Don't Let My Rainbow Pass Me By

      Как только она услышала звук поворачиваемого в замочной скважине ключа, и, отвернувшись от двери, взглянула в потемневшие глаза Пабло, то поняла, что всё сказанное им в машине – пустой трёп и в его планы вовсе не входило позволить их встрече закончиться на платонической ноте. С другой стороны… Откровенно говоря… короче, если не кривить душой, то она знала, что это случится. Знала, как только села к нему в машину. Как только увидела его в кафе – такого родного, незабытого и по-прежнему любимого. Знала, что сегодня непременно окажется в его постели. Знала и… хотела этого. И когда он остановился перед домом, где всего несколько лет назад так часто репетировала группа «Erreway» и где она тогда практически жила, наплевав и на школьные правила, и на увещевания Сони, и на здравый смысл, то поняла, что он обладал этим знанием тоже. Ну, не Ману же с Мией они приехали обсуждать в его квартиру, в самом-то деле. В его пустую квартиру. В его пустую квартиру, в которой не было ни одной горизонтальной, а если вдуматься – то и вертикальной тоже, поверхности, на которой они бы не занимались сексом. Этой участи удалось избежать разве что, люстре и той большой вазе в углу, хотя как-то они и эту вазу умудрились приспособить для… стоп-стоп-стоп, подобные мысли сейчас ей совсем не помогают.       Марисса вступила в непродолжительный, но довольно пылкий спор сама с собой. Наконец, вспомнив, что она всегда говорит то, что первое приходит на ум, сказала:       - Ты же понимаешь, что этого делать не следует?       - Понимаю. – Он, не отрывая от нее глаз, медленно развязывал галстук.       Марисса, как загипнотизированная, смотрела, как скользит шелковая ткань между его длинными пальцами. Она облизала пересохшие губы и прошептала:       - Мне лучше уйти.       - Да. Так будет лучше. – Пабло отбросил галстук в сторону и принялся расстегивать пуговицы пиджака.       - Это будет ошибкой. – Марисса сделала шаг ему навстречу. – Большой-пребольшой ошибкой.       - Огромной ошибкой. Но у нас с тобой докторская степень по совершению ошибок.       В следующую секунду его руки крепко обхватили ее затылок, а его губы оказались на ее губах. Поцелуй был грубый, жадный, властный, перечеркнувший почти три года обоюдной ненависти. И руки Мариссы будто сами по себе, против ее воли, медленно скользнули по его полуобнаженной груди, стащили пиджак и, касаясь шелковистых светлых волос, соединились на его шее. Сейчас, сейчас, думала Марисса, еще один поцелуй и я его остановлю. Она думала, что всё контролирует, в том числе, и свои собственные желания, не догадываясь, что находится в опасной близости от точки невозвращения.       Пока Марисса напоминала себе, что ни при каких обстоятельствах не должна допустить интимной близости между ними, Пабло наконец-то сделал то, о чем мечтал последние полтора часа: резко расстегнул эту чёртову молнию ее платья. Это немного отрезвило девушку:       - Что ты делаешь? Ты сошел с ума?       - Не исключено, - ответил он непозволительно радостным голосом.       - Мы… мы должны… д-должны остановится, - прерывающимся голосом прошептала Марисса, отстраняясь от Пабло.       - Думаешь?       - Определенно. – Уверенно кивнула головой Марисса, в то время, как ее руки забрались под рубашку и нежно гладили его мускулистую спину.       - Ты права, - говорил между поцелуями Пабло, снимая с нее платье, - лучше остановиться.       - Да, да, - соглашалась с ним Марисса, а ее руки расстегивали оставшиеся пуговицы на его рубашке, скользили по его разгоряченной коже, тянулись к пряжке ремня.       Застонав, Пабло прижал девушку к себе еще сильнее и снова припал к ее губам. Едва слышно прошептав его имя, Марисса ответила на его поцелуй и вытащила край белой рубашки из-под пояса брюк. Какое-то время логика боролась с эмоциями, но, как обычно и бывает в подобных случаях, вскоре доводы рассудка отступили на второй план. Извиваясь всем телом под умелыми руками Бустаманте, и заметив, что ее платье непостижимом образом находится на полу, а не на ее теле (причем, момент передислокации дорогого кусочка ткани она упустила), Марисса решила, что, возможно, потом она об этом пожалеет, но сейчас у нее совершенно нет сил противостоять его и своему желанию. А Пабло… Пабло не думал ни о чем, всё его естество затопило ощущение слепящего абсолютного счастья от осознания простого факта, что он снова держит в своих объятиях хрупкую, почти невесомую фигурку девушки, которая шесть лет назад перевернула всю его жизнь.       - Я так долго этого ждал, - выдохнул он ей в губы, сдерживаясь из последних сил.       - Больше не надо ничего ждать, - ответила она, отдаваясь, наконец, на волю чувств.       - Ты уверенна?       Вместо ответа, она наклонил его голову к своим губам. Не прерывая поцелуя, Пабло поднял Мариссу на руки и понес вверх по лестнице, сквозь тишину и полумрак, сквозь боль воспоминаний и неопределенность будущего, – в свою постель.       Проснувшись в комнате, не похожей ни на ту, которая была у нее в доме Фабрицио, ни на ту, которая была в доме Колуччи-Рей, Марисса немного растерялась. Она повертела по сторонам головой, не узнавая спросонья смутно знакомое ей помещение. Какое-то время она просто лежала, уставившись в потолок, ощущая во всем теле небывалую легкость и расслабленность. Марисса села на кровати и, обнаружив, что, кроме простыни, на ней ничего нет, удивилась еще больше. Откидывая за спину упавшие на лицо волосы, она случайно коснулась лежащего рядом с ней мужчины. И тут она всё вспомнила. Марисса в ужасе зажмурила глаза, молясь, чтобы это был всего лишь сон. Да, очень реальный, образный и явно порнографического характера. Но всего лишь сон! Не может быть, чтобы она нарушила данную себе почти три года назад клятву! Не может быть, чтобы она снова занималась любовью с Пабло Бустаманте! Находясь в полнейшем смятении, она даже была согласна на то, чтобы человеком на другой половине кровати оказался не Пабло, а какой-нибудь незнакомый парень, которого она, к примеру, подцепила в клубе или в бакалейном магазине рядом с домом. Пусть уж лучше случайный любовник на одну ночь, а не мужчина, вдребезги разбивший однажды ее сердце. Марисса медленно открыла глаза и повернула голову. Да, Вселенная ее определенно ненавидит, раз она снова оказалась в одной постели с Бустаманте. Марисса невольно засмотрелась на Пабло. Он спал на животе, обхватив рукой подушку, и чему-то улыбался во сне. Его черные ресницы, непозволительно длинные для мужчины, слегка подрагивали. Девушка не заметила, как от безобидного наблюдения перешла к действиям. И вот ее рука уже гладит его щеку, и загорелое плечо, и спину, перебирает золотистые волосы, упавшие ему на лоб. Пабло дернулся во сне и заворочался, меняя позу. Марисса вздрогнула от неожиданности и резко пришла в себя. Ей следует, как можно скорее, покинуть место своего постыдного падения, а не восхищенно рассматривать всяких там противных блондинов, пусть и самых красивых на свете. Собственное нежелание покидать его теплую постель возмущало ее до глубины души и вселяло панику. Он скоро проснется. Ей надо уйти отсюда! Уйти сейчас же! И больше никогда-никогда-никогда не показываться ему на глаза, сохраняя крошечные остатки собственного достоинства. Она осторожно спустила ноги с кровати, встала и оглянулась по сторонам в поисках своей одежды. Эта задача относилась к разряду неразрешимых, так как в обозримом пространстве комнаты одежды не наблюдалось. Пабло снова заворочался на кровати, среди вороха смятых простыней, очевидно, просыпаясь. Паника окончательно поглотила Мариссу. Бежать! Немедленно! Она со скоростью звука пронеслась по лестнице и добежала до входных дверей. Принялась лихорадочно дергать ручку, поворачивать ключ в замке. Дверь не поддавалась.       Так и нашел ее Пабло. В одной простыне и босиком она отчаянно пыталась открыть входную дверь.       - Какое грубое попирание постельного этикета! – Облокотившись о перила, Пабло с улыбкой наблюдал, как Марисса замерла и, медленно обернувшись, с ужасом уставилась на него. – Ай-ай-ай, уйти, пока любовник спит – как невежливо! Да еще и стащить у него постельное белье.       - Поверить не могу, что переспала с тобой, - простонала Марисса, закрывая лицо руками.       - Не хотелось бы показаться занудой, но… переспала ты со мной далеко не в первый раз. – Левый уголок губ поднялся вверх в дразнящей, еще с детства знакомой ей, ухмылке. – И, смею предположить, не в последний.       Марисса, с ненавистью глядя на Пабло, проклинала саму себя. Это ж надо было додуматься переспать с Бустаманте? Неужели всему виной угнетаемое почти тремя годами либидо? Чем она думала? После всего, что он ей сделал? После того, как она почти убедила себя, что разлюбила его? Да, должно быть, фея, отвечающая за ум и здравый смысл, позабыла поцеловать ее в лоб при рождении. А вот фея, ответственная за безумные выходки и идиотские поступки, наверное, наоборот, от души покрыла поцелуями всё ее тело.       - Андраде, может, ты все-таки соизволишь одеться. Во-первых, эта простынь мне еще пригодится, а, во-вторых, если ты в таком виде выйдешь на улицу, боюсь, тебя могут арестовать. – Он укоризненно покачал головой. – Думаю, это не самая лучшая реклама для начинающей актрисы.       Еще никогда Марисса Пиа Спирито Андраде Колуччи не чувствовала себя такой униженной, как сейчас, собирая вещи, сорванные с себя собственноручно в порыве страсти, с пола квартиры, в которой двумя часами раннее самозабвенно предавалась небывалому празднику плоти, чувствуя на себе веселый взгляд Пабло Бустаманте.       - Как так получилось? Я не понимаю. Как я могла? Господи, неужели я такая дура?! – Прижимая к груди край простыни одной рукой и держа в другой платье, Марисса искала свое нижнее белье, не переставая ругать себя за случившееся. – Тут что-то не то. Не могла я добровольно пойти на такое. Ты мне что-то подсыпал в кофе, да?       Марисса подняла голову и посмотрела на Пабло. Он по-прежнему наблюдал за ней со второго этажа, даже не потрудившись одеться, и удивительно напоминал довольного сытого кота, только что слопавшего хозяйскую канарейку.       - О нет! Вини во всем мое природное обаяние и собственную невозможность противостоять соблазну. Почему-то женщины так и липнут ко мне, словно я – земляничное пирожное. Но тебе я бы разрешил попробовать себя на вкус… снова - ухмыльнулся Пабло.       В голове у Мариссы, неожиданно для нее самой, начали, с ужасающей в своей натуральности, четкостью проскальзывать мысли о клубнике и сливках, и смятых белоснежных простынях, о совместном душе, о своей руке на его груди и прочие подобные глупости.       - Я этого не хотела! - Она думала было остановиться на этой броской фразе, но решила все-таки аргументировать свою, как она подозревала, отличную от мнения Бустаманте, точку зрения: - Ты обманом завлек меня сюда! Ты манипулировал мною! Ты пообещал, что…       - Я хотел тебя, а ты хотела меня! – Недвусмысленно заявил Пабло. – И бросай этот свой брезгливый тон, будто разговариваешь с растлителем малолетних. Мы оба знаем, что, я тебя не совращал. И не ввергал невинную девушку в темную пучину порока.       - Но именно так и было! – Воскликнула Марисса, мастерски изобразив негодование. – В колледже! Ты меня соблазнил, а я была еще ребенком!       - Это еще вопрос, кто кого тогда соблазнил!       От злости Мариссе захотелось по-детски затопать ногами. И злилась она в первую очередь на себя. Почему она стоит здесь и спорит с голым Пабло Бустаманте? Ей что, заняться больше нечем, что ли? Она ведь всего лишь хотела помочь Мии наладить отношения с Мануэлем. Нет, не помирить их, а прозондировать почву на предмет вероятности цивилизованной встречи двух бывших возлюбленных, с целью выяснения глупого недоразумения, послужившего причиной их расставания. Может быть, Мия и Ману уже никогда и не будут вместе, не смогут преодолеть стену недоверия, возникшую между ними, не простят друг другу прошлые ошибки, не забудут обоюдные обиды и обвинения. Но они должны встретиться и разобраться во всем. Марисса чувствовала, пока Мануэль не поймет, что его подозрения были беспочвенны, что Мия не делала аборт, ее сестра не сможет двигаться дальше, не сможет по-настоящему полюбить другого человека. Эта ситуация не отпускала Мию, она хотела поставить точку в