По семейным обстоятельствам

Самое уединенное место в участке – туалет. Фаянс, зеркала и прохладные белые стены, к которым очень хорошо прижиматься лбом. Может, все рассказать? Чандлеру или Майлзу. Они для него почти семья. И сейчас он эту семью предает. Но Чандлеру и Майлзу нужно было рассказывать в первый же день. Как только Вилли объявился на пороге. А не тогда, когда прошло уже почти трое суток. А семья по крови дома сейчас, вполне возможно, малюет на обоях «я хочу верить» и смотрит очередную серию древнего сериала. Так и будет констебль Эмерсон Кент день за днем возвращаться по вечерам домой, и будут дома Вилли и агенты Малдер и Скалли. Красота и семейный уют… Как раз для сериала на ВВС. Только ему светит стать звездой не сериала, а отдела внутренних расследований. А потом и суда. Да и Вилли не морская свинка и не подобранный на улице кот, чтобы бесконечно сидеть у него дома в четырех стенах. Надо как-то определяться, как быть с ним дальше? Потому что в любом случае он не станет делать братцу новые документы или переправлять на лодке через Пролив. Или проделывать еще что-то из киношного репертуара. Дьявол! Ну почему все запутывается сильнее и сильнее? Почему?! И обратного хода уже нет – только вперед! Боль отрезвила. Кент вздохнул, дошел до раковины и сунул руки под тугую ледяную струю. Мелкие капельки крови на сбитых костяшках тут же побледнели и исчезли. Шум и бурление насыщенной воздухом воды завораживали. Стоять так и смотреть, а вода пусть себе течет… – …Кент! Кент, с вами все нормально? Чандлер! Подпирать стенку в туалете было все же не слишком хорошее идеей. Как и отбивать кулаки об эту стену. Стоянка испытанней и надежней. – Да, сэр. Все хорошо. Бумажное полотенце он схватил со второй попытки: от холода свело пальцы. Чандлер все не уходил и что-то рассматривал – причем прямо на констебле Эмерсоне Кенте. Кент опустил взгляд и тут же в досаде закусил губу, на костяшках пальцев, пока он тянул полотенце, снова выступило несколько мелких капель крови. – Кент… Вы не забыли, что я вам сказал? Тогда, во время дела Креев? «Для меня имеет значение только правда». Не забыл, сэр» – …и вы всегда можете ко мне прийти. А может, все же?.. Но что он может рассказать Чандлеру сейчас? «Инспектор, я… И что «я»? У меня дома третьи сутки скрывается преступник, я вам всем вру, и у меня только подозрения и косвенные данные. И ни одного вещественного доказательства…» – Конечно, сэр. Спасибо. Просто небольшие проблемы в семье. Совсем небольшие… Круг света от лампы и мерцание монитора отгораживали у полумрака собственный кусочек пространства. Ничего нового в документах он не нашел. Рисование схем и стрелочек тоже не спасало. У него только старое закрытое дело и показания – а если уж говорить прямо, слухи – от соседей. А также честная страдающая жертва – миссис Клэр Миллберри. Простите, Рипли. Она не отрицает ни ссор с мужем, ни опасений за прием лекарства. И еще есть собственное чутье, которое утверждает: дело грязное. Но как найти вещественные доказательства? Идти домой не хотелось. Говорить или не говорить Вилли, что он нашел его мачеху? И как сказать братцу, что он понятия не имеет, где и как искать эти чертовы доказательства? – Парень, не сиди над бумагами, – хлопнул его по плечу Майлз. – Это не яйца, не высидишь. Иди домой. Кент вздохнул, но ответить помешал звонок телефона отдела. Трубку взял Майлз. «Да», «конечно», «мы понимаем», «делаем, что можем»… Эмерсон гадал, кто может звонить в такое время? Рабочий день закончился еще два часа назад. – Муж этой Миллберри, Рипли. Истерит, – пояснил Майлз, положив трубку. – Одного патрульного перед домом ему мало. Еще хочет. – Давайте я к ним с утра еще раз зайду? – предложил Кент. – Может, она за ночь что-то вспомнит… «…Или меня за ночь осенит, где искать и что спрашивать», – продолжил он