Останься со мной

Шаги Пита по металлу гулко отдаются в пустой кабине и исчезают в глубине планолёта. Сегодня он появился в ангаре сразу после меня, сдержанно пожелал доброго утра и тут же поднялся на борт. Мне больно смотреть на него зная, что он сейчас чувствует. И что почувствует, едва ступит на землю Дистрикта-12, обращённую в пепел. Где-то там, под завалами, погребена вся его семья, тогда как моя мама и Прим целые и невредимые находятся в Тринадцатом. Я бы не пережила, если бы с ними что-то случилось, и я не виновата в том, что произошло, но под взглядом Мелларка вина всё равно захлёстывает меня. - Двенадцатый сгорел дотла, не так ли? Из-за неё, - гневно говорит Пит. – Из-за Китнисс!* Он думал так, пока ему не стёрли воспоминания обо мне. Что, если эта уверенность всё ещё живёт в нём? Что, если один взгляд на руины Двенадцатого разбудит в нём переродка? Посторонний шум привлекает моё внимание, я вздрагиваю и выныриваю из воспоминаний. Мои брови удивлённо ползут вверх, когда я вижу Джоанну, Финника и Энни, направляющихся ко мне. Позади них, тихо шурша колёсами по бетону, катит в своём кресле Бити. В руках Мейсон её неизменный топорик и, подходя ко мне, она играючи перебрасывает его из одной ладони в другую. - Знаешь, что, Эвердин? Когда всё это закончится… За вами с Мелларком крупный должок, - произносит она, легонько толкая меня плечом. - Что это значит? - Это значит, - Одэйр крепче сжимает в своей ладони руку возлюбленной, - что Крессида предложила кому-нибудь из нас отправиться с вами, чтобы не вызывать подозрений у Пита. А Плутарх… - Тур Победителей, Эвердин! – взвизгивает Джоанна. - Тише, - подъехавший Бити бросает настороженный взгляд в салон планолёта. - Тур?! – нет, этого не может быть. Каждый из нас уже пережил свой Тур Победителей. Неужели Игры для нас и вправду никогда не закончатся? - …а Плутарх загорелся этой идеей, - как ни в чём не бывало, продолжает Финник. – И теперь мы все будем колесить по дистриктам, снимая промо. - И всё для того, чтобы твой женишок не съехал с катушек, - палец Мейсон упирается мне в грудь. - Он мне не женишок, - рявкаю я, отбрасывая от себя руку девушки. По её лицу скользит улыбка, и она пожимает плечами. - Вы ведёте себя, как дети. Это же просто съёмки, - спокойно произносит Бити, въезжая по трапу в планолёт. - Он прав. Из-за поворота показывается Хеймитч в сопровождении Гейла. А он-то что тут делает? Замечая мой вопросительный взгляд, охотник улыбается, поправляя ремень автомата на плече. За ними идут несколько солдат в серой форме. Наша охрана. Крессида с операторами, нагруженными своей громоздкой аппаратурой, замыкают шествие. - Денёк не задался с самого утра, детка? – ментор ухмыляется, окидывая взглядом меня и Джоанну с топором. Девушка одаривает обворожительной улыбкой Эбернети и скрывается внутри планолёта вслед за Одэйром и Крестой. Хеймитч проходит за ними. - Всё нормально? – подойдя ко мне, спрашивает Гейл. - Могло быть и лучше. В планолёте мы с Питом оказываемся на соседних сидениях. Он низко опустил голову, сжав её руками, и я почти физически ощущаю его боль. Я ничем не могу помочь, ведь я всего лишь его напарница. Сидящая напротив нас Джоанна то и дело подначивает Финника, заставляя тихую улыбку расцветать на худеньком личике Кресты. Я бы хотела прислушаться к их шутливой перебранке, но все мои мысли занимает Пит. - Пит, - я легонько дотрагиваюсь до него и тут же отдёргиваю руку. Кто бы мог подумать, что я буду бояться его? - Ты была там? – вдруг спрашивает он, не поднимая головы. Его голос дрожит, и я понимаю, что он боится. Боится того, что ждёт его в Двенадцатом. Я киваю, но тут же понимаю, что он не может этого