде ночей. Поступок, совершённый на эмоциях, ничего не мог ему дать, кроме порции боли, заставившей его упасть на колени и, закашлявшись, сплюнуть кровь на пол. Дмитрий озлобленным взглядом посмотрел на людей в масках, приложил усилия, чтобы встать на ноги, но укус иглы в затылок растворил его жажду заведомо бессмысленной борьбы вместе с сознанием. Он очнулся на холодном полу камеры предварительного заключения. Единственным предметом в ней было отхожее место. Дмитрий встал, но сильное головокружение затуманило всё вокруг и заставило его присесть так же резко, как он встал. Постепенно пульсация в висках и серая пелена отступили. До ужаса хотелось пить. Подниматься на ноги повторно Дмитрий не рискнул, решив вместо этого добраться на четвереньках к стене из триплекса, постучал в неё. Бесполезно. Его никто не услышит сквозь звуконепроницаемые стены. Просидев так с полчаса, он перебирал в памяти последние события. Дмитрий понимал, что Система не оставит это всё без внимания, оштрафовав на баснословную сумму. «Если до этого я не помру от жажды», — подумал он, вдыхая холод. На какой-то миг представил, как хлебает воду из предмета для справления нужд, но этого оказалось достаточно, чтобы отвращение подвернуло желудок. — Код ДиСи 08–26–7-77, встаньте в центр белого круга, — отчётливо раздался голос внутри камеры, хотя ни колонок, ни датчиков в ней не наблюдалось. Дмитрий с опаской подчинился, сделал попытку встать. Головокружение напомнило о себе, пульсирующий стук крови и шум в ушах заставили его пошатнуться, но в этот раз он подчинил свое тело и, сделав пару шагов, последовал «совету». Триплекс плавно поднялся, пропуская двоих представителей Контроля. Они взяли его под руки, вывели из камеры. Дмитрий послушно шёл, молча поглядывая по сторонам. Суд свершится, незачем навлекать на себя ещё большие неприятности расспросами или неповиновением, но жажда, мучившая его, оказалась сильнее голоса разума. — Пить… — хрипло выдавил он из себя заветное слово. Контроль не реагировал на просьбу обвиняемого, размеренно шагая по направлению к залу Суда. Зал Суда был не столь просторным, как рисовало его воображение. Продолговатая комната примерно пять на пятнадцать, на помосте Судья — женщина лет сорока, а может, и старше. Её лицо было будто искусственно омоложено, но при её статусе она могла себе это позволить без малейших переживаний о сохранности счёта ПФ. А может быть, отсутствие малейших эмоций старило её? Чёрная мантия — предвестница бед. Дмитрий не хотел видеть ее воочию никогда, сейчас же у него не оставалось выбора. Его усадили на кресло из плексиглаза, установленное напротив Судьи. Автоматика сделала свое дело, намертво сковав его тело силиконовыми ремнями, которые в этот раз были предназначены не для освобождения от душевных тягот, а, напротив, для усиления их. Сердце бешено заколотилось, и Дмитрию захотелось вырваться из этих узких прочных лент, но вместо этого приходилось себя сдерживать, пытаясь сохранить хотя бы показное спокойствие. — Код ДиСи 08–26–7-77. В здравом ли Вы уме и твёрдой памяти? — спросила Судья, соблюдая правила протокола. — Пить. — Дмитрий незлонамеренно проигнорировал вопрос. Несмотря на страх, жажда не покинула его, запутывая в свои сети ещё крепче, чем ремни. — Принесите воды, не стоит задерживать процесс, — без тени сочувствия приказала Судья. Случись ему слышать эти звуки, лишённые чувств, при других обстоятельствах, Дмитрий пришёл бы к выводу, что говорит не человек, а механик, сделанный на заказ. Один из тех, кто конвоировал Дмитрия, поднёс стакан с водой к его рту. Дмитрию было унизительно пить таким образом, подобно ребёнку, но отвергать оказанную милость он не стал, жадно выпив желанную жидкость. — Ещё… — жалобно