про себя. – Мужа ее лучше успокой, – проворчал Майлз. – Но, парень… не принимай все так близко к сердцу. У нас всех случалось когда-то дело, которое становилось личным. Все рано или поздно через это проходят… – Майлз помолчал и закончил: – И живут с этим дальше. Дома его встретил ужин и жаждущий новостей Вилли. Шутить, что «ты мог бы стать хорошей женой» Кент поостерегся. Подозревал, что после последних новостей может получить и сковородкой в голову. Вилли слушал внимательно. И молчал. Кент подробно пересказывал события дня, но от этого спокойствия ему становилось все больше и больше не по себе. Лучше бы Вилли, как вчера, бурно протестовал или доказывал свое. – Значит, ты считаешь, что все так, как и должно быть? – Вилли крутил в руках белую, в красный горох, чашку. Пересчитывал пятна, как сам Кент вчера. – Вилли… – Эмерсон вздохнул и, мысленно высмеяв свои опасения на тему «Вилли и кипяток», налил им обоим чаю. – Все сложно. Я могу считать все, что угодно, но вот доказать состав преступления… – То есть, все дело в доказательствах? С тем, что факт преступления налицо – ты согласен? – подался вперед тот. – Осторожно, чай горячий! – Эм, ответь! – Ты меня вообще слушал? Я говорю о доказательствах для суда, а не о городских слухах! Я могу думать как угодно, но в суд с этим не пойдешь! И дело заново не откроешь. Суду на соседские сплетни наплевать. Мне еще и про эксперимент правительства и тебя, жертву этого эксперимента, рассказали! Как раз перед рассказом о завещании твоего отца. Предлагаешь и это в суд нести? «У меня на чердаке происходит загадочный стук…» – Ты мне так и не ответил, – усмехнулся Вилли. Черт ее побери, эту фамильную дотошность и настойчивость! Потому что произнести вслух «да, я уверен, что твоего отца отравили» Кент не мог, и все тут. Он, в общей сложности, уже шесть лет в полиции. Есть вещественные доказательства – есть дело. Нету их – нет дела. Пожалуй, и хорошо, что он не стал упоминать про реакцию Райли – незаинтересованного никаким боком в деле человека. – Ешь лучше тосты, Вилли, – устало посоветовал Эмерсон. Сил на споры у него уже не осталось. – А эта сука, значит, пусть так и живет себе в своем новом доме с новым мужем?! – Вилли, вот это уж точно не преступление – выйти второй раз замуж, – не выдержал Кент. – И все, что я сейчас могу, это посоветовать ей сходить на исповедь! – А кто тогда хоть что-то может?! – вскочил Вилли. Чашка на столе устояла, а стул отлетел в угол. Кент его только взглядом проводил. – Она отравит и его! Через пару месяцев у вас будет еще один труп! Вот тогда ты меня вспомнишь! Пару раз метнувшись туда-сюда по кухне, Вилли застыл в углу у окна – спиной к Эмерсону. Прекрасное окончание разговора. Просто прекрасное. Кент поднял и поставил обратно опрокинутый стул. Подошел к окну, встал рядом с Вилли. Тот злобно сопел и грыз губу, уставившись невидящим взглядом в оконную раму. И методично рвал занавеску – в мелкие клочья. Ну, не утешать же его, как ребенка? Или попробовать? «Вилли, все будет хорошо». В то, что тут хоть что-то будет «хорошо», детектив-констебль Эмерсон Кент не верил. Совершенно. – А что Селин? – внезапно подал голос Вилли. – Дочка ее? – Да. – В школе учится. – На отцовские деньги… Ругая себя за паранойю, Кент обошел дом. Поднялся на второй этаж в спальню. Заглянул на чердак, спустился вниз – Вилли все еще был на кухне. Так и стоял в углу. От занавески осталось меньше половины. Ладно, давно пора ее выбросить. В кладовке и на улице все было нормально. Доска оставалась на своем месте. Задвижки на окнах никто не трогал. Ладно, еще один день. Завтра. А потом он решит. * * * За ночь Уоррен Рипли то ли остыл, то ли сказывалось влияние жены. Но встретил он Кента достаточно спокойно. – А где ваша жена? – Новых идей за ночь не появилось. Разве что все-таки взять телефон