Из пепла

Я откусываю кусочек сладкой булочки и смотрю за окно. Туда, где едва держась на ногах от количества выпитого спиртного, бредет Хеймитч. Интересно, куда он направляется? Наверное, за новой порцией выпивки к однорукой Риппер. Даже ментор выходит на свежий воздух. Я его прекрасно понимаю – погода способствует прогулкам. Тепло, в воздухе витает аромат зацветшей под окном яблони. На смену дождю и сырости пришло яркое солнце. Одним словом, весна. Вздыхаю, и осматриваю свою ногу. Как же медленно тянутся минуты! После произошедших событий мне трудно придерживаться постельного режима. Но хочу я этого, или нет, а некоторое время, мне все же придется его соблюдать. С того утра, когда я в последний раз видела Пита, прошло четыре дня. Он каждый день передает мне свежую выпечку. Ее приносит Сальная Сэй. Но что мне толку от ее компании? Не знаю, что себе надумал Пит, но меня начинает раздражать его поведение. Вчера вечером я даже попыталась ему позвонить, но он так и не подошел к телефону. Если бы не булочки, я решила что он уехал подальше от меня, в какой-нибудь Второй дистрикт. Отворачиваюсь от окна, и беру в руку свой костыль. С его помощью, я не спеша спускаюсь по лестнице, и прохожу в гостиную. Еще оттуда я улавливаю запах овощной запеканки Сэй и ее тихую речь. Не может быть, чтобы Салли разговаривала сама с собой! Я ковыляю вперед, стараясь как можно быстрее преодолеть гостиную и попасть в кухню. Скорее всего, там Пит. Наверное, он как всегда, пришел тайком от меня… Но это не Мальчик с Хлебом. Когда Сэй замолкает, я слышу второй женский голос. Сердце начинает стучать быстрее. К тому моменту, когда я переступаю порог кухни, у меня уже не остается никаких сомнений – это Хейзел Хоторн, мать Гейла. И снова, яркая вспышка воспоминаний из прошлого… Лес, силки, покосившийся домик на окраине Шлака… Я делаю глубокий вдох и вхожу в кухню. Возле входа спит Лютик, Сэй, как всегда хлопочет у плиты, а Хейзел сидит за столом и крутит в руках кружку с водой. Как только она замечает меня, поднимается с места и заключает в объятиях. - Китнисс, рада тебя видеть! Мы все очень волновались, когда узнали, что с тобой произошло. Жаль, что Гейл должен был уехать так скоро… - У него ведь работа, - тихо произношу я. - Главное, что с тобой все в порядке. Как ты поживаешь? – спрашивает Хейзел, быстро меняя тему. - Хорошо. Я пытаюсь выдавить из себя подобие улыбки, и с радостью отхожу в сторону, как только Хейзел меня отпускает. Кажется, время, проведенное вне Двенадцатого дистрикта пошло ей на пользу. Она выглядит поправившейся, на щеках играет румянец. Я очень рада видеть ее такой. Правда, не знаю, о чем с ней говорить. Меньше всего мне хотелось бы вспоминать о Гейле. - Почему ты решила вернуться в Двенадцатый? – наконец спрашиваю я, присаживаясь на стул. - Мы чужие в других дистриктах, Китнисс, - пожимает плечами Хейзел, - Я хочу принять участие в восстановлении Двенадцатого. И чтобы малыши росли здесь. Благодаря стараниям Гейла, нам выделили хороший дом практически в центре… Хейзел продолжает свой рассказ, а я представляю себе Гейла. Вот, он стоит на Луговине, затем, идет по улицам, где не так давно проходила я, и наконец, поднимается на порог моего дома… - Китнисс? – я поворачиваю голову и понимаю, что пропустила какой-то вопрос. - Хейзел спрашивала, какие у тебя планы, - помогает мне Сэй. Планы? У меня? Я не знаю, как мне прожить до конца этот день, - какие уж там планы? Но все же, есть одно событие, за которое я могу зацепиться. - Я приму участие в записи программы про восстановление Панема. Расскажу людям о себе, о нашем дистрикте. Думаю, пару недель будет, чем заняться, а там посмотрим, - образно отвечаю я. - Главное, будь осторожна, - просит меня Хейзел, - Кажется, жить в Панеме действительно становится лучше, - замечает она, - У меня появилась возможность найти себе хорошо оплачиваемую работу, а главное, Гейл не должен за гроши гнуть спину в шахтах. - Да, это хорошо, - соглашаюсь я, и якобы невзначай интересуюсь, - Гейл не говорил, когда он собирается