Don't Let My Rainbow Pass Me By

      Марисса Пиа Спирито Андраде Колуччи вошла в дом своей матери, пребывая в отвратительнейшем расположении духа. Едва закрыв за собой дверь, она первым делом сбросила с ног туфли и с удовольствием поставила босые ступни на полированный пол. Бросила пачку газет и писем на антикварный столик у входной двери, свою сумку и ключи отправила вслед за почтой. Сняла с глаз солнцезащитные очки и, прислонившись к стене, съехала по ней на пол. Хорошо хоть никто не видит ее в таком подавленном состоянии. На время своего отъезда, Соня и Франко решили дать прислуге коллективный отпуск, учитывая, что Мия и Марисса, занятые собственными делами, практически не будут бывать дома. И сегодня утром, после того, как чета Колуччи в компании внуков, Мартина, Хильды, Долорес и Блинчика отбыли на побережье Ла-Платы, дом погрузился в благословенную тишину. Мии тоже не было. Показ блондинки должен состояться через две недели, и всю себя Мия посвящала подготовке к этому важному для нее событию. Она постоянно пропадала в студии, внося последние изменения в свои модели, подгоняя их по фигурам участвующих в показе девушек, и своим перфекционизмом и бесконечными придирками доводила всех до нервного срыва.       Марисса позвонила Соне, узнала, что ее малыши чувствуют себя превосходно, в данный момент резвятся вместе с Франко и Мартином в бассейне. Позвонила Мии, узнала, что «ткани – отвратительные, швеи – непрофессиональные, модели – тупоголовые», и что все пытаются свести Мию с ума и провалить ее показ. Позвонила в ближайший тайский ресторан и заказала ужин: сладкую свинину для себя и пад-тай – для Мии. Позвонила Гаю и сказала, что ей понадобится еще несколько дней, чтобы обдумать его предложение. Фиорелли согласился подождать, но был явно шокирован тем фактом, что начинающая актриса не вцепилась в роль Эвы руками и ногами. Марисса переоделась как раз к тому времени, когда посыльный из ресторана позвонил в дверь. Девушка с аппетитом съела свою порцию, и какое-то время плотоядно посматривала на заказанную для Мии картонную коробку с логотипом ресторана, источающую божественные запахи. Переборов себя и свой аппетит, она решила не оставлять сестру без ужина и какое-то время бесцельно бродила по дому, с удовольствием вслушиваясь в столь непривычную для нее тишину. Обычно ее дни были заполнены смехом детей, голосом сестры, криками режиссеров и фотографов; она очень редко оставалась одна. И сейчас Марисса была рада возможности побыть наедине со своими мыслями. А в мыслях у нее был Пабло.       Пабло Бустаманте. Воплощенный дьявол. Олицетворенное искушение. Персонифицированный соблазн. Чистый секс в теле человека. Неисправимый романтик и умелый сексуальный партнер. Неистовая мечта и верная погибель каждой женщины. Марисса, вопреки убежденному мнению Мии Колуччи, была отнюдь не дура и прекрасно понимала, что добровольно от таких мужчин женщины, даже самые взыскательные, отказываются крайне редко. Но она этому не поддастся: свою часть Пабло Бустаманте она уже получила. Опыт оказался исчерпывающим и однозначным: спасибо, больше не надо. Держатся ей от него надо как можно дальше, как аллергику от собачьего питомника или от цветущего поля. Понимать-то она понимала, вот только применять на практике это знание у нее никак не получалось. И сегодняшний день – блестящее тому подтверждение. Проще всего было бы назвать сегодняшнее происшествие сексуальной ошибкой. В конце концов, в наше время женская эмансипация уже достигла тех пределов, когда среднестатистическая женщина может себе позволить некоторое разнообразие в сексуальной жизни. По крайней мере, именно так пишут в женских журналах и утверждают в телевизионных talk-шоу. Но на самом деле, если уж быть откровенной с самой собой до конца, она не считала это ошибкой. Оказавшись в нежных объятиях Пабло, она впервые за три года вздохнула полной грудью, почувствовала себя так, будто ей вернули недостающую частичку собственной души, почувствовала, что, наконец, находится там, где должна быть. Но, с другой стороны, рядом с Пабло она не чувствовала себя в безопасности, не доверяла ему. Слишком много боли он ей причинил. Слишком свежи были еще нанесенные им раны.       