матери Клэр. Фраза «меня не было в городе» не то, чтобы насторожила… Объяснения Ллевеллин про кумулятивный эффект у препаратов наперстянки Кент тоже помнил. Но на всякий случай, просто проверить. – Клэр на работе. Она сказала, что не собирается прятаться. Знаете, она у меня очень сильная, – с гордостью заметил Уоррен. – Селин в школе. А я сегодня работаю из дома. Помня вчерашнее пожелание Майлза, Кент честно попытался успокоить своего собеседника: – Ваша жена несколько раз переезжала и сменила работу. Крайне сомнительно, что Вильям Миллберри сможет узнать ее новый адрес. Но второго человека для охраны вам сегодня должны выделить. Рипли пошел его провожать. – Вы его до сих пор не нашли? – уже у калитки на улицу поинтересовался он. – К сожалению, нет. Полицейская машина стояла в начале переулка, где стоял дом Рипли и еще три, почти таких же. Кент, в принципе, готов был признать, что беспокойство обосновано. Если задаться целью, подобраться к самому дому несложно. – Поставьте решетки на окнах первого этажа, мистер Рипли. Это будет надежнее, чем машина полиции у крыльца, – совершенно искренне посоветовал Кент. – Клэр сказала, что не будет жить, как в тюрьме, – поморщился Уоррен. Желания объяснять понятие «разумная осторожность» у Кента не возникло. – Красивый сад, – вежливо заметил он. – Ваша жена о нем заботится? – Ей быстро надоело, – впервые за разговор улыбнулся Рипли. – Это все Селин. Подстригает, ухаживает. Сейчас осень, цветов почти нет, один дельфиниум остался, – кивнул он на высокие синие соцветия. – А весной тут все цветет. Кент еще раз внимательно оглядел растения. Наперстянки тут и близко не росло. Как выглядит этот чертов сорняк, он за эти дни успел запомнить накрепко. Точно, паранойя. На утреннее совещание он успел как раз к разбору дела Вилли. Чандлер удовлетворенно кивнул, видя, что он появился, и продолжил: – Теперь о деле Миллберри. Майлз, что у вас? – Пока ничего. Я надеялся, что он все-таки появится по старым адресам, там побывали Кент и Райли – но нет, тишина. Патрульные периодически адреса проверяют. – Кент, что у вас? Вы у Рипли сейчас были. – Ничего подозрительного. Муж успокоился, сама она пошла на работу. Патрульная машина дежурит. – Манселл! Лорин Крейг, медсестра из клиники. Что с ней? Черт! Неприятный холодок за грудиной сменился бешеным сердцебиением. Кент до побелевших костяшек вцепился в край стола. На что он надеялся? Что Чандлер, погрязнув в текучке, пустит дело о сбежавшем из клиники опасном психе на самотек? Чандлер пустит, ага… Вот инспектор, не дождавшись подвижек по делу, и тряхнул клинику – и, похоже, куда жестче, чем Кент. – Сидит дома и рыдает,– отчитался Манселл. – Ее уволили за служебное несоответствие. Миллберри там не появлялся. А вот местная полиция к ней уже наведалась. Подозревают соучастие. Еще и Манселл… Как бы Кент к нему не относился, но если Манселл брался за дело, то вцеплялся в него с упорством бульдога. – …родственники? Что? Наверное, что-то похожее ощущал Фауст, когда Мефистофель явился за его душой... – Кент! Вы меня слышите? Что по родственникам? Вы должны были проверить. – Извините, сэр. Никого. Внезапно ему стало не хватать воздуха. Грехопадение состоялось. Он солгал Чандлеру на прямой вопрос по материалам дела. Сознательно исказил информацию. Полгода назад он сам подозревал и обвинял в этом Морган Лэмб. И к чему теперь пришел? – Ведь где-то же он залег… Кент при словах Майлза снова уставился в стол. – Задницей чую, сэр, он у нас в районе! Прямо под носом. Сколько у него времени, пока все не откроется? Сутки? Двое? – Или наш псих уже кормит рыб и крабов в Темзе, – вставил Мансел. – Манселл, ты у нас, как всегда, главный оптимист, – беззлобно проворчал сержант. – Пожалуй, прижми еще раз медсестру. Эту Лорин Крейг. Она что-то знает. Не может не знать! Пока не расколется, не