Пикассо с бритвой

- Ленни, что там у нас? – голос офицера звучал как-то отдаленно и устало. Капитан Ричард Гринсон и правда был не в лучшей форме: ужасные синяки под глазами, впалые бледные щеки, нездоровый цвет лица – все в нем выдавало вторую неделю бессонницы и нервотрепки. Гринсон за это время значительно похудел – правда, вместе с парой фунтов он потерял и веселое расположение духа. - Сэр, похоже, что этот Пикассо с бритвой оставил нам очередной шедевр, - сержант сделал акцент на прозвище убийцы, и, довольный шуткой, ухмыльнулся. – По-моему, этот псих мнит себя художником по человеческим телам. – он сдавленно и противно хихикнул, считая себя, очевидно, кем-то из великих комиков.       У капитана не было времени и желания делать подчиненному замечания, он просто жестом дал понять, чтобы его провели к месту преступления. Гринсон уже представил, что может ожидать его там: зловещая мастерская-операционная, в которой безумный художник вырезал свои «картины» на телах у жертв. После первого обнаруженного трупа язвительная пресса метко назвала маньяка Пикассо, а «бритву» ему «пририсовали» полицейские. Через два дня был найден еще один несчастный – боксер Тейт Бридж, трехкратный чемпион штата, довольно видная фигура. Сейчас – снова спортсмен – бодибилдер Маршалл Джей Гэмптон. Судя по всему, убийца всегда выбирал молодых парней с атлетическим телосложением – то ли потому, что «творить» на их телах можно дольше, то ли потому, что они намного выносливее любых других людей – эксперты доказали, что все операции проходили, пока жертва находилась в сознании.       В ноздри ударил сильный запах краски, смешивающийся с удушающей вонью от разлагающегося тела. В этот раз «художник» не стал ограничиваться скальпельными узорами, в его явно нездоровой голове появились еще более страшные и изощренные идеи – оставалось только догадываться, как вообще можно было додуматься до подобных вещей.       В саму «мастерскую» Ленни зайти не решился, прекрасно понимая, что на этот раз он будет работать не над привычным убийством, которые толстой стопкой лежали на его письменном столе в кабинете, и пропустил Гринсона вперед. Бывалый офицер не смог пройти дальше двух шагов от порога – он видел множество изуродованных трупов и покалеченных маньяками жертв, но такое приходилось наблюдать впервые.       Комната, по сути операционная, больше походила на картину художника-сюрреалиста вроде Сальвадора Дали или Ива Танги. Две стены были задрапированы белой тканью, похоже, шелком или атласом – на ней, образуя хаотичный рисунок, застыли капли крови. Одна из стен служила полкой или своего рода алтарем – из нее были вынуты почти все кирпичи, а в образованных нишах лежали человеческие органы – одни с надрезами, другие обработаны каким-то составом. Тут же лежало загипсованное сердце – капитан мог бы поклясться, что под слоем минерала находилось настоящая сердечная мышца – тоже изуродованная. Неподалеку стояли канопы – древнеегипетские ритуальные сосуды для хранения органов после так называемой мумификации, впрочем, на данный момент они были пустыми, возможно, убийцу что-то спугнуло, и он не довершил начатое.       Даже его, бывалого копа, чуть не стошнило на залитый черной краской пол, покрытый кирпичной крошкой и осколками стекла. В центре «композиции» на согнутом операционном столе в накинутой как мантия окровавленной простыне и с венцом из колючей проволоки на голове – то ли отсылка к литографии Дали, то ли в насмешку над Библией, - лежал труп. Удивительно, но лицо было нетронуто медицинскими инструментами – маньяк не хотел нарушать идеальную композицию подобия Тернового Венца и страдания Маршалла Гэмптона. «Даже знать не хочу, какие мысли были у этого дьявола в тот момент, когда он… вытворял такое!» - капитан нервно сглотнул и постарался собраться с мыслями – довольно трудное занятие, когда видишь перед собой нечто, далеко выходящее из стандартных рамок убийства. Потрошитель обычно перерезал горло, Дровосек из Нового Орлеана нападал на людей с топором, Генри Маджетт, более известный как Генри Говард Холмс, похищал людей и заключал их в темнице под домом, в своеобразной камере пыток. Но если это, хоть и с трудом, можно понять и найти мотив, то в данном случае любое логическое предположение нарушалось каким-нибудь неожиданным вопросом позеленевшего от подступившей к горлу тошноты сержанта. - Вы уже предварительно осмотрели жертву? – стараясь скрыть дрожь в голосе, Гринсон обратился к медикам, совещавшимся в стороне. – Можете что-то сказать о состоянии тела? - Да, конечно. – кивнул рослый мужчина с каштановыми с проседью волосами. – Смерть наступила примерно шесть или восемь часов назад, для уточнения нужно будет провести ряд анализов. Практически семьдесят-семьдесят пять процентов тела покрыты ранами в виде различных абстрактных узоров, сделанных медицинским скальпелем номер двадцать один – или, возможно, ланцетом. Следует заметить... что... – патологоанатом замялся. – Шрамы нанесены не в одно время. - Что вы имеете в виду? – нахмурился Гринсон. - Одни – застарелые, другие начинали подживать, покрылись характерной корочкой. Очевидно, убийца делал свой «узор» используя регенерационные возможности человеческого тела, а не краски.       