Ненароком можно было подумать, что по длинному коридору клиники пролетел маленький торнадо — но нет, это всего лишь была Кончита, которая в этот раз просто с космической скоростью летела в палату Штойера со счастливой улыбкой на лице. Наивная девушка. Получив звонок от врача, она была ошеломлена радостной новостью — Маттиас прямым курсом идёт на поправку. А упомянув операцию, которая может быть проведена примерно через год или, возможно, даже раньше, доктор вселил в девушку надежду. Её уши уже не слышали того, что результат операции может провалиться с треском ровно с таким же успехом, как и принести пользу. Главное — шанс будет. И за него она уцепилась своими изящными пальчиками, чтобы превратить в жизнь.
Еще месяц назад Кончита просила лечащего врача Штойера сообщать все новости, в первую очередь, ей самой, поэтому брюнетка даже и не думала о том, что Мэтт уже может всё знать наперед. Её разрывало от желания сообщить эту новость первой, да и кто мог сделать это заранее? Ведь долгожданный звонок доктора был всего лишь вчера вечером, а уже в десять утра она бежит на тонких каблучках к палате №7, на радостях распахивает дверь без стука и… замирает.
Делает два шага вперед, и сумочка выпадает из ослабевших рук. Пусто. В палате никого. Нет ни чемоданов с вещами, которые были тут три дня назад, ни вещей на тумбочке, ничего. Будто Маттиаса тут никогда и не было.
— Кажется, вы уронили, — молодой доктор наклонился и поднял сумочку, которую та слабо подхватила немеющей рукой. — А, Кончита, да?
— Где он? — Тихо прошелестела она не своим голосом.
— Выписали вчера, — ответил мужчина, удивленно смотря на неё. — Вы не знали?
Кончита ещё раз обвела взглядом палату и не могла поверить своим глазам. Её словно жестоко обманули, обведя вокруг пальца и плюнув в душу за всё, что она пыталась делать для парня.
— Можете узнать у дежурной медсестры подробности, а мне, увы, пора бежать. До свидания, — и молодой врач незаметно ускользнул из палаты, оставляя девушку одну ещё на несколько секунд.
Немного оправившись от потрясения, она вышла из помещения, тихо прикрыла дверь и медленно побрела к выходу, где за стойкой сидела медсестра.
— Почему мне не сообщили, что Маттиас Штойер выписался? — Придав голосу уверенности, спросила она, подойдя и облокотившись о высокую стойку руками.
— Извините, он попросил не говорить вам, — виновато протянула девушка-медсестра.
Снова удар под дых. Вот как, значит.
— Хорошо, — она шумно втянула воздух через нос. — На каком основании выписали?
— Видите ли, Маттиас не нуждается в постоянном посещении стационара, его процедуры теперь проходят раз в три-четыре дня. Но не волнуйтесь, ему не придется самому посещать клинику — доктор будет приезжать прямо на дом, — поспешила успокоить брюнетку молоденькая девушка за стойкой. — К тому же, он уехал со своим другом, и ежедневные самостоятельные процедуры он будет проводить без труда с его помощью.
— Напишите адрес, пожалуйста, — тут же спохватилась Кончита, кивая взглядом на блокнот.
— Простите, но и этого он просил не говорить, — пожала плечами медсестра, сочувственно глядя на девушку.
— Ну, номер хотя бы дайте! — Воскликнула брюнетка, взрываясь от отчаяния.
Но рыженькая девушка за стойкой лишь пожала плечами, тихонько покачав головой. Кончита резко развернулась и направилась к выходу, держа себя в руках и уверенно ступая. Но, дойдя до крошечного коридорчика между входом и выходом в клинику, привалилась спиной к стене, стараясь удержаться на ногах, и судорожно вздохнула, издавая какой-то жалобный всхлип и слабо проводя ладонью по лицу. Было так неприятно, так противно осознавать, что она оказалась совсем лишней в его жизни. Искренне протянутая рука помощи не была пожата в ответ. Он отказывался, бежал от неё, словно гордо заявляя: «Я смогу сам!»
— Кончита, господи, что с вами? — Бросился к ней Рольф, как только увидел бледную девушку на выходе, которая еле держалась на ногах и обреченно смотрела на снежное покрывало, бережно укутавшее землю.
