По семейным обстоятельствам

Утром Кент ушел из дома еще в темноте: поезд на Рединг уходил с Паддингтона в шесть. Две пересадки – и через полтора часа он будет в Марлоу. Вилли дрых на диване сном праведника, только лохматая макушка торчала из кокона одеяла. Окно в кладовке Эмерсон на всякий случай подпер снаружи еще и доской – чтобы точно не открыть. И по два раза проверил все замки. Слова Ллевеллин «ищите свидетелей» не шли из головы. Вряд ли он найдет что-то серьезное в Марлоу – но попытаться-то можно? Да и Майлз, сколько Кент помнил, твердил: «свидетели есть всегда!» О том, что сержант непременно добавлял при этом: «и все свидетели врут», Кент предпочитал не вспоминать. Он хотел быть оптимистом. Город детства встретил его как обычно, то есть никак. Марлоу съежился, усох, – да так и застыл во времени. Разве что деревья разрослись, и сменились марки машин на улицах. В восемь утра идти по соседям было рано, так что Кент прогулялся до их старого дома. Постоял в начале улицы, посмотрел на ряд зданий темного кирпича, развернулся и пошел обратно. Пусть детство остается в детстве. В двух домах ему просто не открыли, в еще двух ничего не знали и знать не хотели, зато в пятом по счету коттедже – как раз напротив дома Миллберри – наконец-то повезло. Сухощавая пожилая женщина сличала его физиономию с фото на удостоверении так тщательно, словно Кент стоял не в дверях ее дома, а проходил усиленный таможенный контроль в аэропорту. Как минимум. – И что сотруднику Лондонской полиции нужно в Марлоу? – Сын ваших бывших соседей, Вильям Миллберри, сбежал двое суток назад из психиатрической клиники в Бедфонте. – Что конкретно вас интересует? Миллберри не живут здесь после… – тут она замялась, подбирая формулировку, – несчастья с Клэр. Очень хотелось выпалить откровенное «все», но, увы, не сейчас. – Он здесь не появлялся? Может, было что-то подозрительное или необычное? – Молодой человек, я здесь живу последние десять лет… Есть! Эмерсон мужественно переборол желание броситься старой леди на шею. Такой душевный порыв она бы вряд ли оценила. – …если бы Вильям здесь появился, я бы обязательно заметила. Никого не было. Да и дом давно уже продан. – Извините, миссис… – Мисс. Мисс Саския Медсен. – Мисс Медсен, может, вы ответите на несколько моих вопросов? Эта информация может очень помочь в поисках. Его еще раз просканировали взглядом от макушки до пяток. – Проходите, – она посторонилась. – Вы выглядите слишком молодо для такой работы. Показалось, или в голосе прозвучал отчетливый укор? Кент с трудом подавил желание поинтересоваться, сколько лет на ниве народного образования проработала мисс Медсен? – … как Мелинда нас покинула, так это все и посыпалось. Мы все осуждали Спенсера… Идеальный, почти стерильный порядок вокруг, даже кактусы на журнальном столике стоят рядком и от большего – к меньшему. Такой же аккуратизм в одежде и прическе. Седеющие русые волосы собраны в низкий хвост – не единая волосинка не выбивается. – …не прошло и полугода – и тут новая жена. Знаете, он ведь бедного мальчика из дома выгнал незадолго до того… несчастья. И все замки сменил. Вильям несколько раз приходил, но в дом попасть не мог. Я его еще чаем поила… Кент на месте Вилли поостерегся бы пить чай в доме мисс Медсен – дабы не оскорбить ее неправильно поставленной чашкой или случайно пролитой каплей. – Мисс Медсен, так Спенсер Миллберри выгнал сына еще до нападения на свою жену? – Ну да, – мисс Медсен всем видом выразила упрек такой прямоте. – Когда Вильям стал обвинять Клэр, что она пытается его отравить. Спенсер терпел-терпел, а потом и выгнал. Наверное, месяца за два или три до этого инцидента с Клэр. Кент согласно кивал и ловил каждое слово. Польщенная такой внимательностью, мисс