той истории. И как же Марисса помогла сестре? Вместо того, чтобы объяснить всё Пабло и попросить его повлиять на Ману, она переспала с Бустаманте, запутав всё еще больше. Отличное решение! Вот просто отличное! Такое взвешенное, правильное, хладнокровное! Лучше и не придумать. Наверное, она ошиблась в выборе профессии, ей стоило бы стать кризис-менеджером или председательствовать в совете ООН. Значит, со своей первой задачей она не справилась. И со второй, кстати, тоже. После долгих раздумий, Марисса решила рассказать Пабло о Габриеле и Адриане, приезд в Аргентину и разговор с отцом еще больше утвердил ее в своем решении. И она хотела то ли присмотреться к нему, то ли понять, почему он три года назад обвинил ее в неверности, то ли узнать, как Пабло относится к детям. Она сама не знала. Но не может же она при первой встрече сказать что-то типа: «О! Паблито, привет! Как жизнь? Кстати, всё забываю сказать, я тут от тебя пару лет назад парочку детей родила. Ну так как? Совместная опека? Или будешь «воскресным папой»? Но она должна ему рассказать, ведь если она задержится в Аргентине для съемок «Эвиты», рано или поздно, он все равно узнает про мальчиков. Периодически ее бросало в холодный пот, когда она понимала, что натворила. И хоть она старалась гнать от себя подобные мысли, ее не покидало ощущение, что, не сказав Пабло о своей беременности, она совершила самую большую ошибку в жизни. И что Пабло ее не простит, пусть она и уверяла себя, что его прощение ей совсем не нужно. И имея такую кучу нерешенных проблем, она добавляет к ним еще одну: заводит совершенно непозволительные отношения с Пабло!       Марисса закрыла лицо руками.       - Бог, должно быть, ненавидит меня, иначе никогда не допустил бы нашей встречи! И уж тем более не допустил бы… не допустил бы… - она взмахом руки указала на оголенный торс Пабло, - не допустил бы… этого.       - Надо же! – Деланно удивился Пабло. – А пару часов назад ты так не считала. Нет, несколько раз ты, конечно, воскликнула «О, мой Бог!», но это были не мольбы о помощи, а скорее крики удовольствия.       Нет! Она не может больше этого выносить! Она не останется в компании этого самовлюбленного извращенца ни на минуту! И раз это чёртово нижнее белье не желает быть найденным и надетым на тело своей хозяйки, оно может оставаться в распоряжении Бустаманте в его грязном логове. На память, так сказать. Марисса принялась натягивать платье через голову, не расстегнув в спешке молнию. Сделать это оказалось довольно проблематично: во-первых, орудовать ей приходилось одной рукой, потому что другой она придерживала край простыни, обмотанной вокруг ее тела; во-вторых, платье все-таки следовало сначала расстегнуть, потому что ниже уровня шеи оно не налезало. Каким-то чудом ей удалось протиснуть в узкое отверстие горловины одно плечо. Марисса уже было обрадовалась, но тут обнаружила, что застряла окончательно. Платье сковало ее движения, и она не могла ни продвинуть его дальше по телу, ни стянуть с головы. Наконец, после нескольких резких движений, десятка проклятий и режущего слух треска разорванной ткани, она освободила плечо и сняла платье. Тем временем простынь соскользнула с ее тела, и она, потеряв равновесие, запуталась в ее складках и растянулась на полу. Платье упало сверху, прикрыв ее раскрасневшееся от усилий лицо. Где-то истерически хохотал Бустаманте…       Просто отлично! Что еще этот замечательный денек для нее приготовил? Может быть, Бустаманте всё снял на камеру? В том числе и ее неравную борьбу с платьем? Марисса осторожно выглянула из-под края синей материи, почти ожидая увидеть в руках Пабло видеокамеру. Нет, в руках у него ничего не было, собственно, ничего не было и на его теле.       Марисса быстро встала, расстегнула молнию, надела платье. Отшвырнула ногой скомканную простынь. Угрожающе посмотрела на все еще смеющегося парня:       - Ни слова! И ты не мог бы уже, наконец, одеться?       - Я… я тебя… смущаю? - задыхаясь от смеха, спросил Пабло, - между прочим, недавно одна девушка, кажется, она художник… или скульптор, - он задумался, - не помню, но что-то связанное с искусством, сказала, что мое тело также прекрасно и гармонично, как у Давида Микеланджело.       - Она тебе соврала.       - Ты ревнуешь.       - Я тебя ненавижу!       - Нет, детка, ты определенно ревнуешь.       - Не смей называть меня «детка»! И я определенно тебя ненавижу. У тебя даже в аду должно быть специально отведенное для тебя место. – Ненавидя весь несправедливый мир вообще и Пабло Бустаманте в частности, Марисса металась по квартире в поиске своих туфель. – И особо мучительный вид наказания за грехи. Тебя разденут, прикуют цепями, а потом…       - Дальше можешь не продолжать. Я уже согласен воплотить эту твою эротическую фантазию в жизнь.       - Ты… ты…       - Андраде, ну я же уже сказал, что согласен. Иди, тащи свои цепи, займемся твоим секс-воспитанием.       - Я… я… я тебя ненавижу!       - Любовь моя, это чувство взаимно.       - Больше никогда не смей попадаться мне на глаза! – Марисса поднялась по лестнице за туфлями. Она вспомнила, что сняла их у кровати.       - Такие громкие заявления! А ведь именно ты меня преследуешь! Появилась в моей студии… позвала на свидание… вломилась в мою квартиру… принудила к сексу, лишила невинности, я бы даже сказал, надругалась надо мной. Если вдуматься, то у меня гораздо больше оснований для получения запретительного ордера, чем у тебя.       - И как у тебя только язык поворачивается? – Она не верила своим ушам. – Как ты смеешь говорить мне такое?!       - Сам удивляюсь. – Пожал плечами Пабло, натягивая брюки. – И все же, как видишь, говорю. Так ты сейчас домой?       - Нет, подумываю мотнуться на пару часов в Австралию и поглазеть на кенгуру. – Марисса швырнула Пабло его рубашку. – И это не твое дело! Куда я пойду, что я буду делать и с кем я буду это делать – тебя не касается!       - Но я думал…       - Напрасно. Думать – не самая сильная твоя сторона, сам ведь знаешь.       - Давай поговорим о том, что произошло, - Пабло взял Мариссу за руку, после секундной заминки она выдернула свою ладонь из его ладоней. – О том, что это значит.       - Это ничего не значит. Ничего! Ничего не было! Забудь!       Надевая на ходу туфли, она спускалась по лестнице, разыскивая взглядом свою сумку. Сумка не пожелала и дальше числиться в самовольной отлучке, поэтому обнаружилась лежащей на полу у стола.       Подхватив сумку, Марисса направилась к выходу. Но, видимо, в планы Пабло пока не входило оставаться в гордом одиночестве, потому что он схватил ее за руки и резко развернул лицом к себе. Его глаза потемнели, губы сжались в тонкую линию, казалось, все черты его красивого самоуверенного лица напряглись. От неожиданности сумка выпала у Мариссы из рук. Больно стиснув ее запястья, Пабло сердито прошипел:       - Я не говорил, что ты можешь идти.       - Я и не собиралась ждать твоего разрешения. – Она попыталась высвободить свои руки из его хватки, естественно, ее усилия ни к чему не привели. От этого она разозлилась еще больше. – Отпусти меня.       Пабло только крепче сжал пальцы, с каким-то садистским удовлетворением подумав, что пусть хотя бы оставленные им синяки будут напоминать ей о нем. Она подняла голову и раздельно, очень четко, произнесла:       - Немедленно. Отпусти. Меня.       Он освободил ее руки от своей хватки и с тяжелым вздохом закрыл глаза, затем с каким-то мученическим выражением на лице провел пальцами по волосам. Его светло-голубые глаза внимательным взглядом прошлись по ее фигуре от кончиков оранжевых туфель до растрепанных рыжих волос.       - Будь ты проклята, Андраде, - злость так и сочилась в его низком, шипящем, яростном голосе. – Не понимаю, почему, не смотря ни на что, я все еще хочу тебя.       Пораженная этим откровением, и той болью, что звучала в его словах, Марисса попятилась к двери. Не оборачиваясь и не сводя с поникшего Пабло взгляда, повернула ключ, нажала на ручку и выскочила на лестничную площадку. Она быстро бежала по ступеням, ее бешено бьющееся сердце вторило стуку ее каблуков. Им лучше никогда больше не встречаться. Постараться игнорировать сам факт существования друг друга. Так будет лучше им обоим.