приехать в следующий раз? - Думаю, не раньше, чем к первым морозам, - ответ Хейзел полностью меня удовлетворяет. Я не могу больше слышать о Гейле. Глядишь, сейчас зайдет речь о его женитьбе. Говорю Сэй, что мне нужно принять оставленные капитолийскими врачами лекарства, прощаюсь с Хейзел, которая обещает навестить меня ближе к выходным, и, споткнувшись о потягивающегося Лютика, выхожу из кухни. Несколько минут я просто стою посреди гостиной. Если Хейзел снова в Двенадцатом, значит, рано или поздно, я точно увижу Гейла. Пусть даже через несколько месяцев. Какой будет наша встреча? Сальная Сэй приносит обед мне в комнату. Она недовольно качает головой, глядя на меня, и произносит: - Ты скоро поселишься в этом кресле! На самом деле, на этот раз я не высматриваю Пита. Я смотрю вслед Хейзел, покидающей Деревню победителей. Интересно, когда, наконец, уберут ограждение, и сравняют наш уединенный квартал с окружающим миром? - Не преувеличивай. Просто в этой камере пыток, которая называется домом, мне не хватает солнечного света, - объясняю я. - Почему бы тебе не выйти на улицу? – неожиданно предлагает Сэй. - И куда же я пойду в таком виде? – я развожу руками, показывая на свою ногу. - Было бы только желание, - хмыкает она. - Желание есть. Я хочу… в лес. Неожиданное откровение вызывает у Сэй легкую заминку, но она быстро приходит в себя и одаривает меня широкой улыбкой. - Вот и хорошо! Как только с тебя снимут эту повязку, возьмешь с собой Пита и пойдешь в лес. Пусть все будет, как прежде, - радостно произносит она. - Конечно, все не будет как прежде. Во-первых, если я возьму с собой Пита, он распугает всю живность, и мне просто не на что будет охотиться. Разве что, на пни и коряги. А во-вторых, не знаю, заметила ли ты, но мы с Питом вроде как не общаемся. Но я больше не боюсь идти в лес одна - после короткой паузы добавляю я. - Не думаю, что ваша размолвка продлится очень долго. Не знаю, что ты сделала парню, но это же совершенно очевидно – он не сможет без тебя… - Хватит, Сэй, - я прерываю разговор и быстро, насколько могу, поднимаюсь на ноги, - Ты права, мне нужно подышать свежим воздухом. Я беру в руку костыль, и, опираясь на него, выхожу из комнаты. - Тебе нужно что-нибудь съесть! – кричит мне вслед Сэй, выбегая из спальни с подносом в руках. - Я поем на улице, - отзываюсь я. Отламываю кусочек горячего пирога, и с наслаждением, отправляю его в рот. Затем, делаю глоток теплого чая, и отодвигаю от себя поднос с посудой. Я сижу на верхней ступеньке своего дома и наблюдаю за пустой улицей. Теплый ветерок приятно раздувает волосы, и летит дальше – играет с зеленой травой, запутывается в кронах деревьев, гоняет по пустому участку прошлогодние листья. Подставляю лицо навстречу солнечным лучам, и закрываю глаза. С губ вот-вот сорвется одна из папиных песенок, но вдруг я слышу чьи-то шаркающие шаги, и быстро опускаю голову. Это не Пит, это в хлам пьяный Хеймитч. - А, это ты, - разочаровано вздыхаю я. - И тебе привет, солнышко! – еле шевеля языком, отзывается ментор и продолжает свой путь. Отходит от моего участка на несколько шагов, затем покачивается, так что я начинаю опасаться за его координацию, и застывает на месте. - Не пойму, а ты кого ожидала здесь увидеть? - Иди куда шел, - огрызаюсь я, - От тебя за милю несет перегаром! Ненадолго же тебя хватило. - Только не надо сентиметов, - Хеймитч замахивается, и рассекает кулаком воздух, словно пытается ударить кого-то впереди, - У самой крыша набекрень! - Очень смешно, - говорю я без всякого добродушия. - Мало того, что у самой крыша набекрень, - продолжает Хеймитч, - Так еще и парня мне испортила! - Пита? Испортила? Я? – хорошо, что мы живем втроем на весь квартал, я кричу так громко, что могла бы переполошить всех соседей. - А кто же еще? Сидит дома целыми днями! В город не ходит, его там все обыскались… Хеймитч брезгливо машет на меня рукой, и едва не упав, поворачивается в направлении своего дома. - Я не причем! – сама не знаю, зачем я прокричала это вслед удаляющемуся ментору. Во мне