слезай с нее. – Хорошо, Майлз, – прервал того Чандлер. – Переходим к следующему. Женщина, белая, на вид лет тридцать, нашли сегодня, во время отлива. Предположительно суицид… – Ну что за народ! У них несчастная любовь и прыжки с моста. А нам – возись с их трупами… – Майлз, не ворчите, – улыбнулся Чандлер. – Поехали. Вдруг ее столкнули? Кент в первый раз с начала совещания перевёл дух. Конец света откладывался – но вот надолго ли? Ключ в замке сначала застрял, но со второго раза свободно повернулся. Что за мистика? Замок не заедало никогда. Нехорошее предчувствие заставило бросить вещи прямо на входе и, не здороваясь с Вилли, заняться дверью. Тот, выключив телевизор, наблюдал за манипуляциями Кента с дивана. И молчал, разумеется. Замок был взломан изнутри. Очень аккуратно – снаружи была всего пара царапин – но факт остается фактом. Две бумажки по двадцать фунтов, что вторую неделю лежали на журнальном столике, тоже исчезли. – Вилли, где ты был? – не повышая голоса, осведомился Кент. Он никогда – ну, почти никогда – не хотел кого-нибудь ударить. И любое применение силы считал обоюдно унижающим действием. Но сейчас… врезать Вилли хотелось просто до дрожи. Эмерсон не знал, что тот увидел в его лице. Но в спинку дивана Вилли вжался, похоже, непроизвольно. – Я только дошел до магазина и обратно. Продукты закончились! – Я проверю, – мрачно пообещал Кент. – Эм, я готов для тебя на все. И не сделаю ничего, что может принести тебе вред, – донеслось сзади, когда Кент был уже в дверях. От того, чтобы в сердцах не жахнуть входной дверью, он удержался просто чудом. В магазинчике за углом его поприветствовали жизнерадостным: – Что-то забыли? – Да, молоко. Пока расплачивался, пришлось выслушать тираду на тему: «какой у вас милый брат, и как вы похожи». Миссис Азиз, что держала эту лавочку вместе с мужем, поговорить любила. Но раньше все сокрушалась, что, мол, «нельзя вот так – один да один». Зато теперь на ее улице случился праздник. Замок Кент поменял собственноручно. И заодно проверил наличие всех ножей и вилок. Все было на месте. Ужинали они в молчании. – Вилли… – тот настороженно вскинул взгляд. Эмерсон почувствовал себя чуть ли не монстром, который запугал бедного ребенка. То, что «ребенку» уже двадцать два, роли не играло. Вот же черт! – …расскажи мне про Лорин Крейг. Пожалуйста. За нее взялись всерьез. Вилли снова уставился в тарелку. – Лорин, она… она добрая. Она говорила, что я напоминаю ей сына. Он у нее погиб пять лет назад… Я ей рассказал все. Ну… почти все. Она мне поверила. Я ей сказал твой адрес, куда вы перехали в Лондоне, еще тогда… Кент слушал и мысленно хватался за голову. Лорин Крейг знала не «почти все», а «все». Во всяком случае, все, что касалось детектива-констебля Эмерсона Кента. Эта она нашла его нынешний адрес – потратив почти два месяца. Это она выяснила и его фамилию, и то, что он работает в полиции, и даже звание. Это она сделала и принесла Вилли фотографии его дома и самого Эмерсона. Описала распорядок дня, отметила и то, что у него никого нет, а значит, риск наткнуться здесь еще на кого-то – минимален. Впору не подавать на Лорин Крейг в суд, а приглашать работать в полицию. – Она будет молчать? Если она признается, что искала меня… Что нашла меня для тебя… мне конец. – Она будет молчать. Впервые с начала разговора Вилли смотрел ему прямо в лицо. Словно, наконец, что-то для себя решив. * * * Пятница принесла обычную рутину. Одна электротравма с летальным исходом: рабочий-нелегал со стройки залез в трансформаторную подстанцию. Один алкогольный психоз с беготней по Брик-лейн с ножом и в чем мать родила. Пострадали: одна кошка, одна машина и сам бегун, напоровшийся в итоге на собственный нож. Зарывшись в протоколы, заключения и свидетельские показания, Кент старался не думать о том, что ему предстоит