Don't Let My Rainbow Pass Me By

      Выйдя на дорогу вслед за машиной, девушки прошли два дома и оказались перед дверью дома Сони Рей и Франко Колуччи. Дверь им открыла сама хозяйка особняка. И Вико в который раз подумала, что, если бы она не знала точно, то никогда бы не поверила, что у этой женщины, по виду едва успевшей разменять четвертый десяток, могли быть внуки школьного возраста. Вико не знала, сколько Соне лет. Говоря по правде, наверняка этого не знал никто – Соня годами тщательно корректировала дату своего рождения, и, как иногда шутил Франко – исключительно в том случае, если его благоверная не находилась в пределах слуха, - через несколько лет станет на год-два моложе собственной дочери. На протяжении последних пяти лет Мия утверждала, что Соне вот-вот исполнится тридцать пять, Марисса же, в зависимости от собственного настроения, варьировала возрастные границы жизненного хронометра матери от шестидесяти шести до восьмидесяти двух. Конечно, глядя сейчас на гладкое лицо с идеальным дневным макияжем, струящийся каскад светлых волос и стройную фигуру, облаченную в светло-серый, облегающий спортивный костюм, Виктория была склонна верить Мии. Увидев гостей, Соня Рей раскинула руки в стороны и вышла им навстречу:       - Дорогие мои! Мариссита! О господи! Как, Пабло нет рядом с тобой? Это вообще нормально? – пошутила Соня, ловко схватив дочь в охапку и запечатлев на ее щеке поцелуй. – Я почти не вижу тебя без него. Это уже становится неприлично, ходите, как сиамские близнецы. – Она, наконец, выпустила сопротивляющуюся Мариссу из своих рук, чтобы заключить в приветственные объятия Викторию Пасс. – Вико! Я так давно тебя не видела! Как у тебя дела, дорогая?       - Как и полагается невесте, вся в заботах и вся на нервах, - ответила ей девушка.       - Я обожаю свадьбы! Кажется, только вчера, - мечтательно произнесла Соня, закатив глаза, - я сама была краснеющей невестой, с тревожным ожиданием предвкушающей семейную жизнь и первую брачную ночь.       - Ты ошибаешься, мама, - сказала Марисса, обойдя мать и протиснувшись мимо нее в дверь, - это было сто лет назад. К тому же вы с Франко долгое время жили вместе, поэтому ночь, может быть, была и брачной, но наверняка не первой.       - Марисса! – Возмутилась Соня и тут же повернулась к Виктории. – Не слушай ее, детка! Иногда она сама не знает, что говорит.       - Вот уж не соглашусь! – Сказал спустившийся по лестнице Франко, услышав последние слова Сони. – Марисса, Хильда и Эл – единственные здравомыслящие женщины в этой семье.       Соня и Марисса принялись что-то говорить Франко: Соня возмущалась, что ее несправедливо исключили из списка здравомыслящих женщин, Марисса же призналась, что всегда считала Франко очень умным и проницательным мужчиной, а Виктория внимательно посмотрела на отца своей лучшей подруги. Ей всегда казалось, что ее собственный отец и Франко Колуччи примерно ровесники. Странно, что ее отец явно выглядит на свои пятьдесят с «хвостиком», в то время, как Франко едва дашь больше сорока. Худощавая, поджарая фигура в таком же как у Сони спортивном костюме (очевидно, пара только что вернулась со своей ежедневной пробежки), глубокие морщины на лице скорее свидетельствовали не о прожитых годах, а добавляли особый, чисто мужской, зрелый шарм. То же можно отнести и к нескольким серебристым прядям в его черных волосах.       Наконец, Франко отбился от женщин, взял из рук Мариссы переноску с Леандро и поставил ее на диван:       - О! Мой тезка! Иди к дедуле, мой хороший!       