Don't Let My Rainbow Pass Me By

      Мануэль ехал в такси, рассматривая сверкающие рождественские украшения вдоль улиц, мелькающих за окном. Прошло почти пять лет с того дня, когда он в последний раз был в Буэнос-Айресе. За эти годы он успел стать довольно известным и вполне преуспевающим музыкальным продюсером, успел жениться, успел развестись, успел чертовски устать от собственной жизни и себя самого. Он откинул голову на спинку сидения, и с тяжелым вздохом, сорвавшимся с бледных, плотно сжатых губ, прикрыл глаза – сказывался долгий перелет и суматоха последних дней перед отъездом. Ему самому до конца не верилось, что он решился так круто поменять свою жизнь. Бросить работу, продать дом, начать всё с чистого листа, сменить страну проживания. Буэнос-Айрес… Город, куда он когда-то приехал, ведомый жаждой мести за смерть отца, город, где он нашел преданных друзей и встретил любимую девушку. Месть не удалась, девушку он потерял, связь с друзьями оборвалась как-то сама собой. С ним остался, пусть и на расстоянии, пусть они ни разу и не встретились за эти пять лет, только Пабло Бустаманте. Н-да уж, он и представить себе не мог, что избалованный сынок мэра, представитель так называемой «золотой молодежи», самоуверенный до невозможности и эгоистичный до дрожи в коленках красавчик-мажор станет ему одним из самых близких друзей. Еще сложнее представить этого человека отцом четверых детей. И мужем. Мужем Мариссы Спирито Андраде Колуччи, прости Господи… Мануэль почувствовал, как вдоль позвоночника пробежал неприятный сосущий холодок, и нервно поерзал на сидении. Как человек деликатный, но откровенный, Пабло предупредил Мануэля, что Марисса не в восторге от того, что человек, причинивший столько боли и страданий ее сестре, вновь появляется на их жизненном горизонте, и, что она будет защищать Мию, как раненная тигрица своего детеныша. Ману понимал, что Пабло, скорее всего, несколько смягчил ситуацию, а, на самом деле, Марисса, должно быть, в бешенстве, и сейчас, наверное, развлекает себя фантазиями на тему наиболее изощренных пыток для него, что-то типа иголок под ногти, «железной девы» и прочих милых сердцу любого уважающего себя садиста радостей. О да! Он не питал иллюзий: будь ее воля, Марисса с радостным улюлюканьем проволокла бы его по всем девяти кругам ада. Стала бы его Вергилием. Правда, намерения ее были бы гораздо менее благородные, чем у оригинального, «дантовского» Вергилия, и, пожалуй, она бы с легкой душой швырнула его в одну из пастей трехглавого Люцифера. И винить ее в этом Мануэль не мог…       Агирре снова тяжело вздохнул, пытаясь немного ослабить скрутившееся в змеиный, шипящий клубок отчаяние, распиравшее его грудь. В его жизни сейчас всё так безрадостно и уныло, нестабильно, холодно, облачно и будто висит на волоске, и… будто сам он на краю бездны… И казался себе не реальным человеком из плоти и крови, а каким-нибудь плоским, безликим, мрачным персонажем с одной из картин Рене Магритта… Он – такой идиот! Сколько ошибок он совершил, сколько неверных решений принял… За последние годы и дня не было, чтобы он не пожалел о том, что тогда, пять лет назад, отчаявшийся получить прощение Мии, разочарованный в себе самом и лишившийся смысла жизни, сдался и уехал из Аргентины. Все-таки права была Марисса, когда со слезами на глазах, с крепко сжатыми в кулаки руками, едва сдерживая истерику, просила его не уезжать, не оставлять Мию в таком состоянии. Она убеждала его, что Мия скоро придет в себя и простит его, ведь, по сути, его и прощать-то не за что, и они начнут всё сначала. Но Мануэль устал. Просто устал… Устал чувствовать себя виноватым, устал раскаиваться и просить прощения, устал от упорного молчания Мии, ее тусклого, безжизненного, равнодушного, будто сквозь него, взгляда… Тогда он подумал: а, может, просто не судьба?! Ведь не случайно жизнь постоянно разводит их, не позволяет обрести то эфемерное, но такое желанное обывателями «долго и счастливо». Может, всё к лучшему… И вот теперь он снова в этом городе, снова в бесконечной изматывающей погоне за сердцем единственной для него женщины…       Скоро он увидит Мию. И Мариссу. И Пабло. Он представлял, как выросли близнецы – две миниатюрные копии Пабло, малышка Элиана оставалась в его памяти пухлым кареглазым ангелочком в белом крестильном платьице, а самого младшего отпрыска Бустаманте – он не видел вовсе. Ощущая радостное предвкушение – уже довольно давно подзабытое им чувство – Мануэль вышел из такси перед домом Бустаманте.       