Из пепла

Он теплый и пахнет свежим хлебом. У него сильные руки и очень красивые голубые глаза, в которых хочется утонуть и забыться. А еще, у него необычно светлые волосы и ресницы, словно у жителя Первого дистрикта. Когда на них попадают солнечные лучи, они искрятся золотистым светом. От одного взгляда на него, сердце сначала пропускает удар, а затем начинает стучать так быстро, словно вот-вот выскочит из груди. Я прижимаюсь к Питу и закрываю глаза, чтобы отстраниться от окружающего мира. Как назло, в его мастерской, словно осколки моих самых ненавистных воспоминаний, повсюду нагромождены картины с изображением Арены. Еще несколько минут назад они почти не привлекали мое внимание, но сейчас, мне приходится вновь переживать моменты смерти Руты, Цепа, и остальных трибутов. Воспоминания роем кружатся вокруг моей головы, пытаясь пробраться в мысли и вдохнуть жизнь в прошедшие события. В довершение, с многочисленных портретов на меня смотрят ожившие мертвецы из Двенадцатого дистрикта. Я прячу лицо в волосах, желая избежать их взглядов, но это не особо помогает. Как только я собираюсь предложить Питу подняться наверх, чтобы наконец-то покончить с этим, меня опережает едва слышный в подвале телефонный звонок. Пит без особого желания размыкает свои объятия. - Мне кажется, стоит пойти туда, и поднять трубку. Вдруг с Хеймитчем снова приключилась какая-то беда? - он улыбается, глядя на меня, и я не могу скрыть улыбки в ответ. - Что такого может с ним произойти? – шутя, интересуюсь я. - Мало ли. В день нашего разговора о мятежниках, Хеймитч сначала был трезв, как стеклышко, но тем же вечером мне позвонил портной, и рассказал, что видел нашего ментора лежащего на ступеньках чужого недостроенного дома и распевающего загульные песни. Пришлось мне тащить его домой. Я смеюсь, и, опираясь на здоровую ногу, иду следом за Питом. - И почему же он так надрался? - Сказал, что ему налили пару рюмок белого, в честь отправления в Капитолий покушавшегося на тебя арестанта, - Пит замолкает, - В голове это не звучало так неприятно, - признается он. - Значит, этого человека отправили в столицу, - тихо констатирую я. Мне интересно кем он был, и какое наказание его постигло? Как его зовут? Есть ли у него семья? Что толкнуло его на такой отчаянный поступок? Может быть, в Капитолии, по моей вине погибла его жена или ребенок? Я невольно ощущаю на своей коже горячее дыхание огненного переродка. Стараюсь не думать о том, что случилось несколько месяцев назад, а тем более, не хочу, чтобы о моих мыслях знал Пит. Не говоря больше ни единого слова, мы поднимаемся в дом. Пит подает мне руку и помогает сесть в кресло, а сам спешит к телефону. - Пит Мелларк слушает. Я – само внимание. Напрягаюсь как пружина, готовая чуть, что подпрыгнуть на ноги и при необходимости двигаться вперед… Но Пит поворачивается ко мне, и второй раз за несколько минут, одаривает улыбкой. - Не беспокойся, Салли. Китнисс со мной. Она… Я проведу ее чуть позже. Думаю, ты можешь не дожидаться ее сегодня. Мы будем вместе. Даже не знаю, смогу ли ее отпустить. Мне тяжело назвать себя стеснительной натурой, но от последних слов Пита, щеки обдает жаром. Чем дальше, тем сильнее мне кажется, что происходящее – всего лишь сон. Правда, когда мне в последний раз снились хорошие сны? Пит заканчивает разговор, и возвращается ко мне. Пока он идет, в моей голове, в лихорадочном вихре пролетают сотни наших привычных движений, объятий и поцелуев. Но сейчас, кажется, будто это было в прошлой жизни – до того, как я не успела добежать до Пита на семьдесят пятых играх. Что делать теперь, когда нас не снимают камеры? Я смотрю на Пита, остановившегося всего в нескольких шагах от меня, и