после обеда. Телефон доктора Лютер лежал на видном месте. Вилли надо возвращаться в больницу – чем быстрее, тем лучше. И попытаться представить побег, как следствие обострения болезни. А уж затем можно действовать цивилизованными путями. Условно-досрочное после побега – это фантастика, но побороться за то, чтобы срок не добавили, при всех сопутствующих обстоятельствах – это можно… Купить упаковку яиц и чаю – эта мысль появилась, как только он поравнялся с магазинчиком миссис Азиз. И заодно и набор отверток – с окнами и дверями надо разобраться окончательно. Спасибо простым пакистанским эмигрантам, не нужно идти через квартал в «Сейнсберри» – с такой мыслью он толкнул дверь. Признаваться себе, что на самом деле ему надо собраться с духом перед окончательным разговором с Вилли, не хотелось. – А ваш брат уже покупал вчера яйца, – мельком заметила миссис Азиз, считывая штрих-код с упаковки. – Да? Я, наверное, не заметил, – пробормотал Кент, сгружая на прилавок набор отверток. Честно говоря, он даже не помнил, что они вчера с Вилли ели на ужин. Может, и вправду омлет. – И пару отверток тоже взял, только больших. – Сп… – запнулся на полуслове Эмерсон. Горло перехватило. – Спасибо, миссис Азиз. Не бежать! Только не бежать… Из большой отвертки получается прекрасная заточка… Не бежать… С замками и окнами все было нормально. Вилли исчез. В кармане завибрировал телефон – Кент запоздало осознал, что дверь на улицу распахнута, а сам он уже непонятно сколько времени стоит посреди гостиной. – Кент! ...Манселл? Что ему? – Лорин Крейг мертва. Зарезана. Быстро к Рипли! Он знал – не успевает. Поздно. Он не успел. Взгляд выхватывал картинку кусками. Выбитое стекло – проник через окно. Распахнутая дверь – пыталась убежать. Сколы от выстрелов на белых колоннах крыльца – спецназ. Кровь на ступенях – первый удар. Кровь на дорожке, много – второй и последующий удары. Примятые кусты и сломанные цветы – следы борьбы. Кровь и вмятина на дверце «мини», словно туда что-то врезалось… Два человека туда врезались – подсказывал разум. И один их них убивал другого, и … Накрытое простыней тело посреди светлого гравия дорожки. Убил?.. Или… его?.. Кент не хотел этого видеть. Не хотел замечать детали, осознавать и восстанавливать все, что тут произошло. Сглотнув, он привалился к машине «Скорой помощи» – ноги подгибались. Стоящий у капота Майлз покосился неодобрительно, но ничего не сказал. – Майлз, что с женщиной? Женщина как? – Увезли в больницу, – сержант хмуро рассматривал дом. – Вот же дерьмо! Я ведь чуял, чуял, что он рядом! – А… Миллберри? – Вон, валяется. Застрелили. Туда ему и дорога. Он знал, что это сон. Сон, что начался ровно пять дней назад. Знал – любой сон заканчивается, и ты просыпаешься и идешь на работу. Но почему все кончается именно так?! Почему?! – Кент? Кент! – кто-то тряс его за плечи. – Что с вами? Чандлер… опять Чандлер. – Все хорошо, сэр… Все хорошо… Уже все хорошо… Не смотреть… Если отвернуться и опереться обеими руками о борт «Скорой», то можно стоять почти ровно и смотреть куда угодно – хоть на колесо, хоть на желтую разметку на асфальте, хоть на бок машины! Но только не на тело на дорожке перед домом! Не успел… Вилли же взломал замок еще раньше; в среду ночью, скорее всего. Утром он этого не заметил, так как дверь привычно захлопнул. И пошел к Рипли. А Вилли пошел за ним! В четверг вечером Вилли уже все знал и все решил. И насчет Лорин Крейг, и насчет Клэр. Почему он не понял этого, когда услышал: «Она будет молчать»? Почему?! Почему он понял все так поздно? Звонок телефона Чандлера выдрал его обратно в реальность. Кент безучастно следил, как тот отвечает, как двигаются губы – и не слышал ни слова. Кроме последней фразы Чандлера: – …Клэр Рипли умерла по дороге в больницу. Доктора Ллевеллин он ждал уже полчаса. Можно было зайти