вскипает злость – значит, все это время Пит был дома, и даже не подошел к телефону, когда я ему звонила? Но злость быстро сменяется волнением. Все ли у него в порядке, или может быть, произошло что-то серьезное? Поднимаюсь на ноги, и медленно вхожу в дом. Сэй еще не ушла. Прохожу на кухню, и с порога задаю волнующий меня вопрос: - Как давно Пит приносил нам выпечку? - Прошло уже дней пять, - задумчиво говорит Сэй. - Но ты давала мне горячие булочки сегодня утром! - Так ведь это я заходила к нему. Каждое утро захожу. Он сам меня попросил. В условленное время выносит выпечку на порог, я забираю ее, и иду к тебе. Из моей груди вырывается вздох. - Ну, почему он такой глупый? – едва слышно шепчу я. - Наверное, он занят чем-то важным. - Важнее, чем новая пекарня? – я говорю это так резко, что у Сэй не должно остаться сомнений – меня волнует существование пекарни в городе. В комнате повисает молчание. Я нервно сжимаю край рубашки, пытаясь собраться с мыслями. И вдруг, меня посещает идея! Прежде, чем я решу, что она безумная и не имеет никакого смысла, я произношу: - Салли, мне нужна твоя помощь… Прохладный утренний ветерок забирается за воротник. Я плотнее укутываюсь в пошитую Цинной курточку, и уверено иду вдоль улицы. Капитолийский костыль, хоть и упрощает движения, но ступать на больную ногу все же жутко неудобно! На небе лазурными полосками выступает рассвет. Останавливаюсь напротив дома, точно такого же, как и остальные в округе, и нервно вздыхая, поднимаюсь на порог. Сейчас, должно быть, самое время. Наверное, Хеймитч был прав – у меня крыша набекрень, раз я стою утром на пороге дома Пита. Вчера меня посетила мысль – подкараулить его возле дома. Как дичь в лесу. Застигнутый врасплох он точно не сможет от меня сбежать. Но теперь дичью себя чувствую я. Нас с ним разделяет всего ничего – входная дверь. Сейчас, когда мои мысли похожи на стаю испуганных птиц, я должна с ним поговорить. Мне нужно выяснить все до приезда съемочной группы из Капитолия… Но когда Пит откроет дверь, что мне ему сказать? Я серьезно подумываю над тем, чтобы вернуться домой, и прикидываю, сколько времени мне понадобиться на отступ. Но, в тот момент, когда я нервно разминаю здоровую ногу, в злосчастной двери поворачивается замок и она начинает открываться. Сердце привычно пропускает удар – передо мной стоит Пит в перепачканном мукой фартуке и с подносом c хлебом в руках. Он застывает на месте, оглядывая меня с ног до головы, словно я могла ему померещиться. Но когда спустя несколько мгновений, я никуда не исчезла, на лице Пита начинают появляться эмоции. Он бледнеет, затем на его щеках появляется румянец, и наконец, он неловко делает шаг мне навстречу. - А где Сэй? – осипшим голосом спрашивает он. - У нее выходной. - Так почему ты пришла сюда сама? Я бы… - Так ведь ты не отвечаешь на телефонные звонки, - слишком уж натянутой получается наша беседа. - Я, наверное, не слышал. - Понятно. И это все? Я лихорадочно перебираю в голове возможные варианты разговора, но на ум не приходит ничего, что не касалось бы его поцелуя, или капитолийцев. В это время, Пит берет с подноса большую буханку хлеба, и протягивает мне. Я не сразу понимаю, что он хочет переложить ее в корзину, которую дала мне Сэй. Перед моими глазами возникает дождливый день, много лет назад, и мальчик с хлебом в руках, от которого я, как и тогда, не могу отвести взгляд. Из воспоминания о чудесном спасении моей семьи, меня выдергивает голос Пита: - …все хорошо? - Да, все в порядке, - я хватаю хлеб и прячу его в корзину, - Просто я замерзла. Позволишь войти в дом, погреться? Пит удивленно вскидывает брови, но быстро приходит в себя и позволяет зайти. Я иду за ним, не в силах сдерживать мелкую дрожь. На самом деле, я не замерзла. Наверное, это от волнения. Я просто поражаюсь своей наглости, которая позволила мне задать такой вопрос. Оглядываюсь по сторонам, когда я в последний раз была в доме Пита? Кажется, во время подготовки к Квартальной Бойне, будто сто лет назад. В гостиной висят картины, изображающие самые