протянул он. — Довольно. Вы в зале Суда, — всё так же бесчувственно произнесла Судья. — В здравом ли Вы уме и твёрдой памяти? — Да, — кивнул Дмитрий. — Осознаете ли Вы, что пошли против Системы, нарушив Закон? — Какая разница? Незнание Закона… Стук судейского молотка гулко прокатился по залу, перебив Дмитрия. — Отвечайте на вопрос, — произнесла Судья, когда звук, эхом отразившийся от стен, стих. Дмитрий молчал. — Вы в любом случае будете приговорены к смертной казни, у Суда достаточно свидетельств, но если сочтёте нужным пойти на сотрудничество, отвечая на вопросы с искренним раскаянием, Система проявит терпимость к Вашей ошибке, предоставив более гуманный метод ликвидации. Вы осознаёте это? Дмитрия передёрнуло и прошибло холодным потом. Штрафы пугали, смерть казалась чем-то запредельным, невозможным, и в то же время — кошмаром наяву. Он не хотел признавать, что это его последний день. Тем не менее, огоньки видеоглаз убеждали в обратном. Этот процесс будет на многократном повторе, собирая зевак у придорожных полупрозрачных зеркальных полотен. Несколько лет назад он и сам был среди толпы, с интересом рассматривающей смертника. Дмитрию стоило многих усилий и времени, чтобы сгладить впечатления от казни. Сейчас событие, увиденное ранее, нахлынуло ударной волной. Инъекция с ядом вовсе не была безболезненной. Подсудимый долго корчился в муках и умер с гримасой ужаса на лице. Теперь пришёл черёд Дмитрия послужить «представлением» для публики, которой, в свою очередь, предстоит сожалеть о желании добровольно не пройти мимо сеанса, если возможные зрители ещё не отказались от дара чувствовать. — Вы осознаете это? — бесстрастно произнесла Судья, повторив свой вопрос, возвращая мысли Дмитрия в происходящее на данный момент. — Да, — едва слышно, дрожащим голосом произнёс он. Выбора нет. Можно отказываться верить в собственную кончину, но это не изменит хода дальнейших событий. Единственное, что можно сделать, — отвечать на вопросы, не солгав. Смерть — всегда страх. Болезненная смерть — страх вдвойне. — Отвечайте отчётливо. — Да, осознаю. — Дмитрий усилием воли заставил себя говорить громче, но голос его по-прежнему дрожал. — Осознаёте ли Вы, что пошли против Системы, нарушив Закон? — Да, я осознаю. — Зал Суда показался ему ещё холоднее, его прошиб озноб. — Поясните, почему Вы в зале Суда. — Элис. — Это слово далось Дмитрию ещё тяжелее, чем произнесённые до него. Снова стук молотка, отбиваясь эхом от стен, оповестил о недовольстве Судьи, никак не проявившем себя мимически. — Поясните, почему Вы в зале Суда. — Я заместил память САИ памятью синтетика. — Он с трудом подобрал слова. — Сожалеете ли Вы о содеянном? — спросила Судья, и ни один мускул на её лице не дрогнул. Дмитрий неожиданно для себя ощутил возмущение. Она спрашивает о сожалении при том, что отказалась чувствовать что-либо. Сожалеет ли он? Да, сожалеет, но по другим причинам. Её русая коса превратилась в косо стриженную фиолетовую гриву, серые глаза — в ядовито-синие, её хрупкость — в шаблонное тело, рассчитанное на вкусы большинства. Но худшее из всего — он заставил её личный мир рухнуть. Всё, во что она верила, было растоптано им. Что может быть хуже, чем заставить усомниться в своей действительности? Или, вернее, в действительности себя?.. Может, смерть — не самое худшее? Может, смерть — избавление? Его искупление перед ней. Пусть ей это безразлично — Система ликвидировала ее память, не может быть иначе, — но небезразлично ему. Он совершил проступок и понесёт заслуженное наказание, чтобы обрести свой покой, чтобы простить себя. — Да, сожалею, — твёрдо произнёс Дмитрий, сжимая ладони в кулак до хруста. — Суд учтёт Ваше раскаяние. Слова Судьи послужили катализатором, и