Из пепла

«Гейл здесь? Он вернулся домой?» Я сажусь на диван и недоуменно смотрю на лежащую в нескольких метрах от меня сумку. Я ведь сразу догадалась, кому она принадлежит. В Двенадцатом дистрикте есть всего один человек кроме меня самой, который умеет охотится в лесу. Но, что он здесь делает? Почему вернулся именно тогда, когда я, смогла о нем забыть? И если Гейл приехал в Двенадцатый дистрикт, то почему до сих пор не увиделся со мной? Слишком много вопросов. Я закрываю руками лицо и обессилено опускаюсь в кресло. В сердце появляется какая-то странная пустота. Передо мной вновь и вновь возникает обиженное лицо Пита. Неужели ему так сложно было сразу обо всем мне рассказать? Тогда бы не было этой глупой злости. На улице хлещет ливень. Я слышу, как капли барабанят по подоконнику. Когда же закончится эта бесконечно длинная ночь? Смотрю на часы и с облегчением замечаю, что скоро наступит рассвет. Интересно, какое сегодня число? Должно быть, конец апреля. Если бы два года назад Эффи не вытащила на Жатве имя Прим, возможно, я более ли менее спокойно дожила до этого времени. Охотилась бы с Гейлом в лесу, заботилась о сестренке, продавала белок булочнику из центральной улицы. В это время я, скорее всего, готовилась бы вписать свое имя на Жатве в последний раз. Мы получили бы лишние тессеры, и… Я не знаю, что делала бы дальше. Ушла работать на шахты? Утроилась бы прачкой, как Хейзел? Мне бы нужно было чем-то заняться. Ведь я не смогла бы безнаказанно продолжать каждый день бегать в лес, для того, чтобы потом торговать свежей дичью в Котле. Раньше в Двенадцатом дистрикте было всего две группы людей, которые могли позволить себе такое существование – победители Голодных игр, в лице вечно пьяного Хеймитча и списанные со счетов инвалиды – люди, которые были травмированы на шахтах. Конечно, у меня оставался бы еще один выход – выйти замуж. За Гейла. Но, что за жизнь бы я прожила тогда? Каждый день сидела дома в Шлаке, в ожидании страшных новостей о том, что под землей произошел взрыв, и тело моего мужа разорвало на мелкие кусочки, так что мне даже некого оплакать на похоронах? А дети? Неужели, я когда-нибудь смогла бы родить Гейлу ребенка? По телу пробегает холодок. Я бы никогда не смирилась с такой жизнью. Ладно, может быть, смирилась, если бы не узнала, что она может стать другой. Но представить себе жизнь рядом с Гейлом, в Шлаке, после всего, что со мной произошло, я больше не могу. Я поняла это еще много месяцев назад, после того, как Пит остался на арене Квартальной бойни, а меня забрал планолет. А может быть и того раньше – сразу после нашего возвращения с Голодных игр. Или еще в тот дождливый весенний день, когда он бросил мне подгоревший хлеб… …я люблю Пита. Вот так, просто. Я давно сделала свой выбор. И Гейл был не прав, рассуждая о том, что я выберу того, кто поможет мне выжить. Если кто-то становится твоей жизнью, смысл этой фразы исчезает сам по себе. Из кухни ко мне доносится приятный аромат еды. Надо же, несмотря на недавний конфликт, Пит не ушел. Он не оставил меня одну, и даже наоборот, решил не отступать от идеи приготовить завтрак. Только вот, я все еще злюсь на него за нелепое молчание. И на Гейла, за то, что он так резко исчез из моей жизни, а теперь появился, но до сих пор меня не навестил. А еще, я злюсь на себя, потому что не знаю, о чем говорить с Питом. Хоть бы он не надумал себе чего-нибудь лишнего. Ведь он должен понимать, что Гейл – мой лучший друг, и у нас с ним слишком много общих воспоминаний, чтобы просто взять и отказаться от них. По правде, кое-что я не прочь забыть, но именно эти неловкие моменты нашей близости, смогли расставить все на свои места. И хотя, несколько прошедших месяцев, проведенных дома изменили многое в моей жизни, мне