прямо в зал, но Кент не мог. Видеть на столе тело Вилли, слышать, как патологоанатом размеренно наговаривает результаты вскрытия на диктофон. Не мог, и все. Поэтому сидел у стены в коридоре. Шаги Ллевеллин он услышал, когда та подошла почти вплотную. – О, констебль… А что вы здесь? Зашли бы и не ждали меня тут. – Ничего… Доктор, помните, я приносил вам два дня назад материалы старого дела? – Да, – кивнула врач. – И вы упоминали про кумулятивный эффект препаратов дигиталиса… – Ллевеллин еще раз утвердительно кивнула. – А как долго выводится яд из организма, если прекратить прием или систематическую передозировку? – В принципе, месяца для этого хватит. Уснуть ночью Кент так и не смог. Сухими глазами смотрел в темноту за стеклом, а в висках билось монотонное «не успел, не успел, не успел…». Даже виски в горло не лез – бутылка так и осталась стоять нераспечатанной. А чего он ждал? Что Вилли преисполнится всепрощения и сочувствия? Кент бы погладил его по голове, и все стали бы счастливы? А потом Вилли, благостно улыбаясь, отправился бы обратно в больницу?.. К утру «не успел» сменилось на столь же монотонное «слишком поздно». Кенту казалось, что еще шаг, еще одно резкое движение, – и мозг взорвется. Хлынут наружу все эти бесконечные «не успел» и «поздно». Расползутся муравьями и будут жевать, жевать, жевать… Пока не сгрызут до костей. – Вы плохо выглядите. Молодым людям в вашем возрасте надо больше есть и спать. – Несомненно, миссис Азиз, – вяло пробормотал Кент. Кофе в доме закончился еще под утро, а продолжать жить было как-то нужно. – Не могли бы вы принести еще две пачки кофе? – Конечно. А как ваш брат? – Уехал. – Такой приятный молодой человек. Вы, наверное, уже скучаете? – Да, миссис Азиз. – Моя мать всегда говорила: если тебе кто-то дорог, посади что-то красивое. Но это было уже так давно… Вы, молодежь, в это не верите. Но я каждый год… Вот, – она кивнула на зелень при входе. – Ну почему же… я верю, – поддержание даже видимости разговора сейчас требовало недюжинных усилий. В кадках у двери росли два высоких куста. Знакомые темно-зеленые листья и нежно-розовые цветы. И он такие где-то недавно видел… Только те кусты не цвели. А тут такие нежные лепестки, так и хочется растереть между пальцами. – Олеандр, – с гордостью пояснила миссис Азиз. – Сколько его растет у меня на родине… А как цветет! Листьев не видно, сплошное облако цветов! Но здесь он никогда так не цветет. Холодно и мало солнца. Только, Эмерсон, возьмите салфетку, руки вытрите. Он ядовитый. А цветок выкиньте в урну. Кусты перед магазином все не шли не головы. Почему-то это казалось очень важным. Вот сейчас… сейчас… Есть! Сад перед домом Рипли! Он же эти кусты дважды со всех сторон рассматривал! Домой он влетел почти бегом. Что там еще было? Дельфиниумы? Через пять минут он смотрел на знакомые цветы на мониторе ноутбука. Своеобразный подбор растений для сада. Дельфиниум, близкий родственник аконита – ядовит. Как и олеандр. Как и наперстянка… «…– Красивый сад. Это ваша жена о нем заботится? – Ей быстро надоело. Это все Селин…» Черт! Номер, где же этот чертов номер?! Вот! Дрожащими пальцами Кент набрал телефон матери Клэр. – Миссис Хопкинс… Мои соболезнования… В трубке всхлипнули, но разговаривать миссис Хопкинс была способна. – Вы не могли бы ответить на один вопрос? Ваша дочь говорила, что, когда погиб ее первый муж, она гостила у вас? – Да, хотела меня поддержать. Я лежала на операции, в больнице. – Она приезжала одна или с дочерью? – Одна. Клэр приехала ко мне за месяц до гибели Спенсера. Собиралась позже, но… Они очень сильно поссорились тогда, и она примчалась ко мне на две недели раньше. Девочка моя, бедная… – в трубке раздались рыдания. «…– А как долго выводится яд из организма, если прекратить прием или систематическую передозировку? – В принципе, месяца для