Франко вытащил Леандро из переноски. Малыш довольно заулыбался беззубым ртом и задергал ножками. Было это связано с радостью от встречи с дедом, или с тем, что его, наконец, вызволили из тесного пространства детской люльки, - Вико так и не поняла.       - Мы с Франко будем в саду. – Сказал Колуччи, не отрывая влюбленного взгляда от ребенка на своих руках. – У нас серьезный, мужской разговор.       Когда Франко скрылся за дверьми, ведущими в сад, Марисса, проводив его взглядом, повернулась к Соне:       - Вот говорила я Пабло: надо было придумать второе имя какое-нибудь другое, а не Франко. Гляди, «статуя»-то совсем размяк. Теряет квалификацию.       - Марисса!       - Да-да-да, помню. Не «статуя», а «любимый папочка».       - Вот именно! – Довольно кивнула головой Соня, и, усадив на свои колени, белого шпица, заметила: - И имей в виду, Марисса, завтра я не смогу посидеть с Леандро. У меня назначен прием у психолога.       Марисса так удивилась, что даже отвела взгляд от умилительной картины, которой любовалась через дверь: Франко-старший, усевшись в кресле, пристроил на своих коленях младенца, что-то ему говорил и строил забавные рожицы. Действительно, серьезный, мужской разговор!       - Давно пора… - по привычке съязвила она, минуту помолчала, и тоном, лишенным всякой иронии, спросила: - А в чем дело?       - Не для меня. А для моей крошки. Мы едем к собачьему психологу.       Марисса повернулась к Вико:       - Даже не проси меня это комментировать.       Виктория улыбнулась и, вспомнив имя собаки, сказала Соне:       - Ах да! Пончик! У него какие-то проблемы?       - Блинчик! – Обиженно возразила Соня и прижала собачку к груди. – Она в последнее время очень агрессивна.       Марисса удивленно приподняла брови. В последнее время?! По ее мнению, собачонка всегда отличалась крайне злобным поведением и склочным характером.       - Может, все его… то есть ее проблемы от того, что ты дала ей такое дурацкое имя?       - Вовсе нет! Что ты такое говоришь, Мариссита! – Она на минуту задумалась, рассматривая мордочку Блинчика. – Сначала я хотела назвать ее Жу-жу…       - Жу-жу… Что-то знакомое… - Вспомнив, Марисса откинулась на спинку дивана и щелкнула пальцами. – Да! Точно! Так звали игрушечного жирафа Гэба!       Вспомнив лупоглазое чудовище из сумки с детскими вещами, Вико посмотрела на кофейный столик, куда Марисса несколькими минутами ранее ее поставила. Ей-богу, Вико была уверенна, что оно на нее пялится своими большими зловещими глазищами. И кто только придумывает дизайн этим плюшевым игрушкам?!       - Того самого? – спросила она.       Марисса посмотрела в указанном направлении, и отрицательно качнула головой:       - Нет. Жу-жу уже нет с нами. Он покинул нас несколько лет назад. Отправился в лучший мир. – Трагичным тоном, в котором то и дело проскальзывал смех, сказала Марисса. – Кстати, именно Блинчик благородно прервала его земные страдания. Не оставила от бедного Жу-жу ни клочка!       Соня в негодовании вскочила с кресла. Блинчик с глухим стуком и жалобным стоном плюхнулась с хозяйских колен на пол.       - Блинчик была не виновата! Сколько можно повторять! – Она повернулась к Вико, как к единственной представленной здесь незаинтересованной стороне, и принялась объяснять. – Габриель ел сосиски, потом играл с Жу-жу, и бросил его на полу гостиной. Очевидно, Блинчика привлек запах и…       - … и теперь Жу-жу потерян для нас навеки. Опустим кровавые подробности.       - Соня, Марисса говорила, ты планируешь новую постановку? – поспешила Вико сменить тему.       - О да! «Кошка на раскаленной крыше»! Естественно, я буду играть Мэгги Поллит. – Соня вдруг выпрямила спину, выставила вперед подбородок и с легким превосходством в голосе произнесла. – Думаю, у меня получится не хуже, чем у Элизабет Тэйлор.       - Потрясающе! – Воскликнула сеньорита Пасс, нисколько не сомневаясь в последнем утверждении Сони.       - Не люблю Теннесси Уильямса. – Скривилась Марисса. – Пьесы у него неизменно мрачные и навевающие отчаяние и безнадежность. В конце все обязательно или умирают, или попадают в психушку, или абсолютно несчастны и одиноки.       - Господи, Мариссита, как ты можешь быть такой филистеркой?! Я ведь совсем не так тебя воспитывала! – Соня повернулась к Виктории. – Ладно, не будем расстраивать мамочку еще больше. Вико, расскажи мне лучше, как идут приготовления к свадьбе?       - Очень утомительно. – Призналась Виктория. – Оказывается, организовать даже небольшое торжество стоит немалых усилий. Не понимаю, как люди решаются проходить через это не один раз.       - С этим вопросом тебе лучше обратиться к Мии. – Улыбнулась Марисса, вскинув голову. – Сколько там на ее счету? Три разорванные помолвки и две несостоявшиеся свадьбы?       - Да, - кивнула Соня, - всё это очень печально.       - Не знаю-не знаю, лично мне очень понравилась последняя. Особенно лицо жениха, когда Мия в двух шагах от него, оттолкнув Франко, развернулась и, подхватив подол платья, побежала по церковному проходу не к алтарю, а в обратном направлении. Было здорово! Классика! В духе «Сбежавшей невесты».       - Все так и поняли. – Резко бросила Соня. – Вы с Пабло смеялись на всю церковь, а ты еще и в ладоши хлопала от охватившего тебя восторга.       Виктория с Мариссой обменялись заговорщицкими взглядами: Вико тоже тогда смеялась, только не так громко.       - Да я всегда знала, что ничего у нее с этим футболистом не выйдет! – Беспечно махнула рукой Марисса, вспоминая разразившийся после «свадебного побега» скандал и шумиху в прессе. – Мия и не собиралась выходить за него. Она даже не попросила Эл стать ее flower-girl. Как только она сказала, что хочет тихую, скромную свадьбу в кругу близких, без всякой помпезности, свадебных ритуалов и традиций, - я сразу поняла, что решающий шаг она так и не сделает. Так что я честно выиграла у Паблито свой полтинник!       - Марисса! – Соня вскочила с дивана. – Иногда ты можешь быть такой черствой!       Она подошла к дверям в сад, посмотрела на Франко, всецело поглощенного ребенком на своих руках, прикрыла дверь, чтобы муж не услышал их разговор. Вернувшись в гостиную, Соня какое-то время нервно расхаживала по комнате, будто не находя себе места. Она очень волновалась за свою падчерицу. Одна ее дочь уже обрела счастье в браке, того же она желала и для другой дочери.       - Иногда мне кажется, что Мия ждет… - невольно сорвалось с ее губ.       Поняв, что сказала, Соня тут же прикрыла рот рукой, проклиная собственную болтливость, и встретилась взглядом с понимающими глазами Мариссы.       - Мне тоже, мама, мне тоже так кажется.       Никто из трех женщин не назвал имени, но все они подумали об одном и том же человеке. Соня с благодарностью кивнула дочери, и поспешила сменить тему:       - Кстати, с Лухан вы разминулись буквально на десять минут.       Марисса ничего не могла поделать с собой, но испытала немалое облегчение от этих слов матери. Вроде бы уже давно выяснены все разногласия, им с Лухан удалось достичь хрупкого равновесия в своих отношениях, и обе они ведут себя вполне цивилизованно и даже доброжелательно. Только вот Марисса предпочитала лишний раз не пересекаться со своей некогда лучшей подругой. В ее обществе она не чувствовала себя расслабленной, будто бы подсознательно ожидала от нее подвоха. Ей очень хотелось бы вернуть ту легкость, то доверие, которые были между ними