думаю о том, что нам стоит для начала о чем-то поговорить. Вспоминаю старые наставления доктора Аврелия и выкладываю все начистоту: - Не уверена, что будет правильно говорить об этом сейчас, но то, что ты четыре дня не давал о себе знать, меня встревожило. Я… не хотела бы, чтобы это повторилось. Пит несколько долгих секунд переваривает услышанное, а затем неловко произносит: - Китнисс, сегодня ты просто засыпаешь меня признаниями. - Не могу понять, это обещание больше так не делать, или отмазка? – ну, вот, стоило мне начать, как наш разговор приобретает нотки колкости. Неужели, я действительно такая… хмурая? Пит наклоняется ко мне, и несколько долгих секунд смотрит в глаза, словно проверяет собственную реакцию на нашу близость. Затем, он обнимает меня за плечи, и жестом просит подняться с кресла. Садится на мое место, а меня усаживает к себе на колени. - Можно, мы просто немного так посидим? – спрашивает он. Я киваю. Хочется сказать, что в последние месяцы мне только это и было нужно, но я решаю промолчать. Кладу голову на плечо Пита, и считаю удары его сердца. Майское солнце поднимается над Деревней победителей, и заливает комнату яркими лучами. Пит поглаживает меня по спине, перебирает волосы. - Китнисс, - тихо шепчет он, проверяя, не уснула ли я. - Я здесь. - Прости. Я все еще не могу поверить, - оправдывается Мальчик с Хлебом, - Тяжело осознавать, что ты со мной здесь и сейчас, а не в моих запутанных воспоминаниях. - Прекрати, - я недовольно бью кулаком по его спине. - Мне действительно тяжело поверить в то, что ты и я… Что мы можем быть вместе. Особенно, после размолвки из-за Гейла. В другой ситуации, я бы превратила наш разговор в спор о выборе, поцелуях и дружбе. Но сейчас я только тихо произношу: - Гейл оставил мне письмо. Попросил быть сильной, и не беспокоиться из-за мятежников. Это было скорее обращение из прошлого, чем просьба о встрече. Так что, тебе не о чем волноваться – вряд ли мы еще когда-нибудь увидимся. Пит прижимает меня к себе и отрицательно мотает головой. - Ты увидишь его еще не раз, притом, очень скоро. - О чем ты? Хейзел сказала, что он не появится в городе до следующей зимы. Да и вряд ли Гейл будет присутствовать на записи нашего интервью. - Странно, что ты не знаешь об этом. Я думал, он сказал тебе… В общем, он работает во Втором дистрикте на очень ответственной должности. Если бы ты включала телевизор хоть несколько раз в неделю, точно увидела бы его лицо. Я вспоминаю, что Сальная Сэй говорила мне о чем-то подобном еще в начале весны, сразу после моего возвращения в Двенадцатый дистрикт. Только вот телевизором, я не пользовалась, пожалуй, со времени пребывания в бункерах Тринадцатого. - И кем же он работает? – я плохо скрываю свое любопытство. Пит тяжело вздыхает и произносит: - Управляет отделом по борьбе с мятежниками. Теми, кто на тебя напал, и кто строит планы против Нового Капитолия. Их штаб находится во Втором дистрикте, но Гейл постоянно путешествует по Панему. Ничего себе – так Гейл стал важной шишкой! - Вот почему он прибыл в Двенадцатый сразу после покушения. Мне немного досадно от того, что Гейл был здесь не потому, что волновался за меня, а только из-за своей работы. Но, к моему удивлению, от этой мысли не больно, и даже не грустно. - Теперь ты не будешь сильно удивлена, увидев его лицо в одной из капитолийских передач, - подводит итог Пит. Гейл на капитолийском телевидении? Если бы мне сказали об этом несколько лет назад, я бы надорвала живот от смеха. Но теперь все изменилось настолько, что мне кажется, будто я живу в параллельной вселенной. - Я не собираюсь когда-либо включать телевизор. Капитолийское телевидение действует мне на нервы, - признаюсь я, - Стоит