Останься со мной

Глаза закрыты. Чуть дрожат ресницы. Я не смотрю. Я не хочу смотреть. Гуманней думать, будто это снится. Иначе впору просто умереть.(с)

Я так ждала Пита. Я так ждала его смеха, его поцелуев, его тепла. Я так ждала его любви. Это придало бы мне сил и внесло бы порядок в мысли и чувства. Но вместо этого я получила незнакомца с безразличным взглядом, и это стало ударом для меня. Теперь я Сойка с перебитыми крыльями. Не замечая никого, добираюсь до нашего отсека в надежде скрыться ото всех. Забиваюсь в угол, вжимаюсь в стену, надеясь, что холод бетона меня отрезвит. И тут же чувствую, как тёплые нежные руки обвивают меня, пытаясь защитить ото всех невзгод. Прим. У неё дар утешать людей. Дар и потребность. И ей всё равно, кто это будет: раненый боец, больной ребёнок или сестра с надсаженным от разочарований сердцем. - Где мама? – сипло спрашиваю я. - В госпитале, - слегка удивлённо отвечает сестра. – Но ведь не это сейчас волнует тебя по-настоящему. Едва-едва качаю головой. Это я должна защищать Прим, мою сестру, моего утёнка, но вместо этого она утирает мне слёзы. Мы сидим в тишине, и я не знаю, сколько времени прошло с того момента, как я увидела равнодушный взгляд Пита. Час, день или много месяцев? Может быть, война давно окончена? Может, победили повстанцы? Или Капитолий? Или никого из людей больше нет на Земле – только я в объятьях Прим? - Может, это всё к лучшему? – произносит надо мной мужской голос, и я вздрагиваю, приходя в себя. Пытаясь примириться с невосполнимой потерей, я не заметила, как ласковые детские руки сменились большими мозолистыми ладонями. Гейл. - Что? – мои губы прижаты к моим коленями, и голос получается глухим и чужим. - Ну, то, что Пит… В общем… Он больше не опасен для тебя… Он говорит точно так же, как Хеймитч. Сейчас, наверное, это скажет мне каждый, кто хоть краем уха слышал о первой моей встрече с Питом. Кроме Прим: она одна верила в него. В меня. В нас. В нашу любовь. Но нас больше нет, и даже её вера не помогла. И никто не поймёт меня, если я скажу, что мне было легче пережить ненависть Пита, чем его безразличие, ведь это означало, что он помнит обо мне. Даже Прим. Гейл молчит, а я не поднимаю на него взгляд, боясь увидеть в его глазах то, что так отчётливо слышится в его голосе: радость. Мой лучший друг рад, что человек, который любил меня, и которого, как оказалось, любила я, совсем не помнит меня. Но я превозмогаю себя и поднимаю голову, а Хоторн тут же отводит глаза. С силой разомкнув руки парня, поднимаюсь и смотрю на него в упор. - Нет, не к лучшему, - получается грубее, чем мне хотелось бы, зато из глаз Гейла исчезает радость, которая резала меня по живому. – Пит по-прежнему под ударом из-за меня: любое напоминание о нашей…нашем…обо мне может вновь пробудить в нём переродка, жаждущего моей крови. Как ты думаешь, что сделают с ним, если он попробует прикончить символ революции? – мои слова выходят безразличными и даже чуть насмешливыми. Это, наверное, плохо сочетается с заплаканным лицом и опухшими глазами, но мне плевать. Мне плевать на то, останусь ли я жива, если мне вновь придётся встретиться с монстром, живущим в Пите. Мне наплевать, если революция загнётся без своей Сойки-пересмешницы. Но я не хочу, чтобы Пит пострадал. Из-за меня. Снова. - Убьют, - просто отвечает Гейл. Он по-прежнему сидит, прислонившись спиной к стене, и смотрит на меня снизу вверх. И я ему верю. Ведь это действительно то, что они с ним сделают. - Они ведь не устранили…проблему. Не убили переродка в нём. Они просто заставили его забыть его ненависть ко мне. Вместе со мной. На моём лице отражается что-то такое, что заставляет лицо Гейла исказиться в гримасе ярости. Что-то в его глазах захлопывается, секунду назад такие понимающие, они горят огнём злости. Может, переродок из Пита переселился в него? - Да, Кискисс, его убьют, - выплёвывает мне в лицо парень, - так что лучше ему не вспоминать тебя. Широкими шагами он выходит из комнаты, а я подавляю в себе желание закрыть уши руками, словно жестокие слова Гейла повисли в воздухе. Мысленно записываю на счёт президента Сноу ещё две обиды: он отнял у меня любовь Пита, он отнял у меня дружбу Гейла. Остаток дня проходит, словно в тумане, и только после отбоя я обнаруживаю себя на кровати, держащей в руках потрёпанную верёвку Финника. Я забросила её на всё то время, пока в моём сердце теплилась надежда на выздоровление Пита. На серых волокнах следы запёкшейся крови – Финника и моей – и пару узелков, как напоминание об отчаянии Одэйра. Теперь он счастлив со своей Энни, а у меня остались только вдребезги разбитые мечты и эта верёвка. Сегодня я снова сотру пальцы в кровь. - Пит! Он поворачивается, и на меня смотрят совершенно пустые глаза. Кажется, они сделаны из тончайшего лазурного стекла: тронь – и разлетятся на мириады стеклянных пылинок, оставив пустые, страшные глазницы. - Гейл… - в моём шёпоте сквозит ужас, ведь его глаза сверкают ненавистью и гневом, а он сам неумолимо приближается ко мне. Нет, не он – переродок, желающий поскорее увидеть моё бездыханное тело в своих руках. Я чувствую стальные пальцы на своей шее, но ещё успеваю закричать: - Пит! Пит! Спаси меня! Ты же всегда меня… - …спасал, - сиплый шёпот вместо дикого крика срывается с моих губ. Мои глаза смотрят в темноту, и я слышу, как ворочаются в своих постелях мама и Прим. Я в очередной раз не дам им выспаться. Это просто сон. Мой кошмар и, похоже, все они теперь будут похожи один на другой: пустые глаза Пита и ненависть Гейла. Сбрасываю с себя одеяло, выхожу из комнаты. Я не боюсь наказания за нарушение комендантского часа – куда больше меня страшат давящие стены тёмной комнаты. В пустом коридоре тускло горят лампы. Я глубоко вдыхаю, стараясь отдышаться: крик совершенно вымотал меня. Вдруг от стены напротив отделяется тень. Пит. - Это ты кричала? – он хмурит лоб, словно стараясь что-то вспомнить, и у меня перехватывает дух от до боли знакомого жеста, - …Китнисс? - Да, – едва выдавливаю из себя. Похоже, Пита поселили где-то рядом со мной, иначе бы он не слышал. - Кошмары? – в полутьме мне кажется, что он улыбается. Но только улыбка у него вежливая и ничего не значащая – так улыбаются незнакомцам. - Да. Я поворачиваюсь, чтобы уйти, берусь за ручку своей двери. - Мне тоже снятся, - вдруг говорит он. Раньше все его кошмары были обо мне, о том, что он потерял меня. Интересно, что снится ему теперь, когда это случилось по-настоящему? - Правда? – поворачиваюсь к нему лицом. - Правда. Спокойной ночи, Китнисс. Похоже, кошмары – единственное, что теперь связывает нас с Питом. Он уходит, а я ещё долго смотрю на закрывшуюся за ним дверь. Через две двери на противоположной стороне коридора.