After the end

Джейн так и не рассказала брату об инциденте, произошедшем накануне вечером, решив, что пусть это большое приключение останется маленькой тайной между ней и Бэйном. Как звучит-то нелепо, хоть смейся. А вот водительские права, без которых она столь шустро удирала подальше от КПП, так и остались у зануды-полицейского. Придется вернуться за ними и что еще хуже, прямиком в участок. До наступления темноты еще часа три-четыре, вполне хватает, чтобы уладить все при благоприятном раскладе. Обеденный перерыв с приготовленными на скорую руку бутербродами проходит в одиночестве под звуки шарканья собачьей лапы по кафелю, придерживающей косточку, которую с аппетитом смакует Макс. "Всех распугала своим чудным настроением" - думает Джейн, - "Один восвояси укатил, не мешкая. Другой пост сиделки рядом с больным занял, закрывшись на все замки. Вот что он там делает? Может поскрестись в дверку, авось запустит? Раз уж втянули, извольте держать в курсе всех дел!" Закончив сухомятную трапезу и убрав со стола тарелку с крошками, девушка решает так и поступить. Мимо лестницы, ведущей на второй этаж, прямо по небольшому коридорчику, первая комната слева. Почти подкрадывается, ступая бесшумно. По ту сторону ни звука. Джейн едва слышно стучит костяшкой указательного пальца и прикладывается ухом к деревянной двери. - Джозеф, - говорит вполголоса и добавляет уже громче, - Слышишь? Джозеф! Я еду в город, тебе что-нибудь нужно? - Нет, нет, - отвечают приглушённо и снова никаких посторонних шумов, - Езжай, только осторожнее, на дороге все еще гололед. Джейн, отпрянув от двери, недовольно поджимает губы. "Спасибо, папочка, за заботу!" Уже не стараясь сохранять тишину, ищет ключи по всей гостиной, в каждом ящике в прихожей, на подоконниках, на холодильнике. Обычное дело - каждый раз забрасывать ключи в новое место и забывать, в какое именно. В конце концов, они обнаруживаются на вешалке под курткой. Макс подбегает, виляя хвостом, в ожидании приглашения составить компанию. - Не сегодня, дружок. Я не на прогулку. Кажется, ветер сбавил обороты своей суровости, если не выключил ее совсем. Или же это привилегия, удостоенная только пригорода, окатывать ледяными шквалами бедных жителей, ломать ветки несчастных деревьев и расшвыривать их по улицам. На синем небе ни облачка, сияет, как глаза диснеевской принцессы. По радио сладкий голосок, совершенно непонятно принадлежащий девушке или молоденькому парнишке, поет о страданиях неразделенной подростковой любви. До безобразия банальный припев уже начинает прилипать к клеткам мозга и крутиться в голове. Туннель на въезде в город не то, что открыт - свободен, чист и свеж, будто и не было вчера здесь столпотворения машин, понатыканной кучи предупреждающих знаков через каждые полметра. Ни шлагбаума, ни одного полицейского. - Нала-аживается, - протягивает Джейн, не скрывая довольной улыбки. И дышать сразу как-то легче становится, и уверенность с настроем увеличиваются, и даже нога на газ сильней давить начинает, от радости, видимо. Через пару километров восторг для глаз только усиливается. Главная магистраль заполнена разноцветными автомобилями, сверкающими на солнце, но не настолько, чтобы создать пробку, а чтобы с легкостью обеспечить комфортное движение со скоростью не менее 60 км/ч. Безупречно чистые тротуары, будто вымытые шампунем. Газетные киоски и автобусные остановки, не погнутые, а идеально ровные, со вставленными стеклами, и вновь функционирующие. Здания с бесконечно открывающимися и закрывающимися дверьми, где обильный поток улыбчивых или равнодушных посетителей разбредается по магазинам, банкам, кофейням и прочим местам. Что и говорить, пешеходов, наслаждающихся ясным днем, неторопливо прогуливаясь по скверам, пруд пруди. Парки, проспекты, метро, площади: все в таком виде, словно привычный спокойный уклад этого города не нарушался и вовсе. - Люди, вы вообще в курсе, что вас на полгода от всего мира отрезали, а три дня назад совсем чуть не разбомбили? – шепчет Джейн сама себе, только и успевая смотреть по сторонам и изредка на дорогу. Просто поразительно, как человек способен приспосабливаться к любым обстоятельствам. Еще вчера разгребая мусор, очищая улицы вокруг своих жилищ, ругаясь друг с другом из-за сдающих нервов, горожане реагировали с беспокойством на каждый звук. Уже сегодня никакого намека на случившееся, будто ничего и не было. Удивительно, не то слово. Странно. Еще страннее и поразительней все кажется, когда буквально через полчаса Джейн выходит из полицейского участка, держа в руке свои права. Отдали без лишнего слова. Ни штрафа, ни вопросов, ни предупреждений на будущее, мол, в этот раз вернем, но в следующий не будь такой безалаберной, не забывай документ. Но стоит ли впадать в