Проект: Полиморф. Созданный монстр

      Тория              Ожидание тоже может быть приятным. Такую установку сделал себе Лаккомо, занявшись восстановлением своего душевного равновесия. И когда монотонное время дежурства рядом с разгрузкой очередной партии военпрома подошло к концу, Аллиет-Лэ удовлетворенно направил корабль к родине.       В череде уже откровенно глупых, по мнению вице-короля, дежурств хоть как-то разбавляли службу военные учения, которые приказали провести в ОКФ. Тренировочные бои отрабатывали с широкой оглаской на общественность, метрополия старательно донесла важность операции до населения колоний. Но большую часть, как полагается, засекретили, хотя Лаккомо все равно отнёсся к учениям скептично.       Военные тактики космических боев были стары как его жизнь, а в условиях идеального вымышленного противника были к тому же ещё скучны, как лекторские трактаты тервера в Академии. Даже фантасты, по мнению вице-короля, порой были находчивее и изобретательнее, а сам Лаккомо не стеснялся изучать фарэйские манёвры и раз в пару недель беседовать с Жейком о стратегических схемах с применением нового военпрома.       Посему, между официальными учениями ОКФ и боевыми дежурствами Лаккомо, почерпнув от общения с пиратом много нового, вновь оживил свой экипаж извращенной фантазией на внутрекорабельные учения.       В ход пошли малореальные сценарии, все как один ведущие к неминуемой гибели корабля или его экипажа за предельно короткий срок. Добавились экзотические вводные, над которыми даже профессиональные члены команды поначалу терялись. Классикой стала симуляция абордажного захвата.       — Группа механоидов в слепой зоне вскрывает отсек Зет-5, Капа-3 и Вело-9. Москитный флот отвлечен вражеским звеном. Время до вскрытия отсека — семь минут.       И не важно, что все это были технические отсеки для грузовых доставок. Чаще всего такие учения заканчивались очевидным сценарием, и «группа механоидов» прорывалась по коридорам через стены жилых отсеков, где их не могло встретить оружие достаточной мощности для ликвидации, и экипаж негероически «умирал».       — Группа механоидов движется по коридорам в направлении мостика. Время прибытия — пятнадцать минут.       — Но, командир, там же не пролететь… — сомнительно встретили подобные условия в экипаже.       — Едет, — тут же последовало назидательное уточнение от командира.       И когда экипаж в первый раз, естественно, не справился с задачей, хотя «героически покинул опасный мостик», Лаккомо не преминул морально изнасиловать народ за забывчивость по отношению к «Стремительному», коего тоже причислил к полноценному члену команды.       — Один импульсный разряд в закрытом коридоре. Одна подобранная звуковая волна. Один приказ… — тихо, но жестко отчитывал командир.       Урок был усвоен. И в следующие разы вероятные противники в лице неназываемых полиморфов всячески блокировались, останавливались, подвергались электромагнитным карам и коридоры «Стремительного» на учениях становились все безопаснее.       Лаккомо охотно собирал варианты от техников на сценарий будущих учений. И разбавлял их воспоминаниями об экспрессивных высказываниях Жейка. Так, к примеру, среди вводных условий появились встроенные микроботы, которые обычно составляли систему автопочинки некоторых полиморфов. Или жидкий аркон, который, залитый в энергоцентраль, создавал помехи и отключение различных функций корабля.       По таким сценариям экипаж мостика то оставался без электропитания и вынужден был переходить на ручное управление. То терял связь с техническим отсеком. То орудийные установки отжирали питание двигателей, а при попытке их починить «ломалась» система жизнеобеспечения.       Трезво осознавая, где на его корабле сейчас есть слабые места в обороне, Лаккомо последние месяцы минимум два раза в неделю прогонял свой экипаж по всем случайностям, добиваясь выработки новых безусловных рефлексов на вероятные проблемы. Эпичностью таких регулярных учений становились случаи с отключением гравитации на борту и посадки «Стремительного» на пустынные планеты. И если после первого примера все провинившиеся, кто не успел в обозначенные сроки влезть в спецкостюм или хотя бы удержать содержимое желудка при себе, потом самолично драили корабль с ассенизаторами наперевес. То после вероятной ошибки во втором примере исправлять недочеты было бы уже некому и негде. Посадка корабля такого класса была занятием настолько редким, что за ненадобностью ее отрабатывали только на симуляторах. И то по регламенту реже, чем проверка пилотов у штатного психолога.       А тут у командира новая блажь появилась. Паранойя в голове зудела. И подавай ему посадку корабля и в плотные слои атмосферы, и приводнение на океан. После такого народ думал, что ни одних ассенизаторов на борту не хватит, чтоб удалить с корабля налет нервозности.       Поэтому те немногие спуски на планеты, которые объявлял командир, становилось для экипажа огромным событием. И зачастую событием тревожным. Потому что ни одна подготовка на симуляторах и даже на патрульных торийских кораблях не давала реального опыта в посадке такого единственного огромного корабля как «Стремительный». На пилотов в такие моменты мысленно молились и старались едва ли не дышать.       Когда Жейк первый раз услышал про посадку такого корабля, то назвал Лаккомо извращенцем. А когда узнал, что для «Стремительного» это нормальная функция и однажды он даже садился на родную столицу, то фарэец беспафосно пропищал какую-то ругань и обозвал всех торийцев «ебанатами». То ли от ужаса, ли восторженно. Никто так и не понял.       И вот очередной раз, во время двухнедельных помпезных учений ОКФ, в которых участвовали даже бордианские корабли, Лаккомо вновь изобретал своему экипажу частные боевые задачи. А так же наблюдал, как по его указке личный состав успешно сходится с новыми цинтеррианскими техниками, которые поступили ему на борт в придачу к свежим полиморфам.       