Девочка, которая хотела счастья

Если кто-нибудь слышит меня: Господи, все это зря!

      Этот душный, давно надоевший мне аэропорт, и я – девочка с чемоданом. Мне грустно, волнительно и подозрительно одиноко. Через минут 20 начинается регистрация, а моего суженого носит непонятно где, хотя он уже полчаса как должен стоять подле меня. Вокруг снует толпа, парочка особо назойливых девочек подскочила ко мне, чтобы сфотографироваться, но я отказала, и, кажется, не особо-то вежливо. Если честно, именно сейчас мне наплевать на всех, кроме одного человека на этой планете. А еще… А еще что-то упрямо гложет внутри? Жутко хочется к маме. Летать не опасно, мамочка. Страшно падать, когда тебя некому подхватить. И не будем сейчас думать, что я о самолетах.       Устав стоять в условленном месте, я подошла к скамейке, поставила рядом чемодан и уселась. Поскучав еще с минут 10, я начала искренне раздражаться. Как можно опаздывать и при этом не брать трубку, Дим? Ты обещал, что нас ждет солнечный Кипр и море удовольствий? Кажется, нас уже ничего не ждет. Дикая ярость и пока еще только зарождавшаяся обида закипали во мне: хотелось бросить все к черту и поехать домой спать. – Польч! – слишком знакомый голос шепнул мне в ухо, и в то же мгновение руки, которых роднее больше нет, прижали меня сзади к себе, крепко-крепко. Я не успела очнуться, как Дима обогнул скамейку, уселся рядом и зачем-то схватил меня за ладонь. – Билан! – возмущенно заявила я, усиленно стараясь скрыть бешеную радость. – Где ты шлялся? Ты опоздал! Дима обворожительно улыбнулся и погладил меня по щеке, упрямо сжимая мою ладонь будто тисками. Я хотела было поцеловать его в губы, но милая девушка, объявившая о начале регистрации на самолет, прервала наши нежности. – Ладно, главное, что приехал, – выдохнула я Диме в лицо, а он, в свою очередь, помрачнел и осунулся. Удивленно поглядев на Билана, я потянула его за край рубашки. – Ты чего? Пойдем! Уже объяви… – позвала его я и тотчас осеклась. – Эй, а где твои вещи? – Поль, понимаешь, – забормотал Билан, пряча глаза в пол, а я сердцем почувствовала, что меня ждет очередной провал. – Поезжай одна. Дима встал, схватил мой чемодан и молча повез его к стойке регистрации. Я же хлопала глазами, подобно величайшей идиотке. – Ты в своем уме??? – я обогнала Билана, перегородив ему путь. Он обошел меня и проследовал дальше. – Дим, ты че??? – заорала я ему вслед. Жесть! Это вообще нормально? Голова разрывается от непоняток, сердце бьется все быстрее. Наконец, Диме, видать, надоело валять дурака. Он остановился и жестом пригласил меня подойти. – Да чего ты сразу, ну, Поленька? – мой Дима вдруг превратился в милейшего кота. Он отпустил ручку чемодана и крепко обнял меня. – Успокойся, маленькая, успокойся! – слащаво залепетал Билан, по-прежнему внушая мне доверие таким тоном. Черт, а как иначе, если у меня бабочки в животе взрывают внутренности, когда он прижимает меня к себе? – Или ты мне сейчас объяснишь, или ... – я сама не знала, что «или», у меня попросту не было слов. Дима почувствовал свою вину. – Полюш, никаких «или»! Поезжай сейчас одна. Я прилечу завтра утром. Пожалуйста, не спрашивай ничего, – шептал Дима, осторожно касаясь губами моего уха, а я окончательно успокаивалась, хоть и грустила. – Представь, что я готовлю тебе сюрприз. Пожалуйста, просто лети и все. Билан окончил свою речь и, обхватив меня ладонями за щеки, заставил смотреть ему прямо в глаза. Отвлекаясь от темы, я просто скажу, что последние дни я ищу в этих глазах космос, ну, тот, что обитает там уже года полтора, и как-то совсем-совсем не нахожу. Глаза его – не бездонные, мам! Там дно: илистое, неприятное. – Ты точно приедешь? – выдавила я сквозь немного сжатые руками Димы губы. – Что такое вообще… Я глядела расстроенно, непонимающе, но любя. Любя, что есть силы, желания и возможности. Если бы мне сказали, что я буду смотреть на человека подобно овце, я бы рассмеялась. Сейчас не до смеха – смотрю. – Я точно приеду, Поль. Что за глупости, я тебя люблю сильно, запомни раз и навсегда, – Билан ответил и осторожно поцеловал в губы. – До скорой встречи, до скорой встречи! Моя любовь к тебе навечно…*– оторвавшись от Димки, я тихонько пропела ему любимые строки любимой песни, улыбаясь счастливо, доверяя. Он засмеялся, демонстрируя мне восхитительные ямочки на щеках. – Мне очень нужно идти, коть! – ласково проговорил Дима, легонько щелкнув меня по носу. – Иначе я не успею! Я согласно закивала и вновь прижалась к любимому телу. – Звони, как прилетишь! – Угу, – промямлила я, выпуская Билана из рук. – Иди уже. Слишком радостно улыбнувшись не мне, а куда-то вдаль, он тотчас попятился назад. – Поль! – Дима окликнул отворачивавшуюся меня и странно нервно заявил. – Люблю! – Я тоже, – бросила я, все же немного обижаясь, и продолжила путь по направлению к стойке регистрации. – Что бы ни случилось. Я все равно, слышишь, в любом случае люблю тебя, Поль!!! – заставив резко обернуться, крик достиг моих ушей, но толпа уже проглотила издавшего его человека.