только вспомнить о том, что мне пришлось пережить, хочется сбежать в комнату без окон и дверей, и просидеть в ней остаток жизни. Фактически, я и так заперта в замкнутом пространстве. Они даже суд надо мной транслировали на всю страну! Только вот им и этого мало. Они снова хотят меня видеть. Капитолий не хочет, чтобы я давала людям настоящую надежду! Я нужна им для нового шоу – про сломленных восстанием психов, вроде тех морфлингистов на бойне. - Ты говоришь как Хеймитч, - Пит отстраняется от меня, и смотрит прямо в глаза, - Они не хотят этого. Им действительно нужно внушить в людей веру, и ты прекрасно об этом знаешь. Тебя признали психически неуравновешенной только для того, чтобы снять обвинения. На самом деле, у нас получится прекрасное интервью – про Огненную Китнисс, победившую свою боль, и ее хромого мужа, наконец поборовшего желание придушить супругу при встрече. Я улыбаюсь, глядя в лучистые глаза Пита. - Точно, ведь для всего мира мы ко всему еще и супруги. Счастливое воссоединение семьи. - Говоря о семье, давно хотел спросить, - взгляд Пита вдруг становится тяжелым, - Как обстоят твои отношения с миссис Эвердин? Она планирует вернуться в Двенадцатый дистрикт? Вопрос действительно не из легких. Но лучше ответить не него, чем на тот, о котором я сначала подумала, услышав его слова. Мне тяжело говорить о своей семье. За последние месяцы, ею стали Салли, Пит и Хеймитч. А вот мама… - Она помогает создать больницу в Четвертом дистрикте, - я цитирую слова Хеймитча, которые он сказал мне в планолете, по пути домой, - Ей тяжело находиться здесь, где каждый уголок напоминает о тяжелой утрате. Она передала мне письмо, - я запинаюсь на мгновение, чтобы обдумать сказанное, - На самом деле странно, что все, кто исчезают из моей жизни, оставляют мне только письма, - вздыхаю, переводя дыхание, - Мама писала, что я должна быть сильной и храброй, и что мне нужно ее понять. А еще, что она любит меня, и что я единственный родной человек, который у нее есть. Но, не смотря на это, мы говорили с ней всего один раз. По телефону, сразу после моего приезда. А после того, как ты достал меня из-под завала, мама и вовсе не стала со мной разговаривать… Слова застряют у меня в горле, и я замолкаю. Моя мать снова сделала это. Она закрылась в себе, как после смерти отца. Я простила ее один раз, но сделать это снова не так легко. Не в силах смотреть в глаза Пита, я аккуратно кладу голову ему на плечо, и смотрю на давно потухший камин за его спиной. Пит сводит руки у меня за спиной, и прижимает к себе. - Она просто слишком сильно боится тебя потерять, - успокаивающе шепчет он, - Как-нибудь, когда ты сама этого захочешь, мы позвоним ей и расскажем о том, что с тобой все хорошо. И что Дистрикт-12 восстанавливается после пожара. - Зачем? - Чтобы она перестала бояться и поверила в то, что ты – прежняя Китнисс Эвердин. - Откуда ты знаешь? Может быть, Китнисс Эвердин давно умерла? Может быть, ты говоришь с Огненным переродком? - Я знаю, что это не так. Такая простая фраза, но ее может сказать только он. Только Мальчик с Хлебом может мне помочь. Пит начинает поглаживать мою спину, и я снова вслушиваюсь в его ровное сердцебиение. Проходит несколько минут, и я начинаю забывать о своих бедах. Спустя еще некоторое время, я чувствую, как веки начинают смыкаться, и меня сладкой пленой укутывает сон. Когда Пит переносит меня на диван, и ложится рядом, я боюсь открыть глаза. Кажется, что все это часть сна или приятного воспоминания. Пит обнимает меня, как в прежние времена. Я тесно прижимаюсь к его груди, и слышу: - А моя семья – это ты. Я открываю глаза, когда в высокие ставни заглядывают лучи заходящего солнца. Они пляшут в витражах