Часть 3. Эротическо-юмористическая
22 октября 2014 г. в 00:28
Реформа здравоохранения, как эпидемия чумы, не обошла стороной и Тульскую область. Докатилась она и до Тулы.
Оптимизация и модернизация этой самой системы в отдельно взятом городе выразилась в том, что закрыли одну из больниц. На ремонт. Якобы на ремонт. На самом деле ходят слухи, что навсегда. С целью неусыпной заботы о здоровье населения жесткой экономии.
В связи с этими печальными событиями нагрузка на ваше отделение увеличилась вдвое. Нагрузка увеличилась, а штат уменьшился.
Гиппократ Моисеевич слег с гриппом и временно исполнять его обязанности назначили Мамина. Как единственного зам.главврача, имеющего подобный опыт. Ничего, что не слишком удачный. Какой есть. Опыт, как говорится, не пропьешь. Шапка Мономаха, внезапно обвалившаяся на Вячеслава Александровича во второй раз, вдохновила его развернуться с утроенной силой. Времени было мало. На больничном Шульман вряд ли просидит дольше недели. Начать Вячеслав Александрович решил с родного отделения. С приемного, то есть.
Отделение осталось без терапевта — Вячеслав Александрович и раньше не баловал вниманием своих коллег и пациентов, а уж снова став и.о. главврача решил, что это занятие бесполезное и недостойное царственных особ. Вместе с тем, вышел Приказ, что приемное отделение должно быть укомплектовано: терапевтом — 1 шт., хирургом — 1шт., анестезиологом-1 шт., медсестрой — 1шт, санитаркой — 1шт. И ночью тоже.
Само собой, нового терапевта Мамин искать не стал, поскольку сам числился в штате. Дежурить по ночам он не мог, потому что статус не позволял. Сложившиеся обстоятельства предполагали, что дежурить по ночам будете вы. То есть ты, Илья Анатольевич и Оля. Со сменой медсестер для разнообразия. Чтобы не скучно было. Всю неделю. Или две. Как повезет.
— Ничего себе! — «восхитилась» Оля, ознакомившись с информацией под роспись в понедельник утром, — у меня вообще-то планы были на вечер.
— Отложите! — тоном, не терпящим возражений, гаркнул Мамин и ушел руководить. Ты промолчала, закатив глаза. Илья Анатольевич «восхититься» и закатить глаза не успел. Илью Анатольевича «рвали на сувениры». Он челноком мотылялся из приемного отделения в травматологическое (гололед же, вот и травмы), не забывая заглядывать в поликлинику, где тоже нужен был травматолог. В связи с оптимизацией численности врачей старый травматолог из поликлиники был с почетом отправлен на пенсию. Однако оптимизировать численность пациентов с помощью реформ руководству все никак не удавалось. Пациенты были живучи как тараканы и требовали травматолога или, на худой конец, ортопеда. Вот Илью Анатольевича и откомандировали на три часа в день отсиживать на приеме. Хорошо, поликлиника была недалеко от больницы.
Одним словом, в вашем отделении назревал бунт.
— Я не могу всю неделю ночевать в больнице, — возмущалась Марья Васильевна, — у меня уже здоровье не то.
— А у меня Вовка и Степа, — вторила ей Галя, — их кормить же нужно.
Тебе участвовать в дискуссиях было некогда — ты пациентами занималась. Хотя у тебя тоже было кого кормить, и не было здоровья. Но если надо, значит надо.
Илья Анатольевич, с целью облегчить жизнь отделению, нашел соискателей-терапевтов. Соискатели были посланы Маминым в прекрасное далеко. Следом был послан Илья Анатольевич, с требованием не лезть не в свое дело.
На четвертые сутки упали духом даже самые стойкие — то есть вы с Ильей Анатольевичем. Ночами поспать практически не удавалось. Особенно ему. Тебя он предусмотрительно укладывал к стенке, чтобы, если что, бежать на вызов самому. Пациентов везли одного за другим. Мест в больнице не хватало. Больных размещали в коридорах в главном корпусе.
Звонила няня. Сообщила, что ваша дочь называет ее мамой, а портрет Пирогова — папой. Ты расстроилась. Рассказала Илье. Илья мучительно долго вспоминал кто такой Пирогов. Заработался. Вспомнил.
— Значит, будет хирургом. Пластическим! — обрадовался он, — не в костях же ей ковыряться. Ты — против. Категорически. Но, у него своеобразные представления о прекрасном в вашей профессии, а дочь еще слишком маленькая, чтобы спорить всерьез.
— Мы скоро с Ильей будем жить как брат с сестрой, — жалуешься ты Оле, осматривая очередную старушку с язвой (давлением, отравлением, диареей или запором. Нужное подчеркнуть! В истории болезни подчеркнуть! Не забыть!!!).
— Ты его хоть видишь каждый день, а я Антона вообще не вижу, — жалуется в ответ Ольга, выковыривая язык пациента, чтобы он ненароком им не подавился.