видеть. - Была. - И…как там? - Плохо, - честно признаюсь я. – Уцелела только Деревня Победителей. Пит поднимает голову, и я вижу, что его лицо исказила гримаса боли. - Интересно, зачем это им? Деревня Победителей. - Я не знаю, - тихо произношу я. - Прости, - парень дотрагивается до моего плеча. Прикосновение длится всего несколько мгновений, но я всё равно чувствую тепло, растекающееся по телу. – Я не должен был… - Ничего, я тебя понимаю. Если бы кто-то сказал мне, что ждёт меня там, наверное, мне было бы легче. Не было бы мне легче. И ему не будет. Я снова обманываю его, надеясь уменьшить его боль, но уже сейчас знаю, что ничего не выйдет. Не думаю, что возможно кого-то подготовить к такому. Планолёт мягко приземляется прямиком на выжженную Луговину. Я слышу, как громко втягивает воздух Пит прежде, чем спуститься по трапу. Едва ли не бегом устремляюсь за ним. Я должна быть рядом с ним в этот момент, что бы там ни говорил Хеймитч или Гейл. Это намного важнее моей безопасности. Но нашему ментору каким-то чудом удаётся опередить меня, и он ступает на землю одновременно с Мелларком. Солдаты рассеиваются по Луговине, сливаясь с окружающей нас серостью. Вся компания шумно выгружается из планолёта, но все звуки словно захлёбываются, стоит нам окинуть взглядом наш дистрикт. - Это ужасно, - шепчет рядом со мной Джоанна, и вся моя злость на неё куда-то улетучивается. Сейчас я не могу ощущать ничего, кроме тяжести горя, навалившегося на меня с новой силой. Наверное, это гнетущее чувство никогда не отпустит меня, сколько бы я ни возвращалась сюда. Я избегаю смотреть на Пита, чувствуя на себе настороженный взгляд Хоторна. - Идёмте, - Крессида становится во главе притихшей группы и, сверяясь с планшетом, ведёт нас прямиком к наполовину обрушенному Дому Правосудия. Она останавливается у уцелевшей трибуны и складывает руки на груди, осматриваясь. – Сначала Бити. Мы не можем взгромоздить его коляску на трибуну, поэтому он остаётся на земле так, чтобы в кадре был виден Дом Правосудия. Привычным размеренным голосом он излагает историю Панема, начиная с Тёмных Времён, объясняет, почему люди должны стать на сторону повстанцев. В его речи звучат какие-то цифры и доводы, но я не обращаю на них внимания и искренне удивляюсь: неужели это может убедить кого-то? Речи Пита всегда были куда более проникновенными, но даже они не заставили повстанцев сложить оружие. Но Крессиду, похоже, всё очень даже устраивает: она довольно кивает и даёт знак Джоанне подняться на трибуну. Мейсон не выпускает из рук свой топор. Речь девушки длится всего пару минут – Гейл успевает убрать её из кадра раньше, чем та начинает выкрикивать ругательства в адрес Сноу и Капитолия. - Этим ты делу не поможешь, - шипит на неё Хоторн, отведя чуть в сторону. - Да мне наплевать! – она рвётся из хватки охотника, но у неё ничего не выходит. – Как ты можешь спокойно смотреть на это?! – она обводит рукой руины дистрикта. – Как вы можете?! – выплёвывает она. Я знаю, что она обращается ко мне, Гейлу и Питу – на Хеймитче, пристроившемся в сторонке, нет лица. Пит бледнеет и закусывает губу. – Дурацкие заученные тексты – это всё, что вы можете сказать Сноу, глядя на всё это?! – девушка переходит на крик. Кажется, у неё сейчас случится истерика. Она ведь никогда не была в Двенадцатом, а что бы было с ней, превратись в руины её родной дистрикт? – Ладно он, - она машет рукой в сторону Пита, - но ты, Эвердин! Ты же не… Блестящая игла вонзается в её руку прежде, чем она успевает договорить. Глядя на то, как Джоанна затихает и обмякает в руках Гейла, я чувствую, как меня прошибает холодный пот. В глазах Пита я вижу непонимание и чувствую, что