в школьные годы. Но как это сделать, она не знала… Всякий раз, когда Марисса смотрела на Лухан, она вспоминала тот день, почти шесть лет назад, когда она вновь встретилась с ней, впервые с последнего курса колледжа. Тот день запомнился ей не только встречей с Лухан, тогда же к Мии заявился этот чёртов мексиканец и буквально вышиб землю у блондинки из-под ног, сказав о беременности Сабрины. Интересно, размышляла иногда Марисса, между ней и Мией существует какая-то мистическая связь, или это по воле звезд события, меняющие их жизни, происходят приблизительно в одно и то же время? Она так ясно помнила тот день, будто он был вчера. Помнила удивление на лице Сони, переводившей недоуменный взгляд с застывших на месте Мариссы и Лухан, она, очевидно, думала, что девочки будут прыгать от радости, так же как и она. Помнила непонятную, но несомненно искреннюю радость в глазах Лухан, когда она посмотрела на Габриеля и Адриана, а затем – на нее саму. Помнила решимость, с которой она, устав от всех секретов и недомолвок последних лет, не говоря ни слова, взяла Лухан за руку и повела ее в их с Пабло спальню. Помнила голубую рубашку Пабло на кровати и не закрытую дверцу шкафа. Помнила, как яркие лучи послеобеденного солнца, заливавшего комнату через окно, играли в светлых волосах Лухан, вызывая золотистые искры и слепяще-белые проблески в прядях, когда она, не решаясь поднять глаз, стояла, опустив голову. Помнила ту невыносимую боль, которая завладела всем ее существом, когда по этому молчанию она, наконец, поняла, что три года назад Лухан действительно предала ее. Помнила весь их разговор. Слово в слово. Помнила до сих пор…       - Он сказал тебе? – первой нарушила затянувшееся молчание Лухан, посмотрев в глаза Мариссе.       - Почему?       - Что именно он сказал тебе?       - Почему, Лухан?       Лухан несколько раз прошлась вдоль кровати, раздумывая над своим ответом:       - Что бы он там тебе не наговорил…       - Почему?       - Ты не понимаешь, Марисса! – Вскрикнула она, в отчаянии взмахнув руками. – Не понимаешь!       Для лучшей поддержки, Марисса прижалась спиной к двери. У нее внезапно закружилась голова, раздираемая двумя противоречивыми, но одинаково сильными желаниями: чтобы этот неприятный разговор скорее закончился и чтобы он не начинался вовсе. Она была уверенна: всё, что прозвучит в этой комнате – ей очень не понравится.       - Тогда объясни мне! И я постараюсь понять. Постараюсь понять, почему ты сказала моему парню, что я изменяю ему. – Она изо всех сил старалась, чтобы ее голос звучал спокойно и уверенно, но к концу фразы он предательски дрожал. – Почему, ты сказала моему жениху, что я не хочу и не собираюсь выходить за него замуж?       - О Господи! Да выходить замуж в семнадцать лет – это идиотизм! Кто в здравом уме захочет это делать?!       - Я хотела. Я хотела выйти замуж в семнадцать лет.       - Если ты думаешь, что я все спланировала, то ты ошибаешься. Во всем виноват Пабло! Если бы он доверял тебе, ничего бы этого не случилось. Но он усомнился в тебе, в вашей… любви, он пришел ко мне за подтверждением. Неужели ты до сих пор не поняла, что это был просто предлог, чтобы бросить тебя?!       - Сейчас дело не в Пабло. Дело в тебе. Ты же знала, что он ошибается. Почему ты подтвердила нелепое обвинение съехавшей с катушек Пилар Дунофф?       