Медсен щедро делилась информацией: «… какие ужасы Вильям про Клэр рассказывал, вы не поверите! Но Клэр все же весьма милая женщина. И дочка у нее прелестная, очень вежливая девочка. Всегда со мной первой здоровалась…» «Ну что вы… Вильям был впечатлительным юношей, но чтобы сумасшедшим… Нет… Никогда до этого за ним такого не замечала…» «… а когда Вильяма арестовали, они и переехали. Почти сразу. Это Клэр настояла, я знаю. Говорили, что Спенсер… он не сразу вмешался. Стоял и смотрел, как Вильям, ну… вы понимаете…» Кент, разумеется, понимал - и сочувствовал в меру сил. «…что? Спенсер тоже умер, как жаль. Но у него было слабое сердце… Он не раз жаловался… Куда они переехали потом? Подождите, молодой человек, я найду вам адрес. Спенсер мне оставлял, на всякий случай». Дома на другом конце города отличалась цветом первого этажа – штукатурка здесь была бежевой, но на этом все различия и заканчивались. Те же машины, те же деревья, те же аккуратные цветники и высокие стриженые изгороди. Кент снова повторил ритуал «Откройте, полиция!», но улов оказался еще более скудным, чем в первый раз. И только на втором круге из-за одной из изгородей раздалось любопытное: – А что это вы тут так старательно ищете? Миссис Кинси напоминала приземистый и крепкий шампиньон в белой панамке. И она очень, очень хотела поговорить. – Миллберри? Ну, разумеется, знаю. Спенсер, Клэр и Селин. Через дом от меня жили, пока не переехали. А Спенсера сын от первой жены в тюрьме сидит! – И с азартным придыханием пояснила: – Ведь он чуть Клэр не зарезал! – А Селин? Дочь Клэр, кажется: в материалах дела он это имя видел. И как там Вилли говорил – «ублюдочное отродье»? Добрый братик Вилли… – Дочка Клэр. И не от Спенсера, знаете ли, а до него она и замужем не была… – похоже, информированность миссис Кинси по полноте не уступала полицейскому досье. «Боже, храни королеву и всех любопытных старушек», – совершенно истово возблагодарил небеса Кент. – Может, чаю? Представив почти милю пешком до станции, потом больше часа поездом до Лондона, потом встречу с Райли и обход адресов уже в Уайтчепеле, Кент малодушно согласился. Через четверть часа он начал понимать любезную вдову Беккер, и почему та лила яд подружкам. Чай с печеньем – и те не спасали. Миссис Кинси была кладезем всех сплетен и слухов – но ценных исключительно для местных полицейских. Отдел нравов и отдел по борьбе с экономическими преступлениями могли бы передраться из-за такого ценного сотрудника. Готового работать исключительно за идею. Эмерсон попытался перевести разговор на семью Миллберри. У него даже получилось. Правда, к тому водопаду информации, что обрушился на него, оказался все-таки не вполне готов. За время, которое понадобилось, чтобы выпить пару чашек, ему сообщили адрес школы, в которой училась дочь Клэр, имя парикмахера, к которому ходила сама Клэр, назвали любимый паб Спенсера, а также изложили подробное мнение каждого из жильцов окрестных домов о том, почему, как и отчего случился «этот ужас». Кажется, не хватало лишь инопланетной гипотезы. Все остальное было озвучено. В том числе и эксперименты правительства по воздействию на сознание. Почти три года, что прошли с момента переезда вдовы Миллберри в Лондон, для миссис Кинси никакого значения не имели. Кент уже собрался было прервать этот затянувшийся монолог, как вдруг в усыпляющее-ровном курлыканье выцепил конец одной из фраз: «…и Селин мне сказала: «а Спенсер оставил все маме, а не своему длинному уроду». Ну да, «длинный урод», «ублюдочное отродье»: традиционные семейные ценности во всем великолепии. – …а потом как-то возвращаюсь домой, а Селин перед моей калиткой сидит. Видели же моих гипсовых гномиков перед калиткой? Я их сама красила. Вот прямо на