начинаю дрожать. - Так, хватит! – командует Крессида. – Вы хотите проторчать здесь до ночи? Я – нет. Продолжаем. Одэйр, Энни, прошу, - она указывает на трибуну. - Да как она может? – в голосе Пита чувствуется плохо скрытая ярость. Может, мне стоит испугаться, но сейчас я могу лишь согласно кивнуть. - Она не понимает нас. Никогда не поймёт. - Да, - кивает Пит, - пока Капитолий не будет разрушен. Я резко оборачиваюсь, глядя ему в лицо. Пит не мог такого сказать. Кто угодно, только не он. - Пит… - А что? – он разводит руками. Краем уха я слышу вдохновенную речь Финника. Всё равно у него не получается так, как у Пита. Ни у кого не получится. – Если…если мы сумеем довести дело до конца, всё кончится не здесь и не в Тринадцатом. Эта война окончится в Капитолии или не окончится никогда. Не думаю, что после этого Капитолий будет прежним. Я позволяю себе расслабленно выдохнуть и понадеяться, что в своей речи Пит не станет призывать сровнять Капитолий с землёй. Я могла бы вынести такую речь от кого угодно, но только не от Пита. Мой Пит никогда бы не стал говорить подобных вещей, а я не хочу знать, что моего Пита больше нет. Даже если это действительно так. Финник помогает Кресте спуститься с трибуны, а сам остаётся на месте. - Слезай, Одэйр! Не наговорился ещё? У нас график, между прочим, - подражая тону Эффи, подаёт голос мой ментор. Сейчас у меня такое ощущение, что на этот день он стал ментором для нас всех. - Подожди. Я думаю, вам будет интересно это услышать. И нашим зрителям тоже, - обворожительная улыбка красавца во мгновение ока превращается в хищный оскал. Следующие десять минут он, не прерываясь, выкладывает всё, что знает о самых высокопоставленных капитолийских чинах, не исключая и президента Сноу. Мы слушаем, затаив дыхание, и лишь Крессида изредка поворачивает голову к камере, чтобы убедиться, что красная лампочка мигает. Каждое слово Финника слишком важно, чтобы она позволила себе упустить его. Наконец, парень переводит дух и замолкает. - Превосходно, - медленно произносит режиссёр. Тишину пронзают размеренные аплодисменты Хеймитча. - Ради этого действительно стоило тащиться сюда. Одэйр легко спрыгивает с трибуны и тут же оказывается в объятиях Энни. Наша с Питом очередь. Он становится на место Финника и помогает подняться мне. Я не хочу, чтобы он отпускал мою руку, но он высвобождает свою ладонь из моей и отступает на шаг в сторону. - Возьмитесь за руки, - командует Крессида, и я чувствую благодарность к этой женщине. Не глядя, Пит ловит мою руку и переплетает наши пальцы. Совсем как раньше. Я чувствую, как проходит дрожь и возвращается тепло. Здесь не Капитолий, перед нами не Цезарь, но я точно знаю, что Пит подхватит меня, если я запнусь. Крепче сжимая его руку, я смотрю на мигающий красный огонёк. - Народ Панема! Посмотрите! – камера на миг отворачивается от нас, охватывая руины вокруг нас. Голос Пита отдаётся в моём сердца, и я знаю, что каждое сказанное им слово проникнет в сердца тех, к кому обращена его речь. – Это Капитолий и президент Сноу сделали с нашим домом! Что помешает ему завтра сделать это с вашим дистриктом? С вашим капитолийским домом? Что помешает убить тех, кого вы любите? Вы думаете, что его миротворцы защищают вас, но они защищают только его! Защищают для того, чтобы в любой момент он смог причинить вам боль. Вы не должны бояться его! Вы должны бороться. Бороться, как мы. Все слова, которые для меня написала Крессида, вылетают из головы. Уверена, что в тексте Пита тоже было что-то другое. Его слова эхом отдаются в моей голове, в моём сердце, рождая то, что я хочу сказать. - Дети больше не должны умирать на Играх. Они не должны голодать. Не должны