Don't Let My Rainbow Pass Me By

      Мануэль стоял на берегу океана. Предзакатное солнце окрашивало всё вокруг в золотистый, медово-сладкий цвет. Прозрачно-голубая вода неторопливо, будто ленясь, накатывала на песчаный берег легкими волнами. Приятный бриз развевал его расстёгнутую белую рубашку из необработанного итальянского льна, широкие, закатанные до колен, льняные штаны, принося разгоряченному жарким солнцем телу долгожданную прохладу. Он услышал шаги позади себя, и обернулся. Не по-вечернему яркое солнце слепило ему глаза, и он не мог разглядеть идущего ему навстречу человека. Видел только неясный силуэт. Но он знал кому он принадлежит, и полагаться на визуальное восприятие ему для этого было вовсе не нужно. Он всегда ощущал ее присутствие всеми своими органами чувств, каждой клеточкой тела. И действительно – в следующую секунду солнце почему-то засветило еще ярче, до резкой, вызывающей невольные слезы, боли в глазах позади женской фигуры, освещая ее по контору сияющим ореолом. Она шла в вихре из нежно-розовых лепестков сакуры, фаянсово-гладких, прозрачных и трепещущих, чья красота недолговечна и мимолетна. Почему на тропическом острове вдруг появились цветы японской цветущей вишни, он не задумался, просто вспомнил, что однажды уже видел такое. Как-то концерт одной из его групп в Токио совпал с ханами – традиционным любованием цветущей сакуры. Более прекрасного и захватывающего зрелища он еще не видел. Правда, девушка, идущая к нему, приводила его в еще больший восторг. Она подошла ближе, и облако лепестков рассеялось, будто его никогда и не было, и он смог рассмотреть ее тонкую фигуру в свободном белом платье, смеющиеся серо-голубые глаза, дрожащую неуверенную улыбку, родинку на подбородке. Она остановилась в полушаге от него. Протянула руку. Невесомо коснулась его щеки. Он потерся о ее ладонь, как верный пес, встречая хозяина. Ее губы дрогнули:       - Мануэль…       О! Наконец-то он снова слышит свое имя из этих уст! Он чувствовал себя в сто раз счастливее, чем ребенок в рождественское утро перед елкой с кучей подарков, завернутых в яркую, по-праздничному шуршащую упаковочную бумагу.       - Мануэль…       Он чувствовал ее дыхание на своей щеке. Нежные губы скользнули по его ключице, невесомо пробежали по шее, остановились в миллиметре от его нижней губы.       - Мануэль…       Еще чуть-чуть… Сейчас она его поцелует. В предвкушении он прикрыл глаза, и вдруг услышал:       - Умер, что ли?       Э-м-м-м… Что, простите?       - Эй! Ты живой там или как?       Кто говорит эти совсем не вписывающиеся в разворачивавшийся сценарий слова? Кто портит такую приятную атмосферу? Кто посмел?!       - Эге-гей! Как там тебя… забыла… друг мамы и папы! Так ты умер? Или спишь?       Прекрасное видение в белом исчезло. Открыв глаза, Мануэль увидел прямо перед собой два блестящих карих глаза и задорно вздернутый носик. От неожиданности он вздрогнул и повертел головой по сторонам. Пропало всё… И прекрасный остров, и предзакатное солнце, и освежающий бриз, и собирающаяся его поцеловать Мия… Остались только головная боль от слишком долгого сна и несносный ребенок Мариссы и Пабло, видимо, решивший его прикончить, потому что, усевшись ему на живот, явно намеревался перекрыть кровообращение в верхней части его тела.       - Ага! Значит, не умер.       Ему показалось, или в голосе ребенка прозвучало явное разочарование?       - Ты чего молчишь, марсианец?!       «Марсианец»? Это еще откуда?! А! Очевидно, «мексиканец». Видимо, Марисса лишила его и имени и фамилии, оставила только национальную принадлежность и гендерный признак. В принципе, факт обнадеживающий, учитывая обстоятельства и зная вспыльчивую натуру школьной подруги, она вообще могла называть его исключительно матерными словами.       - Мама называла тебя и по-другому, - девочка аккуратно разворачивала яркую обертку шоколадного батончика, не отвлекаясь от разговора, - но я – леди, и плохие слова не повторяю. – В следующую минуту «леди» целиком запихнула шоколадку в рот и, громко чавкая, размазывая шоколад по лицу и белоснежным простыням, добавила: - Фот фак фот! (Вот так вот!)       - Ты что здесь делаешь? – Наконец, задал Мануэль давно мучавший его и, что уж скрывать, самый важный на данный момент, вопрос. – И где твои родители?       Он легко снял девочку со своего живота и опустил на пол. Не прошло и нескольких секунд, как она вновь вскарабкалась на кровать и уселась ему на ногу. Комфортно устроившись, чумазая девочка очень непосредственно произнесла:       - Знаешь что? А дома никого нет. Мама сказала, что сегодня со мной посидишь ты. – Она выудила откуда-то еще одну конфету и принялась ее разворачивать. – Что будем делать? Как ты будешь меня веселить? А, марсианец?       