По итогу такой засланной деятельности Лаккомо рассчитывал получить рекомендации по каждому технику, которые должны были пополнить их скупые досье с морально-психологическим профилем. И в идеале, через несколько месяцев гарантированно знать, кому можно предлагать частную работу с переездом, повышенную оплату и обеспечение родственников жильем, где-нибудь на торийской колонии. В конце концов, с появлением полиморфов Лаккомо всерьез озадачился тем, что ему срочно нужны «прикормленные» техники, которые знают, как с ними работать. А Аллиет-Лэ непредвзято относился к чужой национальности, если взамен на хорошие условия ему обещали верность.       Так что в целом, официальные учения ОКФ Лаккомо провел с пользой для себя и личного состава. А потом по итогу опять виртуозно рассчитал время на бюрократическую волокиту и, на разнице в скорости перелета, получил целых два дня в личное пользование.       Но в первый день, родной брат находился в отъезде по делам колоний, и тогда чтобы не терять сутки, вице-король решил отдохнуть и порадоваться за чужой счёт, исполняя заветную мечту своего редкого… друга.       Фарэец управился с перелетом за пять часов. После чего его корабль вновь остановился в доках «Стремительного», а экипажи опять были принуждены к взаимному общению.       На своих командиров оба экипажа смотрели странно. Никто всерьёз не верил в дружбу вице-короля и фарэйского пирата. Но факты были на лицо. Лаккомо не пытался посадить гостя в карцер. А Жейк даже в сердцах не обещался его заколоть. Более того, в очередной прилет, нелюдимый Аллиет-Лэ даже позволил рослому пирату себя радостно и крепко обнять, похлопывая по плечам, что вовсе вызвало немой шок у всех свидетелей.       И на фоне того, что никто в командах не понимал, чем эти двое мотивируются, отношение людей друг к другу оставалось разное. Кто-то откровенно кривился от фарэйских рож с манерами, которые приходилось вынужденно терпеть на борту и присматривать за каждым жестом. Кто-то решил взять пример с командира, и с боевым настроем попытался сдружиться с непривычными союзниками. Фарэйцы тоже не обошлись без капризов, заочно считая всех торийцев вычурными снобами. Но потом какой-то гений заикнулся про боевые симуляторы на «Стремительном», и гости с командой надзирателей в них потерялись. После нескольких часов виртуальных полетов, вкусной еды и жарких бесед многие фарэйцы изменили своё мнение о торийцах и всерьёз обещали замолвить словечко перед Жейком, если кто-то вдруг подумает сменить официальную «фракцию».       В общем, за пару таких визитов Лаккомо и Жейк убедились, что две команды, занятые общим делом, лучше, чем одна. Вдохновленные старпомы, с одобрения своих командиров, организовали экипажам «ролевые игры» с участием нестандартных противников. Под дружный девиз «да не ударим в грязь хлебалом» фарэйцы стойко держались против вздроченного на ранних учениях экипажа торийцев. В то время как жители Лазурной тоже старались не уронить свою честь и звание лучшего экипажа. Жейк и Лаккомо наблюдали за этими соревнованиями, потом учениями, а потом и вовсе командными действиями с каким-то вдохновенным умилением. И молча радовались, что, оказывается, они недооценили своих людей. И их можно не просто оставлять друг с другом без присмотра, а они еще на удивление хорошо сочетаются в работе.       Поэтому, когда появилась возможность, оба командира спокойно отбыли вдвоём на Торию в обещанный ресторан. Не боясь, что «Стремительный» разберут на запчасти.       Всю дорогу на планету Жейк глазел из шаттла так, словно перед ним сверкал контейнер с энергоносителями. Иного такой жадный взгляд мог бы напрячь, но вице-король был уверен в пирате больше, чем в каком-нибудь адмирале.       Он был уверен в пирате… Как звучит. Иногда Лаккомо сам не понимал, как до такого дошло, и зачем ему друг-фарэец. Но почему-то в обществе бесстрашного не лебезящего свободного пирата вице-король Тории, второе лицо правящей династии, чувствовал себя живым человеком, а не священным дополнением к престолу.       — Да мы никак в саму столицу собрались! — восхищенно осознал Жейк, когда внизу под шаттлом на земле стал вырисовываться Лазурный Берег и его четко очерченный треугольный Дворец.       — Конечно, а ты ожидал чего-то иного? — изумился Лаккомо, привычно спуская шаттл по знакомому маршруту на космодром за чертой города.       — Думал, ты не рискнёшь светить моей мордой рядом с собой перед городскими! — хохотнул фарэец, свободно развалившись в соседнем кресле, несмотря на тугие ремни безопасности. — Максимум скатаешь куда-нибудь в ресторан на отшибе в пригороде.       — Я правлю здесь не для того чтобы скрываться от своих граждан, — с недоумением отозвался ториец, привычно оторвав одну руку от штурвала и жестикулируя в полёте.       — Ну а как же ваша обожаемая репутация и все такое? — ехидно спросил Жейк, даже не поёрзав от небрежности пилота.       Лаккомо отмахнулся.       — Она и без того у меня сомнительная.       Жейк аж отлип от окна и иронично заглянул сбоку Лаккомо в глаза.       — Дай угадаю! Престарелый холостяк с любовницей работой? Или кандидат в мастера по самому бессмысленному времяпровождению?       Лицо вице-короля вытянулось, когда он бессовестно обалдел. Но Лаккомо не растерялся и тут же ответил с тонкой улыбочкой:       — Нет, всего лишь жестокий тиран и массовый убийца.       Жейк пялился на его иронию, а потом прыснул и расхохотался в голос. Лаккомо поддался заразительному гоготу и тихо рассмеялся.       — Лады, величество, я пошутил! — отмахнулся фарэец, прокашливаясь.       — А я нет, — невинно пожимая плечами, ответил Лаккомо, не отводя взгляда от неба.       В шаттле зависла короткая немая пауза, пока Жейк недоверчиво оценивал собеседника. Пошкрябав грубыми пальцами бакенбарды он, наконец, спросил:       — Ты серьезно?       — Да, — равнодушно ответил вице-король, полностью погруженный в посадку и занятый приборной панелью, где ему сообщали глиссаду и номер площадки для приземления.       — Когда успел? — полюбопытствовал фарэец.       — По молодости, — все так же походя, ответил Аллиет-Лэ. — Казнил и уничтожил целую планету с населением.       Лаккомо ожидал, какого угодно ответа от собеседника, но только не такого:       — Всего одну!?       От изумления у него даже штурвал дрогнул.       — Этого мало? — вздернув брови, спросил Лаккомо.       — У нас бы с завистью сказали, что ты пиздец отбитый и бесстрашный! И бодро начал. Еще бы удачи вслед пожелали.       Аллиет-Лэ сжал губы, проглотил свои замечания про странных фарэйцев, опомнился и вернул шаттл на глиссаду.       — Наверное, я терплю тебя именно за честность, — пробормотал Лаккомо себе под нос, но Жейк все прекрасно услышал.       — Я б сам себя терпел, если бы вокруг меня крутилось только сборище ссыкливых жополизов…       — Это мои подданные, — якобы с предупреждением напомнил Лаккомо.       — Это не отменяет их качества! — парировал пират, на что ториец демонстративно закатил глаза.       И только застывшая улыбка на лице вице-короля означала, что с замечаниями фарэйца он более чем согласен.       Оставшийся спуск на планету прошел в молчании, хотя Жейк жадно насыщался впечатлениями и готовил целый список вопросов. Лаккомо по отголоскам ярких эмоций чуял, что фарэйца изумляет вокруг всё. От изумрудно-зеленого моря зелени, которая подпирает столицу с севера, до титанических статуй двух Духов, вырезанных в скалах над главным проливом. Он чувствовал изумленное внимание Жейка на малоэтажных жилых кварталах, на космодроме, почти лишенном обслуживающего персонала, на Дворце, который выбивался из всего столичного дизайна, даже на людях, которые не спешили к вице-королю в свиту, а только косились вслед на его странного гостя.       И лишь когда Лаккомо с пиратом сменил на космодроме шаттл на компактный флаер для полетом над городом, Жейк не выдержал, и вновь засыпал своего экскурсовода вопросами:       — Мне казалось, венценосные особи вроде тебя должны перемещаться со свитой и только кидать команды водителям, — буркнул Жейк.       — Брат так и делает, — отозвался Лаккомо, поднимая в небо обычный и ничем не примечательный жемчужный флаер, каких в городе достаточно.       — А тебе типа не положено? — уточнил пират.       — Я просто люблю летать, — пояснил Аллиет-Лэ.       — Как-то ты слишком хорошо летаешь для того, кто просто «любит» порулить, — с острым прищуром намекнул Жейк. — Ты ж Величество, а не летчик. И только не свисти, что с возрастом научился. У меня восемь из десяти пацанов ссут маллотоннажки сажать на планету. А половина смелых либо борта подкоптит в атмосфере, либо на крыло завалится так, что пассажиры визжат как девки. Так что не заговаривай мне тут. В народе это особая профессия.       Лаккомо задумчиво склонил голову на бок, лениво подруливая по прямой в столицу. Под брюхом флаера пока еще тянулась полоса беспроглядного леса и обрывистых скал, которые закрывали Лазурный Берег как стенки огромной чаши.       — Если ты скажешь, что ты вояка, который только отдает приказы, то я в таком случае танцовщица.       Аллиет-Лэ слегка рассмеялся и опустил на мгновение глаза.       — Нет, я так не скажу, — признался Лаккомо. — На старших курсах Академии я выбрал специализацию дальнего космического разведчика и прошел несколько частных курсов по пилотажу и стрелковой подготовке, — сделав паузу, он подумал и добавил, будто в оправдание. — У нас нет специализации военных командирских должностей. Есть тесты на пригодность. И стаж. Но, даже если бы были… наверное, я бы все равно пошел через разведку.       — Разведчик? — даже сумрачно переспросил Жейк.       — Да.       — И в тридцатник уже командующий на флагмане?       — Да… — устало ответил Лаккомо.       — И еще малотоннажки сажать на планету можешь…       — Не только, — уклонился Аллиет-Лэ.       Жейк напрягся и сощурился.       — А что еще ты можешь посадить?       Лаккомо мельком покосился на него.       — Свой корабль…       — Вот этот?! — с писклявой сиплостью переспросил Жейк, ткнув пальцем вверх на потерявшийся за атмосферой «Стремительный». — Зачем?!       — Это мой корабль. И я обязан уметь… — словно виновато отозвался Лаккомо.       — Не постесняюсь спросить, сколько времени ты угробил на все это обучение.       — Почти всё, какое у меня было, — тоскливым тоном отозвался вице-король.       — У тебя хоть детство было? — мрачно спросил Жейк. — Ну, там, сопливое безделье и шатание манежа с соской во рту, раскидывание конструктора под ноги слугам, девкам под юбки смотреть, орать пьяные песни под заборами бани?       — Нет, ничего из этого, — мотнул головой Лаккомо. — Нам с братом, как наследникам, было не до того.       — Ебать вы всё просрали… — с искренним сочувствием ляпнул пират.       — Возможно… — задумчиво взгрустнул ториец, а потом его взгляд немного просветлел. — Зато как-то раз мы с братом поспорили с гвардейскими сыновьями, что нам хватит смелости переночевать в вольере у намшера. По глупости. Нам было пять лет, им девять. Они лазили на опушку леса за звездоглазками, а мы им завидовали. За это нас обозвали трусливыми, ну и мы решили… доказать.       Жейк мотнул головой.       — Погоди, намшер, это случайно не тот двухвостый сине-полосатый рогатый ктэр, который в холке, как я в полный рост?       Лаккомо улыбнулся.       — Он самый. Но у нас в вольере живет самка. И нам просто повезло, что она приняла нас за блудных детенышей. Мы проспали у нее в лапах. А на утро… — вице-король нахмурился и помялся. — Учитель был очень испуган и зол.       — Я слышал, что эти твари прям монстры, — с укором добавил пират.       — Так и есть. Поэтому Учитель страшно перепугался за нас… Но даже потом он нас не высек. Наказал похуже. Решил, что если мы так горим желанием доказать свое бесстрашие, то мы должны пройти старый лабиринт. Есть такой за городом. До сих пор цветет.       — И как?       — Прошли. За несколько дней… С разных сторон.       — Нет, я имел в виду впечатления.       