Как Ричард Окделл нянчил воронят

За те четыре дня, что Дик пролежал у себя, он понял одно: нельзя желать слишком сильно чего-нибудь. Мечты порой сбываются, но совсем не так, как надо. Когда он болел в Лаик, то страдал от одиночества, голода и холода. Теперь в комнате было очень тепло, еды хватило бы на четверых, а одиночество… Это понятие исчезло из жизни графа Горика с тех пор, как он поселился в особняке Ворона. Круглосуточно возле постели больного оруженосца несли вахту. То Мадлен, которая строила глазки и поправляла подушки, то ее младшая сестра Лорена, оспаривавшая права на будущего Повелителя Скал. Иногда в комнату влетали десятилетние близнецы, просившие рассудить их двоих. Адам и Готье постоянно спорили. Младшие «воронята» как окрестил про себя Дик многочисленных отпрысков Алвы, бегали туда-сюда. Они забирались с ногами на кровать, шепеляво рассказывали что-то и совали кусочки засахаренных фруктов прямо ему в рот. А затем вытирали липкие ручонки о свою одежду или попросту о постель. Сам герцог Алва в особняке бывал редко, говоря, что много времени проводит во дворце. И неудивительно – от такого семейства сбежал бы и святой. Но стоило ему переступить порог родного дома, как герцогиня начинала ругать непутевого мужа. - Вечно ты пропадаешь где-то! Опять пил с Савиньяками? - Солнышко мое, - оправдывался Рокэ, - я занят государственными делами. - «Черную Кровь» лакать – вот и все твои дела. В ответ Рокэ что-то бормотал на кэналлийском. Было слышно лишь «Карьярра» и «Квальдето цера». Супруги самозабвенно ругались, а потом так же страстно мирились. Результатом примирений были многочисленные отпрыски. Запершись в кабинете, Ворон пил вино, а потом играл на гитаре. И тогда к нему приходили все четырнадцать детей (те, кто не умел ходить, ползли на четвереньках) послушать кэналлийские песни. И тогда в доме воцарялся относительный порядок. То, во что превращался кабинет соберано, знал Хуан. В тот день, когда лекарь разрешил Ричарду вставать, к герцогу Алве приехали крестные младших близнецов. Четырехлетние Эмиль и Лионель в восторге висели на своих тезках, напоминая мартышек из Багряных Земель. В подарок детям были вручены… настоящие морисские пистолеты. - Не бойтесь, не заряжены, - сказал старший Лионель. - Они вообще не работают, - добавил его брат-близнец, - с тех пор, как их нашел Арно, будучи в том же возрасте, как наши крестники. - Ура-а-а! вопили Эмиль и Лионель-младшие, размахивая пистолетами. - Уаааа! – вторил им годовалый Рино, покамест – самый младший вороненок. Приехавшая в гости госпожа Карси, которая приходилась матушкой Эмильенне, а Ворону – тещей, с детьми не возилась. У нее были дела поважнее – как стать придворной дамой. Она надеялась, что однажды на приеме во дворце ее непременно заметят. Но Алве было ни к чему присутствие тещи в кулуарах дворца, поэтому ее «не замечали», о чем она громогласно жаловалась каждому встречному. Однажды Ричард повстречал старшего сына Рокэ, маркиза Алвасете. Тот, в отличие от братьев и сестре вел себя достаточно спокойно. - Я слышал, вы учитесь фехтовать, - сказал двенадцатилетний Рамиро. - Да, ваш отец занимается со мной по утрам. - Пока он занят, я буду фехтовать с вами. - О, я буду счастлив скрестить клинки с вами, маркиз. Первый поединок Ричард позорно проиграл. Во втором – юный Рамиро выбил у него из рук шпагу. Похоже, мальчишка родился с клинком в руке. - Я не понимаю, как вы достигли в Лаик четвертого места, - высокомерно бросил Рамиро, улыбаясь чуть снисходительно, - но еще не все потеряно. В позицию, граф Горик. Однажды вечером Ричард сидел и писал письмо отцу. Дорогой отец, я надеюсь, что ваше пошатнувшееся здоровье не ухудшилось, и что все в Надоре живы и здоровы. О себе могу сказать, что служба у герцога Алвы закаляет меня, и способствует моему… Дик задумался, что бы еще написать, и тут его позвал монсеньор. Письмо осталось лежать на столе. Когда Эгмонт Окделл прочел письмо, он решил, что сын сошел с ума. «Неудивительно, при том, что он служит не кому-нибудь из Людей Чести, а врагу всей Талигойи», - подумал Эгмонт. Он бы поехал в столицу тотчас же, но больная нога и ворчливая супруга не давали это сделать. А волноваться было отчего. Начало письма было обычным. А после – листок был изрисован кораблями, фигурками со шпагами и просто развесистыми каракулями. В написании письма приняли участие шестилетний Гонсало, Амалия, близнецы-младшие, двухлетний Алонсо и Рино. Вернувшийся в свою комнату Дик увидел, что письмо положено в конверт, запечатал его, и отдал конверт слуге. Эгмонт написал эру Августу, где просил навестить сына и узнать, в чем дело. Кансилльер не мог отказать другу. И вот в один прекрасный день граф Штанцлер переступил порог особняка рода Алва. Прием ему был оказан самый теплый. Как молоко, которое Гонсало терпеть не мог. Потом кансиллльер попал ногой в мышеловку, упал на ступеньке, поскользнувшись на листке бумаги, вымазанном знаменитым рыбьим жиром. И в довершение всего на него напала Закатная Тварь. Самая настоящая – обросшая черной шерстью, со светящимися лапами и лицом( или мордой), издающая жуткие завывания. - У моей смерти синий взгляд, - прошептал кансилльер, падая с лестницы в обморок. Рамиро оказался вовсе не снобом, просто как старший, и наследник рода Алва, должен был вести себя соответственно. Но шалости отнюдь не забыл. Очнувшись, Август Штанцлер бежал «с поля боя» так, как не бегал ни разу в жизни. Вслед ему несся разноголосый смех. И громче всех хохотал почтенный отец семейства, который поощрял проказы отпрысков, помня о том, каким был Росио Алвасете.