Стоп-стоп-стоп! Это что еще такое? Он планировал тихо и мирно жить в доме Бустаманте, не торопясь прокладывая себе дорогу обратно в сердце, а, следовательно, и в жизнь Мии Колуччи. Ему и в страшном сне не могло привидится, что Пабло и Марисса ожидают от него какого-либо исполнения домашних обязанностей, и уж тем более – не приведи Господи! – добровольно включиться в воспитательный процесс их детей. И тем не менее, не смотря на очевидную абсурдность ситуации, девочка на его кровати явно не была галлюцинацией. В пользу подобного утверждения свидетельствовала хотя бы вполне реально ощутимая боль в ноге, на которую взгромоздилась Элиана. Да быть такого не может, что они спихнули на него этого ребенка! Очень и очень много болтающего ребенка! Мануэль выбрался из кровати и, как и был, в одних пижамных штанах, тщательно обследовал каждую комнату двухэтажного дома. Элиана не отставала от него ни на шаг. И не замолкала ни на секунду. В какой-то момент поисков пытавшихся откосить от своих прямых родительских обязанностей супругов Бустаманте, Мануэль взглянул на Элиану, и прыснул со смеху. Девочка была похожа на миниатюрного гладиатора. Уперев руки в бока и громко топая ногами, она сосредоточенно хмурилась и не сводила с него подозрительного взгляда.       - Ты нас, что, обворовать надумал? Прикидываешь чего бы стащить? – Грозно поинтересовался у него ребенок.       - Угадала. – Снова рассмеялся Ману. – Эл, ты знаешь, где у вас в доме лежит самое ценное?       Девочка презрительно фыркнула и, приподняв подбородок, высокомерно кинула:       - И дураку ясно, что самое ценное здесь – я! – Мануэль прям вздрогнул: так в этот момент она была похожа на Мариссу. – Но красть меня нельзя! Здесь же все без меня пропадут!       Н-да, Мануэль задумчиво почесал затылок, день обещает быть интересным. Он снова вернулся в свою комнату за телефоном: надо срочно позвонить Пабло и безотлагательно выяснить, действительно ли они с Мариссой настолько безответственные родители, что оставили своего ребенка с человеком, который с детьми общается крайне редко и понятия не имеет о том, как себя нужно вести с четырёхлетней девочкой. Элиана, естественно, вошла в комнату следом за ним и принялась, что-то громко напевая себе под нос, танцевать перед зеркальной дверью шкафа.       Едва услышав голос Пабло в телефонной трубке, он тут же возмущенно вопросил:       - И как это понимать?       Ответом ему послужило продолжительное молчание в трубке, потом неоднозначное «Хм-м-м» в исполнении Пабло, немного виноватое «ну-у- у… понимаешь… тут такое дело…» от него же, затем какой-то невнятный шорох, звон, и в следующую секунду его буквально оглушил женский крик:       - Чем это ты там недоволен, грязный мексикан?! У тебя какие-то претензии?! Тебе, оглоеду несчастному, доверили нашу милую крошку – так радуйся своему счастью! А у тебя хватает наглости возмущаться?! Просто поверить не могу в такую подлость! Хам! Мерзавец!       - К-к-когда вы вернетесь?       - Часа через два. – Резко бросила Марисса. – Думаю, этого должно хватить.       Ускользающее сознание Мануэля уцепилось за последнюю фразу школьной подруги:       - Хватить для чего?       - А… я тебе еще не сказала? – Голос звучал удивленным до пугающей правдоподобности, но проницательный мексиканец отчетливо слышал в нем язвительные нотки. – Самолет Мии уже приземлился. Минут через двадцать она будет дома. Эл я оставила тебе в помощь.       Мануэль глянул на девочку, все еще танцующую перед зеркалом шкафа.       - Да? И чем же, по-твоему, это мне поможет?!       - Ну, как минимум, в присутствии Эл Мия не посмеет тебя убить. Пабло! – Вдруг крикнула Марисса, а затем ее голос зазвучал глухо, видимо, она повернула голову в сторону от трубки. – Куда ты сыпешь столько присыпки?! У нас будет не ребенок, а пряничный человечек в сахарной пудре!       Мануэль испугался, что Марисса собралась закончить их разговор, и изо всех сил завопил в динамик телефона:       - Марисса! Подожди! Марисса! Спирито, мать твою!       - Ну чего тебе еще, мексиканец? – бодренько ответствовал ему голос по ту сторону трубки. – И не вопи так громко! Расшатаешь мне нервную систему у ребенка!       - Вы же… вы же… вы же скоро… вернетесь, да?       - Вернемся-вернемся! Не страдай!       Марисса сбросила звонок, и Мануэлю захотелось застрелиться. Ну за что ему всё это, а?! А ведь он так мечтал спокойно провести этот день: подготовиться морально к встрече с Мией, послушать тоскливые попсовые баллады о неразделенной любви, немного позаниматься травматичным для самооценки самокопанием и подепрессировать… И что теперь?! Он украдкой взглянул на оставленную под его присмотром девочку, которая в данный момент развлекала себя потрошением его дорожной сумки. Сейчас она пристально рассматривала одну из его футболок, затем подняла голову, несколько раз удивленно моргнула, будто забыла, что владелец сумки находится в той же комнате, и сказала:       - Знаешь что? Вот здорово будет, когда папочка привезет елку, и мы все вместе будем ее украшать, правда же? – Мануэль растерянно кивнул, подумав, что мыслительный процесс этого ребенка находится за гранью его взрослого разумения. – Я повешу на елку хрустального ангела, а Эд – оленя, а Гэб – снежинку, а мама – большой красный шар, а папа – маленький белый шар, а Мия – большой красный шар, а Хильда такую ма-а-а-ленькую корзиночку с такими ма-а-а-ленькими котятками, эта игрушка досталась ей от ее мамы, а она из ткани, а дедуля Франко повесит маленький красненький поезд, а потом я повешу маленький...       