гномике и сидит. Я ее отругать хотела, а она чуть ли не в слезах. Давай я ее расспрашивать, что и как. И она говорит: «мама со Спенсером из-за этого психа опять поругались. Я дома ночевать не хочу. Потому что они друг на друга весь день кричат. И Спенсер теперь в тюрьму каждое воскресенье ездит и говорит, что этот придурок уже совсем нормальный. И хочет идти к адвокату узнавать, как его можно выпустить раньше». Вот можете такое представить, а? Как такое возможно, при живой-то Клэр… Бедняжка… Что?! Не выдержав, Кент перебил ее прямо посреди монолога: – Миссии Кинси, пожалуйста, постарайтесь вспомнить, когда точно это было? – Да знаете, вот как раз перед тем, как Спенсер разбился, и было. Хотя, нет, пожалуй, где-то за месяц до того. За стеклом вагона мелькала сетка полей и изгородей, иногда разбавляемая домом или лошадью. Вот тебе и город детства… Нет ничего необычного в том, что один из супругов переписывает завещание. Бывает. В том, что муж с женой ругаются и бьют посуду, тоже нет ничего удивительного. И в том, что один из супругов умирает раньше другого, тоже нет криминала. Но когда эти события идут почти сразу же друг за другом, возникают некоторые… сомнения. И в эти «сомнения» вполне укладывается подозрение, что проблемы с головой у Вилли могли начаться не только из-за смерти матери. Возможно, присутствовал еще один фактор… «…да у меня тоже так было! Как у отца! Когда я еще дома жил! Мне все казались белыми, как мертвые...». И этот фактор вполне мог вызвать галлюцинации. Плюс общая нестабильность психики, гормональное созревание, генетическая предрасположенность – и готово! Даже результаты токсикологической экспертизы Вилли, сделанной после нападения на Клэр Миллберри – и те вписываются! Ничего постороннего в крови не было, но Вилли-то в последние месяцы попросту не жил дома! Может, пора позвонить доктору Лютер? Поинтересоваться, как там со свободными палатами? И будут они с Вилли перестукиваться через стенку. * * * Лондон отнесся к его возвращению благосклоннее, чем Марлоу: обрадовал мелким дождиком и жизнерадостно улыбающейся Райли. Чандлер прошлым вечером, застав Эмерсона над документами, но без подвижек по делу, выделил в помощь ему еще и Райли. Двадцать первый век, интернет, базы данных… Но все равно: в итоге все решают ноги. В Королевском Госпитале Лондона по телефону сообщили только, что Клэр Миллберри уволилась еще год назад. При личном визите и в личном же разговоре выяснилось, что уволилась из-за того, что вышла замуж. А еще через час и двух медсестёр у них оказался и новый адрес, и новая фамилия: Рипли. – И в Уайтчепеле можно найти приличные места, если знать, где искать, – хмыкнула Райли, разглядывая аккуратный трехэтажный дом. Перед воротами гаража стояли «сааб» и новенький синий «мини». – Труп на крыльце, несомненно, обрушит тут цены на недвижимость… – пробормотал Кент, изучая ухоженный садик перед домом. Самшит, пара пальм и юкк, какие-то высокие вечнозеленые кустарники и синие цветы. И никакой наперстянки... Нет, сумасшествие все же заразно. – Зато будет неплохой вариант прикупить домик напротив по дешевке. – Во всем находить хорошие стороны – в этом вся Райли. – Пойдем, пообщаемся с нашей неуловимой вдовушкой. Раз машины здесь, значит, хозяева дома. – Добрый день. Полиция. Детектив-констебль Райли, детектив-констебль Кент. Не могли бы мы увидеть вашу жену, мистер?.. – Уоррен Рипли. А в чем дело? Новому мужу Клэр Эмерсон дал бы, на первый взгляд, лет тридцать пять, а на второй – как минимум на десять больше. Невысокий, худощавый, в светлом ежике волос седины почти не заметно. И еще у него замечательный дантист. – Можно нам войти? – Райли взяла дело в свои руки. – Проходите. Большой радости в голосе не слышалось, но и