***

      Четыре часа ожидания и перелета, и я оказалась в Ларнаке. Солнце слепило глаза, но совсем не грело ни тело, ни душу. К черту я прилетела сюда без Билана? Сей восхитительный вопрос терзал меня весь полет. Надо было сдать билеты и приобрести другие, чем шататься здесь сейчас одной. Во мне – нежности ни следа. Лишь усталость и раздражение. Вышвырнул меня из Москвы сюда, будто под гипнозом. Обнаружив, что телефон успел разрядиться, я взбесилась еще сильнее и отправилась к уже прибывшей машине, которая доставит меня в отель.

***

      Наконец, я оказалась в отеле, разобралась с ресепшен и ввалилась в наш с Димой номер. Никогда мне ничего так не хотелось, как кинуться на кровать и больше не очнуться вовсе. Собственно, так я и поступила, предварительно поставив айфон на зарядку, однако, кто-то свыше все же заставил меня очнуться и даже немного устыдил. Я мысленно согласилась с этим «кем-то»: взрослая девочка, мол, несколько часов без любимого мальчика не прожить? Телефонный звонок разрядил мерзкую обстановку. Нехотя поднявшись с кровати, я взяла-таки трубку, скорчив обиженную мину. – Я уже в отеле, Дим! – надменно заявила я, ожидая порцию дичайших извинений. – Умничка моя! – весело ответил Дима, чему-то засмеявшись. Мне показалось, или я услышала в трубке еще и женский смех? – Билан, мне скучно! Что мне делать тут одной? – загундела я, игнорируя явно женское хихиканье. – Сходи в бар, ну! Оторвись по полной. Молодость нам для чего дана? – вновь заржал он, введя меня в ступор. – Ты пьяный? Дим, ты же не пьешь… – спросила я, опешив. Странные интонации в голосе Билана насторожили меня. – Слушай, – проигнорировал мой вопрос Дима. – Поль, я не приеду. – Но… – И не собирался приезжать. Я даже билет не покупал, милая, извини. Отдыхай сама, Поль, – и слова – эти пуля в голову. На мгновение во рту пересохло настолько, что я физически не могла издать ни звука. – Ты только не думай там себе ничего! Я люблю очень! – ляпнул Дима откровенно неадекватным голосом. – В смысле? – речь вернулась, а здравый смысл потихоньку покидал. – Дим, ты шутишь? Что происходит? Билан шумно выдохнул в трубку, настраиваясь на разговор. – Да что ты молчишь? Дим! – Поль, дай мне погулять? – он ошарашил меня вопросом настолько, что я попросту заткнулась, а он, очевидно осознав это, продолжил нести свою чушь. – Ну, правда! Все как-то вышло слишком быстро. Я очень хороший, мне надоело таким быть. Отпусти, а? Я погуляю и вернусь, и мы начнем сначала. – Ты больной? – прохрипела я. – Что ты несешь, боже? Ты таскался за мной по пятам почти полтора года, и сейчас ты просто хочешь уйти? Я… Я просто не понимаю чего-то наверное… – Послушай, я люблю тебя. Просто дай мне насладиться свободой. Ты хочешь серьезностей: свадьба, дети, внуки и гроб один на двоих, Поль. Я тоже хочу, просто дай мне неделю, чтобы окончательно это понять, – Билан говорил четко, внятно, с жутчайшей мольбой в голосе, а я уже плакала и ничерта больше не верила этим «люблю» и «я тоже хочу». – Я должна дать тебе неделю, чтобы ты оторвался в клубах за всю свою жизнь и перетрахал половину московских шлюх? Ты серьезно? А если не дам? – у меня не было сил ничего больше выяснять сквозь эти слезы и всхлипывания, но язык сам ворочался и задавал уже не нужные мне вопросы. – Если не согласишься, значит, и не любишь вовсе. Значит, эгоистка, и не считаешься со мной, – как-то тупо бросил он, а рядом с ним какая-то баба вновь захихикала. Разговаривать больше не хотелось. Смысл исчез из беседы и как-то одновременно и из жизни. – Значит, эгоистка, Дим, – жестко ответила я и сама удивилась стальным ноткам в голосе. – Ну ок, спасибо, Пелагея! – выплюнул совсем не мой Билан, но трубку не бросил. Я шмыгнула носом и прикусила дрожавшую нижнюю губу. – Ты что, правда, так со мной поступишь? – вмиг растеряла гордость и непреклонность, вмиг превратилась в девочку-одиночку. – Я чем это заслужила? Ты же любишь! И что, все эти полтора года – зря? – Еще час назад было не зря. Теперь эти полтора – на помойке, Поль, – и конечные гудки после самых обидных в моей жизни слов.       Телефон все также на зарядке, а я в слезах и соплях на полу. Я верила любому, кто говорил о тебе хорошо, и никому, кто плохо. Меня истерзали, измучили и влюбили. Заставляли любовь доказывать, обижали, не берегли. Сердце трепетало все это время, шептало настойчиво: «не люби его, мол, Поленька, не твое это, маленькая». Я топала ногами и кричала сердцу: «заткнись!». С кого-то, вроде бы любящего, но неадекватного, будто с гуся сейчас вода, а кому-то гореть. И гореть дотла, и уже не поможет 03, и мама уже не излечит. Так должно было быть: ты стал солнцем моим, выходи из воды сухим. Я же не навсегда, да пойми ты меня: это только моя вина! Почему же я падаю вниз? Господи, только не злись! Если кто-нибудь смотрит любя – это теперь без меня. *