невинные пейзажи семьдесят четвертых Голодных игр – ручей, вид на лес с Рога изобилия и поле, в котором прятался Цеп. Под картиной с лесом, и предлагает мне разместиться Пит. Он, молча, забирает мою корзину и уходит с ней в кухню. Я сажусь в удобное кресло и с облегчением, выпрямляю больную ногу. В доме витает запах свежей выпечки и еще какой-то незнакомый мне аромат. Все здесь кажется таким уютным и теплым, что я расслабляюсь и начинаю зевать. Через несколько минут, в гостиную входит Пит, без грязного фартука, с печеньем и горячим чаем. Пока он выставляет на стол приборы, я внимательно изучаю его движения – тело напряжено, но он, несомненно, смог совладать со своими эмоциями. Значит, смогу и я. - Чем ты занимался все это время? – зачем только я задаю такие вопросы. - Пытался кое-что сделать. - Тебя обыскались в городе. - Ты и в городе была? – удивляется Пит. - Нет, мне рассказали… Хеймитч. - Это его не качается, - кажется, Пит настроен очень категорично. - Но ведь пекарня – это важно для тебя… - Есть вещи важнее пекарни. На этом разговор закончен. Я сжимаю чайную ложку до тех пор, пока металл не впивается в пальцы. Но тут, же останавливаю себя на мысли, что Пит поглядывает на меня из-под опущенных ресниц, и пытаюсь впихнуть в себя печенье. Не тут-то было, оно комом становится в горле. Я пытаюсь запить его горячим чаем, и обжигаю губы. - Спасибо за угощение, - как можно спокойнее произношу я, - Но мне пора идти. Поднимаюсь с места, Пит подхватывается следом за мной. - Подожди, я кое-что тебе покажу. Если ты не против… Мы спускаемся в подвал. Пит впереди, я на несколько ступенек сзади. С каждым шагом, неизвестный мне аромат становится сильнее. Когда последняя ступенька позади, Пит включает свет и большое помещение превращается в настоящую художественную мастерскую. Так вот откуда запах, это краски! Повсюду, рядами нагромождены большие и маленькие холсты с изображением сцен из Голодных игр, которые я видела в поезде, во время Тура победителей. На стенах висят небольшие рисунки, сделанные карандашами на бумаге. На них – зарисовки из обыденной жизни – мистер Мелларк месит тесто, брат Пита стоит рядом с какой-то стройной незнакомкой, несколько пейзажей, а дальше – я. Стою возле доски, волосы заплетены в две длинные косички, иду по городу, в отцовской курточке, уверенно сжимаю лук, целясь в Катона. По телу пробегает дрожь, когда я вижу на одном из рисунков себя с Прим. Надо же, недостаток фото компенсировали рисунки Пита. - Это… прекрасно, - выдыхаю я. - Подожди, - Пит проходит между рядами картин, и останавливается возле деревянной треноги, на которую прикреплен очередной холст, - Взгляни на это, - с отвращением в голосе произносит он. - Что там? – спрашиваю я и подхожу к нему. Рядом с треногой, на небольшой подставке разбросаны тюбики с краской. Часть из них лежит просто на полу. На палитре смешаны несколько цветов, кисти, опущенные в стакан с какой-то резко пахнущей жидкостью – в стороне. Я подхожу так близко к Питу, что чувствую аромат его тела. Смотрю на картину на холсте, и едва сдерживаю вздох. Передо мной непонятный вихрь. Толи ветер вздымает вверх пожелтевшие ветки деревьев, толи это пожар, пылающий нереального цвета огнем… - Видишь? – в довершение всего спрашивает Пит. Я киваю головой, хотя не могу точно сказать, что именно я должна увидеть. Пит обхватывает голову руками и отворачивается к стене: - Я больше не могу рисовать. По телу пробегает холодок. - Не может быть, - я качаю головой и пытаюсь найти какой-то смысл в его беспорядочных мазках на холсте. - Я не могу рисовать после капитолийского охмора. У меня в голове все по-другому. Я никогда не стану прежним… Я поворачиваюсь к Питу, и неловко цепляюсь за его руку. Словно кто-то выбил землю у меня из-под ног. Так вот, чем он занимался все эти дни. Не может быть, чтобы он разучился рисовать, только не это! Пит застыл, в изумлении глядя на мои пальцы, сжимающие его ладонь. Но мне все равно, что он подумает о моих чувствах. - Ты можешь, – я заглядываю в его лицо и упрямо пытаюсь