этого хватит.» Месяц. Месяц, который Клэр провела у матери! Но при этом симптомы отравления у Спенсера Миллберри лишь нарастали. * * * У дома Рипли все было почти как раньше. Окно вставили. Дорожку засыпали новым гравием. Машину убрали. Остались лишь примятые кусты в саду. Щербины от пуль и чуть заметные пятна на крыльце: если не присматриваться, то и не заметишь. – Добрый день, мистер Рипли. Мои соболезнования… – Вон отсюда! – Кента обдало облаком перегара. Дверь с грохотом захлопнулась. Похоже, Уоррен пил, не просыхая, второй день. Кент вздохнул и спустился в сад. Вот. Два куста с ланцевидными темно-зелеными листьями – олеандр. Ядовит, содержит ряд сердечных гликозидов. Сломанные и растоптанные синие соцветия – дельфиниум. Он ведь как чувствовал: тут что-то есть! Только сложил этот пазл слишком поздно… – Простите Уоррена. Он… очень переживает. – Поэтому и сидишь на улице? – не поворачивая головы, поинтересовался Кент. Она совсем по-детски шмыгнула носом: – Маму жалко. Кент промолчал. – Твои любимцы? – нехотя кивнул он в сторону ярко-синих соцветий дельфиниума. – Да, – уже немного бодрее вздохнула Селин. – Вам нравятся? Только их почти все сломали… – Я все знаю. Все, Селин. Рядом, кажется, умерли. Во всяком случае, дышать престали. Поворачивать голову и смотреть, что там с милым ребенком в форме дорогой частной школы, Кент не хотел. Зато теперь понимал Манселла, который как-то раз врезал обвиняемому в убийстве на глазах у всей следственной группы. – Зачем? – Эмерсон действительно не понимал. – Зачем ты все это делала? – А зачем маме нужны были они все? – обиженно протянула Селин. – У нее же была я! – Только из-за этого?! – Это была игра… Просто игра! Я ничего такого не хотела. Зато когда подсыпала ему таблеток Спенсера в колу, этот урод Вилли совсем психованным становился. И Спенсер на него жуть как орал. Я всего лишь хотела, чтобы он выгнал его из дома, и все. Только таблетки плохо растворялись, и я сделала настойку из листьев. Она сладкая, в коле ни за что не заметишь. И Вилли совсем съехал с катушек. Я даже не думала что так здорово подействует! Вилли меня все время обзывал! Он меня обзывал, а я ему – таблетки и настойку! Все честно! – Игра… Три убийства! Три! И это – игра?! – Эмерсону казалось, что он кричит, но на деле выходил лишь громкий шепот. – Со Спенсером – тоже была игра?! Когда ты решила от него избавиться? Когда он написал завещание, или когда начал ездить к сыну? « … Селин сказала: «дядя Спенсер оставил все маме, а не своему длинному уроду…» «…Спенсер теперь в тюрьму каждое воскресенье ездит и говорит, что этот придурок уже совсем нормальный…» – Вы ничего не докажете! – тут же ощетинилась она. – И я несовершеннолетняя! И… и скажу, что он ко мне приставал! Все поверят! – Конечно, поверят, – не стал спорить Кент. – Только запомни: если с твоим новым отчимом произойдет несчастный случай… Я не стану ничего доказывать. Всего доброго, Селин. Надеюсь, тебе приснится мать. *** На столе Майлза лежала пухлая папка – все собранные материалы по делу Вильяма Миллберри. «Надо же, как много всего», – безучастно отметил Эмерсон. После второй бессонной ночи все, происходящее вокруг, воспринималось как через толстое темно-зеленое стекло аквариума. Он отрешенно придвинул документы поближе, не совсем понимая, что конкретно хочет там увидеть. На самом верху лежал бланк его запроса про Спенсера Миллберри. Время запроса – восемь тридцать, вторник – было обведено, рядом стоял знак вопроса. То, чего он и боялся. Когда-то… В прошлый вторник, вечность назад… Сейчас было уже все равно. – …Кент, не спи на ходу! – хлопнул его по плечу Манселл. – Поехали. У нас убийство. Помнишь семейную разборку неделю назад? Арабская тетка в три раза меня шире. Теперь там труп. Все-таки пришил ее муженек. Понедельник начинался дерьмово. Как всегда.