Лаккомо помолчал, а потом сознался.       — Это было страшнее всего остального, что с нами случалось.       До ресторана летели не долго. Жейк заглядывал вниз на крыши частных домов и особняков на несколько семей. Иногда указывал пальцем на большие здания, спрашивая, что там находится. Лаккомо отвечал без утайки, не скрывая иронии от комментариев. Так, например, здание «Музея народов и национальностей Федерации» стало «надкушенным стеклянным бублом». Или центральный «Музей истории» получил название «контейнерная гора» за необъяснимую форму из параллелепипедов.       В основном же Жейк щурился от непривычной яркости, а когда флаер приземлился на парковке города, то расчихался от влажного воздуха.       — Как в парилке… — прокомментировал фарэец, вытирая выступившие на глазах слезы от канонады громогласных чихов. — Ща, скоро пройдет. Надеюсь.       Немногие прохожие замедляли шаг и оглядывались с нескрываемым изумлением на столь странного гостя. На фоне местных жителей, фарэец с красноватой кожей и темно-бурыми одеждами, смотрелся как булыжник среди опавших лепестков ягодного сада.       На особо любопытных граждан Лаккомо вопросительно оглядывался сам, и тогда люди, опомнившись, спешили дальше по своим делам.       — У нас так влажно только в пещерах, — сказал Жейк, после чего трубно высморкался в какой-то бесформенный платок, который достал из кармана вместительной жилетки. — На поверхности ни лужи. Ну да ты сам помнишь…       — Может, тогда лучше и правда в другой город? Подальше от океана? — предложил Лаккомо растерянно.       — Э, нет, — отрезал рукой Жейк. — Я хочу полный комплект впечатлений! Скоро привыкну.       И словно в подтверждение своих слов пират вновь громко чихнул.       — …Я попробую решить вопрос вентиляцией, — заключил вице-король.       Фарэец лишь неопределенно махнул, мол, делай, что хочешь.       Ресторан Лаккомо выбрал один из любимых. Не тот, который он посещал последний раз с братом, и где любил заказывать улитки под кислым соусом. Сегодня его выбор определил будущий заказ — фирменная золотая рыба-син. Не все рестораны могли похвастаться ее наличием в ассортименте. Не все повара ее готовили безупречно. Но в одном конкретном заведении она была фирменным блюдом.       Это заведение и стало сегодня жертвой королевского визита.       Просторное низенькое здание захватывало крышей небольшой сад, где под кронами любили заседать либо парочки, либо мастера творчества. Весной по вечерам на деревьях просыпались светляки, которые питались нектаром. Днем изредка по веткам пробегали мелкие ящеры. Сейчас накануне сезона дождей местная фауна заготавливала укрытия и не попадалась на глаза.       Хозяин процветающего ресторана, заметив Аллиет-Лэ в дверях, тут же просиял на глазах. Но когда следом в проходе показалась крепкая фигура чужака, вся доброжелательность мигом схлынула. Лаккомо это не понравилось, но вида он не подал.       — Ваше Величество! — натянуто улыбнулся ториец, старательно не глядя на гостя. — Да хранят вас Вода и Ве…       Как назло, Жейк позади Лаккомо снова раскатисто чихнул в локоть. Вице-король мелко напрягся от неожиданности. А хозяин ресторана вовсе вздрогнул, подскочив на месте.       — Простите, — вымученно промолвил пират, который не разобрал ни слова на местном языке. — Вы продолжайте…       Но идеальное церемониальное приветствие, по мнению хозяина, уже было безобразно испорчено.       — …Ветер…— закончил он, кольнув фарэйца взглядом так, словно мысленно нанизывал его на шампур.       Лаккомо наблюдал за этой пантомимой с холодным равнодушием, однако запоминал каждый чужой жест.       В то время как богатый ториец перед ним вновь взял себя в руки, расплылся в радостной улыбке и продолжил заливать на родном языке, то ли из вежливости перед Аллиет-Лэ, то ли из принципа перед чужаком.       — У нас сегодня чудесный улов! — растекся новой волной вежливости мужчина. — А так же свежий утренний привоз фруктов. Лимы, киффы, а уж у айсов аромат такой, что даже соседи не остаются равнодушны. Желаете место потише или посветлее? Ваша любимая терраса сейчас свободна…       — Нет, сегодня я желаю место в зале, — мягко, но без лишних словесных изысков ответил Лаккомо, упорно на общефедеральском. — Моему гостю нужен сухой воздух под вентиляцией.       Хозяин едва заметно сощурился, уязвленный в том числе поспешностью общения, но перенял тон.       — Тогда пройдемте за мной, — приглашая рукой, он первый шагнул в направлении указанного закутка в зале.       Всю дорогу до столика, Лаккомо подмечал, как немногие посетители ресторана зависали, увидев фарэйца, и начинали откровенно пялиться. Кто-то втихаря за его спиной включил съемку на коммуниктор, будто он привел не человека, а какого-то живого дикаря из музея. Поэтому, к моменту, когда процессия дошла до столика, острая злость Аллиет-Лэ уже дошла до кондиции и перешла в стадию открытого вызова обстоятельствам.       — Прошу, анэ, — лучезарно улыбнулся хозяин, показывая на уютный столик, с небольшим окошком в сад. Пышные кадки с идеально подстриженными кустами отгораживали небольшую зону, но и скрадывали часть света. — Жаль, что вам сейчас не подходит наш сад. Сейчас после небольшого перерыва там вновь зазвучит чудесная флейта.       — В другой раз, — отозвался Лаккомо, присаживаясь, и когда Жейк рухнул напротив, опять без лишних церемоний просто озвучил заказ. — Порадуйте нас, пожалуйста, двумя золотыми син с вашим фирменным рецептом.       И вновь в лице хозяина что-то дрогнуло. Это был элитный заказ. Даже для простого торийца.       — Мои искренние и глубочайшие извинения, Ваше Величество, — почти певуче протянул хозяин опять на родном языке. — Но золотая син сегодня только одна. Волна не поднесла в море больше.       Лаккомо, не моргнув глазом на откровенное вранье, тут же согласился.       — Хорошо. Тогда одну золотую син и моему гостю что-нибудь попроще. К примеру, горбиху с айсами. И воды. Обоим.       