раздумья, напрягать и без того вымотанные нервы, когда следует просто радоваться. Все вышло как нельзя прекрасно, даже лучше, чем ожидалось. Джейн возвращается домой уже в сумерках. Лунный диск прорисовывается за кронами дубов, освещает крыши. "Рассказать Джозефу об увиденном или подождать, когда сам все узнает?" С хрустом разминает плечи, закрывая гараж, и бредет устало по каменной дорожке к дому. Разговаривать уже совсем не хочется. Сейчас бы окунуться в горячую ванну и нырнуть в свою уютную постельку, с нормальным ортопедическим матрасом, не то, что кухонное кресло. Девушка протирает глаза, которые уже начали закрываться при мысли о кровати и о сне, и открывает входную дверь. И вроде даже в глаза ничего особенного не бросается, всё так обыденно и по-домашнему, привычно неяркий свет из светильника в прихожей, все то же бормотание телевизора на кухне, слышимое в тишине - обычное приветствие дома Мёрси. И только вид растрепанного, запыхавшегося Джозефа, привалившегося к кухонной плите и глотающего жадно воду из стакана, портит всю картину. - Что это с тобой? Джейн снимает верхнюю одежду, настороженно глядя на брата. Рукава его фланелевой рубашки закатаны, на лбу испарина, руки дрожат как у новичка-подростка после тяжелой работы в спортзале с большими весами. - Словами не описать, - выдыхает он, допив воду, и нервно смеется. Девушка начинает подозрительно коситься в сторону коридора, когда Джозеф, успокоившись, повелительно изрекает: - Помой руки и за мной. Звучит, как приглашение проникнуть в тайну гробницы фараона. "Так, сейчас, главное, лишнего не ляпнуть, а то снова попаду в зону отчуждения" - думает она, наскоро выполнив приказ. И почему-то становится так волнительно, почти до дрожи, словно предстоит увидеть что-то запретное, дозволенное лишь избранным. Что, по сути, недалеко от истины. Джейн закрывает за собой дверь, входя в комнату с Бэйном, попеременно закусывает то верхнюю, то нижнюю губу, охватывая взглядом все, что тут изменилось, преобразившись в подобие больничной палаты, избегая лишь смотреть на кровать, придвинутую изголовьем к окну. Самое главное на потом. Воздух тяжелый, тягучий, давит на легкие запахами медицинских растворов и еще чем-то. Резкое люминесцентное освещение сосредоточено лишь над письменным столом, заставленным больничными аппаратами, ноутбуком, подносом с какими-то склянками, шприцами, инструментами. Верхний свет убавлен до минимума, но достаточно, чтобы разглядеть пациента. Джейн, наконец, решается. Совсем не маленькая кровать, но под весом лежащего на ней человека кажется детской. Грудь вздымается едва уловимо, руки лежат вдоль тела недвижно, такие большие и бледные, почти сливающиеся цветом с простыней. Трубки, провода, бинты… маска. Уже вернули на место. Синяки под глазами и мрачное спокойствие на полузакрытом маской лице. - Начал отходить от наркоза, - объясняет Джозеф, отвернувшись к лампе и набирая в шприц жидкость из ампулы, - глаза так и не открыл, но побуянил изрядно. Я уж начал думать, сердце не выдержит. Успокоительное ему в помощь. Потом отключился снова. Джейн подавляет желание попенять вроде «а я что говорила!». - Смотри сюда, - продолжает он, привлекая внимание сестры, которая никак не оторвется от созерцания пациента, - видишь этот показатель на мониторе? Следи, чтобы он был выше вот этой вот шкалы. Мне нужно пару часов, хотя бы пару часов для сна. Скоро уже отсчет третьим суткам на ногах пойдет. Не могу… - Да иди, иди, - девушка уже переключила внимание на аппаратуру, изучающее пальцем по экрану водит, склонившись над столом. - Это не трогай, - кивает Джозеф на готовый шприц с надетым колпачком, - если что, зови меня. А это на крайний случай. - Угу, - отвечает она, не вникая в слова брата, но когда суть, наконец, доходит, резко выпрямляется, - какой еще крайний случай? Тишина в ответ, Джозеф уже ушел. Он нарочно пугает или на полном серьёзе такой предусмотрительный? - Однако ж снова нас с тобой наедине оставили, пора привыкать, - бросает она взгляд на неподвижного мужчину. Первые полчаса проходят, можно сказать, даже интересно. Прочитав все надписи на бутылочках и упаковках с лекарствами, пометки и записи на листах, сложенных на столе, насколько возможно было разобрать врачебный почерк, изображение на мониторе изучив вдоль и поперек и взяв один из географических журналов из книжного шкафа у противоположной стены, девушка прохаживается из одной части комнаты в другую, уже не крадется на цыпочках, боясь создать лишний шум. Желание спать перебито, да и усталость нисколько не ощущается. Осознание своей значимости и незаменимости приободрила. Конечно, за таким пациентом присматривать доверили! И хотя сейчас он выглядит осунувшимся и бессильным, совершенно не кажется слабым и