Поиграем в богов?

Август плескался в дожде четыре дня подряд. Из-за повышенной влажности и беспрестанно хлеставших с неба струй мало кто в Ладлоу горел желанием без надобности выходить на улицу. Садоводы переживали, что ливнем подтопит их отцветающие клумбы, пожилые гринго чинно потягивали пиво с сырными крекерами на открытых верандах, слушая старые блюзы, Шейла Гейзлер стала понемногу получать новые заказы на перевод статей, что было ее основным источником дохода. Ньютон с Германном прочно обосновались в своей комнате на втором этаже, обложившись стопками комиксов и целой батареей газировки. Краутек и Ямараши, похоже, серьёзно вознамерились завалиться в спячку, что было для них совершенно необычно. Размеренная каникулярная жизнь, будто бы, шла своим чередом. Накануне отъезда отца Чак отказался от завтрака и демонстративно ушёл в сад. Ливень милостиво сделал небольшой перерыв, и на улице лишь слегка моросило. Вокруг буйствовала зелень, пахло теплой землей. Чаку Хэнсену хотелось плакать. Он стыдился этого, но упрямая детская злоба на то, что его снова бросает единственный близкий ему человек, пусть и на полтора месяца, сжимала сердце мальчика шершавой ледяной рукой. Её было некуда выплеснуть, и сделать ничего было нельзя. Если он сейчас встретит этих двоих шумных мальчишек из Портленда, то им несдобровать. Пустить в ход кулаки было, вполне себе, способом отвести душу, по мнению Чака. Он бессильно опустился на садовую скамейку и подтянул колени к животу. В такой момент Макс мог прибежать, смешно покачиваясь на кривых лапах и уткнуться своей теплой добродушной мордой в ладонь мальчика. Макс, макс… Если бы не сковывающая все тело медлительность, верная спутница хандры, Чак закричал бы так, что небо рухнуло бы, раздавив всех чудовищ, завалив все возможные и невозможные порталы, горы бы разрушились и засыпали океаны и моря, отделявшие людей друг от друга. Небо было бы так близко, и к тем, кто отправился бы туда в свой срок, можно было бы зайти в гости и обсудить свежие новости. Как угодно, но не так, как он сделал… Чак углубился в свои размышления и немного успокоился. По влажной траве прошуршали чьи-то осторожные, почти неслышные шаги. Их обладатель мог бы двигаться легко, как весенний ветерок, но почему-то не стал. Чак поднял голову: - Ну, мудила, я знаю, что ты здесь. Выходи. – Он опасливо обернулся в сторону дома, но отец, видимо, ушел в свой кабинет или на переднюю террасу. С ветки у него над головой сорвалось спелое яблоко и гулко шлепнулось на скамейку, треснув на части от удара по влажным доскам. Мальчик вздрогнул и, рассеянно оглядываясь, погрозил в пустоту кулаком: - Хватит, серьёзно! Тендо, мне не до игр сейчас. - Чёрт, правда? – прозвучало у него прямо над ухом так, что он подпрыгнул на месте. Этот благообразный маленький бес всегда появляется с какими-то фокусами. Тендо Чои, как всегда, был аккуратно одет в рубашку, вельветовые брюки, заботливо выглаженные его матерью и чистые кеды. Весь из себя пай-мальчик, но глядит, на этот раз, не насмешливо, даже наоборот. - Что тебе надо? Ты думаешь, я хочу тебя видеть? – Чаку не нравилось это всё. - Мне наплевать, Хэнсен. Я хочу, чтоб ты меня видел. И не заставляй меня завалиться в окно твоей комнаты заполночь, в обрывках савана и со славными белыми опарышами в ноздрях. - Пошёл ты! - Пойду. – Теперь глаза Тендо Чои уже совершенно не напоминали глаза тринадцатилетнего подростка. В них был холод, сожаление и страх. Никогда прежде Чак не видел этой эмоции у него. – Чак, мы облажались. Ты даже не представляешь, как мы облажались, парень. Ты проявил слабость, трусость…и я тоже. И теперь Кладбище снова плохо действует на старика. Твоя проклятая псина разбудила его. И оно очень сильное на этот раз. Еще недавно у нас был, мать твою, «почти нормальный мистер Крид», а теперь он очень плох, Хэнсен. Оно зовёт его. Ещё немного, и вся шоковая терапия в лечебнице и мои разговоры во сне пойдут насмарку. И всё из-за тебя и твоей поганой псины! Последняя фраза подействовала на Чака, словно пощёчина. - Заткнись! Заткнись, ты, кусок гнилого мяса! – Завопил он. В глазах Тендо на мгновение сверкнул недобрый огонёк, а потом снова грустно улыбнулся, немного ошарашив этим готового пересчитать ему зубы Чака. - Потише, приятель, если твоя гувернантка выглянет в окно сейчас, она