— «Умру ли я, ты над могилою гори, сияй моя звезда», — напевает Илья Анатольевич в операционной, лихо вкручивая пациенту шуруп в кость. Подсвечивая операционное поле синяками под глазами. От трехдневного недосыпа. Лучше всякой операционной лампы.
— Илья Анатольевич, — ехидничает Ольга, — если Вы будете ведрами хлебать мой кофе, Вы откинете копыта раньше Вашего пациента. Пациент — мужчина 75 лет. Галя нервно хихикает — у Гали дома две некормленые особи мужского пола. Причем одна — склонная к побегам и поискам приключений. А также к поискам свежего борща и котлет. Занервничаешь тут.
— Соблюдайте субординацию, Оля, — требует Илья Анатольевич, вспомнив, что он, как никак, зав. отделением, — и вообще — это Евгения Павловна, а не я.
— Почему ты на меня сваливаешь воровство Олиного кофе? — допытываешься ты после операции.
— Ну, Оля же твоя подруга. Тебя точно не покусает, — безмятежно сообщает Илья Анатольевич. Ты сама ему рассказала, как Оля покусала Мамина. Лучше б не рассказывала.
Вечером в ординаторской с Олей и Галей поете под гитару «Как здорово, что все мы здесь сегодня собрались». На гитаре Оля играет. Поете остервенело. С нервным подхихикиванием. Посидите четверо суток как жуки в банке еще не так запоете. По сравнению с вами, у жуков в банке вообще санаторий — им не задают двадцать раз в день вопросы: «А что со мной?», «А что это?» «А как это?» «А где это?». И Мамин к ним не бегает, чтобы какое-нибудь нарушение выискать и выговор влепить.
Скорее бы Шульман вернулся. Из поликлиники между тем возвращается Илья Анатольевич. Слушает ваш «плач Ярославны» и поет первое, что в голову приходит. Чтобы вас развеселить. В голову приходит вот это вот, студенческое:
Я буду долго гнать велосипед,
У КВД его остановлю,
Все дело в том, что получил букет
От девушки, которую люблю.
В букете том, сказали мне мазки:
Есть гонорея и хламидиаз,
И потому от горя и тоски,
Той девушке я врезал прямо в глаз…
— Ну, Илья Анатольевич, Вы даете, — укоризненно качая головой, бубнит Марья Васильевна, — а с виду интеллигентнейший человек!
— Ольга Михайловна, там к Вам пациент, — запыхавшись, врывается в ординаторскую Изабелла, — просил передать, что у него острый спермотоксикоз.
— Чего у него? — с удивлением спрашивает Вячеслав Александрович, зашедший проверить укомплектованность и работоспособность подчиненных, и как гусь вытягивает шею в сторону Белки.
— Так спермотоксикоз, — неуверенно повторяет Белочка, — А что?
Илья хрюкает от смеха. Галя выдает Оле ключи от сестринской. Для «осмотра». Пациент — это Антон.
У Гали звонит телефон. Степан. Злой. Обещает приехать. И Вовку привезти.
Степану не до глупостей и шалостей. Степан, проклиная свою злую судьбу, отечественную медицину и женщин — медиков, попадающихся на его тернистом пути, пытался нажарить котлет. Галина отсутствует дома вторые сутки. Вовка отказывается в десятый раз есть омлет. Хоть и «по — Королевски». Ничего больше Степан до сегодняшнего дня не готовил. Котлеты липнут к сковородке и не отдираются. Ничем не отдираются. Даже шпателем для обоев. Вовка с голодными глазами, восседая перед пустой тарелкой, ковыряет вилкой скатерть.
— Лучше бы вообще не женился, — думает Степан, спускаясь к мусоропроводу со сковородкой в руке и телефоном, прижатым плечом к уху. Выкидывает сковородку.
— Женечка, я так соскучился! — шепчет тебе Илья Анатольевич, и вы под понимающе-любопытный взгляд Галины, ожидающей Степана, удаляетесь в его кабинет. Само собой, чтобы изучить справочник терапевта. Зачем же еще?
Вячеслав Александрович идет домой, по пути заглядывая во все двери приемного отделения. Зрелище его не радует. В сестринской — голый торс Антона и раскиданные по полу пижамы. В ординаторской — Степан без штанов и Галя. В кабинете заведующего отделением — ты и Илья Анатольевич. Ты сладко спишь, закутавшись в плед. Он обнимает. Дышит осторожно — боится разбудить. Любуется. Пейзаж аналогичный.
— Не больница, а дом свиданий! Бордель! — громким голосом констатирует Вячеслав Александрович и направляется домой. Дома Вячеслава Александровича ждет мама и мамина гипертония. Вдвоем они умело скрасят Вячеславу Александровичу вечер.
Послезавтра выходит с больничного Гиппократ Моисеевич, он уже звонил. Жизнь прекрасна и удивительна.