бояться, - тихо произношу я. Вижу, что Крессида качает головой и недовольно хмурится, но мне всё равно. День клонится к закату, и она не станет прерывать меня, чтобы отснять новый дубль. – Только ради них стоит бороться. Боритесь. Как мы. Я едва успеваю договорить, когда Пит резко вскидывает наши сплетённые руки высоко над головами. Совсем как во время Парада трибутов на наших первых Играх. Наш первый жест неповиновения, первый из многих. Как символично. Теперь ни у кого не останется сомнений в том, насколько мы близки. И в этот момент это действительно так. Лампочка на камере гаснет, и в тот же момент Пит отпускает мою руку и спрыгивает с трибуны. Тепло, окутывавшее меня, тут же исчезает. Должно быть, он хочет помочь мне спуститься, но Гейл опережает его, подавая мне руку. Мелларк только пожимает плечами и направляется к Хеймитчу. - Мне нужно несколько минут. - Ты уверен? Он кивает. - Ждите меня у планолёта. Я не заблужусь. Пит успевает скрыться за углом, когда я понимаю, что ноги сами несут меня вслед за ним. Я знаю, куда он идёт. Я знаю, что он будет чувствовать. Я должна ему помочь. Сильные руки Гейла обхватывают меня, не давая сдвинуться с места, и я могу лишь беспомощно слушать звук затихающих шагов. - Пусти меня, - шиплю на него, совсем как Джоанна недавно. Надеюсь, всё успокоительное он истратил на неё. – Я должна быть там. С ним. - Нет. - Как ты не понимаешь? Никто не должен оставаться один в такой ситуации. Гейл смотрит на меня своими серыми глазами, и я понимаю, что мои слова тратятся впустую. Он не даст мне отправиться вслед за Питом. Чуть не плачу от досады и бессилия. - Допустим, я отпущу тебя сейчас. Что ты ему скажешь? Как поступишь? Он не помнит тебя, Кискисс. Ты чужая для него, - жестокие слова Гейла причиняют боль, но, несмотря на это, отрезвляют. – Как бы ты поступила, если бы в минуту горя тебе на шею кинулся чужой человек? Я молчу. Наверное, он прав, но я не желаю этого признавать. Он прав. Прав. Тысячу раз прав. Хочется кричать, но я лишь бреду к планолёту вместе с остальными. Мы останавливаемся на краю Луговины, там, где начинается лес. Съёмочная группа рассаживается под деревьями, и мы следуем их примеру. Полукс указывает на мою брошь и поднимает глаза вверх. Я замечаю движение в кронах деревьев и усмехаюсь: сойки-пересмешницы. Мои сёстры. Они смешно наклоняют головки, прислушиваясь к нашим тихим голосам. Недолго думая, я изображаю птичий свист, и какая-то сойка тут же повторяет за мной. Вслед за мной, к удивлению многих, переливчатую трель издаёт Поллукс. Сойка поворачивает головку у нему и отвечает. Я слышу тихий смешок Энни, а сама вспоминаю Арену. Руту. Её сигнал из четырёх нот. Поллукс осторожно трогает меня за плечо и указывает на землю. Я с удивлением обнаруживаю написанное на земле слово «СПОЁШЬ?». Мне не хочется, но глаза безгласого светятся восторгом, и мне не хочется его огорчать. Поднимаясь, я отхожу в сторонку и касаюсь шершавого древесного ствола. Папа. Когда он пел, птицы замолкали, прислушиваясь. Пит напомнил мне об этом на наших первых Играх, заставив меня понять, почему я больше не люблю петь. Но сейчас я спою. Для Поллукса, для отца, для мёртвого Дистрикта-12. Я не хотела петь «Виселицу», но слова срываются с моих губ против моей воли. Я думала, что начисто забыла слова этой песни, ведь мы перестали её петь задолго до смерти отца. Она жутко не нравилась маме, а я тогда не понимала, почему. Сойки- пересмешницы замолкают, пытаясь уловить мотив. Наверное, лес ещё долго будет наполняться звуками этой песни и после того, как я закончу. Боковым зрением я замечаю мигающий огонёк включенной камеры. Пускай снимают, сейчас мне всё равно.