Лухан несколько раз прошлась быстрыми, решительными шагами вдоль кровати. Затем опустилась на кровать спиной к собеседнице. Взволнованно провела рукой по светлым волнистым прядям. Глаза Мариссы механически отметили, что руки Лухан представляют собой поистине шедевр маникюрного искусства – ухоженные, любовно выпестованные, ногти с идеальными, закругленными ноготками. Французский маникюр с каким-то рисунком, кажется, с бледно-лиловыми бабочками. Наконец, Лухан встала и повернулась к Мариссе лицом. Ее красивые, непривычно, но очень эффектно подчеркнутые стрелками глаза, в обрамлении удлиненных тушью черных ресниц, сверкали от переполнявших девушку чувств. С удивлением Марисса поняла, что основной эмоцией в этой палитре был гнев. Лухан вышла из-за кровати, и теперь оказалась с Мариссой лицом к лицу.       - Ты никогда ни в чем не знала отказа! – Начала она обвиняющим тоном. – Соня исполняла любую твою прихоть. Мартин был на всё готов ради тебя! Даже Франко – и тот любил тебя почти так же сильно, как и родную дочь…       - Но какое отношение это имеет…       Лухан ее не слышала. Марисса же сама жаждала поговорить. Пусть теперь слушает:       - Ты всегда получала всё, что хотела! Всегда! Марисса хочет квадроцикл – Марисса его получает! Марисса хочет петь в группе – Марисса поет в группе! Марисса хочет самого красивого парня в колледжа – самый красивый парень колледжа ходит за ней по пятам! И всё это достается тебе легко, не напрягаясь, будто играючи. Мне же приходилось за всё бороться.       Сейчас Лухан напоминала яростную Афину Палладу – знаменитую деву-воительницу, одну из наиболее известных и почитаемых древнегреческих богинь. Прекрасна в своем гневе, величественна в своем желании выиграть битву, едва не парящая над землей в шипящем гейзере собственной агрессии. Пораженная непрерывной сменой эмоций на лице бывшей подруги, Марисса не сразу поняла, что эта агрессия и этот гнев направлены на нее.       - Ты говорила, что всегда будешь рядом со мной! Ты обещала! Обещала! Но ты всё время была рядом с Мией! Даже когда Пабло тебя бросил, ты не пришла ко мне, ты пошла к ней. Когда ты говорила Соне о своей беременности, Мия, а не я держала тебя за руку. С ней ты уехала в Италию. Разве в твоей жизни было место для меня? Думаешь, я предала тебя?! Но тут ты ошибаешься! Ты! Ты предала меня! Ты предала меня первой!       Мариссе пришлось сесть на кровать. Ноги почему-то отказывались держать ее. Видимо, зря она надела на прогулку с детьми эти новые, неудобные кроссовки. Устала, наверное. Хотя еще десять минут назад чувствовала она себя прекрасно. Ее руки наткнулись на мягкую материю рубашки Пабло и крепко ее сжали. От этого простого движения она почувствовала себя немного лучше.       - Вы с Мией стали такие прям подруги-подруги, сестры-сестры! Ваши бойфренды – друзья, - продолжала между тем говорить Лухан, все больше и больше повышая голос, - а все вчетвером вы поете пусть и не в ахти какой, но все-таки группе. На меня у тебя не осталось времени!       - Это не… - попыталась возразить ей Марисса.       - Это правда! – Лухан резко вскинула голову, и ее светлые волосы взметнулись в воздухе. – Это правда, Марисса! Даже не пытайся убедить ни себя, ни меня в обратном. «Моя сестра – то, моя сестра – это…». Вы вместе едете на каникулы. Дарите Соне и Франко на свадьбу общий подарок. Именно Мия всегда выгораживала тебя перед Соней, когда ты оставалась ночевать у Пабло. Меня ты даже ни разу не попросила прикрыть вас. Ни разу! У вас появились какие-то общие секреты. Вы постоянно были вместе!       - Но ты же ничего не хотела делать с нами… - Марисса на секунду замялась: местоимение «мы» в качестве обозначении себя и Мии действительно часто проскальзывало и в ее сознании, и в ее речи. – Со мной. Ты была с Маркусом. С ним поехала отдыхать, с ним пришла на свадьбу… Постой! Я ничего не понимаю. Ты… ревновала меня к Мии?       