— Почему я такая глупая? — С грустной усмешкой спросила она, подходя к автомобилю и всё так же не поднимая глаз.
— Я отвезу вас домой, и вы мне всё расскажете, — не спрашивая, а утверждая, заявил Рольф, захлопывая за ней дверцу автомобиля и спеша к своему месту.
Всю дорогу до дома Кончита молчала, не поднимая печальных глаз.
— Ну, почему? — Почти выкрикнула она, запуская пальцы в густые, чуть влажные после ванной волосы, и сверкнула на Рольфа блестящим взглядом. — Всё же было так хорошо!
Брюнетка сидела за кухонным столом в бежевом шелковом халатике, неотрывно глядя на своего телохранителя, который в последнее время стал ей будто другом. Могла ли она ещё полгода назад помыслить о том, что будет сидеть перед ним в таком виде? С зачесанными назад черными волосами, которые постепенно подсыхали, с совершенно чистым, без капли макияжа, и даже по-детски милым личиком, которое поражало своей естественной красотой. Непонятно, как ещё мужчина мог держаться на расстоянии метра от этого создания?
— Поймите, он хочет показать, что способен жить без вас, — ответил он, наполняя её бокал вином, которое она тут же выпила залпом.
— Вот скажи, как мне теперь спать, не зная, жив ли он вообще? Черт возьми, да я не переживала так уже лет десять! — Возмутилась она, судорожно выдыхая и сминая в руке красную салфетку.
Их разговор протянулся до самого вечера, и вот, спустя несколько часов, Рольф слышит от девушки первое подобное откровение. Он не знал, вино ли будоражит её кровь и заставляет говорить лишнее или же девушка меняется на глазах, желая выговориться, но его явно радовал такой поворот событий.
— Знаете, что я вам скажу? — С вызовом спросил он, привлекая внимание девушки, которая вопросительно подняла брови и приготовилась слушать. — Я верю в судьбу. И если вам суждено будет встретиться ещё раз — вы встретитесь.
— Обязательно, наверное, когда завтра в метро поеду куда-нибудь на окраину Берлина, — расхохоталась девушка до слёз, тут же смахивая их ладонью, а Рольф испугался не на шутку, понимая, что истерический смех — предел нервов Кончиты. Он всерьез забеспокоился о её здоровье.
— Это может случиться в любой момент. Что-то мне подсказывает, что встретитесь вы не единожды. Между вами по-прежнему есть некая ниточка чего-то общего, я это прекрасно вижу, — Рольф поднялся из-за стола, поднимая за собой и девушку. — Вам нужно отдохнуть, пойдемте.
— Мне? — Всё ещё улыбаясь после приступа смеха, спросила она, показывая на себя пальцем, но всё же быстро засеменила на носочках по мягкому белому ворсу в гостиную, куда уверенно вёл её телохранитель.
Не принимая возражений, он посадил её на мягкий большой диван, а девушка тут же плюхнулась на бок, обнимая маленькую подушку руками, и выдохнула, прикрывая глаза. Рольф заботливо набросил на неё сверху пушистый плед и остался посидеть рядом, обещая себе уйти через минуту. Как сложно было оторвать взгляд от рассыпанных по плечам и шее родинок; от милого ушка, которое украшала витиеватая золотая серьга с бриллиантом и которое скромно выглядывало из-за темной гривы волос, безмятежно разбросанной черными прядями по подушке; от трепетно подрагивающих густых ресничек с закрытыми веками, скрывающими за собой прекрасные, добрые глаза…
Рольф сглотнул, тепло улыбаясь, и не выдержал, невесомо проведя большой ласковой ладонью по темным волосам, которые на ощупь были нежнее самого нежного шелка. И в следующую секунду сердце мужчины замерло: из-под пушистых ресниц выскользнула слезинка, прочертив короткую дорожку по щеке и тут же утонув в мягкости пледа, который брюнетка поджала под себя и удобно подложила под голову, словно подушки было недостаточно. Не зная, заснула ли девушка или нет, Рольф бесшумно выдохнул, чуть улыбнулся и удалился из гостиной, сразу же строго-настрого запретив прислуге беспокоить госпожу, которая сегодня слишком устала.