и криво отражаются на стенах. Рядом с диваном, на небольшом деревянном столике лежит записка, адресованная мне. Протягиваю руку и читаю аккуратно выведенные Питом слова: «Я ушел к Хеймитчу. Подожди меня. В кухне есть булочки с сыром». - Как будто я здесь только ради них, - возмущаюсь я. Убираю с ног плед и сажусь, глядя на свое отражение в зеркале напротив. Все еще худая, бледная, с кое-как отросшими волосами, я все же немного изменилась. Стала радостнее? Или этот ореол вокруг – просто солнечный свет? Имею ли я право быть счастливой и наслаждаться жизнью, когда близкие люди гниют в земле? Огромным усилием я заставляю себя отогнать прочь темные мысли. Поднимаюсь на ноги, и, опираясь на костыль, иду через гостиную к двери, из дома Пита. Мне нужно увидеть его прямо сейчас, даже если он на другом конце города. Несколько минут спустя, я уже бреду по тропинке, ведущей к дому Хеймитча. Когда мы с ним виделись в последний раз, я была не очень мила, а он не совсем трезв. Думаю, мы все еще можем называться друзьями. Поднимаюсь на порог, и едва заношу руку, чтобы постучать в дверь, как она открывается сама, и я чуть не ударяю кулаком в грудь ментора. - Соолнышко! – громко восклицает он, - Пришла убить меня за то, что я позвал к себе на ужин твоего парнишу? Нельзя быть такой собственницей! Подумать только, он уже в курсе! - Какого черта ты несешь? – тут же отзываюсь я, - Пит! Шаркая раненной ногой, прохожу мимо Хеймитча, задеваю его плечом и направляюсь в столовую – наше любимое место для посиделок. Любимое по одной простой причине – здесь он хоть немного разгребает беспорядок, чтобы в хмельном бреду отличить полную бутылку от пустой. - Тебе стоит пересмотреть свой рацион, - говорю я, заметив груду стеклянной тары в прихожей, - А еще, чаще проветривать помещение. - Мамочка, не торопись с поучениями, - парирует Хеймитч. Наконец, мы в столовой. За круглым деревянным столом у окна сидит Пит. Он озадаченно крутит в руках пустую керамическую кружку. Увидев меня, он улыбается и поднимается из-за стола. - Я же просил тебя подождать меня дома. - А я не хотела, чтобы ты говорил Хеймитчу про нас, - сходу парирую я. - Тихо-тихо, солнышко, - Хеймитч кладет руки мне на плечи и с силой усаживает на соседний стул, - Ты же не хочешь отпугнуть Пита своей бестактностью? - Ты говоришь как Эффи, - с упреком произношу я, а затем обращаюсь к погрустневшему Питу, - Все в порядке, просто это же Хеймитч! О чем ты думал? - Ну, он единственный близкий нам человек, - пожимает плечами Пит и, наконец, садится рядом со мной, - Тем более, речь зашла о нас с тобой... - Что еще за речь такая? - Может сначала чаю? Или чего покрепче? – ненавижу, когда Хеймитч отвечает мне вопросом на вопрос. - Нет, спасибо, - я смотрю на него, не отводя глаз. - Ладно. Ваш доктор Аврелий прислал мне письмо, - начинает ментор, - Точнее, сначала он пытался ко мне дозвониться. Перед этим, пытался дозвониться к тебе. Безуспешно. Судя по его словам, единственный, кто продолжает поддерживать с ним связь – это Пит, а он не знает ничего о твоем психологическом состоянии, - Хеймитч пристально смотрит на нас двоих, - В чем лично я сомневаюсь. В общем, накануне интервью, он просит тебя связаться с ним для дальнейшего лечения. - Началось, - фыркаю я, - Капитолий хочет удостовериться, что со мной все в порядке? Не хотят показывать миру больную истеричку? Раньше надо было думать! - Китнисс, - Пит спокойно накрывает мою руку своей ладонью, - Так будет лучше не только для тебя, но и для всех нас. Свяжись с доктором. Он не желает тебе зла. Тебе нужно разобраться в себе. - Не мне одной! – хмурюсь я. - Говорил же, что так и будет, - смеется Хеймитч и протягивает руку к бутылке