Либо Лухан не хотела отвечать на этот вопрос, либо просто его не расслышала, - так или иначе, она продолжила свою обличительную речь:       - И еще от Пабло ты просто не отлипала!       - Пабло! Опять Пабло? Почему ты так ненавидишь его? Я была счастлива с ним, ты должна была радоваться за меня.       - Я не ненавижу его.       - Нет! Именно ненавидишь! Ты всегда была против наших отношений. Кто угодно – Хавьер, Иван, Диего – только не Пабло!       - Я не ненавижу его.       - Что… что ты хочешь сказать? – Невероятная догадка начала обретать конкретные, ужасающие очертания в ее голове. – Господи! Не хочешь же ты сказать, что… Нет, Лухан, такого не могло быть! Ты же не могла…       - Что не могла? – Лухан угрожающе сузила глаза. – Договаривай! По-твоему, я не могла покуситься на твоего парня? У тебя на него, что, право собственности? Или я не достойна быть с первым красавцем «Elite way school»?       - Тебе… нравился Пабло?       - Нет! Не в этом смысле… Просто он достался тебе. А кто доставался мне? Я скажу. Те, от которых отказалась ты. Маркус и Хавьер. Разве это справедливо? Какого это, когда тебя бросает человек, которого ты любишь всей душой? Ты, наверное, не привыкла к такому, да? О нет! Ты привыкла совсем к другому отношению: Мариссу должны добиваться, Мариссу должны боготворить, должны почитать за честь привилегию быть с ней рядом, Марисса может выбирать, кому отдать свое предпочтение, кого одарить своим бесценным вниманием и привязанностью! – Она немного помолчала. Молчала и Марисса: она просто не знала, что сказать. – И я не ненавижу Пабло, я ненавижу то, какой ты становишься рядом с ним.       Марисса часто заморгала, как случайно выскочивший на скоростную трассу олень в ярком свете фар мчащегося на него грузовика.       - Что ты имеешь в виду? – Выдавила она из пересохшего горла.       - Бустаманте подавлял тебя. Ты становилась сама на себя не похожа. Такая спокойная, равнодушная ко всему, кроме него и, конечно, Мии. Ничьи проблемы тебя не волнуют. Просто живешь в своем мыльном пузыре… - Лухан запнулась. – Я думала… если его не будет в твоей жизни, ты снова станешь прежней.       - Но я не менялась, Лухан. – Глядя на Линарес, медленно покачала головой Марисса. – И не подстраивалась под него, и не изменяла себе или своему характеру. Я просто была счастливой.       Этот непроизвольный намек на то, что она разрушила счастье Мариссы, разозлил Лухан. Злость – как защитная реакция, для собственной совести, в первую очередь. Лучше злится, чем чувствовать себя виноватой, ответственной за разрушенную жизнь подруги. Ей и без того не сладко: все эти три года ее неотступно преследовала мысль, что она, невзирая на все свои добрые намерения и благородную мотивацию, не имела никакого права вмешиваться в личную жизнь Мариссы и пытаться саботировать ее отношения с любимым человеком. Даже, если этот любимый человек – чёртов Пабло Бустаманте!       - А вот я счастливой не была! – Перешла она вдруг на крик. – А ты этого даже не замечала! Да и с чего бы? Кто я для тебя такая?! Я была твоим благотворительным проектом. Никого не интересующая, замкнутая сиротка, серая мышка, которую вдруг решила облагодетельствовать великая Марисса Спирито! Ты даже Соню уговорила удочерить меня!       - Ты говоришь это таким тоном, будто бы я сделала что-то ужасное.       - Если бы не ты, ей бы это даже и в голову не пришло! Она удочерила меня не из-за меня, не потому что любила меня и хотела помочь, а потому что эта идея посетила светлую голову ее «ненаглядного солнышка»!       - Но разве это имеет значение, Лухан? – Спросила Марисса, едва сдерживая слезы. – Они ведь любят тебя. Ты – член этой семьи. Посмотри, как они радовались твоему приезду.       - Я уверенна, вашему с Мией приезду они радовались еще больше. Я ведь не оправдала их надежд. Я не стала ни дизайнером, ни актрисой. – Хмыкнула Лухан, посмотрев в сторону. – Но знаешь, мне совсем не улыбалось стать бессловесной составляющей роскошной богемной семьи, члены которой из поколения в поколение безропотно возлагали свои жизни на алтарь искусства.       - Они очень тобой гордятся. Соня постоянно рассказывала о твоих соревнованиях. Твоих победах. – Марисса невольно улыбнулась. – Я уверенна, она ни разу не была на теннисном турнире, пока ты в них не начала участвовать.       - Ты не рассказала Соне? – Испуганно спросила Лухан, резко вскинув голову. – Она знает о моем… о том, как всё было?       Марисса отрицательно покачала головой:       - О твоем участии в этом деле она не знает.       После этих слов какое-то время ничто не нарушало тишину в комнате, только уличный шум, доносившийся через открытое окно. Они стояли друг напротив друга и молчали – и, кажется, прошла уже целая вечность в этом гнетущем безмолвии. Марисса не знала, что сказать после всего уже сказанного. Она только чувствовала странную горечь на душе и во рту: как ни крути, а подругу она потеряла, и во многом – по собственной вине. Лухан права: они начали отдаляться, а она, Марисса, ничего не сделала, чтобы остановить этот процесс. Чувствовала она себя не только преданой, но и предавшей. Едва она повернулся к двери, как Лухан заговорила:       - Если бы я знала, что ты беременна, я бы никогда так не поступила.       - Но ты же знала, что я беременна. Знала уже на следующий день. Почему ты ничего не сказала мне?       - Не знаю… сначала я хотела… - Лухан опустила голову, глядя на белый ковер у себя под ногами. – Просто ты сказала о своей беременности не мне, а Мии, и вы стояли там, перед Соней, и Франко, и Хильдой, держась за руки, такие сплоченные, поддерживающие друг друга, способные противостоять целому миру, будто вам совсем никто не нужен, будто в лице друг друга вы уже обрели лучшего друга, самого близкого человека. – Она с усилием сглотнула и прокашлялась. – А я… я была просто частью того мира, которому вы противостояли. И в этом вашем элитном клубе на двоих для меня не было места…       - Я никогда не думала, что моя дружба с Мией так ранит тебя. – Марисса опустила голову, чтобы скрыть от бывшей подруги соскальзывающие со щек слезы. – Я… наверное, ты права, я была невнимательна к тебе… должно быть… должно быть, я заслужила то, что произошло со мной. Я не виню тебя.       Лухан смотрела на нее округлившимися от удивления глазами. Она не верила собственным ушам. Неужели Марисса прощает ее за то, что она сделала?       - Я не ищу твоего прощения, - резко заявила она.       - У меня начинается новая жизнь, - Марисса подняла голову и слабо улыбнулась, - мы с Пабло стараемся построить семью, для себя и для наших детей. Я отпускаю прошлое. Ты – его часть…       Сейчас в голове у Мариссы непрестанно крутились, обгоняя друг друга и сливаясь в единую беспорядочную массу, множество мыслей. Она была не в состоянии сконцентрироваться на чем-то одном. Что ей сейчас надо говорить? Какие слова подобрать? Есть ли вообще смысл в этих словах? Может ли она с их помощью передать подруге ту боль предательства, которую ей пришлось испытать, тот гнев и злость, которые пожирают ее сейчас изнутри? И вдруг Марисса поняла. Поняла, что нет никакого гнева и злости, нет боли. Всё в прошлом… Сейчас она движется дальше, идет вперед, а все эти глупые тинейджерские разборки остались далеко позади.       