откровенной враждебности тоже не было. Уже хорошо. – Клэр сейчас подойдет. Она вышла за овощами, это тут, поблизости. Над интерьером в доме, похоже, поработал неплохой дизайнер. Светлые стены, тонкие темные рамки картин, контрастная мебель. Но Кент разглядывал не это. На каминной полке стояла пара фотографий в одинаковых серебряных рамках. На одной он опознал хозяина и Клэр. Со второго фото смотрела казавшаяся уставшей женщина средних лет. – Ваша мать? – кивнул Эмерсон на фотографию. – Жена. Умерла в прошлом году. Рак. Это ее последнее фото, – отрывисто пояснил Рипли. Тоном «не лезьте, куда вас не просят». А новая жена – совершенно случайно, конечно! – работала в той же больнице, где лечилась прежняя… Но вслух Кент ограничился формальным: – Извините. – Ничего. Хлопнула входная дверь. По сравнению со своей старой фотографией Клэр Миллберри – вернее, уже Рипли – изменилась за три года не так уж сильно. Волосы приобрели естественный светло-русый цвет, короткое каре отросло почти по плечи. Легкая полнота ее не портила, скорее, наоборот: придавала выразительности фигуре. Да и грудь у нее была красивая, даже очень… В общем, Эмерсон мог понять, что в ней находили мужчины. – Добрый день, – взгляд женщины метнулся к ним, к мужу, снова к ним. – Что-то случилось? С Селин все в порядке? – С ней все хорошо, – успокоила ее Райли. – Миссис Рипли, мы по другому делу… – Я этого и боялась, – Клэр машинально катала по журнальному столику лимон. Пакет с покупками так и остался стоять рядом. – Мы с Селин и из Марлоу уехали как раз из-за этого. Знаете, каково жить в маленьком городке, где все знают, что на тебя напали? И перешёптываются, перешёптываются за спиной, стоит только куда-то выйти… – Миссис Рипли, можно задать вам несколько вопросов? – вклинился в удобную паузу Кент. Она, так и не поднимая взгляда от стола, кивнула. – Какие отношения были у вашего прежнего супруга с его сыном? – Спенсер был очень привязан к Вильяму. – И все? – Зачем вам это? – раздраженно вмешался молчащий до этого Уоррен. – Поймайте преступника и защитите мою жену! – Мистер Рипли, информация, полученная от вашей жены, может помочь нам в поимке преступника, – успокаивающе пояснила Райли. – Уоррен, все нормально, я отвечу, – Клэр, мягко накрыла ладонь мужа своей. – Спрашивайте, что вам нужно, констебль. – Миссис Рипли, у вас были конфликты из-за Вильяма с вашим прежним мужем? Он же хотел добиться условно-досрочного освобождения сына. – Спенсер был очень… эмоциональным человеком, – Клэр говорила медленно, подбирая слова. Из-за неприятных воспоминаний – или чтобы не сказать лишнего? – Он мог сказать что-то в сердцах, а потом пожалеть. Так и с Вильямом. Спенсер жалел, что дал показания на суде. – Вас это задевало? – А вы как думаете? – Она резко вскинула голову. – Мы со Спенсером в последнее время часто… – Клэр закусила губу, но все же закончила, – спорили. После он извинялся… а сам ехал в воскресенье на свидание в тюрьму. – То, что он изменил завещание в вашу пользу, тоже было… извинением? Уоррен Рипли насупился. Похоже, лишь официальный статус гостей удерживал его от реплики «вон из моего дома!» – У Спенсера были серьезные проблемы со здоровьем. Он волновался за мое будущее. – Миссис Рипли, вы были в курсе того, что препараты, выписанные вашему мужу от сердечной недостаточности, требуют аккуратного приема исключительно под надзором врача? – Да что вы себе позволяете?! – Рипли все же не выдержал. – К чему эти вопросы? У вас преступник разгуливает на свободе! А вы пытаетесь обвинить в чем-то мою жену! – Все нормально, Уоррен… – Мы просто пытаемся прояснить обстоятельства дела, – дипломатично вмешалась Райли. Одновременно совсем не дипломатично пиная Кента в лодыжку: «что ж ты