А ты придёшь к тому дереву у реки Наденешь ожерелье из пеньки, рядышком со мной? Странные вещи случаются порой И будет не так странно Если в полночь у виселицы мы встретимся с тобой.*

Последний куплет. Можешь выключать свою камеру, Крессида. Я замолкаю, и птицы молчат тоже. Ждут. - Я помню эту песню, - раздавшийся в тишине голос Пита заставляет всех подпрыгнуть на месте. Парень стоит, прислонившись к сосне, сложив руки на груди, и наблюдает за мной, не сводя глаз. Веки его покраснели: должно быть, он плакал. Меня захлёстывает паника. Нет, только не сейчас, Пит, пожалуйста. Я бросаю быстрый, молящий о помощи взгляд на Хеймитча, но он тоже наблюдает за Мелларком. В глазах ментора я вижу беспокойство. Гейл поудобнее перекладывает в ладони рукоять автомата, и я с ужасом понимаю, что другого способа остановить Пита в случае чего нет. Только пуля. Проходит минута. Другая. Пит стоит в той же позе, глядя куда-то вдаль, и, кажется, совсем не собирается нападать на меня. Я позволяю себе расслабиться и выдохнуть. - Помнишь? – выдавливаю я из себя. Мой голос предательски дрожит. Он кивает. - Твой отец пел её когда-то давно. Все птицы умолкли тогда. Прямо как сейчас. - Так, ребятки, нам пора, - Хеймитч становится между нами и кладёт руки нам на плечи, увлекая нас к планолёту. Сойки-пересмешницы провожают нас, повторяя мелодию «Виселицы». В планолёте я забиваюсь в угол, подальше от Мелларка. Мне нужно придти в себя. Стыдно признать, но в тот момент я действительно испугалась не на шутку. Эбернети подсаживается ко мне. - Скоро будем в Тринадцатом. Всё нормально? – он бросает выразительный взгляд на блондина. - Да. Просто… Я не могу вспомнить хоть один момент, когда бы Пит мог слышать её. Он никогда не пересекался с моим отцом, и я тоже никогда не пела её ему. Может, это действие охмора? - Может, - пожимает плечами ментор, и моё сердце ухает вниз. Я надеялась совсем на другой ответ, Хеймитч. – Хотя вряд ли. Это ведь о твоём отце, не совсем о тебе. И потом, в Капитолии об этом знать не могли. Успокойся, солнышко, думаю, это просто случайность. Ментор проводит рукой по моим волосам и удаляется в кабину пилота. Наверное, Хеймитч прав – это всего лишь случайность. Но моё сердце упорно не хочет верить в это, и я не могу противиться ему. Склонив голову набок, я всю оставшуюся дорогу наблюдаю за Питом. Что же ещё ты помнишь, Пит Мелларк? ____________________________________________________ * Сьюзен Коллинз «Сойка-пересмешница»