Марисса положила слегка дрожащую ладонь на дверную ручку, и уже собиралась повернуть ее, как услышала голос Лухан:       - У нас когда-нибудь будет всё, как раньше?       - Не знаю, Лухан, не знаю. – Честно ответила Марисса. – Друг от друга нам всё равно никуда не деться. У нас все-таки общие родители. Наверное, со временем…       Она до сих пор помнила то ощущение спокойствие, которое вдруг ощутила. Будто вынырнула из мутного аквариума, и яркое солнце заслепило глаза, а приятный ветерок обдул лицо. Помнила, как на подгибающихся ногах вышла из спальни. А еще она помнила глаза Пабло – огромные, неуверенные, ожидающие ее вердикта – когда она выскочила из спальни и увидела, что он ждет ее в коридоре. Помнила выражение невероятного облегчения на его лице, когда она, расплакавшись, уткнулась ему в шею.       - …Марисса! Марисса! Ты слышишь?       Голос Виктории Пасс выдернул Мариссу из липкого омута неприятных воспоминаний. Она несколько раз растерянно моргнула и огляделась по сторонам, возвращаясь в реальность.       - Прости, задумалась.       - Нам уже пора ехать, - она перевела взгляд на Соню, чувствуя себя немного виноватой из-за непродолжительности своего визита, - распорядитель свадебного торжества должен ждать нас в загородном доме Бустаманте.       Соня презрительно фыркнула и состроила недовольную гримасу на лице.       - Не понимаю, почему вы захотели провести церемонию именно в этом месте?       - Потому что именно в этом месте мы с Рокко решили дать друг другу второй шанс. - Она с улыбкой взглянула на сеньору Бустаманте. - Помнишь? На вашей свадьбе?       Наконец, несколько минут спустя, попрощавшись с хозяевами особняка, девушки загрузились в машину Мариссы и отправились к месту встречи с распорядителем свадьбы. Марисса первой прервала затянувшееся молчание:       - Так что ты там хотела обсудить?       - Давай выедем за город, тут слишком интенсивное движение, а я не знаю, как ты отреагируешь на мои слова, - Виктория затаила дыхание, но ожидаемой бури не последовало, сему факту она, конечно, чрезвычайно удивилась, но продолжила: - ты можешь бросить руль, начать кричать на меня… или захочешь ударить меня… лучше я скажу тебе это, когда вероятность дорожно-транспортного происшествия будет меньше.       - Окей, - спокойно ответила Марисса, после чего припарковала автомобиль на обочине, повернула ключ в замке зажигания, развернулась к собеседнице всем корпусом и выжидательно уставилась на нее. – Как видишь, за руль можешь не волноваться, а вот кричать и драться я вполне в состоянии. Итак, что ты натворила?       - Ну… не знаю, как и сказать… тут такое дело…       - Ты же не переспала с Пабло?       - Ты вообще в своем уме, Спирито?!       - Я – Бустаманте, - невозмутимо ответствовала Марисса в то время, как Виктория старательно пыталась откашляться и восстановить дыхание, так как из-за невероятного предположения подруги подавилась слюной. – И ты не собираешься завязывать с музыкальной карьерой?       - Нет, конечно. С чего бы?       - И не собираешься сбежать со своей свадьбы? Бросить Рокко у алтаря? Нет? По примеру своей подруженции – идиотки Колуччи?       Виктория подавила мгновенное, сильное, но все же мимолетное желание удариться головой о приборную панель. Фантазия Мариссы всегда была склонна к головокружительным полетам, но, очевидно, с возрастом и вовсе перестает поддаваться человеческому осмыслению. Надо всё ей рассказать, пока еще чего не выдумала.       - Рокко пригласил Ману на нашу свадьбу. Агирре сказал, что приедет. А еще сказал, что собирается остаться в Аргентине. – Вико встретилась взглядом с широко раскрытыми от удивления глазами Мариссы. – Как Мия на это отреагирует, а?