творишь?» Рипли с видимым усилием изобразил вежливое спокойствие. Клэр, судя по всему, имела на нового супруга недюжинное влияние. – Я предупреждала Спенсера. Я ведь медсестра. А Спенсер меня то слушал, то нет. Иногда с ним было очень тяжело… – Миссис Рипли, – Райли была сама доброжелательность и участие. – Вы не знаете, куда мог бы отправиться Вильям? Родственники вашего покойного мужа, друзья, знакомые, может быть? – Ничем не могу помочь. У Спенсера был брат… – при этих словах Кент похолодел. – Но он жил не в Англии и умер еще до нашего брака. А друзей Вильяма я не припомню. Дома, во всяком случае, я не видела никого. Он был весьма нелюдимым подростком. – Спасибо! – Райли поднялась, показывая, что разговор окончен. Кент встал следом. – Вопрос с вашей охраной мы постараемся решить сегодня же. Если что-то вспомните, или просто что-то покажется подозрительным – звоните. – Миссис Рипли, а где вы были, когда погиб ваш бывший супруг? – уже стоя на крыльце, поинтересовался Кент. – Меня вообще не было в городе, когда Спенсер попал в аварию, – отчеканила Клэр. Ее доброжелательность и понимание, кажется, тоже подошли к концу. – Я была у матери, в Рединге. Если вас это так интересует, спросите у нее! Могу дать телефон. «И вот почему никто не любит вопросы? – с сарказмом спросил себя Кент – О бывших мужьях при нынешних. Но…» – закончить мысль у него не получилось. Сзади донеслось удивленное: – Мама? Уоррен? Кент обернулся. Ему улыбались с обезоруживающей дружелюбностью: – Добрый день. Карие глаза, светло-русые длинные волосы – родственное сходство угадывается без всяких колебаний. Та самая «прелестная и вежливая девочка» и «ублюдочное отродье» в одном лице. Дочь Клэр. Пиджак и юбка какой-то частной школы, мягкий длинный шарф – уже не форменный – и увешанная бахромой из стеклянных бусин и висюлек сумка. Никакой броской бижутерии или яркого макияжа. Приглушенные тона и натуральные ткани. В свои почти шестнадцать и выглядит на эти самые шестнадцать. Яркая иллюстрация усилий матери по карабканью вверх по социальной лестнице. – Селин, проходи дорогая. Господа из полиции уже уходят. – А… в чем дело? – недоуменно протянула та. – Я тебе потом скажу. Всего хорошего. Дверь захлопнулась. – Кент, что это, вообще, было?! – Терпения Райли хватило на пять минут. Ровно на столько, чтобы их уже не было видно из дома. – Ты чего на них взъелся?! И откуда узнал про условно-досрочное и про завещание? – Поговорил с бывшими соседями. Райли, а тебе не кажется, что это уже схема: второй муж, второй вдовец. С больной раком женой. – Кент, если ее муженек накатает на нас жалобу, объясняться будешь сам! – Райли, похоже, была в ярости. – И вообще, женщина такой вопрос не задала бы! Ты представляешь, что это такое – растить ребенка на зарплату медсестры? – Ты хочешь сказать, что у них дома кто-то недоедает? Подозреваю, на оплату школы ее дочери твоей или моей заплаты не хватит! – Кент, кто как может, тот так и выкручивается! – Даже если для этого надо отравить мужа?! – Кент, ты не заболел? – Райли с подчеркнутым вниманием оглядела его с ног до головы. – Да что тут такого необычного? Они поругались, стало плохо с сердцем – и муж на небесах. – Райли, до этого он переписал завещание. На нее! А человеком он был не бедным. Та только головой покачала, с видом – «безнадежен». – Пойми, люди болеют, и не всегда в этом есть злой умысел. Дело, к тому же, давно закрыто. У моего, вон, давление подскакивает чуть ли не на смену ветра. А ты от Бакана слишком много всего притащил и перечитал на ночь. Теперь в каждом отравителя видишь. «Это даже не смешно», – мрачно размышлял Кент всю дорогу до участка. Так же, как вчера сам он не поверил Вилли – так сегодня, только уже ему самому, не поверила Райли…