побежденным. Подумать только, и этот человек, так беззащитно лежащий сейчас на кровати, совершил революцию, переворот! Благодаря его четко продуманному плану городские жители несколько месяцев жили в страхе и тревожном ожидании неизвестного... «А сейчас…» - вспоминает Джейн поездку за водительскими правами. Повинуясь пришедшей мысли, она бросает быстрый взгляд сначала на показатель на мониторе, потом на самого Бэйна и, отложив журнал, включает ноутбук. Открывает новостной канал онлайн и сводку последних новостей из газет в другой вкладке. По прошествии двух часов девушка решает дать возможность брату выспаться до утра, все это время внимательно читая и слушая на минимальном звуке о встрече министров на международном саммите, о победе одной баскетбольной команды над другой, о запуске работы реконструированного текстильного завода, о выборе нового логотипа сети гостиниц, о назначении нового мэра и ни слова о том, куда делся последний. Как ни слова и о террористах, о разрухе, о том, что тело главаря бунтовщиков так и не найдено. Никакого упоминания, словно последние полгода вычеркнуты из жизни города. - Похоже, о тебе забыли, - не оборачиваясь, говорит девушка. Видимо, уже входит в привычку разговаривать с бессознательным пациентом. Нечаянные воспоминания всплывают в мыслях, словно для сравнения моментов до и после. В тот день Х Джейн стояла в пробке на подъезде к городу, опаздывая на очередное собеседование и обещая себе в который раз в случае удачного приема на работу не показывать характер начальнику, хотя бы на первых порах. Военные почему-то перегородили путь, то ли задерживая, то ли не пуская вовсе. Глядя на них, на их переговоры между собой и по рации, ощущалось напряжение, какая-то недобрая тяжелая атмосфера, но в целом было непонятно, в чем дело. Пока внезапно не послышались взрывы из города, взрывы мостов, тунеллей, а радио не сменило передачу музыкальных приветов на режущие слух помехи, а после стук и шипение настраиваемого микрофона. Все произошло слишком стремительно и неожиданно. Голос, раздавшийся следом, можно было бы назвать даже приятным, уж очень он звучал вкрадчиво, размеренно и запредельно спокойно. Будто в следующее мгновение он добавит: «Подойдите ближе, бандерлоги», а завороженные и оцепенелые люди хором протянут: «Мы слушаем тебя, Каа». Вслушивался ли кто-то в смысл слов говорившего или просто поддавался гипнозу? Не столько ужасно, сколько невообразимо для осознания, что все это происходит на самом деле, а не является жутким аудиоспектаклем грамотно составленной и пугающей пьесы. И когда после завершения трансляции все вокруг стихло, паники не было. Люди продолжали верить, что все в порядке. Пока. «Что бы было, окажись Джозеф в тот день по ту сторону пролива, в ловушке, без малейшего шанса выбраться?» Быструю мысль, пришедшую на ум, благодаря излишне чувствительной маленькой трусихе где-то глубоко в душе, тут же затыкает другая от более разумного и практичного внутреннего «я»: «Ничего бы с ним не случилось, он в любом случае умудрился связаться с наемниками! А теперь еще и несет ответственность за самого главного…» Выключив ноутбук, в котором так и не нашла ничего интересного, Джейн потягивается до хруста в суставах, вновь прохаживается по комнате, останавливается у окна, занавешенного тяжелыми темно-зелеными шторами. Открыть бы сейчас его настежь и позволить порывам свежего ветра разогнать густой воздух в этой комнате. Все, что угодно, лишь бы отвлечь себя, занять чем-то. Но человек на кровати так и притягивает внимание, интерес, желание понять. Опасный, угрожающий, безжалостный… Сейчас в это с трудом верится. Девушка, откинув сомнения, которые не слишком-то и донимали ее, садится на краешек кровати, напротив бедра Бэйна, осторожно, стараясь не касаться его. Разглядывает вены на руках, прослеживая взглядом их извилистые пути от кисти до предплечья, перебинтованную грудь, шею, начавшуюся покрываться едва заметной щетиной, паутинку мелких шрамов на голове, сдвинутые во сне брови, будто в застывшей гримасе боли. Склоняется к лицу мужчины, поддавшись какому-то дикому порыву, касается его левой брови в надежде разгладить, снять напряжение. Ровное дыхание сквозь маску, тихое, мирное. Так же спокойно вздыхает и она. - Не такой ведь ты и страшный, да? – шепчет, коснувшись второй брови, почти с улыбкой, с искренним умиротворением в душе, наблюдая, как дрожат ресницы во сне. И в следующую секунду чересчур резкий мужской вздох заставляет вздрогнуть и отшатнуться, как от удара. Запястье стискивают пальцы, которыми всего пару минут назад любовалась Джейн, не сильно, но достаточно, чтобы встревожиться не на шутку. - По-мо-ги-те, - одними губами бормочет она, во все глаза вбирая в себя прищуренный стальной взгляд напротив.