Все-таки прав был гениальный испанец Альберто Васкес-Фигероа, когда писал в своей «Игуане», что «… физические истязания со временем забываются, а душевные раны, получаемые изо дня в день, не затягиваются никогда». Она каждый день вспоминала Пабло, каждый день воскрешала в памяти тот день, когда собиралась сказать ему о своей беременности, и который оказался последним днем отношений пары Пабло и Марисса. И каждый день пыталась понять, почему Пабло с ней так поступил. Что тогда произошло? Почему некогда любящий, внимательный, нежный, способный достать Луну с неба, парень так переменился в один миг, превратившись в ожесточенное чудовище? С чего он вообще взял, что она ему изменила? Да еще, как сегодня выяснилось, с Томасом Эскурра, прости Господи! Именно эта загадка, мучившая девушку все эти три года, была ее незаживающей душевной раной. Эх, как прав был гениальный испанец Альберто Васкес-Фигероа…       От этих мыслей у нее на глаза навернулись слезы. Она подошла к стеклянным дверям, ведущим в сад, и распахнула их настежь, впуская в комнату прохладный вечерний воздух. На город уже опускались сумерки – на небе еще не было ни луны, ни звезд. В саду цвели кусты жасмина, и его приторно-сладкий аромат, смешиваясь с насыщенным, терпким запахом травы, наполнял ее легкие дыханием ранней весны. Марисса стояла, обхватив себя за голые плечи, прижавшись спиной к косяку двери, всматриваясь в сгущающуюся темноту между ветвей деревьев, вслушиваясь в едва уловимые звуки ветра, не вытирая слез, которые двумя грустными дорожками катились у нее по щекам.       Она не знала, сколько так простояла. Только слезы уже высохли, а от ночного холода ее кожа покрылась мурашками. Марисса закрыла дверь, прошла в гостиную, налила бокал вина. Едва девушка успела сделать один глоток, как раздался резкий стук в дверь. В полной уверенности, что за дверью стоит Мия, Марисса распахнула входную дверь и застыла на месте. Перед ней стоял Пабло – в той же одежде, в которой он был этим утром, только теперь узел его галстука был развязан и двумя полосками спускался с шеи, а рубашка была расстегнута на несколько пуговиц, обнажая широкую грудь. Довершали образ бутылка шампанского в его руке и безобразнейшая самодовольная ухмылка на губах. Девушку тут же одолели всякие нехорошие предчувствия. Не успела она и слова сказать, как Пабло переступил порог и, закрыв за собой дверь, прислонился к ней спиной.       - Я просто пришел за своим телефоном. Я думаю, что ты случайно забрала его, когда мы… - он замялся, - ну… на моей старой квартире.       - Я не видела никакого телефона, - Марисса вежливо указала рукой в сторону двери. – Поищи свой девайс в другом месте.       Пабло, не уловив намека, стоял на месте и смотрел на девушку.       - Он точно где-то у тебя.       - Ты, что, думаешь, я его у тебя стащила и теперь сплю, положив твой идиотский телефон себе под подушку, как какая-нибудь жалкая фетишистка?!       Он пожал плечами, будто бы всерьез рассматривал подобный вариант.       - Зачем ты приехал, Бустаманте?       - Я знал, что найду здесь тебя, - просто ответил он.       - Думаешь, я буду спать с тобой? – недовольно буркнула Марисса. – Ага, держи карман шире! Не на ту напал!       - А что, не будешь? - он медленно провел пальцем по ее нижней губе.       - То, что произошло сегодня, было ошибкой. – Ее голос дрожал, и Мариссе пришлось прокашляться, чтобы продолжить: - Тебе не следовало приходить сюда.       - Почему?       Единственное, чего хотела девушка, чтобы парень ушел из ее дома. Выяснение отношений с Пабло – слишком серьезное испытание, сейчас определенно непосильное для ее расшатанной нервной системы.       - Потому что ничего не изменилось. Ведь ты по-прежнему считаешь, что я изменила тебе с твоим лучшим другом.       - А ты не изменяла, да?       Движимый болью воспоминаний и злостью на себя и на нее, за те чувства, которые она у него вызывает, Пабло поставил бутылку на пол и решительно двинулся к ней. Она попятилась назад и уперлась обнаженными лопатками в шершавую поверхность стены. Пабло оперся руками о стену по обе стороны от нее, так что она оказалась в ловушке. Марисса запаниковала: он слишком близко.       - Не изменяла? - он буквально вдавил Мариссу в стену.       - Нет.       - А вот мой милый друг Томми говорил другое, - возразил Пабло, глядя ей в глаза, - правда, многого он мне не сказал. Только начал извиняться, как тут же оказался на полу со сломанным носом.       - Ты – что?! Ты избил его? Ты в своем уме, Бустаманте? Окончательно спятил?       - Наверное, да, потому что больше всего на свете хочу тебе верить, - яростно проскрежетал Пабло, - хочу забыть, какая ты на самом деле лживая и эгоистичная маленькая дрянь, для которой люди ничего не значат. Хочу забыть обо всех тех мужчинах и женщинах, которые были у нас за эти годы.       Последняя фраза настолько смутила Мариссу, что она даже на время забыла об оскорблении, прозвучавшем в начале этого пылкого монолога. Она знала, что Пабло был падок на слабый пол, в чем не единожды убеждалась, листая страницы аргентинской прессы, где довольно часто упоминались любовные похождения сына мэра. Молодой симпатичный парень и талантливый композитор, разорвавший все связи со своим высокопоставленным отцом и начавший собственный бизнес, определенно привлекал внимание общественности. Это он, что же, и мужчин теперь соблазняет?! Сознание Мариссы зацепилось за местоимение «нас», и девушка облегченно выдохнула. Ага! Женщины – у него, а какие-то мифические мужчины – у нее. Очень мило! Вообще-то, ее последний и единственный любовник прижимает ее сейчас к стене и обвиняет во всем на свете!       - Значит, «дрянь», да? Значит, для меня люди ничего не значат? – больно потянув его за волосы, она наклонила его голову к себе и, оставив между его и своими губами миллиметра три свободного пространства, прошептала: - а как бы ты назвал человека, который ударил свою девушку?       Пабло отпустил девушку и сделал шаг назад. Марисса с каким-то садистским удовольствием смотрела, как лицо Пабло теряет свои краски. Брови нахмурились, скулы напряглись, красивые, полные губы сжались. Он покаянно склонил голову. Он не решался посмотреть ей в глаза. Он буквально источал чувство вины.       - Чудовищем. Извергом. Ублюдком. – Наконец, ответил Пабло, и Мариссе даже стало его жалко. – Я не горжусь тем, что сделал. Я прошу у тебя прощения. Не знаю, что на меня нашло. Если бы это было возможно, я вернулся бы в прошлое и всё изменил.       - Но ты не можешь, Пабло! – напряжение последних часов почти переросло в истерику. – Ты не можешь ничего изменить!       Вконец раздосадованный, он отвернулся от нее и провел рукой по волосам цвета спелой пшеницы.       - Прости меня.       - Зачем ты пришел, Пабло? – едва слышно прошептала она.       Марисса запрокинула голову, чтобы посмотреть ему в глаза, и ее прямые волосы, свободно падавшие на плечи блестящей волной, заискрились в свете ярких ламп. Рука Пабло невольно потянулась к ее волосам. Неужели она не догадывается о чем он думает? О чем все его мысли и желания? С первой минуты, как он увидел ее на студии, единственное о чем он мог думать – это как бы сделать так, чтобы заманить ее к себе в квартиру, избавить от одежды и любить всеми известными ему способами, а уж их-то он знал немало. Когда, сегодня днем, она ушла, он метался по квартире, как раненный зверь, не находя себе места. Он даже не помнил, как сел в машину и оказался у ее дома.       - Меня тянет к тебе. И я ничего не могу с этим поделать.       - Я тоже ничего не могу с этим поделать.       - С чем конкретно: с тем, что меня тянет к тебе, - прошептал он, обхватив ее лицо ладонями, - или с тем, что тебя тоже влечет ко мне?       - Ответ «да» на оба вопроса.       - Тогда предлагаю то, что психологи называют «терапией погружения».       - Объясни.       Руки Мариссы обхватили его талию. Она поднялась на носочки и легко коснулась его губ. Она, конечно, понимала, что делать этого не следует, что было бы благоразумнее выставить его за дверь. Но благоразумие вело жесточайшую схватку с безрассудностью, и благоразумие определенно теряло лидирующие позиции.       - Многократное повторение пугающих тебя действий. – Тихо прошептал Пабло, почти касаясь губами мочки ее уха. – Кстати, очень эффективно для людей, боящихся летать на самолете.       - Я не боюсь летать на самолете.       - Но ты боишься оставаться со мной наедине.       - Я не боюсь. Я не хочу оставаться с тобой наедине.       - Именно поэтому ты сейчас обнимаешь меня и трешься о мое колено?       Внезапно Марисса отстранилась, удивленно посмотрела по сторонам, будто на несколько мгновений потерялась в пространстве, с сомнением посмотрела на Пабло и, проиграв битву сама с собой, снова крепко обхватила его плечи:       - Не понимаю, почему я опять позволяю этому случиться? – Марисса потянула его галстук, и он, скользнув по рубашке, упал на пол. – Думаешь, эта твоя терапия нам поможет держаться подальше друг от друга?       - Можно попробовать. Ты обратила внимание на фразу «многократное повторение»?       - Многократное… мне всегда нравилось это слово.       И уже через тридцать секунд они как-то оказались в комнате Мариссы. А еще через десять секунд Марисса оказалась прижатой к стене, а ее джинсовые шорты и нижнее белье медленно приземлились у ног Пабло, упав на его одежду… Погружение проходило многократно, безболезненно, и в целом было довольно приятным.       Позже, когда Марисса в изнеможении заснула, он долго смотрел на нее – свет они так и не включили, но ночь была лунная, и он хорошо видел ее в свете звезд. Она по-прежнему спала так, как он помнил: на спине в позе морской звезды, свободно раскинув ноги и руки. И на какое-то мгновение ему показалось, что не было этих тоскливых трех лет без нее, что завтра они вместе проснутся и поедут в колледж. Осторожно, чтобы не потревожить ее сон, Пабло запустил пальцы в ее непривычно длинные волосы, в беспорядке рассыпавшиеся по подушке. Изменилась не только длина ее волос – изменилась она сама, стала какой-то загадочной и интригующей, более взрослой, женственной и улыбчивой. Казалось, не изменились только его чувства к ней. Сейчас, в полумраке плавно перетекающей в утро ночи, вслушиваясь в тихое, ровное дыхание лежащей рядом девушки, Пабло понял, что те чувства, которые он упрямо игнорировал все это время, по-прежнему живы. И дело даже не в том, что он снова увидел ее. После их расставания его чувства прошли все стадии болезненного разрыва, эволюционируя от ненависти, презрения и жажды отмщения до жалости к себе и горького разочарования в женщинах. Закономерным итогом угасших отношений, как он вычитал в каком-то журнале, сидя однажды в приемной дантиста, должно было стать полное безразличие к судьбе некогда горячо любимой подруги. Только стадия равнодушия так и не наступила. А о каком равнодушии может идти речь теперь, когда она тихо сопит рядом с ним, когда кончики ее волос щекочут его щеку, когда ее рука расслабленно лежит на его груди…       Пабло приподнялся на локте и близко-близко наклонился к ее лицу. В прозрачном утреннем свете ее кожа светилась гладкой белизной. Не удержавшись, он осторожно провел пальцем по ее тонким бровям, прямому носу, погладил широкие скулы, заостренный подбородок, коснулся ее слегка распухших от поцелуев губ. Она недовольно заворочалась, и ее длинные ресницы затрепетали на щеках. Пабло затаил дыхание, но она не проснулась. Он не мог оторвать от нее взгляд, изучая каждую черточку ее красивого лица. И чем дольше он смотрел на нее, тем сильнее росла его уверенность, что, возможно, в этот раз у них всё получится. Когда-то он позволил ей ускользнуть от него. Больше он не совершит подобной ошибки. Он не питал иллюзий относительно их будущего: они еще многое должны обсудить, он должен простить ей ее измену, она – его безумное поведение в тот день, когда правда выплыла наружу.       Не зная, что со всем этим делать, он переплел свои пальцы с ее пальцами, накрыл их обоих одеялом и уснул.       Казалось, он едва прикрыл глаза, как кто-то толкнул его в плечо. Потом еще раз. И еще. Пабло открыл было глаза, но из-за яркого света тут же закрыл их снова.       - Пабло! Давай, просыпайся и на выход!       Пабло медленно открыл один глаз, потом другой. Посмотрев на стоящую перед ним рыжеволосую девушку в белоснежном пеньюаре, он подумал, что раньше она не носила такие соблазнительные вещички, снова закрыл глаза и откинулся на скомканные простыни с твердым намерением поспать еще пару часов. «А потом, - сонно подумал парень, - попытаюсь стянуть с нее этот милый халатик».       - Тебе пора, супермен! Даю тебе на сборы две минуты!       Пабло тяжело вздохнул и посмотрел на Мариссу, носившуюся по комнате, подбирающую с пола какие-то тряпки и швыряющую их в него. Подцепив указательным пальцем одну из тряпок, он пришел к выводу, что Марисса швыряет в него его же собственные вещи. Например, вот этот вот измятый кусок белой ткани – его рубашка. Ни тебе завтрака, ни тебе утренних занятий любовью, ни тебе благодарности за его великолепные способности любовника. Абсолютно никакого уважения и почтения!       - Пабло! Ты меня слышишь? – продолжала настаивать Марисса, уже начинала нервничать, потому что Пабло лежал на ее кровати с таким видом, словно в его планы не входило покидать ее не только в ближайшие две минуты, но и в обозримом будущем, - тебе пора уходить.       Парень перевернулся на живот, обхватил подушку левой рукой и закрыл глаза, явно планируя задержаться здесь еще на какое-то время.       - Я бы ушел, но не могу быть настолько бессердечным, чтобы лишить тебя своего общества. Боюсь, ты этого просто не вынесешь! А мне совсем не хочется нести ответственность за разбитые сердца, рухнувшие надежды, утраченные иллюзии и тому подобные вещи.       У Пабло было прекрасное настроение, которое даже Марисса с ее запоздалыми сожалениями не сможет испортить. Этим утром он пребывал в небывалой гармонии с самим собой и окружающим миром – ведь именно сегодня он проснулся так, как мечтал последние несколько лет.       - Я серьезно, Бустаманте! Мия скоро проснется! – девушка подскочила к кровати и стянула с блондина простынь. – Она не должна тебя здесь увидеть! Ну, шевелись же, супермен!       - О! Значит, теперь, я твой маленький грязный секрет, да? – весело спросил Пабло, снова завернувшись в простыню, - мы будем украдкой целоваться в безлюдных местах и держаться за руки, когда никто не видит?       - Нет-нет-нет! Не будет никаких поцелуев, никаких держаний за руки! Ничего не будет! – Марисса говорила полушепотом, стоя у двери, она прислушивалась к тому, что происходило за ней. – Это была ошибка! Просто ошибка, и будет лучше, если мы сделаем вид, что ничего не было.       - Вот еще! – Возмутился Пабло. – И не подумаю! Даже не надейся!       - Что такое? – Она невольно повысила голос. – А ну, повзрослевший шалун, быстро одевайся и выметайся отсю…       Раздался громкий стук в дверь. Марисса в ужасе уставилась на Пабло. Пабло тоже немного заволновался и огляделся по сторонам в поисках своей одежды. Если сейчас в комнату ворвется Франко Колуччи или, что в сто раз хуже, Соня, он предпочел бы встретить их не в чем мать родила, а хотя бы в брюках.       - Марисса! Марисса! – Раздался голос Мии.       Пабло облегченно вздохнул. Марисса стояла, прижавшись спиной к двери и закрыв рот руками.       - Марисса! Открой дверь!       Марисса даже не шелохнулась.       - Я знаю, что ты там! – В дверь застучали еще настойчивее. – И я знаю, что ты там не одна.       Марисса тяжело вздохнула. Ее лицо выражало вселенскую скорбь и все муки мира.       - Марисса, выходи немедленно! Я сейчас уйду, но если через пять секунд тебя не будет в моей комнате, я вышибу эту дверь!       «Пожалуй, с нее станется» - подумала Марисса. Конечно, вряд ли барби лично будет штурмовать комнату, но она вполне может вызвать слесаря, а до его приезда из вредности и любопытства усядется под дверью. И тогда «инкогнито» Пабло будет непременно раскрыто. А Мариссе совсем не хочется объяснять Мии, как он здесь оказался и чем они здесь занимались.       Она две-три секунды постояла, прислонившись лбом к дверному косяку, затем повернулась и посмотрела на Пабло, тот ответил ей лучезарной улыбкой, очевидно, находя в сложившейся ситуации нечто забавное:       - Мне в шкаф или под кровать? – прошептал он, кивая на дверь, - я мог бы сигануть в окно, но тут высоковато – боюсь, расшибусь.       - Я ее отвлеку, а ты быстро выметайся из моего дома, понял?       Пабло покорно кивнул. Вот только выражение на его лице а-ля милый мальчик из церковного хора не давало ей покоя. Но делать нечего. Марисса глубоко вздохнула и вышла из комнаты.