и сейчас становится не по себе, стоит только представить, что Гейл во Втором дистрикте целует какую-то незнакомку. Ведь он так долго был моим напарником – парнем из леса, на которого всегда можно было положиться, и рядом с которым я могла смеяться, забывая обо всем на свете. Пит не такой. С ним нас связывают другие воспоминания. И все же, я не могу приказать своему сердцу. Гейл и Пит… Мне пришлось сделать больно одному из них. Я всегда знала об этом, и это произошло. Правда, не так, как я думала сначала. Я невольно тянусь к своим волосам – когда только они успели отрасти? Прошло не так много времени. Наверное, уже к первым заморозкам у меня будет почти такая же коса, как до взрыва зажигательной бомбы. Сойка-пересмешница понемногу обрастает оперением. А пока, я заплетаю те волосы, что есть. Получается криво, зато, кажется, будто я возвращаю себе маленькую частичку прежней Китнисс. Заканчиваю плетение, поворачиваю голову в поисках чего-то, чем можно завязать волосы и вижу Пита. Он стоит в дверном проеме и смотрит на меня. Когда наши взгляды встречаются, Пит лишь молча, пожимает плечами. - Подглядываешь? – спрашиваю я, пытаясь вложить в интонацию как можно больше спокойствия; получается, словно с насмешкой. - Пришел поговорить, - Пит делает вид, будто рассматривает что-то левее от меня. - Говори, - я пытаюсь казаться дружелюбной, а выходит холодно и отрешенно. - Гейл приходил вчера утром. Он спрашивал о твоем самочувствии и рассказал, что приехал в Двенадцатый дистрикт, чтобы помочь Хейзел с переездом, - Пит говорит с натяжкой. - Ты был здесь тогда? – спрашиваю я. - Да, - просто отвечает Пит. - Так почему ты не пустил его ко мне? – вопрос сам срывается с губ, прежде чем я понимаю, что была слишком эгоистичной. - Он не просил повидаться с тобой! – Пит, наконец, поднимает на меня взгляд, - Хочешь, верь, а хочешь, нет, но Гейл не хотел видеться с тобой! Он только спросил о твоем здоровье, рассказал Салли о своей семье и ушел, - он замолкает, и продолжает после короткой паузы, - Еще, Гейл попросил передать тебе эту сумку. Я не знаю, что в ней и почему он это сделал. Честно говоря, я хотел выбросить ее, как только он ушел, но смог сдержать себя. Решил, что рано или поздно, ты обо всем узнаешь, и никогда меня не простишь. Меня словно окатили ледяной водой. Как это – Гейл не захотел меня видеть? Это не похоже на него. Но я тут же ловлю себя на мысли о том, что Гейл даже не попрощался со мной в Капитолии и уехал во Второй дистрикт, заведомо зная, что мы не сможем встретиться. Так что, это вполне в духе нынешнего Гейла. Не того, которого я знала раньше, а Гейла, сломленного восстанием, и мной. В очередной раз думаю о том, какую сильную боль причинила ему одним своим существованием. - Что ж, - наконец произношу я, - Это было его право. «Мог бы просто позвонить», - произношу я про себя. Пит удивленно таращится на меня. Наверное, он не ожидал от меня такой реакции. Я и сама ее не ожидала. Если бы Гейл приехал раньше, я побежала следом за ним, в любую погоду, несмотря на любые увечья. Мне жизненно необходимо было услышать его голос, заглянуть в покрытые серой дымкой глаза. Теперь я знаю, что могу прожить и без этого. - Ты будешь завтракать? – совершенно невпопад спрашивает Пит. Я смотрю за окно – начинается рассвет. Согласно киваю головой. Пит уходит наверх, и приносит мой капитолийский костыль. Я опираюсь на него, и потихоньку перехожу в столовую, где меня ждет восхитительная трапеза – картофельная запеканка и курица под неизвестным мне, но очень вкусным соусом. Я не спеша, сажусь за стол, и начинаю завтракать. Съедаю всего понемногу, говорю, что не могу больше и без упреков в адрес своего плохого аппетита, покидаю столовую. Пит вообще ничего не говорит. На протяжении всего