инстинкт самосохранения требовательно заявил о себе. Дмитрий жаждал освобождения от угрызений совести, но не всё ли равно справедливости, как именно произойдет его смерть? Да и есть ли она, справедливость? — спрашивал у себя Дмитрий, усыпляя обострившиеся чувства, чтобы не выкрикнуть слова протеста, усугубив свою участь. — Кто помог Вам в этом? — Я сам, — ответил Дмитрий, не поколебавшись. — Вы утверждаете, что сами создали программу личностных характеристик? — Нет. Я утверждаю, что сам заменил память. Дмитрий вспомнил о Вене. А что, если и ему грозит смертная казнь? Как бы он ни раздражался в его присутствии, но этот человек не заслужил подобного наказания. Дмитрий впервые почувствовал всю тяжесть груза ответственности за жизнь другого человека. — Кто создал программу личностных характеристик? Этот вопрос словно остановил время для Дмитрия. Он застыл, не решаясь ответить. Назови имя — он возненавидит себя, утратив последние крохи самоуважения, которые ему так нужны сейчас. Прошлого не вернуть. Он втоптал чувства Элис в грязь, заботясь только о своих. Сейчас — настоящее. В его руках человеческая жизнь. Как бы ему ни была дорога Элис, но она — искусственная душа. Выключение не причиняет боли, для нее это было сродни вхождению в сон. Смерть Вениамина — совсем другое. Стук молотка привлёк внимание к Судье, вырвав его из размышлений. — Молчание и неуважение к Суду повлечёт за собой штраф в размере пятисот кредитов.  Дмитрий нервно рассмеялся. — Вы пугаете смертника штрафом? — Это было настолько нелепым, что Дмитрий не удержался от комментария. Снова гулкий стук. — Порядок в Суде, — размеренный голос Судьи создавал впечатление, будто она не осознаёт глупость сказанного ею. — У Суда достаточно свидетельств, чтобы знать имя человека, который поспособствовал пойти против Закона. Назовите имя. Он не выкарабкается из ямы, которую вырыл своими же руками. Знает ли Суд или только пытается внушить ему это? Если знал о его договорённости с Вениамином, почему Система не воспрепятствовала нарушению Закона? Или им нужен был очередной преступник для показательного наказания? Или, может, Закон не вмешивается, пока не совершено преступление? Мысли Дмитрия путались, сбивая его с толку. Ответов он не находил, упорно продолжая молчать. — Вы отказываетесь засвидетельствовать имя? — Отказываюсь. — Суд учтёт Ваш отказ. Контроль, введите Лейскера Вениамина Давидовича. Дмитрий услышал позади себя звук открываемой двери и шаги. Вениамина сопроводили к помосту Судьи, но не взяв его под руки, как осуждённого. Дмитрий мельком заметил беззаботную улыбочку Вени, когда тот проходил мимо, не взглянув на него. Это озадачило Дмитрия. Возможно, если бы Вене грозила опасность, он бы повёл себя менее беспечно и уже с порога навязчиво, торопливо и назойливо громко доказывал свою непричастность к преступлению. Но зная Вениамина, Дмитрий пришёл к выводу, что тот мог вести себя непредсказуемо в нестандартных ситуациях. — Лейскер, подтверждаете ли Вы своё соучастие в означенном преступлении? — обратилась Судья, смотря на Веню сверху вниз со своего возвышения. — Таки нет. Я таки не сделал ничего преступного, — спокойно произнёс Вениамин, пожал плечами и развёл руками, будто речь шла о чём-то несущественном. — Вы воссоздали часть программы из забракованного и удалённого двадцатого мира? — Таки что в этом преступного? Где-таки сказано, что таки запрещено воссоздавать часть программы, пусть таки и забракованного мира? По интонации Вениамина Дмитрий догадывался, что он продолжал беззаботно улыбаться. Может, ему действительно ничего не угрожало? — Лейскер, Вы осознанно вручили возможность потенциальному преступнику пойти против Системы? — Таки не путайте тёплое с мягким. — Веня повысил голос и замахал указательным пальцем перед Судьёй. Стук судейского молотка хладил его пыл, и Веня, недовольно хмыкнув, всё же опустил руку. — Проявите уважение к Суду, либо Вас ожидает штраф в размере пятисот кредитов.  