***
— Мэтт, ну, может…
— Нет, не может, — прервал друга Штойер, вслепую разбирая свои вещи. — Я сделал правильно.
— Она будет переживать, — возмутился Мартин, помогая ему. — Ты поступил, как неблагодарная свинья. Даже я понимаю, что так делать нехорошо.
— Всё, что она могла, уже сделала. Оплатила лечение вперед, больше от неё ничего не требовалось. Нечего ездить и жалеть меня, из этого ничего хорошего не выйдет.
— Зря ты так. По-моему, она хотела порадовать тебя своими приездами, показать, что ты не один…
— Что за бред ты несешь? — Хохотнул Маттиас. — Она хотела порадовать
себя, потому что ей заняться больше нечем, судя по всему. Не знаешь, она замужем?
— Нет вроде, — Мартин задумчиво почесал затылок.
— Тогда точно нечем. Кстати, я и так ведь не один. И никогда им не был уже на протяжении стольких лет, — Штойер засветился улыбкой. — Ты хотя бы помнишь, что сегодня за день?
— Ну, вообще-то, понедельник.
— Не совсем. Десять лет назад мы с тобой могли потерять друг друга, помнишь? Помнишь? — Мэтт шутливо повалил друга на диван, а тот звонко засмеялся. — Но решение принял ты.
— И оно тоже было правильным, — Мартин охнул, когда Мэтт плюхнулся на него сверху, положив голову на грудь и глубоко вздыхая.
День, который мог бы быть последним, всегда вспоминался ему, когда Мартин в очередной раз обнимал его и невесомо гладил по плечам, как сейчас…
»… 10 лет назад…
Пятнадцатилетний Маттиас следил за стрелками на часах, которые раздражающе тикали и бежали с ужасающей скоростью, приближая тот самый момент. Час, когда они расстанутся. Навсегда.
Вчера, почти перед самым сном, друг утащил его в излюбленный уголок и произнес те самые слова, которых он ждал и одновременно смертельно боялся столько лет. Мартина усыновляют. Рыже-русый непоседа долго рассказывал ему, что новые родители из Америки, что у них есть двое своих детей, что жить он будет тоже в Америке. И с каждым произнесенным словом мир Маттиаса рушился всё больше. Его лисенка забирают. Мысль долбила по мозгу настолько невыносимо, что он буквально вытолкал Мартина за двери, не желая слушать что-либо ещё.
Ночь напролет он лежал ничком на продавленной койке, уткнувшись лицом в подушку и глотая обжигающие нежную юношескую душу слезы, чтобы не дай бог кто-то из группы услышал. Страшная мысль пришла ему в голову уже утром, на рассвете. Он всерьёз подумал о том, чтобы сегодня же ночью лишить себя жизни. Невозможно представить, чем был для него этот озорной мальчик. Их чувства не поддавались описанию. Это было больше, чем любая любовь, дружба, любые родственные отношения. Это был неотделимый кусочек родной души, который сейчас пытались вырвать с корнем.
Весь день мальчишка ходил чернее тучи. Он не прикоснулся к еде в столовой, несмотря на то, что была его любимая картофельная запеканка. Сердце глухо долбилось в груди, грозясь остановиться. Перед глазами проносились беззаботные пять лет жизни бок о бок с Мартином, и все они, как один, были счастливыми воспоминаниями, которые теперь почти стали прошлым. Ребята в группе знать не знали, с чего бы вечный задира Мэтт сегодня непривычно молчалив. Никто из них не мог себе вообразить, что умеет чувствовать этот грубый с виду хулиган-мальчишка.
Маттиас вздрогнул — часы громко пробили шесть вечера. Сорвавшись с места, он пулей метнулся к выходу в другой корпус и на улицу, сбивая на ходу своих же ребят. Не набросив даже куртки, вылетел в одном свитерке на крыльцо к черному ходу корпуса «С», где до сегодняшнего дня жил Мартин. Именно отсюда забирали счастливчиков, чтобы делать поменьше шума и не заставлять переживать других детей. Но некоторые всё же успевали уследить и выходили на крыльцо попрощаться.