найти хоть какие-то признаки веры в свои силы, - Я знаю, ты можешь, можешь, - вновь и вновь произношу я. Капитолий не мог забрать его талант, как не смог забрать у меня любовь к лесу. - Пит, давай вместе пойдем в лес! – неожиданно выпаливаю я. - Что? – кажется, Пит удивлен еще больше, - Но твоя нога… - Мы не будем заходить далеко. Я уже несколько дней думаю об этом, но не могу пойти одна. Давай сходим туда вдвоем? – не знаю, как именно я помогу ему этой прогулкой, но ведь у меня лес всегда открывал второе дыхание. - Это плохая идея, - замечает Пит. Я и сама прекрасно это понимаю, но все же спрашиваю: - Почему? - Я не уверен, что смогу заменить тебе Гейла в лесу, - горькая правда слетает с губ Пита, и я понимаю, что пора покончить с его догадками. - Ты не заменишь мне Гейла, - я замечаю, как тускнеют его глаза, - Потому что мне не нужен Гейл. Только… ты. С учетом того, что я не сильна в длинных и красивых репликах, думаю, эта фраза может сойти за признание. Это именно то, ради чего я к нему пришла. То, что так долго хранила глубоко в своем сердце и в чем не признавалась самой себе. Кажется, мои слова, произнесенные так тихо, оглушили Пита сильнее, чем взрыв мины. Он непонимающе смотрит на меня, словно я сказала что-то на чужом языке. А затем, его глаза светлеют. Некоторое время мы просто смотрим друг на друга. Сейчас я вижу намного яснее, чем обычно, могу различить каждую деталь на лице Пита. Мое дыхание замедляется настолько, что, кажется, еще мгновение, и я перестану дышать. Пит осторожно кладет свободную руку на мое плече, и привлекает меня к себе. Мое сердце начинает стучать с бешеной скоростью. Кажется, будто в моей жизни не было ничего плохого, и я всегда была такой – счастливой. Я выпускаю руку Пита и прижимаюсь ладонями к его груди – чувствую, как громко стучит его сердце, утыкаюсь носом в его плече и ощущаю приятный аромат его тела. - Китнисс, - шепчет Пит и зарывается лицом в мои волосы; хорошо, что сегодня я не заплела их в привычную косу. Такая близость нравится мне значительно больше наших наполовину фальшивых поцелуев. За исключением пары тех, что заставили меня сомневаться в своих чувствах. - Ты ведь вернулся? – тихо спрашиваю я, - Больше не будет «чужого» Пита? - Никогда, - так же тихо произносит он. - Я скучала. - Я тоже. Я, наконец, отодвигаюсь от него, и еще раз заглядываю в небесно голубые глаза. Кажется, у меня больше не осталось сил терпеть, потому что я поднимаюсь на цыпочки и делаю то, что проделывала сотни раз до этого – целую Пита. Единственная разница в том, что я делаю это не для жителей Панема, а для себя самой. Губы Пита мягкие и теплые. И он отвечает на мой поцелуй так же, страстно, как когда-то давно, в пещере на залитой дождем Арене. Внутри меня разгорается дикое обжигающее чувство, которое возникает в груди и распространяется по всему телу. Я отрываюсь от Пита для того, чтобы сделать вдох, а затем, снова целую его. На этот раз, наш поцелуй значительно короче. Его прерывает Пит. Он проводит губами по моей щеке, задерживается на шее, и медленно, словно нехотя отстраняется от меня. - Китнисс, послушай, - он смотрит на меня слегка обезумевшими глазами, берет мое лицо в свои теплые ладони и продолжает, - Я не хочу, чтобы все было как в тот раз, когда мы были марионетками Капитолия. Не нужно спешить… С трудом, но все же я понимаю, что он имеет в виду. Теперь нам некуда торопиться. Нам не нужно убеждать в чем-то окружающих людей, и тем более, ускорять развитие отношений. Мы можем быть обычными парнем и девушкой из Двенадцатого дистрикта. - Хорошо, - я киваю ему в ответ, не в силах сдержать улыбку. Мне кажется, что невозможно чувствовать себя еще более счастливой, чем я в этот момент. Пит улыбается, снова приближается ко мне, и легонько касается губ своими губами. Кажется, что у нас не осталось никаких забот, и все проблемы можно устранить лишь одной счастливой улыбкой. Мне достаточно взглянуть в бездонные глаза Пита, чтобы осознать, что, не смотря ни на что, я смогла уберечь самое дорогое – свою любовь.