Жейк напрягся на слегка зазвеневший тон вице-короля, но промолчал. Хозяин что-то прикинул в голове и согласился.       — Да, такое легко устроить! Замечательный выбор! Отдыхайте, анэ. Больше вас не побеспокоят.       И только когда ториец удалился, пират с сомнением скривился и уточнил у Лаккомо:       — Я надеюсь, это он так поэтично не нахер меня послал?       — Фактически, — тихо ответил Лаккомо, со своего ракурса глядя на весь зал и любопытных.       — Вот гандон, — походя буркнул фарэец, щедро загребая тонкие бумажные салфетки, чтобы промокнуть ими покрасневшие глаза.       — И не говори… — под нос себе промолвил вице-король и положил подбородок на скрещенные пальцы.       К его счастью фарэец эти взгляды в свой адрес не видел. Лаккомо не был точно уверен в своих ощущениях при реакции Жейка на те же камеры. Зная пирата, он бы, скорее всего, бросил в объектив универсальный грубый жест, а через секунду забыл бы об этом. А вот Лаккомо было бы стыдно. Но он еще не определился за кого. То ли за пирата, то ли за своих людей.       Потянулось мучительное долгое время ожидания, которое Жейка ничуть не напрягало. Фарэец был доволен всем. И дебильным местом в ресторане, откуда вид в окно был на глухую листву. И сухой вентиляцией, которая убивала все ароматы позднего лета. И даже вниманием какого-то трехлетнего ребенка, который бесстрашно подошел к их столику и показал на него пальцем с вопросом «кх-асный дъехк?»       — Здорово, мелочь! — просиял фарэец, подняв ладонь.       Круглощекий ребенок с тонкой косичкой до лопаток неуверенно повторил непривычный жест, а потом потянулся пощупать чужака на «призрачность».       Чужак на удивление оказался вполне материальным.       — Это человек с другой планеты, — пояснил ребенку Лаккомо на торийском, как раз когда к ним с извинениями подскочила встревоженная мать.       — Прошу прощения, Ваше Величество, — шепнула она с низким поклоном и удалилась с ребенком.       — Да ладно, че уж. У вас милая девка… — вслед ей сказал Жейк.       — Это мальчик, — спокойно поправил Лаккомо.       — А почему с косичкой? — изумился пират.       — Потому что у нас детям не стригут волосы, — терпеливо пояснил вице-король.       — По приколу?       — Так надо…       — Кому?       Лаккомо осекся.       — …Анкам или дъеркам. Будущим астральным напарникам. Если они соглашаются служить человеку, то волосы состригают им в оплату.       — А что они с ними делают? — с деловой простотой спросил Жейк. — Жрут? Или в жопу втыкают?       — Эм… Не знаю, — признался Лаккомо.       — Как так ты не знаешь? — изумился пират больше, чем когда услышал про невидимых тварей.       — Вот так, — задумчиво изрек Аллиет-Лэ, аж сам прогрузившись. — Вообще волосы скидывают в воду…       Лаккомо сам проходил подобное, правда, в его с братом случае, пучок хвоста, срезанный Учителем особым ножом, растворился в недрах Истока.       — Гадость какая, — сморщился фарэец, когда представил.       — Но, да, это явно не дъеркам в лапы… — согласился ториец.       — Почему так сложно? — развел руками пират.       — Таков обычай.       — И вы его повторяете, даже не зная зачем?       — …       У Лаккомо просто не нашлось подходящих слов, как ответить.       — Почему после твоих вопросов все становится еще более запутанным, чем раньше? — вместо этого возмущенно выдал вице-король.       — Потому что вопросы у меня простые, а мир у тебя сложный, — припечатал фарэец, в ноль проигнорировав обиженное выражение лица правителя.       Уже не в первый раз Лаккомо бессильно сопел, а потом сдавался перед такой прямотой. Королевская гордость трещала и билась в судорогах, а здравый смысл, вопил о пользе каждого такого разговора.       Но вскоре Аллиет-Лэ заметил самолично приближающегося к ним хозяина ресторана с блюдами, и вся жажда неминуемой расправы тут же обратилась на него.       Лаккомо стал само очарование. Впрочем, как и мужичок с подносом.       — Анэ, ваши заказы, — протянул хозяин, выставляя золотую син на салатном листе перед правителем, и небольшие серебристые рыбешки с запечёнными фруктами перед фарэйцем.       Жейк скептично пялился то на свою тарелку, то на чужую, с рожей, будто его зверски обломали.       — Ваша услужливость — честь моему дому! — едко, но столь же певуче выдал Лаккомо, не запинаясь. — Но я передумал. Моя сытость не позволит оценить сегодня вашу син. Мои сердечные извинения вашему труду. Однако не уносите ее, а передайте лучше моему гостю. Он, право, осилит всё.       Хозяин, улыбался так, словно ему приклеили маску. Конечно, он все понял, но упрекнуть безупречный тон правителя в говнистости было невозможно. Очередной раз стрельнув взглядом на чужака, хозяин повторно склонился над столом и самолично передвинул вторую тарелку к фарэйцу. Даже приборы разложил вторым комплектом, не дрогнув рукой.       После того как на деревянный стол с глухим стеклянным звуком встали стаканы с водой, хозяин еще раз деликатно склонил голову и направился обратно.       — Да будет благосклонна Вода и Ветер вашим кораблям! — вслед ему любезно протянул Лаккомо.       Отчего хозяин был вынужден еще раз церемонно поклониться, хоть и отошел на пару шагов.       Жейк втыкал в это действие, как обычно нихрена не понимая.       — У тебя такая физиономия, будто ты его проклял, — ворчнул пират, с опаской глядя на змеиный прищур собеседника.       Лаккомо лишь загадочно улыбнулся уголком губ.       Фарэец задумчиво глянул на обе тарелки перед собой, не зная, с чего начать.       — Это тоже какие-то ваши особые традиции?       — Нет. Просто он пытался убедить меня, что для тебя его фирменная рыба закончилась, в то время как мелочь ему не жалко. Зато для меня она у него непременно нашлась. Ешь. Я заказал для тебя.       — Аа! — со знанием дела многозначительно протянул Жейк. — Этак они у тебя тут либо смелые, либо тупые, если так выпендриваются.       Аллиет-Лэ вместо ответа потянулся за бокалом и отпил воды. Пират взял приборы с голодными глазами подтянул к себе золотую нежно прожаренную рыбку абсолютно обыкновенной формы и… посмотрел на собеседника.       — Ну, ты сам-то не голодай, — сказал Жейк заботливо. — Возьми вот вторую. Оно хоть вкусное?       Лаккомо скосил глаза на серебристые рыбные палочки во фруктах и невольно сглотнул.       — Да, оно тут все вкусное, — пожал он плечами.       — Ну, так бери! — фарэец щедро подвинул тарелку собеседнику, даже не задумываясь, как это выглядит со стороны.       Ториец мельком стрельнул взглядом на любопытных окружающих, а потом соизволил согласно принять тарелку. В голове спасовала мысль, что его репутацию уже ничто не спасет.       На этом Жейк полностью удовлетворился и, с приборами наизготовку насладившись паузой самого предвкушения, приступил к трапезе. Без спешки и скептичного ковыряния в еде пират наслаждался каждым моментом. Очищенная от костей рыба распадалась под ножом целыми пластами, оголяя тонкую прослойку травяной начинки. Донеся первый кусочек до рта, Жейк искренне промычал от удовольствия и кивнул головой. Как-то так его ожидания действительно совпали с реальностью. В блюде было идеально всё. Нежный вкус с легким оттенком дымка дополнялся сочными приправами. Син почти не нуждалась в соли, пропитанная привкусом глубоководных водорослей, которые придавали ей уникальный и изысканный вкус. Фарэец откровенно балдел, закатывая глаза, и Лаккомо даже не мог сказать точно, только ли вкус блюда приводит его в восторг. Или ему был важен сам процесс. Как почти невыполнимое достижение, которое он сейчас исполнял.       К слову, так проникнувшись щедрым наслаждением собеседника в ментальном фоне, Лаккомо и сам вскоре забыл про весь ресторан и присутствующих, отдавшись процессу обеда, как какому-то ритуалу. Прожаренные на гриле рыбки приятно похрустывали островатой корочкой, а фрукты разбавляли вкус нежным соком.       Под такой обед не хотелось говорить о делах, и все федеральские хлопоты отошли на время на второй план. Мысли пирата вскоре сошли с зацикленного кольца иронии, и Жейк не спеша доедал все до последнего кусочка, оставив на тарелке лишь блестящую шкурку чешуи. Доел он даже салатный лист, подобрав им последние вкусные соки. И хотя крепкому мужику, вроде него, такой порции было не достаточно, чтобы наесться досыта, Жейк остался не в обиде, и потом счастливо откинулся на спинку дивана, глядя куда-то в пустоту.       Вскоре по привычке рука пирата потянулась за стаканом, и он, не глядя сделал глоток, как вдруг опомнился и скептично уставился на воду, будто ожидал что-то иное.       — Я просто не был уверен, что тебе подойдет наш чай или спиртное, — пояснил Лаккомо, тоже к этому моменту развалившись на диване напротив. — Не хочу, чтобы у тебя случилось немедленное несварение.       — А, ну ладно, прощён, — с ухмылкой смилостивился Жейк.       Аллиет-Лэ лишь удивленно вздернул бровь.       Фарэец самодовольно насладился произведенным эффектом, а потом рассмеялся.       — Любопытно, почему твои не страдают несварением от нашего пойла. В этом явно какая-то ирония.       — Не понял, поясни, — опомнился и всплыл из своих вялотекущих размышлений Лаккомо.       — Ну, ты ж не думаешь, что мои на трезвую бошку будут с твоими в стрелялки рубиться? — махнул рукой Жейк. — Тем более соревнования устраивать. А где сам залил в голову, там и соседа по симулятору угостил, чтоб ему тоже не скучно было.       Лаккомо недоверчиво прищурился, а потом закатил глаза к потолку и потер переносицу пальцами.       — О, Великие духи…       — Ой, только не начинай в устав! — протянул Жейк.       — И вы возите на корабле свое пойло…       — Величество, ну ты прям обижаешь, — осклабился пират. — Недавно как раз новый сорт прихватили. Дорогущий, как шасси от бомбера. Зато вштыривает так, что башка потом два дня чистая, аж идеи прут одна за другой. Жаль, что когда ты заезжал к нам, его еще на рынок не вбросили. Хотя я специально для тебя одну бутыль зажилил. Вернемся наверх, вручу.       Вице-король польщенно хмыкнул. Кто бы сказал ему раньше, что фарэйский пират будет от щедрот дарить ему гостинцы бухла.       — Кстати, мои парни тут скоро закончат одно делишко, а потом мне на время надо уйти в тень, — внезапно переменил тему Жейк, чуть понизив голос. — Кто-то интересуется моими делами и вдобавок отчего-то проверяет всех, кто заседал тогда с нами в баре. И если с поставок железа я еще хоть как-то съезжаю, дескать непруха, то если сольют, что я в ту ночь с кем-то из новичков заливал, то отвертеться будет сложнее.       — Не вопрос, у нас уже достаточно сведений, — поднял ладонь от стола Лаккомо. — А за новичка, я уверен, ты что-нибудь придумаешь, как всегда. Не поверю, что у тебя экипаж не пополняется.       — Пополняется иногда, — самодовольно подтвердил Жейк.       — Ну, вот и отмажешься, что салагу какого притащил, — подыграл Лаккомо. — Я слышал, у вас пользуются полнолунием для мирных сделок и чтобы туристов повозить.       — Пфф… туристов, — ворчнул пират. — На этих только нищеброды барыжат, которые на условный легал перешли. Развели страшилок про сраное полнолуние, инопланетным деткам богатым на потеху. Теперь катают на экскурсии, уверяя, что дескать самое жуткое время. А по факту круиз, когда мочить никого нельзя…       Лаккомо улыбался, слушая ворчание Жейка. Когда он начинал нудеть и ныться на других это отчего-то Аллиет-Лэ забавляло.       — В общем, я не сомневаюсь, что ты выкрутишься, — сказал Лаккомо.       — Да ясен хрен, — отмахнулся Жейк, а потом облокотился на стол и понизил голос. — Сам-то узнал, что хотел тогда?       Аллиет-Лэ задумался, как много противоречивого стоит рассказывать.       — В целом — да. Но не то, что хотел, — повращал свой бокал на столе ториец. — Кристаллы, которые к вам завозят, не подсаживают в битое железо. Их вообще не «реанимируют» и не ставят в строй. Тогда, по твоим словам, я предположил, что их все разбирают на батарейки.       — Слишком большой привоз, а цена на батарейки та же, — мотнул головой Жейк.       — В том и дело… — согласился Лаккомо. — Но есть еще один факт, который у меня не укладывается.       — Валяй.       Вице-король действительно не знал, как объяснить фарэйцу странности, которые он заметил вместе с Кхэнасса. Хотя бы, потому что изначально всё, что он недавно узнал про фарэйский быт и Рынок от Жейка, напрочь сломало ему всю картину мира. Чего только стоила информация о полиморфах, которые заправляют «Сороковкой» и уже долгий срок держат модификантов в энергетической зависимости от них. О таком не рассказывают случайным приезжим гостям планеты. Но Жейк щедро слил всё. Хоть и не сразу. Чуя нездоровый интерес Величества к машинам, пират выдавал информацию по крупицам, с наглым просчетом рассчитывая, что его будут охотно приглашать на «Стремительный» и дальше.       Лаккомо вел себя в его отношении симметрично.       Так и подружились.       Но настоящая Фарэя, и правда, стала для вице-короля чем-то шокирующим.       — Батарейки у модификантов, — сказал Лаккомо. — У некоторых модификантов. Если бы они поступали от одного производителя, то они были бы одинаковыми. Но… это не так. Мы вычислили как минимум два разных типа батареек. Внешне они, возможно, идентичны. Но их фон... разный.       Пират слушал, пока не перебивая и не задавая тупых вопросов. К странностям мировосприятия торийца он уже успел отчасти привыкнуть.       — Разное происхождение энергии, — пояснил Лаккомо. — Приборами такое не доказать, но у меня надежный информатор.       Кхэнасса был более чем надежным информатором в этом случае. Дъерк щедро слил Лаккомо всё, что почуял на Фарэе. Начиная от сочности некоторых батареек, которые казались ему самому особо «вкусными», заканчивая странной охотой, которую чуть было не начали вести на его человека.       — Так же, мой информатор уверен, что у вас там живут не только люди, — тихо добавил Лаккомо, пристально глядя Жейку в глаза. — У меня нет подходящего определения, но он выглядит как человек, хотя им не является. Он охотился на меня. Возможно, именно он теперь проверяет всех посетителей бара, которые сидели той ночью. Мне сказали, что от него исходит похожий фон, как от тех батареек. Но при нем нет протезов. Возможно, он их перевозил. А возможно, он же их производит. У тебя есть идеи, кто это?       Жейк не мигая смотрел на Лаккомо, словно опять делая тяжелый выбор между сотрудничеством и дружбой с необычным человеком и преданностью своему родному миру и его тайнам. Вице-королю не нужно было влезать в сознание пирата, чтобы понять колебания. И не иначе как из уважения, он этого не делал. Пока не делал. Хотя в случае Аллиет-Лэ даже дружба не была преградой перед достижением цели. И чем дольше Жейк молчал, тем большей холодностью наливался Лаккомо, осознавая, что если потребуется, он стянет с пирата информацию даже вопреки его желаниям.       — Я бы решил, что это никак не связано с кристаллами, которые стекаются на Фарэю, — продолжил тихо Аллиет-Лэ. — Но потом я вспомнил, что мои люди нашли торговца, который перекупал у тебя камни на Рынке. У него были протезы. И знаешь, на каких батарейках они работали? На тех особых. Это мог быть его личный выбор. Или ему заплатили за работу. Но за официальную работу у вас платят деньгами, а это похоже на личный подкуп. Кристаллы на Фарэе исчезают где-то в частных хранилищах. А торговцу платят особыми батарейками. К которым прикладывает руки не-человек. Я нахожу в этом странную связь, что скажешь?       — Я скажу, что ты дохрена проницательный и спрошу, что ты с этим собираешься делать? — сухо спросил Жейк.       — Хороший вопрос, — отстранившись от стола, ответил Лаккомо похолодевшим тоном, самодовольно чуя, что он явно вышел на правильный след, а от его ответа дальше зависит добровольность Жейка в работе. — Я бы сказал, что неизвестные сущности, которые копят на полиарконовых жилах потенциальную армию, мне крайне не выгодны.       — Других вариантов ты не рассматриваешь? — сумрачно уточнил Жейк.       — Всегда беру наихудший сценарий.       Пират неразборчиво что-то промычал и устало потер глаза двумя пальцами. В душе он до сих пор колебался и скрипел от выбора.       — Давай по чесняку, лады? — рубанул ладонью Жейк. — У меня сейчас нет прямых ответов, кто это.       Лаккомо терпеливо покачал головой, понимая, что это не конец объяснений.       — Но пацаны у меня есть суеверные. И вот они шептались иногда про некий ночной фарэйский кошмар. Типа призрак и всё такое. Я уверяю их, что это тупо маньяк ебнутый. Но честно, Величество, эта байка ходит еще с моего детства. А столько лет даже у нас убийцы не живут. Рано или поздно такого бы кто-нибудь грохнул. Ну, так вот как его найти — я тебе не помощник. Но выйти на его людей, которые ищут меня — в теории можно. Но, бля, в плен ради стукачества я не пойду, — категорично махнул он руками. — Хоть ты мне домик с видом на вашу золотую байду пообещай, хоть гарантии. Я не хочу в это влезать.       — Ты боишься, — с тонкой змеиной улыбкой догадался Лаккомо. — Боишься оказаться на перекрестном огне.       Жейк посмурнел еще больше, словно задели его гордость.       — Вот тут ты не прав, Величество, — нахмурился он. — Я боюсь, но не перекрестного огня. А предательства. Я помогаю тебе по личной прихоти, и пока ты точишь зуб на федералов. Или этих жадных полихренов на Рынке. Но если я сдам кого-то из наших, то меня заклеймят, и дороги назад мне уже не будет. Мелкая вражда между кланами всегда была, но это другое. Честно, Величество, я не хочу делать все ставки на твой счет в противостоянии этой стороне. Потому что ты здесь, на своей Тории. И ты никогда не узнаешь всё, что творится у нас там, пока не поживешь с моё.       — Ты защищаешь их, — прочитал по интонациям вице-король. — Почему?       Жейк опустил голову и тяжело вздохнул, собираясь с мыслями. Понимал, что венценосная особа от него не отстанет, и все рано не хотел признаваться.       — Добро, которое они делают, хоть для кого-то превращает Фарэю в счастливый дом.       