За то время, пока Элиана рассказывала кто и что будет вешать на елку, Мануэль успел закончить свой утренний туалет, переодеться, застелить постель, убрать в шкаф разбросанные по всей комнате вещи, взять девочку за руку, спуститься с ней в гостиную, включить телевизор, и тут, увидев на экране каких-то мультяшных персонажей, она, наконец – слава богам! – замолчала.       Мануэль плюхнулся рядом с ней на диван. От удовольствия он даже прикрыл глаза, потому что, несмотря на реплики из телевизора, он наконец-то почувствовал тишину. Но не тут-то было. Помолчав ровно тринадцать секунд, Элиана снова заговорила:       - Знаешь что? Знаешь что?       Мануэль ничего не ответил. Тогда девочка несколько раз дернула его за рукав рубашки.       - Знаешь что?       - Что?       - Это принцесса Русалочка. Правда, сейчас она еще не принцесса, но когда у нее будут ножки, она встретится с принцем, и станет принцессой. – Элиана указывала на экран телевизора, где в компании красного краба и желто-голубой рыбки в океанских глубинах плавала рыжеволосая русалка. – Знаешь что? Чтобы стать принцессой надо пожениться с принцем! Но не мне! – Торжествующе воскликнула она. – Папочка сказал, что я с рождения принцесса. А это значит, что мой папа – самый-пресамый настоящий принц! Или даже король! Я точно не знаю...       Она со значением посмотрела на мужчину. Мануэль не понял, какой именно реакции ожидает от него это милое создание: то ли восторженных комплиментов и бурных оваций, то ли судорожных конвульсий. Сам он склонялся к последнему варианту.       - Знаешь что?       Нет! Этот неизменный вопрос доведет его до нервного тика! Он не знал на кого работал этот ребенок, но закрадывалось подозрение, что на его, Мануэля, врагов. Должно быть, люди, испытывающие к бедному мексиканцу неприязнь, неплохо заплатили ей, чтобы она легко, качественно и в быстрые сроки довела его до суицида.       - Знаешь что?       - Ну?       - Вот интересно, - задумчиво протянула девочка, энергично почесав голову, отчего желтая повязка на ее голове съехала набок, – как же она писает?       - Кто? – опешил Мануэль.       Девочка фыркнула и посмотрела на Мануэля таким презрительным взглядом, будто он имел неосторожность заявить, что свежеприготовленная на пару брокколи в тысячу раз вкуснее шоколадного батончика «Snickers».       - Да ясно же кто! Русалочка! У нее же хвост! Не знаешь, как она писает?       - Черт! Откуда мне знать? И почему такая фигня тебя вообще интересует?       - Ты не должен ругаться при детях! – строго погрозила ему пальчиком Эл, и тут же, без всякого перехода, продолжила. - У меня прическа растрепалась. – Заявила Элиана, роясь в маленькой сумочке, висевшей у нее через плечо. – На-ка вот, расчеши мне волосы.       С подобным сервисом, благодаря наличию младшей сестры, Мануэль Агирре был знаком не понаслышке. Взяв в руки миниатюрную расческу, он принялся медленно водить по взлохмаченным кудряшкам девочки, осторожно распрямляя спутавшиеся волосы. Неожиданно он почувствовал странное умиротворение от этого тривиального занятия.       - У тебя очень красивые волосы.       - Да, я и сама вся – очень красивая!       Мануэль неосознанно улыбнулся. Ах, ну да, ну да… Непрошибаемая самоуверенность Спирито и многолетний нарциссизм Бустаманте… Вряд ли стоило ожидать от наследника их адских генов чего-то меньшего…       Вдруг он услышал решительный цокот шпилек по паркету. Поднял голову. Расческа выпала у него из рук. Сердце остановилось на насколько секунд, а затем застучало с утроенной силой, вызвав неясный шум в ушах. Кажется, на какое-то время он забыл, как дышать… В дверях гостиной, удерживая ручку чемодана, стояла Мия Колуччи. Встреча, о которой он думал столько времени, произошла настолько неожиданно для него, что Мануэль не мог даже слова вымолвить. Он встал с дивана, и, прекрасно понимая, что выглядит сейчас как совершеннейший идиот, застыл на месте, не в силах отвести свой взгляд от блондинки. В его голову пришла та же мысль, как и когда он впервые в жизни увидел Мию Колуччи: более красивой девушки он еще не встречал. Безмолвствуя, он внимательно рассматривал ее идеальное лицо, ожидая и боясь одновременно, увидеть, как его прекрасные черты искажает гримаса гнева, или, презрения, или ненависти. Ее розовые губы дернулись, и после некоторой заминки сложились в милую улыбку. Она ему улыбалась? Она ему улыбалась!       - Здравствуй, Мануэль! – Радушно прозвучал ее мелодичный гортанный голос, так часто шептавший слова любви в его снах. – Давно не виделись.       - Я… Да-аа-вно… Да… Р-рад видеть т-тебя…       - Моя Мия! Моя Мия! Моя Мия! Моя Мия! Моя Мия! – Элиана сорвалась с дивана, налетела на Мию и принялась покрывать ее щеки бесчисленными поцелуями.       - Лина! Принцесса моя! Как же я по тебе соскучилась!       Закачавшись под тяжестью детского тельца, Мия приземлилась на диван и крепко стиснула в объятьях любимую племянницу. Мануэль наблюдал за двумя блондинками, непроизвольно отмечая про себя, как вдруг преобразилась Мия. Ее напряженная фигура расслабилась, лицо буквально светилось от удовольствия, глаза задорно блестели, веселый смех то и дело вырывался из ее груди, а широкая, переполненная радостью и счастьем, улыбка не сходила с ее губ. И тут он понял. Ему она совсем не улыбалась. Нет, она, конечно, улыбнулась, кончики ее губ приподнялись вверх в движении, которое физиономисты определяют как подпадающее под понятие «улыбка». Но… Так не улыбаются близкому человеку, другу, возлюбленному. Так не улыбаются человеку, которого ты искренне рад видеть. Так не улыбаются человеку, вызывающему у тебя симпатию. Так улыбаются швейцару ресторана, открывшему для тебя дверь. Так улыбаются официантке, принесшей твой кофе. Так улыбаются лифтеру, нажавшему кнопку нужного тебе этажа. Дежурная, механическая, привычная улыбка. Непосредственно. Безучастно. Равнодушно. Никаких чувств, никаких эмоций, никакого внутреннего волнения.       Тем временем Марисса и Пабло ехали в школу за старшими сыновьями. Глянув в зеркало заднего вида на спящего в автомобильном креслице Леандро, Пабло скосил глаза в сторону сидевшей на соседнем сидении жены, и в который раз за сегодняшний день не смог сдержать улыбки. Она нетерпеливо ерзала на сидении, дергала ремень безопасности (что, как он уже знал по опыту, свидетельствовало о ее крайней степени эмоционального возбуждения) и совершенно не могла сконцентрироваться на разговоре, который они вели. На разговоре, который не имел никакого отношения к Мии и Мануэлю, а, скорее всего, именно мыслями об этих двух и была забита ее голова.       - И что ты ожидаешь увидеть по приезду домой? – Наконец, сдался Пабло и заговорил на интересующую его жену тему. – Счастливо воссоединившихся влюбленных? Или гору трупов?       Некоторое время Марисса небрежно рассматривала свой маникюр, затем, стараясь не выказывать явной заинтересованности в поднятой Пабло теме, снизошла до ответа:       - При Эл до рукоприкладства, а, тем более, мексиканоубийства, она не опустится. – Улыбнулась Марисса. – Но и до «счастливлю воссоединившихся» им далеко, как тебе до Нобелевской премии. Мануэлю с ней понадобится терпение святого: пробиться через ее защиту будет не проще, чем одолеть стены Трои. И все же если кто и может помочь ей обрести себя, так это только он.       - Только, Бога ради, не лезь в это. – Нервно пророкотал терзаемый плохим предчувствием Пабло, крепче обхватив руками руль. – Пусть сами разбираются.       Марисса устало закатила глаза, целенаправленно и профессионально изобразив на лице гримасу вселенского страдания, целью которой являлось демонстративно показать, что выслушивать увещевания горячо любимого супруга – лучше любых патентованных снотворных.       - Да я и не собиралась!       - Вот и замечательно!       - Мне бы такое даже в голову не пришло!        - Я горжусь тобой!       - Какое мне вообще дело до этих малахольных?!       - Супер!       Какое-то время они сидели в тишине. Но любимице популярных режиссеров и широких зрительских масс, дочери известной богемной семьи явно не молчалось, идеи, одна безумнее другой, переполняли ее:       - А, может, ну, как вариант, ты его хорошенечко поколотишь, и Мии придется за ним ухаживать, и, как следствие, у нее разовьется что-то типа «Синдрома Найтингейл»? Как тебе идея?       Пабло тяжело вздохнул.       - Идея – неплохая! Но мы с тобой уже сделали достаточно: Мануэль живет в нашем доме. – Пабло снова вздохнул, уже жалея, что приютил у себя мексиканца. Нездоровый энтузиазм жены и тот азарт, с которым она порывалась влезть в личную жизнь Мии и Ману, серьезно его беспокоил и сулил для них большие проблемы в будущем. – Дальше – без нас. Без меня. И, главное – без тебя. Не лезь в это!       Марисса обиделась.       - А чего это ты тут раскомандовался вдруг, а? – Возмутилась девушка. – Если мне захочется жить при диктатуре, я эмигрирую в Судан. - Но тут еще одна замечательная идея пришла ей в голову, и Марисса быстро решила простить мужа. – Или мы можем подмешать им снотворное, они заснут, мы затащим их в одну постель, а там уж они сами сообразят что к чему. А? Как? Здорово?       Разговаривая, Марисса закинула нога на ногу, подол ее платья задрался, обнажая молочно-кремовую, гладкую кожу стройных бедер. Пабло мгновенно потерял нить беседы, и, неимоверным усилием воли отведя взгляд от ног жены, поспешил сконцентрироваться на дороге.       - Для «сообразить что к чему» надо подмешивать не снотворное, а афродизиак. – Компетентно заявил Пабло, и удивленно уставился на жену. Ну как? Как она так делает? Он совершенно не хотел говорить на эту тему, но не успел опомниться, как уже полностью включился в обсуждение. – И когда Мия придет в себя, то наверняка кастрирует Агирре.       - О как! – Саркастически хмыкнула Пиа Спирито. – Смотрим в будущее с улыбкой, да, Бустаманте?       Ее снисходительная ухмылка и лукавый блеск хитрых карих глаз стала последний каплей, переполнившей чашу терпения Пабло Бустаманте.       - Вот всегда так! Всегда! Всегда ты суешь свой нос во всё и вся! – Взорвался Пабло, непроизвольно повышая голос. – До всего тебе есть дело! И чем я только думал, когда ты уговорила меня на тебе жениться? Ты всегда манипулируешь мной! И используешь меня!       - Ты о чем? Это когда такое было? – Возмутилась Марисса, искренне считавшая, что всегда было всё наоборот.       - Да постоянно! Взять, к примеру, хотя бы прошлый месяц! Сначала твоя дорогая матушка уболтала меня, не без твоей помощи, предоставить «Рoison» для ее выступлений.       - Разве это плохо? – Невинно хлопая ресницами, поинтересовалась Марисса. – Ее шоу по-прежнему популярны, что, конечно, очень странно, учитывая, что Соне уже перевалило далеко за шестьдесят, а для тебя это дополнительная реклама.       - Но она заставила меня стать участником ее выступлений.       - Зато теперь все знают, что у моего мужа милая мордашка.       - Во-первых, все и так это знают. А, во-вторых, наверное, ты хотела сказать «божественной красоты лицо», но с присущей тебе скромностью передумала?       - Как тебе будет угодно. – Быстро согласилась Марисса, надеясь избежать продолжения темы. Но не тут-то было:       - Потом мама и «многоуважаемый» премьер-министр, естественно, с твоего благословения, заставила меня согласиться на покупку пони для мальчиков. – Всё больше распалялся Пабло. – Это мои дети, но мое мнение никого не интерес…       - Паблито, но ты же замечательно ездишь верхом, - попыталась польстить ему Марисса, - а твои сыновья так хотят быть похожими на своего папочку, - особо выделив эти слова и выдержав эффектную паузу, она продолжила: - они держатся в седле так же хорошо, как и ты.       Лесть оказалась неэффективна.       - Дальше – больше: Хильда и Долорес, заручившись твоей поддержкой, очистили весь мой кабинет от табачных изделий и заставляют меня пить гадкое молоко и есть ужасный морковный пирог! А они не должны так делать! По крайней мере, Долорес. В конце концов, она на меня работает!       - Ох, и не говори, - притворно-тяжело вздохнула Марисса, - Долорес в последнее время совсем от рук отбилась. Ума не приложу, что с ней делать. Но за эти годы она стала членом нашей семьи.       - Но на этом ты не остановилась! Теперь еще Мия! Вообразив себя Господом Богом, ты решила «соединять сердца и строить судьбы»! При этом, используя мою единственную дочь!       - Ну, разве не забавно, - не выдержав, заорала в ответ Марисса, - из всех перечисленных тобой женщин ты орешь исключительно на меня. Когда мама попросила тебя помочь с выступлением, ты, как воспитанный мальчик, поцеловал ей ручку и сказал, что сочтешь за честь выполнить любую ее просьбу. Когда Серхио и Мора захотели приобщить близнецов к конному спорту, ты, смею напомнить, согласился с большим энтузиазмом, и теперь вы все вместе регулярно таскаетесь на конные прогулки и ипподром. Долорес же ты сказал, что обожаешь ее морковный пирог и давно хотел бросить курить. А теперь оказывается во всем виновата Марисса!       Пабло понял, что перегнул палку, и теперь с опаской поглядывал на раскрасневшуюся и явно злую жену.       - Тут ты права, - нехотя согласился Пабло, - но зачем нам лезть в жизнь Мии и Мануэля? Пусть сами разбираются со своими отношениями!       - Мия – моя сестра!       - Это не аргумент!       - Знаешь, мне всегда нравился Ману. А если Мия будет с ним, то он точно никогда меня у тебя не отобьет.       - На этот счет я и не переживаю. – Совершил роковую ошибку Пабло, беспечно отмахнувшись от подобного заявления. – У тебя ужасный характер и четверо детей. Сомневаюсь, чтобы Мануэля это заинтересовало.       В этот момент они как раз остановились на очередном светофоре, и Марисса сделала то, что на ее месте сделала бы любая уважающая себя женщина, почувствовав, что теряет в споре со своим возлюбленным лидирующую позицию.       - Вот и замечательно! – проорала Марисса, выскочила из машины, громко хлопнула дверью, достала переноску с сыном с заднего сиденья, снова громко хлопнула дверью, и, ступив на тротуар, быстро пошла по улице, буквально задыхаясь от злости.       Чертыхнувшись, Пабло перестроился в крайний ряд, и какое-то время ехал рядом с ней, периодически высовываясь из окна и уговаривая жену вернуться обратно в машину. Марисса его, естественно, игнорировала. Поэтому ему пришлось бросить машину на проезжей части и устремиться вслед за женой.       - Марисса, ну хватит. Поехали. Нам еще мальчиков забирать.       - Я с тобой не разговариваю, - ответила она, равнодушно пожимая хрупкими плечиками.       - Марисса…       - Вот уж не думала, что ты, Бустаманте, такой хам и грубиян.       - Мар…       - А я от тебя еще детей нарожала…       - Мар…       - И у тебя еще хватает наглости говорить такие обидные слова женщине, которая посвятила тебе, неуравновешенному социопату, свою жизнь; женщине, которая всегда любила и поддерживала тебя; женщине, к божественному телу которой не прикасался ни один мужчина, кроме тебя, - Марисса потерла свободной рукой сухие глаза, размышляя, не переигрывает ли она. Но с другой стороны, у нее с утра было два интервью и пресс-конференция, посвященная началу съемок нового фильма с ее участием, и эти туфли на нереально высоких каблуках ее вот-вот доконают, и вообще она дико устала и хочет домой, так что надо немного поднажать, чтобы Бустаманте, наконец, чистосердечно раскаялся в своем скотском поведении и извинился. – Женщине, которой восхищаются миллионы. Женщине, которая ради тебя, придурка недалекого, готова на всё…       Вдруг, совершенно не понятно почему, Пабло неожиданно расхохотался. Марисса остановилась и с удивлением воззрилась на покрасневшего от смеха супруга. Это что еще такое? А где, простите, раболепное раскаяние? Где мольбы о прощении? Внезапно, продолжая смеяться, Пабло схватил ее в охапку и поцеловал долгим настойчивым поцелуем, на который Марисса, пребывая в шокированном состоянии, ответила. Правда, она быстро пришла в себя, вспомнив, что Пабло вел себя с ней как полная задница. Марисса решительно вырвалась из его рук:       - Ты что творишь?       - Обожаю тебя! Детка, я так тебя люблю, - в лучезарной улыбке ослепительно сверкнули зубы на его загорелом лице, и почему-то он показался Мариссе еще более красивым и желанным, если такое только возможно, - серьезно: не представляю, как бы я жил без тебя. Да и представлять не хочу!       - Я тебя еще не простила. Так что нечего тут улыбками сверкать! – Злая уже не на него, а на себя резко сказала Марисса. – Думаешь, из-за твоего смазливого личика, одно твое слово – и приду в экстаз и брошусь в твои объятия?       Казалось, даже не слыша ее слов, Пабло забрал из рук Мариссы люльку с младшим сыном, другой рукой – крепко обхватил жену за плечи, и двинулся в сторону стоявшего на проезжей части автомобиля, к слову, вокруг которого уже образовалась довольно большая «пробка». Марисса открыла было рот, чтобы что-то сказать, но Пабло прижал указательный палец к ее губам, и наклонившись к ее уху, прошептал:       - Я люблю тебя всем своим существом. И ни Ману, никакой-либо другой мужчина ни-ког-да тебя у меня не отобьет. Я этого просто-напросто не допущу.       Пабло притянул ее за подбородок к себе и снова поцеловал.       - Прости, я был не прав. Но всё равно, где бы ты не искала, а парня лучше меня не найти ни за что! Прими с достоинством и смирением снизошедшее на тебя благословение и будь благодарна… Тебе очень сильно повезло…       - Бустаманте, еще одно слово в этом духе, и у нас начнется насилие в семье.       Получив сие пылкое любовное признание и еще один продолжительный страстный поцелуй, Марисса воспрянула духом и послушно уселась в салон автомобиля.       - Значит, ты будешь на моей стороне? – Выжидательно уставилась девушка на Пабло. – И, если я захочу, ты мне поможешь?       - Конечно. – Смиренно кивнул головой блондин. – С нетерпением и содроганием жду гениальный план великого мастера.       Нет, ну она, конечно, думала Марисса, еще бы помучила Бустаманте и не простила бы его так легко, но надо еще забрать сыновей из колледжа, да и домой поспешить: не поубивали ли там друг друга барби и ацтек?       Напрасно волновалась Марисса. Мия Колуччи и Мануэль Агирре, встретившись впервые за последние пять лет, вполне мирно и цивилизованно проводили время в доме Бустаманте. Сперва Мия внимательно выслушала Элиану, которая, захлебываясь от восторга, рассказывала тетушке последние новости, да и просто болтала обо всем на свете. Затем немного поболтала с Мануэлем на общие темы. С удивлением узнала, что Ману, оказывается, вернулся в Аргентину навсегда, а, не как она думала, по делам или на свадьбу Вико и Рокко. На заданный Ману вопрос ответила, что поживает она прекрасно, а в личной жизни – и вовсе всё складывается до чрезвычайности замечательно. Не успела она детально углубиться в описывание своей «замечательной личной жизни», как Элиана вновь обратила ее внимание на свою скромную персону, пожаловавшись, что вчера мама сказала ей, что она – вовсе не принцесса, а обычная девочка. Клятвенно заверив Лину, что она – самая что ни на есть настоящая принцесса, и что на суждения мамы, которая, будем говорить откровенно, в принцессах совершенно не разбирается, в этом вопросе полагаться не стоит, Мия, сказав, что ей надо срочно позвонить, вышла через распахнутые двери гостиной на террасу. Медленно ступая по каменным плитам и рассеянно рассматривая открытые носки босоножек и выглядывающие из них пальцы с ноготками, покрытыми красным лаком, она обошла бассейн и оказалась в своем самом любимом месте в этом доме. Небольшая уединенная веранда, находящаяся в стороне от бассейна и окруженная высокими зелеными кустами, всегда действовала на Мию умиротворяюще. Дом