решит, что ты ненормальный, понимаешь? – Чак отступил назад и недовольно шмыгнул носом. – Это зло, и очень древнее зло. Если несчастная старая голова Луиса Крида снова не выдержит, одному богу (на этих словах его голос прозвучал как-то неуверенно) известно, что будет. Ему хватило сил зарыть твоего Макса в правильном месте. Но наутро он был уже другим (снова еле слышная настораживающая нотка). Твой отец уезжает. Не натвори глупостей снова, я прошу тебя! Чаку стало не по себе, но он не сдавался. - Да какого чёрта, Тендо? Ты хоть знаешь, что чувствую я? Я был там. Ты считаешь, эта сила действительно такая уж хреновая? - Я тоже там был, Чак. Ты же видишь, что творится со мною теперь. Тебя ЭТО не смущает? – Чои был бледен, а его голос звучал, как мольба. - И из-за тебя и твоего дружка-чокнутого старого пня, моя собака умерла дважды! – выпалил Чак. Он сам не заметил, как по его щекам текут крупные слёзы. Да и дождь, похоже, уже собирался с силами, чтоб наверстать упущенное. – Я не хочу больше слушать тебя, вонючего ме… - Чак! С кем ты там болтаешь? Не видишь что ли, снова дождь начинается! – Раздался окрик гувернантки миссис Ходжес откуда-то со стороны задней веранды. – Иди сюда, отец хочет поговорить с тобой. - Вот дерьмо! – мальчишка обернулся в сторону дома, а когда снова повернул голову к Тендо, его уже не было, только густая трава словно бы зашелестела где-то в глубине сада. Он раздосадованно махнул рукой и стремглав побежал к дому, ощущая, как по спине вместе с каплями дождя стекает холодный пот. Слова Тендо эхом звучали в ушах.  Геркулес Хэнсен проводил утро между компьютером и чемоданом. Личных вещей у него было не так много (жизнь в разъездах даёт о себе знать), но в этот раз он особенно бережно складывал все, особенно какие-то справочники и гаджеты. Пробыв всего две недели в отпуске во время относительного затишья в тихоокеанском регионе, он впервые за долгое время почувствовал себя человеком. И вот опять, опять, магнитные возмущения у разлома, гребаные ученые снова прогнозируют неладное, высчитывают всё до мелочей, а явление циклопической твари окажется, как всегда, сюрпризом. Это невозможно. И снова надо пролететь с десяток тысяч километров. В этот раз он боялся, что задержится очень надолго. Но как сказать об этом сыну? Геркулес многое повидал на своём веку. И смерть приятельски похлопывала его по плечу не раз, и искаженные отчаянием лица его сослуживцев, потерявших родных и близких, он видел не раз. Но отчаяние брошенного ребёнка в ясных, сверкающих глазах собственного сына ужасало его каждый раз, словно впервые. Чак молча вошел в комнату, нарочно громко шаркая ногами по ковру. Герк обернулся, стоя на коленях перед чемоданом. - Ты утром даже не захотел говорить со мной, сынок, ты… - он осекся и не нашел, чем продолжить. Чак молча сверлил его глазами. Он хотел выглядеть сурово, но получалось как-то с трудом. Наконец, он не выдержал: - Не нужно. Я уже не маленький. Уезжай. Я не буду больше убегать от миссис Ходжес, обещаю. – Он удивился фальшивости собственного голоса. Герк встал с колен и потер виски руками, отводя взгляд. - Я уезжаю сегодня. Через два часа. Непредвиденные обстоятельства, сынок. -Хорошо. – Снова ответил Чак, очень спокойно и очень фальшиво.- Я не буду мешать тебе пока что. Я…буду в своей комнате. Позови меня, если что, ладно? - Ладно… - рассеянно отозвался Герк, уже приготовившийся к бурной сцене. – Иди. – Он ценил спокойную беседу, но не терпел излишних нежностей, даже сейчас. Мальчик развернулся и пошёл в свою комнату на втором этаже, пытаясь по ходу дела привести в порядок мысли. Все, что произошло с ним в последние полторы недели, было так неописуемо, что он уже сам отказывался верить, что правда, а что нет. И самому себе он верил с трудом. Когда он распахнул дверь, обклеенную вырезками из спортивных журналов, взгляд его метнулся по комнате, но не сразу уловил белое пятно на столе. Это был небольшой клочок бумаги, сквозняк осторожно двигал его неровные края. Медленно, но не без интереса, Чак приблизился к столу. Надпись на листке заставила его в десятый раз за утро чертыхнуться. «Чак, не дури. Я чувствую это зло, оно набирает силу. И пожалуйста, не вздумай рассказывать Ньютону с Германном, что там, дальше, в лесу. Извини, что влез в твою комнату без спроса. Порви записку.»