Снова эта сумма. Дмитрию стало печально-смешно. Возникло впечатление, что он попал во временную петлю, и сейчас Судья должна будет предупредить Веню о смертной казни и что Суд учтёт каждое слово сотрудничества. — Да, Ваша Честь, — произнёс Вениамин дрогнувшим голосом, даже забыв о своём «таки», опасаясь за самое дорогое для него. — Лейскер, Вы осознанно вручили возможность потенциальному преступнику пойти против Системы? — повторила Судья будто заученный текст один в один, как в прошлый раз. — Возможно ли таки предугадать, кто таки потенциальный преступник? Таки, по сути, выходит, что таки каждый человек — потенциальный преступник, пока таки не совершит преступление, — вкрадчиво начал изъясняться Вениамин, совладав с собой, но уже без улыбки, неуместной в зале Суда. Минута молчания, затем голос Судьи: — Поясните ваш ответ. — Я таки не мог знать, как будет использована моя работа. Да, таки мне предложили заработок. Таки кто отказался бы? Но я всегда-таки был против нарушения Закона со своей стороны. Дмитрий коротко выдохнул. Ещё не так давно Веня со всей страстью доказывал, что Закон его как минимум не устраивал. Но, с другой стороны, он бы никогда бы не пошёл наперекор Системе. Веня умело лавировал в ответах. Детектор лжи не оповестит о нарушении правил в стенах Суда с его подачи. — Свидетель оправдан. Контроль, проводите Лейскера Вениамина Давидовича. Веня, ободрённый этой фразой, чуть ли не в припрыжку отошёл от помоста в сопровождении представителей Контроля, не взглянув на Дмитрия. Для него он уже был мёртв и переработан на удобрения для природной пищи. — Код ДиСи 08–26–7-77, Вы и только Вы виновны в совершённом преступлении? — Да. — Вы полностью признаете свою вину перед Системой? — Да, — коротко ответил он, надеясь лишь на то, чтобы все как можно скорее завершилось, но он не был достаточно откровенен перед собой. Зал Суда озарился красным свечением. Дмитрий солгал. Он не чувствовал за собой никакой вины перед Системой. Единственная вина камнем на шее была перед Элис. — Ввиду Вашего молчания вместо ответа Суду и отсутствия раскаяния Суд не предоставляет Вам выбор метода смертной казни, оставив это право за собой. Учитывая тяжесть преступления и сожаление о содеянном, Вас ожидает газовая камера. Слушание окончено. Контроль, проводите осуждённого. Автоматика освободила его от ремней. Дмитрию хотелось сбежать, и неважно, что ожидало бы его дальше. Неважно, что не будет крыши над головой, питья и питания. Но ноги отказывались даже идти самостоятельно, подкашиваясь то ли от страха, то ли от долгого и неподвижного сидения в кресле. Контроль, взяв его под руки с обеих сторон, провёл Дмитрия в соседнее помещение. Оно было намного больше зала Суда и наполнено разнообразными приспособлениями для смертной казни. Среди них был лик его собственной смерти — куб из триплекса три на три. Чудно, что Система словно в насмешку выбрала одинаковые размеры для комнат-одиночек и последнего выдоха жизни. Куб открыли и втолкнули осуждённого, не пожелав перейти за белую черту. Дмитрий поднялся на ноги, опираясь на прозрачную стену ладонями, коротко и быстро дыша в ожидании последнего часа. Чуда не произойдёт. Нет смысла всматриваться в маски Контроля, молить их о пощаде. Постепенно камера заполнилась едким удушающим жёлтым газом, застилающим глаза и горьким на вкус, но лишённым запаха. Дмитрий ощутил, как боль сдавила его лёгкие и швырнула на пол. Впереди его ожидала пустота, распростёршая свои объятия.