стоял на холме, и с веранды открывался потрясающий вид на раскинувшийся внизу город, и казалось, что сама ты где-то далеко-далеко от шумного мегаполиса, срочных дел и требующих твоего времени и внимания людей. Устало упав на мягкий белый диван, вытянув ноги на кофейный столик и подложив под голову одну из многочисленных подушек, блондинка прикрыла глаза и сделала несколько глубоких вздохов. Из кармана пиджака раздалась короткая ритмичная мелодия – пришло сообщение. Мия достала телефон, скользнула пальцем по экрану и с удивлением обнаружила, что ее руки дрожат. С неприятным, раздражающим, бьющим по нервам ощущением невозможности контролировать собственное тело, она посмотрела на вытянутую вперед правую руку. Мелкая дрожь сотрясала длинные тонкие пальцы, из-за чего камень в кольце на указательном пальце, подсвеченный солнцем, выпускал из своих углеродных глубин разноцветные искры. Мия, так и не прочитав сообщение, швырнула телефон на диван рядом с собой и, снова откинувшись на спинку, засунула руки в карманы пиджака.       «Странно это, - раздосадовано думала Мия, крепко сжав руки в кулаки, - что за реакция такая непонятная». Может, это звоночек от истощенного бесконечными стрессами и диетами организма, и стоит поручить своей помощнице поиски приличной клиники для диагностического обследования? Да, скорее всего, что-то со здоровьем. Наверняка! Вот и в пот ее почему-то бросило, даже ладони вспотели. И сердце так колотится, будто вознамерилось проломить грудную клетку. И неприятная, сосущая тяжесть в животе, как тогда, когда Марисса, еще в колледже, затащила ее на американские горки. Не могла же она так разволноваться из-за встречи с Мануэлем Агирре? Это просто нелепо, для нее он уже давно в прошлом, и никаких причин для ускоренного сердцебиения от лицезрения его мексиканской чумазой физиономии у нее определенно нет. Подобная глупая мысль заставила Мию коротко рассмеяться и произнести «Нет, совершенно невозможно!», и девушка испуганно глянула по сторонам. Довольно часто возле дома Мариссы крутились папарацци, не хватало еще, чтобы они понаписали что-то типа: «Известный дизайнер Мия Колуччи сходит с ума, разговаривая сама с собой под окнами дома родной сестры». Тут в поле ее зрения попал человек, у которого с сердцем не было никаких проблем – ни в буквальном, ни в метафорическом смысле. С сердцем-то, может быть, всё и в порядке, а вот с головой – определенно проблемы. Врожденные и явно неподдающиеся ни медикаментозному лечению, ни оперативному вмешательству. Закинув нога на ногу, пристроив согнутую в локте руку на колено и подперев подбородок ладонью, Мия с улыбкой наблюдала за возвращающейся домой Мариссой Бустаманте. А посмотреть там было на что… Да уж, эта Марисса разительно отличается от того образа, который сложился о ней у зрительской массы и тех, кто, возможно, не очень уж и интересуется новинками кинопроката, но имеет склонность время от времени пролистывать журналы со светскими сплетнями. В масс-медиа о Пиа Спирито часто пишут, используя такие слова, как «роскошная», «загадочная», «элегантная». Сейчас же ровным счетом ничего роскошного, загадочного и, уж тем более, элегантного, прости Господи, в ней не было и в помине. Сейчас она, постоянно крутя головой по сторонам, спотыкалась на высоких каблуках, как в шпионских боевиках, прижималась спиной к стенам, украдкой рассматривая окрестности, неподвижно замирала на месте в каких-то совершенно нелепых позах каждые пару-тройку метров, напряженно к чему-то прислушиваясь. Узкая юбка чудесного платья насыщенно-кораллового цвета из последней летней коллекции Мии Колуччи плотно облегала ее ноги выше колен, заставляя семенить маленькими шажочками. Сумка нежнейшего розового цвета с красными кожаными вставками, идеально подходившая к платью и привезенная Мией из Парижа, почему-то была не в руках Мариссы, а, небрежно удерживаемая Гэбом за ремешок, волочилась по траве. Тут Марисса, видимо, решила добить и без того переживающую глубокий культурный шок Мию окончательно: остановившись, она сняла с ног туфли и попыталась их всучить яростно сопротивляющемуся Адриану. Мальчик нести их категорически отказывался (вот мелкий гаденыш! – невольно возмутилась Мия – да он хоть знает сколько они стоят! И чего ей стоило раздобыть их?! Да эта модель еще даже на закрытых показах не появлялась!!!), но Марисса была настойчива, и вскоре у Адриана в каждой руке оказалось по туфельному каблуку, а его непутевая мамаша обрела полную свободу передвижения. Мальчики с несчастным, обреченным видом, помимо своих рюкзаков, тащили мамашкино имущество, а сама Марисса Бустаманте носилась по каменным плитам, окаймляющим террасу и бассейн, и по прилегающим газонам, как бегемот в брачный период. Наконец, они подошли ближе и Мия услышала голос сестры:       - … и еще… мальчики, если увидите в руках Мии какие-нибудь тяжелые предметы, сразу прикрывайте собой мамочку, хорошо? В вас-то что-то швырнуть у нее рука дрогнет, а вот вашу мамочку этот бессердечный монстр, может и покалечить…       - Мне кажется, мама, ты не должна так говорить.       - Возможно. Но я – за открытые отношения с детьми. И если Мия вздумает…       Адриан почесал носком туфли затылок и задал уже давно мучавший его вопрос:       - Мам, а почему мы заходим через задний двор? Почему не вошли через переднюю дверь, как папа с Лео?       - Потому что я прячусь от Мии!       - А почему ты прижимаешься к стенам и приседаешь? – Вступил в беседу Габриэль. – Сегодня ты ведешь себя еще более странно, чем обычно.       - Потому что я прячусь от Мии! – Марисса, до глубины души возмущенная проявлением подобного нахальства и нетактичности в разговоре с родителем, вспылила. – Как же всё это губительно для моей нервной системы… Какие-то бестолковые дети у меня получились! Вы точно мои?       Именно на этом этапе материнской беседы с детьми, которую по многим статьям раскритиковал бы любой мало-мальски сведущий детский психолог, Мия Колуччи решила объявить о своем присутствии:       - Добрый день, дорогие родственники.       Пока дети с криками, визгом и непрекращающейся болтовней кинулись обниматься со своей тетушкой, сама Мия не без удовольствия наблюдала за Мариссой. Сестра явно пребывала во взволнованном состоянии, видать, прекрасно понимала, что негоже ей было приглашать Мануэля Агирре погостить в своем доме. Тут внимание Колуччи привлекло нечто, гораздо более важное, чем мексиканец, оккупировавший гостиную, дизайном которой Мия занималась собственноручно, в доме, который Мия считала своим.       - О Господи! Марисса! У тебя пятно на платье!!!       Марисса высунулась из-за спины Габриэля и уставилась на небольшую, сантиметра полтора длинной, темную полоску на подоле платья.       - А… это, наверное, мальчики, когда шоколад ели, меня выпачкали.       Два возмущенных голоса прозвучали в унисон: -       Неправда! Ты сама съела всю шоколадку! Ни кусочка нам не дала!       - Так! Всё! Отвечать на такие провокации я считаю ниже своего достоинства! Идите в дом! Займитесь своими делами, найдите папу, помойте руки, садитесь обедать! Ах, и отдайте мои вещи. – Она кинула на Мию быстрый взгляд исподлобья. – Попросили посмотреть поближе… Наверное, как и их тётушка, интересуются модой.       Ага! Как же! Пытаясь скрыть смех, Колуччи смотрела, как Марисса что-то угрожающе зашептала мальчикам, которые, перебивая друг друга, пытались опровергнуть утверждение своей матери, не выказывая никакого уважения, а, уж тем более, интереса к fashion-индустрии, яростно настаивая, что им гораздо ближе не какое-то там «девчачье барахло» - прямая цитата Эда – а компьютерные игры, восточные единоборства и 17-ый сезон Спанч Боба. На этом мальчики гордо удалились, оставив Мию и Мариссу наедине. Марисса жизнерадостно поинтересовалась у сестры, хорошо ли она долетела, и неожиданно для самой себя разродилась целым букетом комплиментов, сказав, что Мия выглядит просто потрясающе, а эта блузка ей очень идет, и, кажется, она похудела.       - Что сегодня за праздник? – Преувеличенно веселым голосом вопросила у сестры Мия, хитро сверкая серо-голубыми глазами. – Неужели наконец-то официально назначили «День ублажения Мии Колуччи»? Что это ты так лебезишь и подлизываешься? Не из-за того ли, что в твоей гостиной сейчас сидит Мануэль Агирре?       - Я – ни при чем! Это всё Пабло! – тут же проявила супружескую преданность Марисса.       Мия не переставала восхищаться тем упорством и спокойствием, которое неизменно проявлял Пабло в попытках урезонить свою жену, да и вообще, найти с ней общий язык, - и это после стольких-то лет совместной жизни. Естественно, довольно часто сам Пабло бывал послушной марионеткой в ловких пальчиках Мариссы. Но стоит все же признать: хватка у парня крепкая. Оба, конечно, еще те балбесы, считала Мия, но они такие милашки, к тому же еще и родственники.       - Понятно.       - Злишься?       Мия хотела было отшутиться или соврать, но, заметив встревоженный взгляд сестры, в упор направленный на нее, сказала правду:       - Немного. Не ожидала его встретить. Но… ты знаешь… особо каких-то сильных чувств я не испытываю… почему-то… В конце концов, мы с тобой уже взрослые люди, - она окинула быстрым взглядом босые ноги, пятно от шоколада на платье сестры и ее по-детски широко открытый рот от удивления, и тихо добавила: - по крайней мере, я – точно.       Марисса улыбнулась.       - С возвращением домой, Мия.       -Так ты по мне скучала, Мариссита? – Довольно протянула Мия, положив руки на плечи сестры, и слегка тряхнула рыжую.       - Шутишь? – Недоверчиво посмотрела на нее Марисса. – У меня депрессия была в течение недели после того, как ты уехала. Но потом мне пришлось взять себя в руки. Все-таки на мне дети и этот невыносимый Бустаманте.       Почему-то этим словам Мия была рада, гораздо больше, чем вынужденным комплиментам, и едва не прослезилась.       - Ты потрясающая сестра, ты знаешь об этом?       Две женщины тепло улыбнулись друг другу, прежде чем, взявшись за руки, вернуться в дом.