напротив. - Все верно, - продолжает Пит, - потому, я обещаю тебе, что буду стараться рисовать снова, взамен на твой курс лечения. Вдали от Капитолия. Тебе просто нужно будет поднимать трубку, и говорить с доктором Аврелием, - добавляет он. Я несколько секунд смотрю на Хеймитча, заливающегося самогоном и, наконец, спрашиваю: - Без этого не обойтись, да? - Верно, - кивает Пит. - Что же. Тогда, ладно, - соглашаюсь я. Хеймитч делает вид, что подавился спиртным от удивления. Пит одобряюще сжимает мою руку. Но, я делаю это не только ради галочки в своем личном деле в Капитолии и даже не ради того, чтобы Пит снова рисовал. Уверена, что скоро он сможет писать картины намного лучше предыдущих. Просто, если я действительно хочу сделать шаг вперед, мне нужно не только снова разжечь в себе пламя, но и научиться поддерживать его. Когда мы уходим от Хеймитча, на Двенадцатый дистрикт опускаются сумерки. Пит говорит ментору, чтобы тот сократил дозу принимаемого алкоголя, а я молча рассматриваю цветы на его клумбе. Мне хочется поскорее остаться наедине с тем, кого я так долго ждала. Правда, как только за Хеймитчем закрывается дверь, я снова не знаю, что говорить. - Зачем ты пришла к Хеймитчу? – спрашивает Пит, когда мы оказываемся на дорожке перед домом. - А зачем ты пошел к нему? - Подумать только, у вас с ним даже манера речи одинаковая. Отвечаете вопросом на вопрос, - улыбается Пит, - Ко мне зашла Сэй и передала, что Хеймитч хочет меня видеть. Я не хотел тебя будить, потому написал записку и пошел сам. - Мне не нравится, что вы с ним обсуждаете вещи, касающиеся моей жизни, - свирепо говорю я, - И, кстати, куда это направлялся Хеймитч, когда я пришла? Пит смеется, обнимает меня за талию и прижимает к себе. - Он разозлился на меня, когда узнал, что мы действительно хотим быть вместе и собрался в город, сам не знаю зачем. Сказал, что я скрытый убийца, раз позволил тебе находиться так близко. Я-то думал, ему все равно, а он волнуется за твою жизнь. - Глупости, - говорю я, - Странно, что он так об этом думает. Мне казалось, он сам пытался нас свести. Боится, что если ты придавишь меня, некому будет принести белой, когда ему будет нужно опохмелиться? - Больше похоже на отцовскую заботу, - улыбается Пит, - И я не собираюсь тебя душить. - Папочка Хеймитч, - прыскаю я, и мы оба заливаемся смехом. Время с Питом летит незаметно. Я замечаю, что мы недавно прошли мимо наших домов и направляемся к воротам Деревни победителей. - Куда ты меня ведешь? Пит крепче прижимает меня к себе и целует в макушку. - Я хочу показать тебе мою булочную. А ты, взамен, как-нибудь отведешь меня в лес, и мы попробуем сделать новые записи и рисунки в твоей книге. Я немного ощетиниваюсь. Значит, пекарня. То самое место, с которого все началось много лет назад, и в котором все может закончиться. - И что же ты там хочешь мне показать? – как можно спокойнее спрашиваю я. - Ты самый близкий мой человек. Мы прошли вместе через столько бед. Могу я поделиться с тобой своей радостью? – спрашивает Пит, - Не Хеймитча же мне туда вести. Лучше бы отвел его. Я аккуратно освобождаюсь от объятий Пита, делая вид, что мне тяжело огибать мелкие лужи на нашем пути. Мне казалось, что я успокоилась насчет пекарни, но теперь само ее существование доставляет мне дискомфорт и вызывает ревность. Оставшийся путь мы преодолеваем молча. В городе кипит жизнь. Совсем недавно, на главной улице открыли Дом отдыха для горожан. Оттуда слышится задорная музыка, а в окнах виднеются мелькающие в танце силуэты. Мы с Питом вряд ли смогли бы так просто веселиться. На пороге стоят пары молодых людей. С виду – наших сверстников. Некоторые из них держатся за руки, какая-то девушка мило