Дверь ему открыл очень высокий и очень худой человек весьма странного вида. Ману, застыв от неожиданности на месте, широко раскрытыми глазами уставился на него. Первым делом, ему в глаза бросился розовый поварской колпак с узором из отпечатков собачьих лап на его голове. Затем – усы в стиле великого Сальвадора Дали – необычайно тонкие, длинные и закрученные вверх. Несуразный шейный платок какой-то совершенно безумной аляповатой расцветки, кружевной фартук в тон колпаку и руки в прозрачных резиновых перчатках, перепачканных чем-то красным, довершали сей неповторимый образ. Мужчина прибывал в раздраженном состоянии, что-то быстро и недовольно выкрикивал на, как показалось Мануэлю, французском языке и активно жестикулировал. Мануэлю подумалось, что, если бы он попал в дом какого-нибудь обычного, среднестатистического, человека и увидел подобного персонажа, то первым делом позвонил бы в полицию и сообщил о подозрительном субъекте, разгуливающем по округе. Но так как он был в доме Мариссы, то волноваться не о чем – ее окружение всегда состояло из неординарных личностей. Между тем, мужчина махнул рукой куда-то в сторону, очевидно, предлагая гостю войти в дом, и, что-то бормоча себе под нос, удалился. В этом бормотании на неизвестном ему языке Мануэлю удалось распознать знакомые из меню французских ресторанов слова – «entrecôte», «crème», «basilic», прибавив к этим сведениям увиденный ранее поварской колпак и фартук, мексиканец пришел к выводу, что сомнительная личность, скорее всего, повар. Кажется, кроме него в доме никого не было.       Мануэль остановился у журнального столика в холле, разглядывая стену за ним, полностью отданную фотографиям. Если в этот дом попадал человек, незнакомый с семьей Бустаманте, ему было достаточно провести несколько минут у этой стены, чтобы восполнить пробел. Свадебные фотографии четы Колуччи и четы Бустаманте. Дети. Друзья. Несколько фото еще со времен колледжа. Снимки с открытий клубов Пабло, показов Мии и Франко, премьер Мариссы и Сони. Его внимание привлекла одна из них: Мия на своем первом аргентинском показе. Ману снял рамку со стены и провел указательным пальцем по красивому лицу Мии. Он улыбнулся, вспоминая, что через десять минут после того, как был сделан этот снимок, Мия накинулась на него с поцелуями, плача и смеясь одновременно, ведь ее fashion-show прошло на «ура». Повесив рамку на место, он повернул голову и через большое французское окно увидел, что в ворота въезжает машина. Светловолосый мальчик, неуклюже выбравшийся из машины не дожидаясь полной ее остановки, вихрем пробежал по каменным плитам двора, широко распахнул дверь и шумно ворвался в дом. Его волосы были растрепаны, на правой щеке красовалась приличная свежая ссадина, а школьный пиджак был застегнут криво, да и две верхние пуговицы – отсутствовали. Голубые глаза его задорно блестели, а то и дело появляющаяся улыбка делала маленького сорванца совершенно очаровательным. Ребенок затормозил прямо перед Ману, чуть не сбив его с ног, и, бросив на пол рюкзак, в котором что-то хрустнуло, закричал:       - Дядя Ману! Приехал!       - Привет, Гэб!       - Почти. – Улыбнулся жизнерадостный парнишка. – Эд. Гэб там!       Мальчик указал на дверь. И Ману увидел вторую часть близнецового дуэта. Правда, сейчас он мог с легкостью различить детей – они хоть и имели идентичную внешность, но все же в их внешнем виде были существенные различия. Габриель чинно вышагивал рядом с отцом, гордо неся свою персону и бережно прижимая к бедру висевший на его плече огромный для его роста этюдник. Его одежда была в идеальном состоянии: пиджак застегнут на все пуговицы, волосы аккуратно уложены, на форменных брюках – ни единой складочки.       Увидев друга, Пабло Бустаманте заулыбался и снял с глаз солнцезащитные очки.       - Знаю-знаю, о чем ты сейчас думаешь, друг мой Мануэль, - радостно говорил он, подходя ближе, - наверняка что-то типа, хоть Паблито и постарел, но он по-прежнему само воплощение мужественности и чертовски сексуален.       Он раскинул руки в стороны, очевидно, демонстрируя свою фигуру. Манну был вынужден признать, что в своей полурасстегнутой рубашке и в приспущенных на бедрах джинсах Пабло выглядел вполне неплохо. И, в целом, производил впечатление счастливого и довольного своей жизнью человека. Осознав, что вот уже несколько секунд пялится на здорового мужика, Мануэль рассмеялся глупой шутке Пабло, и, наконец, расслабился. Почему-то ободряющая улыбка Пабло вселяла в него веру в будущее и надежду на лучшее. Пабло крепко обнял друга и похлопал его по спине:       - Как долетел?       - Нормально.       - Извини, что не встретил тебя, но наша няня сейчас в заслуженном отпуске. Марисса – на съемках. Соня повезла Мию… в смысле, маленькую Мию… в смысле, мою Мию в детскую театральную студию. Хильда в доме Колуччи нянчит Леандро. Ох, отцовские будни… Надо было забрать мальчиков со школы. – Заметив вопросительный взгляд Мануэля, Пабло посчитал нужным уточнить. – Они ходят в другой колледж. Мы подумали и решили, что, если близнецы пойдут в «Elite way», то у него вполне могут отобрать аккредитацию. Не хотелось рисковать, все-таки колледж принадлежит нашей семье.       Мануэль мысленно посочувствовал преподавательскому составу учебного заведения, почтенные стены которого сотрясают отпрыски Бустаманте. Директор, а, в принципе, и весь преподавательский состав, небось, уже все волосы на себе изорвали.       - Пошли, я покажу тебе твою комнату, - Пабло подвел Мануэля к лестнице, затем обернулся к детям, - мальчики, вы пока сами себя чем-то займите. – Эд уже был занят подсоединением к телевизору игровой консоли. – Гэб, сладкое не ешь, скоро будет ужин. И судя по этому божественному аромату, Марсель сегодня постарался на славу.       - Тогда я, пожалуй, пойду порисую. – Задумчиво протянул мальчик. – У бассейна. Кусты азалий. Свет как раз подходящий.       - Дерзай. – Потрепал по светлой макушке Пабло Габриеля. – Потом покажешь папочке свой шедевр. А! И еще! Эд, если не сможешь побить того босса, позови папочку. Папочка поможет!       Сразу было видно, что Пабло без ума от сыновей. Действительно, он безумно любил своих детей. Ему нравилось, как люди, впервые встретившие их семью, с удивлением смотрели на близнецов и задавали извечный нелепый вопрос: «Они, что, близнецы?». «Я старший» - непременно уточнял Адриан.       Глядя на эту семейную идиллию, Мануэль почувствовал легкий укол зависти:       - Бустаманте, ну, ты – просто фея домашнего очага!       Пабло снова заулыбался, чрезвычайно довольный этими словами:       - Да, Ману, стыдно признавать, но Андраде окончательно поработила меня и загнала под свой каблук. Я – типичная домохозяйка.       - Да уж! Домохозяйка! – Фыркнул Агирре. – С кучей клубов, отелей, торговых центров, жилищных комплексов и другой дорогостоящей недвижимости!       - Ну, что поделать?! Такая уж я многогранная личность.       Спустя полчаса, устроившись в комнате для гостей, Мануэль снова спустился в гостиную. И увидел Мариссу. Она немного поправилась, но была все такой же красивой. В мешковатом джинсовом комбинезоне, с каким-то непонятном цветом волос, с живой мимикой и резкими, порывистыми движениями она все так же напоминала ему солнечный лучик. Марисса заметила новоприбывшего. Она окинула его взглядом… вот слов точно и не подобрать, но, наверное, именно так посмотрел бы Папа Римский на явившихся к нему на аудиенцию кришнаитов.       - Как-то хреново ты выглядишь, Мануэль Агирре. – Не стала долго хранить молчание девушка.       - Довольно холодный прием.       - Ха? Ты – серьезно?! Нет, ты это слышал, Бустаманте? – Марисса повернулась к хихикающему в кулак мужу, тот мгновенно сделал серьезную мину и кивнул жене с понимающим видом, удовлетворившись этой реакцией, она снова развернулась к гостю. – А как надо-то тебя встречать? С бубном и плясками, что ли? Или сидя на шпагате и жонглируя горящими апельсинами?! Может, еще прикажешь фейерверк запустить в твою честь?!       - Я так понимаю, ты не очень рада меня видеть?       - Будь моя воля, я вышвырнула бы тебя из этого дома и посыпала солью твою следы.       - Очень мило. Ты совсем не изменилась.       - Ты потише да поскромнее будь, Мануэль Агирре, не надо тут хамить, - заявила Марисса, сложив руки на груди, - не забывай, что ты в мой дом поселился на правах бесстыдного приживалы, нахлебника и тунеядца, так что гражданские права у тебя существенно ограничены.       Не успел Мануэль ответить, как услышал знакомый голос:       - Мануэль, дорогой мой! Как я рада тебя видеть! – Соня Рей, казалось, не постаревшая не на минуту с того времени, когда он учился в колледже, с сияющими темными глазами и идеальной укладкой на светлых волосах, волоча за собой художественно спадавший с плеча соболий палантин и Франко Колуччи, устремилась ему навстречу. – Надеюсь, ты у нас погостишь подольше?       Мануэль взял ее протянутые руки в свои и, погрузившись в сладковатое облако духов, наклонился для поцелуя в щеку.       - Соня, ты выглядишь божественно!       - Не без помощи пластического хирурга, конечно, - хмыкнула Марисса, наблюдая обмен любезностями между своей матерью и бывшим одноклассником.       - Ну, что ты такое говоришь, Мариссита!       Пока Агирре обменивался рукопожатиями с Франко, в комнате появились мальчики. Соня поцеловала детей в подставленные щечки, а они звонко чмокнули ее в ответ. Правда, мальчики сделали это с меньшим энтузиазмом, чем обычно делала Элиана. Они считали себя уже взрослыми, а не какими-нибудь там младенцами, которых можно безнаказанно целовать и тискать.       - А где Эл? – Заметив отсутствие дочери, спросила Марисса у матери.       - Поднялась в свою комнату. – Ответила Соня. – Переодевается.       Марисса тяжело вздохнула и вымученно закатила глаза к потолку. Мануэль не понял смысла этой пантомимы.       Ужин прошел в спокойной обстановке. Разговор за столом, в основном, поддерживали Пабло и чета Колуччи. Марисса отмалчивалась, время от времени бросая на Мануэля грозные взгляды. После ужина все вновь вернулись в гостиную.       К этому моменту близнецы оккупировали принесенный Марселем поднос с печеньем и теперь увлеченно спорили, что же вкуснее: шоколадные олени или посыпанные сахаром снеговики. И, когда Мануэль расслабленно откинулся в кресле, наслаждаясь чашкой традиционного горячего шоколада, приготовленного заботливой рукой Хильды, перебрасываясь с Пабло и Франко редкими ленивыми репликами, рассеянно наблюдая за Соней, активно укачивающей младшего отпрыска Бустаманте, он увидел ее. Вернее, сначала он ее услышал. Сбежав по широкой изгибающейся лестнице, она ворвалась в гостиную, громко распевая во все легкие «Merry Christmas», перекрикивая всех в комнате. Она подбежала к Пабло и с разбегу прыгнула ему на колени, чем вызвала у него сдавленный стон. Просто какое-то кричащее рождественское чудо!       - Папочка, посмотри на меня! На свою радость! – сказала девочка, сжимая маленькими ладошками щеки Пабло. – Ну разве я – не красотка?!       Девочка пошарила руками позади себя, и достала небольшое зеркальце, которое было у нее в руках, когда она забежала в комнату и которое она выронила, запрыгивая отцу на руки.       - Смотри! – Элиана ткнула зеркало в лицо Пабло. – Правда же? А какую прическу мне сделала Соня!       На малышке было бледно-голубое платье из кружева и тафты, с пышной юбочкой до щиколоток, перехваченное в талии широким поясом из серого атласа. На ножках белые чулки и белые лакированные туфельки. В длинные светлые волосы искусно вплетена жемчужно-серая лента.       - Конечно, - тут же расплылся в умильной улыбке гордый своим чадом папаша, - ты самая красивая девочка во всем мире! Папочке очень нравится твое платье.       Но вот мама девочки, видимо, имела совсем другое мнение на этот счет:       - А-ну, стоять! Что это на тебе надето, а? Ты, что, не можешь, как приличный ребенок, носить джинсы? Обязательно выряжаться в эти принцесскины наряды, которые тебе тоннами покупают Мия и Соня?!       - У нас сегодня званый вечер! – Важно заявила девочка, тщательно разглаживая складки на юбке и посматривая на мать с явным недоумением. – И мой наряд соответствует случаю. Я обсудила его с Соней.       - У нас ни фига не «званый вечер»! – Вспылила Марисса – «И где только ее дочь понахваталась такой ерунды?!» - Это просто ужин! Ужин в кругу семьи! – Девушка бросила быстрый, острый взгляд в сторону Мануэля. – Ну, исключая этого типа, естественно. И почему ты из всех людей обсуждаешь, что тебе надеть, с Соней Рей?!       - Мамочка, тебе и папочке нельзя говорить такие слова, как «ни фига», «хрень», «чёртовый». – Неодобрительно посматривая на мать, принялась загибать девочка пальчики на правой руке. – Соня говорит, что вы не должны при нас так выражаться, вы подаете нам, своим детям, плохой пример.       - Чёрт! Почему какая-то мелкая…       - Мама! Ты не должна говорить слово…       - Да знаю я! Не буду!       Во время этой пылкой дискуссии между дочерью и матерью, поразительно напомнившую ему Мариссу Спирито и Соню Рей времен колледжа «Elite way», Мануэль вжался в диван, силясь слиться с интерьером, чтобы не попасться Мариссе на глаза, а потом, как следствие, под горячую руку.       Девочка, в облаке голубой тафты, плюхнулась на мягкий бежевый ковер у ног отца, и крикнула старшим братьям, что хочет печенья. Зажав в одной руке снеговика, а во второй – оленя (Адриан и Габриель так и не пришли к единому выводу относительно вкусового преимущества кондитерских изделий), откусив по кусочку от каждого из них, Элиана задумчиво уставилась на незнакомого ей мужчину.       - А это еще кто такой? – небрежно поинтересовалась девочка и зажатым в пальчиках печеньем указала на притихшего Мануэля.       - Элиана, познакомься. – Пабло наклонился к дочери, поднял ее на ноги, и, поправив ее платье, указал на Мануэля. – Это наш с мамой друг.       Девочка посмотрела на отца, перевела взгляд на гостя, тяжело вздохнула, что должно было показать ее явную незаинтересованность в новом знакомстве. Потом она все-таки отдала Пабло печенье и подошла к Мануэлю, протянув ему тонкую ручонку:       - Элиана Мия Бустаманте. Думаю, тебе приятно познакомиться со мной.       Ману пожал ее руку, стараясь не обращать внимания на прилипшие к ней крошки.       - Меня зовут Мануэль. И мне действительно приятно познакомиться с тобой. Хотя я тебя уже знаю.       Девочка вопросительно посмотрела на него. Устроившись на диване, она разгладила складки на юбке, поправила ленту в волосах, снова взглянула на Мануэля и похлопала ладонью рядом с собой, предлагая ему присесть. Чувствуя себя немного неловко от ее не по-детски серьезного взгляда, Ману сел на диван.       - Когда я видел тебя в последний раз, ты была еще очень маленькой.       - Ох, это было та-а-ак давно, - протянула Эл, окончательно потеряв интерес к гостю. – Ты можешь звать меня Элиана. – Она еще раз медленно, по буквам, повторила свое имя, на тот случай, если он не расслышал. – Э-л-и-а-н-а. Или Эл, или Элли, или Анна, или Ли, или Лита. Только не Мия! Мия – только для папы!       - Тогда я буду звать тебя Элиана. Хорошо? – Улыбнулся Ману, хотя ему почему-то очень хотелось называть этого забавного ребенка Мией.       Элиана какое-то время пристально рассматривала нового знакомого, затем вышла на середину комнаты и сказала:       - Ну ладно, так и быть. Уговорили. Чего уж там… Хоть я сегодня и не в голосе… - девочка приложила руку к горлу и демонстративно покашляла; от подобного зрелища Мариссе поплохело: все эти театральные жесты и манерно-жеманные фразочки фотографично напоминали ей Соню Рей. – Ладно. Спою для него… этого вашего друга. Эй, ты! Как там тебя… Мануэль, слушай внимательно!       