Капитан едва заметно дернулся и кивнул врачу, чтобы тот продолжал. - Некоторые органы изъяты из жертвы – это сделано в прижизненном состоянии, насколько можно судить в данный момент. Плоть на груди рассечена скальпелем, или, опять же, ланцетом, сейчас довольно трудно установить орудие... убийства. Так же мы увидели какие-то странные сечения на ребрах, но за неимением достаточного оборудования в данный момент, мы не можем узнать, что это. Лицо покойного не тронуто – ни надрезов, ушибов, ни гематом, ни чего-либо еще, что могло бы свидетельствовать о борьбе между убийцей и жертвой. Сэр, похоже, убийца совершенствуется, а его психическое состояние ухудшается. – с некоторым волнением заметил патологоанатом. Затем, помолчав, добавил: - Да, вот еще что. Обратите внимание, что изъяты только органы брюшной полости – не считая, разумеется, сердца. Хотя, насколько мне известно, оно как раз и не подлежит тому, чтобы его клали в канопу... – врач почесал кончик носа. – Как вы видели, все изъятые органы тоже изрядно иссечены, и, возможно, вырезаны еще при жизни, если судить по ряду признаков.       Капитан едва сдержал рвотный позыв, бросив нечаянный взгляд на труп. - Спасибо, Томпсон. Продолжайте работу, - полицейский вытер пот со лба. «Надо побыстрее разобраться с этим кошмаром и свалить», - дикость обстановки давила на офицера как громадный многотонный пресс. - Сержант, кто обнаружил место преступления?       Ленни с непонятным выражением глянул на шефа. - Вы же сами получили е-мейл с маньячным ребусом, позвали криптографов, хотя анаграмму расшифровать мог бы любой лентяй. - Сержант, отставить ухмылку! – рявкнул Гринсон. «Чертов шутник, возомнил себя крутым полицейским!» - Дождитесь окончания осмотра и возвращайтесь в участок, я выезжаю туда уже сейчас, - офицер снова стер пот с лица, выдохнул и направился к автомобилю. «Наконец отвязался, я – шеф и имею право уехать, когда мне потребуется. Лучше уж всю ночь провести в своем кабинете, нежели «любоваться» шедевром нового Пикассо!» - Есть, сэр. – покорно кивнул сержант. – Прикажете оцепить это место? - Да к черту, это же подвал, кто сюда полезет. Просто оставьте троих человек до прибытия специальной бригады, чтобы никто ничего окончательно не затоптал. В общем, ты за старшего.       Ленни пожал плечами: капитан Гринсон всегда немного неуравновешен, а после подобного зрелища у любого башню сорвет, неудивительно, что он так рвется свалить отсюда.       Сержант взглядом проводил начальника и лениво потащился к месту преступления, мысленно раздавая всем приказы. Как круто, наверное, быть главным и стоять на ступень выше всех этих копошащихся людей, которые и понятия не имеют, что дальше делать. Вот будь он... - Эй, Смиттерсон, чего рот разинул? Иди заполни протокол, не мешайся под ногами, - раздалось рядом женское контральто. – Ты не видишь, куда идешь? - Я, как раз, отлично вижу, - обиженно протянул он, но не упустил случая отпустить скабрезную шутку. – Что, Фелиция, думаешь, если спишь с лейтенантом, то можешь командовать? - Не неси чушь, Смиттерсон, - чуть покраснела она. – Вали отсюда, и не попадайся мне на глаза. - Уважительней, пожалуйста, - прищурил водянистые глазки Ленни. – И передай там всем, чтобы троих человек оставили до прибытия бригады... Меня Гринсон назначил, не смотри на меня так. - Ты и останешься, раз «за старшего». – похоже передразнила Фелиция его манеру говорить. – Раз ты «за старшего», то знаешь, что и как делать. До встречи, Ленни, или, точнее, Леонард.       Она круто развернулась на каблуках, и, слегка покачивая бедрами, удалилась в сторону операционной. Горячая штучка, подумал Ленни, с острым язычком. Ему такие всегда нравились.       «Леонард». Так его не называли уже лет пять, он и забыл, что в паспорте стояло именно это имя. А Фелиция Харди, желая поиздеваться, выделила второй слог. Ленни не скрывал своей любви к видеоиграм, но старался не вспоминать о школьном обидном прозвище «нерд», которым его наградили более успешные однокурсники, потому что он всегда хотел учиться и никогда не умел поддерживать отношения со сверстниками. Кто бы знал, с каким трудом ему удалось преодолеть стыдливость и робость! А теперь эта самоуверенная Харди рушит все его успехи! - Сержант, вы уже видели канопы? – раздался спокойный голос сбоку.       Ленни вынырнул из мыслей и обратил внимание на сухопарого прыщавого парня. Черт, как же его зовут... Пойнтер? Пайнтер? - Э... видел что?       На лице копа появилась ухмылка, но тут же исчезла. - Сэр, канопы. Сосуды для хранения органов. - Органов? Что еще за чертовщина? Паркер, говори нормально. - Моя фамилия Прайсон, сэр. – невозмутимо поправил тот. – Да, органов. Древние египтяне использовали их в своей практике. - Какое мне дело до чертовых египтян, я живу в двадцать первом веке! – разъярился он. – Почему никто не может меня не трогать? - Потому что вы, Смиттерсон, за старшего, - Харди прошла мимо них. – Отставить, Прайсон, идите на место преступления, будете ждать там прибытия бригады. Я закончу с уликами и присоединюсь. А вы, сержант, будьте добры доложить по рации, что даже труповозка еще не приехала, нет даже полиэтиленового мешка для трупа, потому что кто-то по рассеянности просто-напросто забыл о такой обыденной вещи, как вскрытие, производимое врачами при определенных условиях в определенном месте и с определенными инструментами. Могу я быть свободна? - Да, Харди, - прошипел Ленни. – Я конечно же приму к сведению твои замечания.