щебечет что-то о грядущих выходных. Люди строят планы на будущее, пока я блуждаю по закоулкам собственной жизни. Наконец, мы на месте. Точнее, на том же месте, на главной улице, где раньше находилась булочная семьи Мелларк. Когда-то это место было для меня недостижимой роскошью. Просто стоять здесь и заглядывать в витрины переполненные свежей выпечкой, сладостями и прочей едой, которую не давали по тессерам, было нашим с Прим любимым занятием. Но Прим больше нет, да и пекарня выглядит совсем по-другому. Передо мной большой кирпичный дом с готовой покатой крышей. Кажется, строительство уже завершено. - Осталось привести в порядок все внутри и повесить вывеску, - подает голос Пит. - Красиво, - выдавливаю я. - Давай зайдем внутрь? Я киваю. Пит открывает передо мной большую деревянную дверь, и я погружаюсь во тьму. Спустя несколько мгновений сзади клацает электрический выключатель и все вокруг наполняется светом. Мы находимся в большой комнате с деревянным прилавком, удобными полками и шкафчиками. Рядом со мной стоят несколько столов и стульев, наверное, для того, чтобы посетители могли перекусить, не выходя их лавки. Сзади виднеется помещение с печками и столами для готовки. - Здесь очень комфортно, - говорю я. - Давай присядем, - предлагает Пит. Я переставляю больную ногу ближе к стулу и аккуратно сажусь. - Прости, здесь еще нет угощений, - Пит присаживается напротив меня. - Я здесь не ради еды! - Ладно-ладно, - улыбается он, - Не злись сейчас, когда мне нужно кое-что тебе сказать. Сегодня был важный и удивительный день. Конечно, в нашей жизни бывали и более важные дни, но этот действительно стоит запомнить. - Ты заставляешь меня неловко себя чувствовать, - честно признаюсь я. Каждая клеточка моего тела напряжена, словно я сейчас подстрелю огромную рысь. Пит протягивает руки и сжимает мои ладони. К чему он клонит? - В общем, я давно заметил, как ты реагируешь на само существование этого места, и хочу прояснить – я не собираюсь жертвовать отношениями с тобой ради пекарни. Пойми, я должен чем-то себя занимать, и, желательно, чтобы это приносило пользу людям. К тому же, это дань памяти моей семье, - Пит такой же, как и прежде, он намного лучше меня, - Я долго думал, стоит ли мне переезжать сюда и что делать дальше со своей жизнью. С самого возвращения домой мне хотелось быть одновременно с тобой и подальше от тебя. Во мне спит зверь, которого я изо всех сил стараюсь подавить. Сердце колотится быстрее. Я знала, что внутри Пита тоже прячется Огненный переродок, но даже представить себе не могла, что ему хорошо известно, о моих самых сокровенных мыслях. - Я, наконец, готов сказать, - продолжает Пит, глядя мне в глаза, - Китнисс, ты не избавишься от меня так просто. Мне еще многое предстоит сделать и понять о своих чувствах к тебе, но я точно решил, что не сдамся на пути к твоему сердцу. Я краснею и чувствую, как в груди появляется приятное тепло. Все мои глупые мысли уходят на второй план. Смотрю на Пита, и понимаю, что он смущен не меньше меня. Наверное, нужно сказать, что «путь к моему сердцу» и так открыт для него, но я просто поддаюсь импульсу, перегибаюсь через стол и целую его. Сначала, Пит пугается моего резкого выпада и пытается отодвинуться назад, но очень скоро он понимает, что я не разъяренный охотник, а обычная девушка из Дистрикта-12, которую он знает еще со школьных лет, и отвечает на мой поцелуй. Меня зовут Китнисс Эвердин. Мне почти восемнадцать лет. Сегодня я сама сделала первый шаг. И я счастлива от того, что могу быть вместе с Питом. В тот же вечер, я звоню доктору Аврелию и прошу его об одном одолжении. Он сразу же соглашается мне помочь и радуется тому, что я наконец-то хочу поговорить.