Ноги на ширине плеч. Руки – в стороны. Глаза – к потолку. И пение полилось... На профессиональный взгляд ошарашенного Мануэля необычайно фальшивое, с визгливыми перепадами, заминками и невнятным бормотанием в тех местах, где забывался текст, удивительно громкое для такой маленькой девочки. Мануэль посмотрел по сторонам: кто-то же должен остановить этот кошмар! Еще несколько секунд и у него из ушей кровь хлынет! Нет, видимо, спасения ему не видать! Все присутствующие, кроме близнецов, которые, похватав печенье, спешно ретировались в свою комнату еще в самом начале этого, с позволения сказать, «выступления», взирали на орущую девочку едва ли не с благоговением. И Мануэлю Агирре не оставалось ничего другого, как молиться, чтобы песня о любовных перипетиях мультяшного дуэта Красавицы и Чудовища закончилась поскорее. Через пару куплетов к завываниям Элианы присоединился рассерженный крик проснувшегося Леандро. Мануэль с сочувствием взглянул на младенца: да уж, в таком шуме спать – задача невыполнимая. Тут же сочувствие сменилось завистью, потому что Хильда, взяв плачущего мальчика на руки, вышла из гостиной. Агирре подумал, что ему вряд ли так повезет, вряд ли найдется добрый человек, который решит его спасти, взять на руки и отнести в безопасное, а главное – тихое! – место. Наконец, всё закончилось. Девочка с сияющими от восторга глазами принялась делать бесчисленные «реверансы», благодарная публика зашлась в неистовых овациях, Соня, кажись, растрогалась настолько, что даже прослезилась, а Мануэль думал о том, что, если эти кошачьи концерты – явление в этом доме постоянное, то следует подумать о переезде в отель где-нибудь поблизости.       - Какая очаровательная девчушка! Эм-м-м… очень… т-т-талантливая… – повернулся Мануэль к Пабло и сказал подходящие случаю слова гордому родителю, хотя все его мысли были о том, а не получили ли его барабанные перепонки каких-нибудь непоправимых нарушений от диких воплей девчонки.       Тем временем Элиана подошла к нему почти вплотную, уставилась на него умоляющим взглядом блестящих карих глаз и быстро-быстро заговорила:       - Я хочу сама пойти вниз по улице, и в парк, и в магазин игрушек, - перечисляя, девочка зажимала маленькие пальчики, - и найти щеночка хочу.       Что ответить на эти совершенно не к месту слова Мануэль не знал. В дело вмешалась Марисса.       - Лучше немного подождать, - зная любознательную натуру дочери, осторожно сказала Марисса, чтобы не заронить в голову девочки мысли о побеге из дома, - ты немного подрастешь, ножки у тебя станут длиннее, и идти ты сможешь быстрее.       - И я пойду одна? – подозрительно поинтересовалась Элиана. – Совсем одна?       - Совсем одна, - подтвердил слова Мариссы Пабло, - только подожди немного, котенок.       - Терпеть не могу ждать! – топнула ножкой девочка.       - Это случится быстрее, чем тебе кажется. А пока пойди, поиграй с братьями. - Он наклонился и несколько раз громко чмокнул девочку в нос. Элиана рассмеялась и, забыв о прогулках на дальние расстояния в гордом одиночестве, побежала на поиски братьев. Элиана вечно бродила за старшими братьями, постоянно что-то рассказывая и доставая их бесконечными вопросами. Марисса уже и не помнит, сколько раз мальчики говорили, что им вполне неплохо жилось бы и без сестры, настойчиво предлагая вернуть ее обратно, так сказать, производителю.       Уже на пороге девочка обернулась и высокомерно бросила:       - Я, конечно, пойду, но мне с ними будет скучно. Они же всего лишь мальчишки, а я – принцесса!       - Нет, это не мой ребенок. – Марисса посмотрела на Пабло. – Совершенно точно – не мой! Это ребенок придурошной Колуччи или полоумной Сони! Только понять не могу, как они всё так провернули, что именно я родила ее?       Наконец, случилось то, чего Мануэль ждал весь вечер: внимание Мариссы обратилось на его персону. Все еще раздраженно вздыхая, она уставилась на него потяжелевшим немигающим взглядом чернильно-черных глаз:       - Мануэль, у нас не было случая поговорить наедине, а я бы…       - Марисса, я знаю, что ты хочешь мне сказать. Только давай отложим этот разговор до завтра. – Все же попытался отвертеться от неизбежного Агирре. – Сегодня у меня был замечательный день. Впервые за последние несколько лет. Не хочу портить его атмосферу и свои воспоминания.       Но Марисса была натурой неугомонной и крайне нетерпеливой, а посему она принялась вальяжно расхаживать по гостиной, попивая что-то из отобранного ранее у Бустаманте бокала, и с небывалым энтузиазмом делиться со всеми присутствующими своими мнениями, (кстати, до чрезвычайности, нелицеприятными) о Мануэле Агирре, которые сам Мануэль Агирре сегодня выслушивать отказался. Делала она это не скрываясь, а даже очень громким, ввиду профессии, хорошо поставленным голосом, поэтому Мануэль все-таки узнал, что же думает Марисса по поводу его приезда в эту страну, этот город и конкретно этот дом.       - Ты серьезно думаешь, что меня волнуют эти твои дерьмовые сентенции с претензией на сентиментальность?! Воспоминания я ему, видите ли, порчу! Я тебе лицо могу с легкостью испортить. Не только воспоминания! Так за коим хреном ты явился, Мануэль Агирре?       Мануэль молчал, опешив от такого яростного напора. Затем сказал первое, что пришло в голову:       - Мия… Мне нужна Мия…       На какое-то мгновение все в комнате замерли, затаив дыхание, услышав имя, которое старательно избегали произносить весь вечер, а затем Марисса схватила первое, что подвернулось ей под руку, а именно - вазу со свежесрезанными бледно-розовыми лилиями, и швырнула ее в стену. Мануэль даже не вздрогнул, хотя ваза пролетела всего в каких-то нескольких дюймах от его головы. Марисса тяжело дышала, глаза ее гневно горели и готовы были испепелить любого попавшего под их прицел. С каким-то странным и явно неуместным чувством возбуждения, Пабло подумал, что уже давно не видел свою жену в таком состоянии.       - Да как ты смеешь! Она никогда тебя не простит! Понял?! Будь, наконец, мужиком, и просто смирись с этим. Единственное, что тебе остается – убого дрочить на ее светлый образ!       Франко жадно хватал ртом воздух, предчувствуя неминуемый сердечный приступ. Соня же думала, что совершила роковую ошибку как родитель – надо было в свое время забить на сценическую карьеру и бросить все силы на воспитание дочери как достойного члена общества. В итоге из малолетней бандитки выросло вот это вот хоть и симпатичное, но сыплющее пошлостями, никого не стесняющееся чудовище. Пабло тяжело откинулся на спинку дивана, спрятав лицо в ладонях. Его плечи, плотно обтянутые мягкой тканью светло-коричневой рубашки, слегка подрагивали то ли от сдерживаемого смеха, то ли от сдержанных мужских рыданий. Наконец, он поднял голову и едва слышно выдохнул:       - Господи… Марисса, я же просил…       - Ты просил меня вести себя прилично за ужином. За ужином я и вела себя прилично, а теперь – ужин мы съели, и я могу вести себя как обычно, то есть, как хочу.       - Соня, Франко, ну, я полагаю, раз уж Марисса грозится нам вести себя, как она хочет, вам лучше подняться к детям.       Франко с готовностью согласился. Как-то теперь он совсем по-другому смотрел на Мануэля, видимо, его сознание слишком уж визуализировало слова Мариссы. А он-то считал Мануэля приличным молодым человеком, пусть у них с Мией и не сложилось, но он всегда ему симпатизировал. Но Мануэль предал его доверие и, как оказалось, дроч… в смысле… совершал всякие непотребные действия… на светлый образ его дочери… Какое разочарование… Ну как же так, Мануэль Агирре? Колуччи, горестно вздыхая и стараясь не смотреть на Мануэля, поднялся со своего места и потянул слегка сопротивляющуюся Соню Рей за собой в детскую.       Хорошее настроение Мануэля Агирее испарялась медленно, но уверенно. Еще пара подобных уничижительных реплик от Мариссы наверняка вгонят его в состояние острой фрустрации, или, чего доброго, еще появится склонность к анастрофе. Хотя, в принципе, чего-то подобного он и ожидал.       - Тебе не кажется, Марисса, что у тебя немного странная логика?       - Естественно, я и не сомневалась, что для твоего неискушенного мозга моя логика неочевидна. Позволь объяснить! Ты ее недостоин! Ты ее не получишь! А по сему, как поется в песне одной из гениально сыгранной мною экранных героинь, «Don't сry for me, Argentina»! И уже лично от себя: «Viva la Mexico – welcome back!».       - Я не уеду! На этот раз… я никуда не уеду!       Марисса плюхнулась на диван рядом с мужем, чувствуя, как его рука поглаживает ее обнаженные плечи, она начала понемногу успокаиваться.       - Вообще-то, я оценила твою смелость. Втереться в доверие к туповатому и бесхитростному Бустаманте, явиться в мой дом… - Ее красные губы изогнулись в хищной улыбке. – А ведь я могла убить тебя ржавым ножом, а Соня Рей помогла бы мне прикопать твое безжизненное тельце под кустом глициний в саду…       Мануэль содрогнулся. Почему-то он ей поверил. Она действительно могла… А Соня… Ну, тут вообще всё просто. Если ее бесценная дочурка даже убьет кого-то, то первое, что сделает Соня – это поможет ей спрятать труп и уничтожить улики преступления. Но настроен он был решительно. Может быть, впервые в своей жизни:       - Я люблю ее. Правда… я ее люблю…       - Ага. Конечно-конечно. В прошлый раз ты ее тоже любил. И чем эта любовь кончилась для Мии? Лекарственными препаратами группы бензодиазепинов!       Мануэль вздохнул, чувствуя, как уже знакомое, почти родное за последние годы, чувство вины и презрение к самому себе затопило его до краев.       - Я просто хочу увидеть ее… поговорить с ней… можно ли… всё исправить… я…       Стараясь не смотреть на печальное лицо бывшего одноклассника, Марисса взяла в руки свою чашку, и принялась размешивать ложкой кофе, хотя сахар в нем давно растворился, сам напиток успел остыть, а сливки превратились в мутную, даже на вид, невкусную пленку на поверхности. Пабло, верный своему решению одновременно поддержать Мануэля и не разозлить собственную жену, старался в разговор не вступать.       - Ты волен поступать так, как хочешь. – Тихо сказала Марисса, продолжая машинально помешивать кофе. – Но я честно не думаю, что в этом есть смысл.       - Ты ей уже не нужен, Ману. – Марисса подняла голову, постучала ложкой по ободку чашки и положила ее на блюдце. – Она живет без тебя. У нее вот даже свадьба недавно… почти была…       Агирре недовольно скривился: не слишком приятные напоминания. Но, что поделать, у каждого из них есть свое прошлое.       - Я тоже был женат, но это ничего не значит. В конечном итоге. Мне нужна только Мия. Я верну ее!       - Что, прости?! Я, кажется, ослышалась…       - Я верну ее! Обязательно! Не могу без нее… Думаю, и ей тяжело без меня.       Марисса рассмеялась, как показалось Пабло, смех был немного принужденный.       - Знаешь, Агирре, мне, в принципе, импонируют люди с чувством юмора, но есть тонкая грань между удачной шуткой и небывалым героиновым приходом.       - Я верну ее! – Упрямо перебил ее Мануэль.       Марисса поставила остывший кофе на журнальный столик, так и не сделав из чашки ни глотка, и провела рукой по своим гладким волосам, попутно стряхнув руку Пабло со своей шеи.       - Ты вообще слышишь, что тебе говорят? – выдохнула Марисса. – Ну что за бракованный мальчик? Ты, Агирре, либо идиот, либо идиот, - третьего варианта просто не существует!       Мануэль невольно улыбнулся. Да, все-таки, Марисса совсем не изменилась.       - Возможно, ты и права, но я – влюбленный идиот. И в этот раз я не намерен сдаваться.       - Пабло, напомни мне еще раз, что эта маленькая, хитрая, лживая задница делает в нашем доме?       Марисса изобразила на лице недовольную гримасу, но Пабло видел, как в предвкушении заблестели ее глаза, как довольная улыбка прячется в уголках ее губ.       Вскоре после этого, Мануэль, сославшись на усталость, поднялся в комнату для гостей. Пабло пересел в угол дивана и вытянул ноги, уютно устроил между ними Мариссу, уложил хрупкую фигурку девушки себе на грудь, обхватил ее талию двумя руками и тихо рассмеялся:       - Ваша встреча прошла гораздо лучше, чем я представлял.       Сеньора Бустаманте задумчиво постучала указательным пальцем по губам.       - Я тут вот о чем подумала…       - Ну уж нет! Не дождешься! – Немедленно завопил Пабло. – Только не это! Все наши неприятности всегда начинаются именно с этих твоих слов.       - Ничего себе заявления! – В свою очередь возмутилась девушка. – Ты сам приволок «это» в дом!       - Заметь, я просто приволок. А ты хочешь втащить нас в такое дерьмо, что… Ты решила ему помочь? – Марисса кивнула с лукавой улыбкой, чем вызвала у Пабло следующий закономерный вопрос: - Почему?       - Потому что у него идиотизм в терминальной стадии, - пришлось объяснять Мариссе мужу очевидные вещи, - но Мия – тоже та еще идиотка. Идеальная пара – тебе не кажется? И потом: если им немного не поспособствовать, Мануэль может задержаться в нашем доме до своей глубокой старости. А тут - и без того полно народа!