Вот и Мэтт встал, как вкопанный, у двух однокашников Мартина, которые что-то кричали и махали ему руками. Воспитательница, с теплом во взгляде смотрящая на то, как машина собирается отъезжать, заметила боковым зрением уже знакомого ей мальчишку и строго нахмурила брови.
— Маттиас, зайди обратно, не нервируй его, — сказала она ему сквозь зубы, чтобы дети не услышали.
Но услышал ли Мэтт её? Не обращая внимания на хлопья снега, которые колючками садились ему на свитер и горячую кожу, он устремил взгляд на заднее, чуть затемненное стекло автомобиля, откуда на него огромными ореховыми глазами, не моргая, смотрел Мартин. Прижавшись лбом к стеклу, жалобно глядел, словно и сам понимал — видит в последний раз. Глаза Маттиаса вот уже как минуту застилает прозрачная пелена слёз, которые не желали выливаться наружу горячим потоком и замерли, как и сам парнишка.
Автомобиль тронулся с места, мягко скрипя по свежему снегу шинами. Мартин, казалось, прилип к стеклу, не желая упускать из вида Мэтта, который провожал взглядом несчастную машину и чувствовал почти физически, как пусто и одиноко становится внутри.
Внезапно машина останавливается через сто метров, и ещё на ходу из неё выпрыгивает Мартин. У Мэтта распахиваются глаза от увиденного — мальчик бежит к нему, спотыкаясь и глубоко глотая морозный воздух. С разбегу ныряет в крепкие объятия, от которых Маттиас даже пошатнулся, и обвивает тоненькими ручонками его за шею.
— Немедленно вернись, ты проявляешь неуважение к своим приемным родителям! — Тут же строго заметила воспитательница, поставив руки на бёдра.
— Я никуда без него не поеду, — задыхаясь от слёз, ответил Мартин, вцепляясь своими ручками в широкие плечи любимого друга, который поверить не мог своему счастью.
— Глупый, это же Америка, — шептал Мэтт ему на ухо и гладил по узкой спинке, улыбаясь.
— Не хочу, не хочу, без тебя не хочу, — так же тихо отвечал ему одиннадцатилетний Мартин, хлопая своими большущими медовыми глазищами, которые пожирали Маттиаса своей безграничной любовью.
Воспитательница, испуганно покосившись на двух мальчиков, которые обнимались у всех на виду слишком любовно, поторопилась в сторону остановившегося автомобиля, где с вопросительными лицами стояли те, кто мог заменить Мартину родителей. Но не мог заменить Маттиаса.
Через двадцать минут на крыльце стихло. Дети убежали, воспитательница, о чем-то переговорив с американскими «родителями» Мартина, тоже скрылась в корпусе. И только два мальчика так и стояли на ступеньках, прижавшись друг к другу и разговаривая практически только взглядами, изредка шепча что-то и улыбаясь. И плевать им было на уже отмерзшие пальцы, на крупные хлопья снега, опускающиеся им на головы, и даже на строгий взгляд воспитательницы из-за занавески окна корпуса «С»…
— Мэтт, ну, слезь, у меня нога уже затекла, — простонал Мартин и засмеялся, когда тот ущипнул его за бок.
— Я уже почти заснул, — парень поднялся и потянулся, широко зевая. — Остальное завтра разберем. И ещё, скажи Гехарду, что я выйду на работу на следующей неделе.
— Да ты с ума сошёл! — Воскликнул Мартин. — Как же ты будешь машины ремонтировать?
— Я и раньше мог делать это практически с закрытыми глазами, — пожал плечами Мэтт, солнечно улыбаясь, — а тебя я нанимаю в личные помощники.
— Что? — Пискнул Мартин и снова был повален другом на диван, отчего комната вновь наполнилась двумя переплетениями звонких голосов и счастливым, беззаботным смехом.
I wanna run to you
I wanna run to you
Won't you hold me in your arms
And keep me safe from harm
I wanna run to you
But if I come to you
Tell me, will you stay or will you run away /
Я хочу бежать к тебе,
Я хочу бежать к тебе,
Будешь ли ты держать меня в своих руках
И оберегать от бед?
Я хочу бежать к тебе,
Но если я приду к тебе,
Скажи: ты останешься или сбежишь?
Whitney Houston — Run to you