этого времени, он стоит в стороне, и смотрит вдаль. Словно его мысли заняты чем-то очень важным и далеким. Только когда я начинаю подниматься по лестнице, Пит, наконец, приходит в себя, и предлагает мне свою помощь. Я соглашаюсь, и вскоре снова оказываюсь в его теплых надежных объятиях. Правда, на этот раз, нет ни шуток, ни замечаний - мы, молча, входим в мою спальню, затем Пит опускает меня на пол, рядом с кроватью, и я сама укладываюсь в постель. - Спасибо тебе за все, - говорю я, глядя на него. - Не за что, - очередной сухой ответ Пита начинает меня настораживать. Но я ничего не успеваю сказать, и он уходит вновь, бросив напоследок: - Я скоро вернусь… Когда наступит это скоро? Я, конечно же, сделала ему больно. Я нарушила равновесие, которое возникло в нашей дружбе. Я – причина всех бед у окружающих меня людей. Я не успеваю, как следует закончить, мысль, как Пит снова появляется в моей спальне. Он, сам не свой, врывается в нее, широко распахнув дверь, бросает что-то на комод, и приближается ко мне. Я испуганно отодвигаюсь назад. О нет, если Пит снова превратился в переродка, мне придется попрощаться с жизнью. Рядом нет никого, кто мог бы мне помочь. Но чем ближе Пит, тем лучше видно, что его глаза выглядят нормально. В них нет ни капли ярости, скорее, они пылают решимостью. - Пит, что происходит? – я готова к любому ответу – планолеты над Двенадцатым дистриктом, толпа мятежников на пороге моего дома, нам нужно бежать, прятаться, сражаться… - Ты должна знать! – громко, кричит Пит. Он быстро приближается к моей кровати, наклоняется, так близко, что мне кажется, будто сердце вот-вот выпрыгнет из груди, и целует меня. Сначала нежно, едва прикасаясь к коже горячими губами, а затем, страстно, пылко, словно ждал этого момента всю жизнь. Я поддаюсь импульсу и быстро отвечаю на его поцелуй. Обвиваю руками шею, и впиваюсь в губы с такой силой, будто неведомая преграда может нас рассоединить. Сквозь неплотно зашторенное окно пробиваются первые солнечные лучи. Они ложатся на светлые локоны Пита и окружают его золотистым сиянием. Сейчас, когда рядом с нами нет ни камер, ни людей, ни даже переродков, во мне просыпается давно забытое чувство – теплое и захватывающее. Мне кажется, что наш поцелуй длится слишком мало, но Пит с неведомой мне яростью обрывает его, вырывается из моих объятий, и выбегает из комнаты. - Пит, стой! Погоди! – кричу я, вскакивая с постели. Но, с больной ногой, мне его не догнать. Щеки горят, словно у меня снова начался жар. Я перевожу дыхание и прикладываю руку к губам. Кажется, сердце вот-вот выскочит из груди от переполняющего меня чувства. Когда я понимаю, что Пит, ушел, мне становится намного хуже, чем было до этого. Я, словно призрак, брожу по комнате, не находя себе места, и постоянно прокручиваю в голове случившееся. Проходит пять минут, десять, полчаса, а я все еще не знаю, что мне делать – рвать на себе волосы и биться в истерике, или радоваться и прыгать от счастья? Ведь Пит любит меня! Значит, он помнит обо всем, что произошло до Квартальной Бойни! Во время очередной волны эйфории, я подхожу к комоду, чтобы взглянуть на себя в зеркало, и замечаю вещь, которую бросил туда Пит – это охотничья сумка Гейла. Я дрожащими руками хватаю ее и провожу пальцами по мягкой вычиненной коже. Затем, развязываю узел, такой мог сплести только Гейл, и одним рывком вытряхиваю на комод содержимое. К моему удивлению, сумка оказывается практически пустой. В ней нет ничего, кроме небольшого конверта. Поднимаю его, надрываю бумагу, и негнущимися пальцами достаю сложенный вдвое лист. Кажется, раньше я никогда не видела почерк Гейла. Оказывается, он пишет размашисто и с небольшим наклоном вправо. Недолго думая, пока на это хватает сил, я начинаю читать письмо: «Привет, Кискисс! Знаешь, писать тебе довольно сложно. Жаль, что мы так и не смогли нормально попрощаться. Нам с тобой лучше не встречаться, но мне нужно кое-что тебе сказать, поэтому, в качестве совета от лучшего друга, я решил передать тебе письмо. А ты замечательно держишься. Я верил в то, что ты сможешь справиться со своей болью, но все, же опасался некоторых перемен. Теперь, когда я вижу, что все хорошо, я могу спать спокойно. Но я хочу попросить тебя, не держать злость на мятежников из Капитолия. В Панеме все не так, как ты можешь себе представить – здесь все по-новому. И многие не знают, как приспособиться к такой жизни. Тем более, люди не понимают, что двигало тобой, когда ты убила Коин. Я уверен, что со временем, все наладится. Люди успокоятся и забудут о тебе, о Пите, обо мне. Про всех нас. Нужно только подождать. А с ублюдками, которые пытались или будут пытаться покушаться на твою жизнь, мы справимся – будь в этом уверена. Еще, я узнал о том, что ты не ходишь в лес. Что произошло? Тебе больше не нравится охотиться, или ты боишься этого? Если второй вариант – правда, то я обеспокоен. Как можно отказаться от любимого занятия так просто? Ты ведь не слабачка, Кискисс, я знаю это уже много лет. Лес это то – чем ты дышишь. В нем свежи воспоминания о твоем папе, о наших с тобой ежедневных прогулках. В нем до сих пор слышится твой смех. Обещай мне, что ты сможешь вернуться туда, вдохнуть полной грудью и стать той, кем ты была и будешь всегда – свободной и сильной Китнисс Эвердин. Главное - не бойся жить. Будь счастлива. Мы достигли своей цели – Панем изменился. Его изменили мы! К письму я прилагаю свою охотничью сумку. Надеюсь, она поможет тебе в лесу. И еще, я уезжаю, сегодня днем, так, что не пытайся меня разыскать. Сиди дома – и лечи больную ногу. Береги себя. Гейл». Вот так, просто. Без лишних слов. Гейл давным-давно высказался о том, что я рассчитывала прочитать. Ни слова о нас двоих, лишь короткое воспоминание о лесе. Я складываю листик обратно в конверт, и прячу его в коробку с воспоминаниями. Затем, беру сумку Гейла и, прижимая ее к себе, сажусь на кровать. Мне хочется плакать и смеяться одновременно, но я не позволяю себе ни того ни другого. Гейл прав. Да, я и не держу злость на мятежников. Не в моей власти осуждать этих людей. Ведь я не знаю, что именно толкает их на ополчение против нынешней власти. Взять хотя бы меня саму – практически никто в Панеме не понимает, почему я убила Коин стрелой, предназначавшейся президенту Сноу. А значит, сейчас у меня, наконец, появился шанс расставить все на свои места. Я поднимаюсь на ноги, аккуратно подхожу к окну и открываю его. В комнату тут же влетает приятный весенний аромат зелени и цветов. Дистрикт номер двенадцать больше не дышит угольной пылью. Мне кажется, здесь начинает пахнуть лесом. Как же я хочу туда! Слова Гейла дали мне уверенность в том, что как только я смогу становиться на ногу, тут же вернусь в лесную чащу. Сама, с ним, или с кем-то еще, я попробую сделать это. С того момента, как я выбиралась в лес в последний раз, прошло не так много времени. Почему же мне кажется, что меня прежней больше нет? Куда делся огненный переродок, и когда на его место пришла Китнисс, которая научилась смотреть в лицо опасности? В конце концов, я верю в то, что у меня получится преодолеть свой страх перед жизнью, потому что она перестает казаться мне пустой. Мне никогда не вернуть мертвых, но рядом все, же остались люди, готовые поддерживать меня, сколько хватит сил. Значит, я должна попытаться оправдать их ожидания. Я не буду бояться мятежников. Я снимусь в капитолийской программе Плутарха. Я смогу показать всем сломленным жителям Панема, что в пустоте можно найти искорку огня. Они снова увидят Огненную Китнисс.