Лаккомо впервые слышал такой искренний тон от фарэйца и не мог его проигнорировать. Но на этом дальше копать истину за этим разговором вице-король не стал. Было в словах Жейка что-то предупреждающее, что вынудило Аллиет-Лэ пока не спешить с допросами и ждать.       Хотя ториец тоже боялся и не говорил об этом. Боялся появления нового фронта. Боялся интереса нечеловеческой твари к себе. И боялся, что если он оступится, его могут попросту сдать.       Вице-король ненавидел ждать. Но умел, когда этого требовали обстоятельства. И сейчас ситуация сложилась такова, что ожидание стало его лучшим союзником. Сведения сами вскоре начнут стекаться со всех сторон. Тугой узел на петле Федерации затягивается с каждым днем. А фарэйские «призраки» с равной долей вероятности могут стать как его союзниками, так и новыми врагами. Нужны только новые факты. Без них торийский генерал даже со своим беспощадным хладнокровием не посмеет ступить и шага к чужим вратам.       Так или иначе, на этом ключевая тема разговора Лаккомо с пиратом подошла к концу. Слегка прищемленное настроение вновь выровнялось, и вскоре Жейк опять стал по-мелкому язвить. Но, заметив, что его проводник стал очень задумчивым, избавил его от своей назойливости и попросился обратно наверх на корабль. Аллиет-Лэ без тени расстройства, терпеливо повез его до космопорта, откуда сам же поднял на «Стремительный» тем же шаттлом.       — Если мы покинем ваши доки, то хоть сможем отсюда самостоятельно вылететь? — на всякий случай уточнил Жейк, помня про закрытое для всех звездное пространство вокруг Тории.       — Если я дам разрешение, вас пропустят, — ответил Лаккомо. — Но только на выход.       — Одно разрешение, один проезд. Я понял, — хмыкнул пират. — В гости без приглашения залетать не проканает.       Аллиет-Лэ вежливо и виновато улыбнулся, провожая Жейка по коридору «Стремительного» к его кораблю. Весь его экипаж уже заранее получил команду и вернулся к себе на борт.       — Знаешь, Величество, — вдруг тихо сказал фарэец, вновь своим откровенным тоном. — Ты хороший мужик. И парни в команде у тебя классные. Только поэтому скажу один раз на будущее. Если случатся проблемы — прилетайте. Мы вас пристроим и спрячем.       Лаккомо изумленно покосился вбок на мужчину. Но тот еще не закончил.       — Только не копай под Фарэю, лады? В космосе гоняй, сколько хошь. Это для наших спортивный азарт. Но изнутри не вороши это гнездо, пока не поживешь и не станешь местным.       — Я услышал тебя. И понял, — кивнул вице-король, серьезно задумавшись.       — Считай, что таковы наши… традиции, — изобразил рукой нечто неопределенное фарэец.       Лаккомо коротко хмыкнул и согласился. Он мог понять такие резоны, как и искренне желание Жейка уберечь его от ненужных проблем.       Длинный коридор, ведущий к докам, вскоре подошел к концу, и двое мужчин вышли на площадку, выдвинувшую длинный легкий мостик к центральной части фарэйского корабля. Огромный ангар с простором вместил в себя полноценный космолет, подвесив его внутри себя на гравитационных захватах. Только в таких помещениях, простирающихся на сотни метров, можно было по достоинству оценить размеры самого «Стремительного». Массивные пилоны с круглыми силовыми наконечниками удерживали чужой корабль, не касаясь, будто тот оставался в невесомости. А выдвижной мостик с герметичным прозрачным коридором поддерживал комфортную атмосферу в разреженном воздухе самого ангара.       — Ну что, — остановился Жейк перед тем как в одиночку отравиться по мостику на свой корабль. — Будь здоров, птица, и до следующей встречи.       И не дожидаясь ответа, фарэец крепко обнял мелкого для него человека, похлопав по плечу.       — Не попадайся никому на прицел, — тихо кашлянув от сильных объятий, пожелал в ответ Лаккомо.       — И ты тоже.       После чего пират отстранился от торийца и извлек из своего безразмерного бокового кармана на штанах обещанную небольшую бутылку из темного стекла с пробкой. Всучив ее вице-королю, Жейк махнул рукой на прощание и отправился к себе на корабль. А Лаккомо только глянул на гостинец, покачал головой ему вслед и неспешно отправился в каюту пережидать остаток дня.       

***

      Второй выходной у Лаккомо обещал стать нетривиальным и либо затянуться на долгие часы, либо пролететь, как одно мгновение.       Сегодня, наконец-то, брат готов был посетить «Стремительный» лично. Улетать далеко от Тории они не собирались, но за время стоянки второй день в доках корабль всегда получал свое должное техобслуживание и проверки.       Лаккомо выдвинулся на планету с раннего утра, зная, что брат еще только готовится к сборам, но лишние пару часов нужны были ему для похода в магазин. И не ради спешного посещения, когда он мог бы просто забрать заранее собранный для него заказ. Аллиет-Лэ специально оставил себе столько времени на один магазин ради процесса выбора.       Крупнейший столичный магазин художественных материалов стоял на одной из главных радиальных улиц и снаружи почти никак не привлекал к себе внимания. При развитой виртуальной рекламе на Тории в принципе были не приняты большие информационные вывески на зданиях. Столичный вид улиц строго берегли от броской назойливой информации.       На стеклянной двери с витиеватой вывеской названия мелодично звякнул колокольчик, и сотрудницы магазина не без удивления сразу опознали в госте одного из своих правителей. Вежливо и коротко поклонившись в своих традиционных узких нарядах из цельного шелкового полотна, девушки поинтересовались, нужна ли Лаккомо помощь. На что вице-король тепло улыбнулся и ответил:       — Чуть позже.       Магазин радовал его глаз лучше любого музея. Аккуратно и педантично выложенные художественные материалы располагались на стойках, словно выставочные экспонаты, не мешая друг другу и не перебивая взгляд. Просторные ряды стоек не мешали проходу, и всё, что предлагал магазин, располагалось не ниже уровня пояса.       Богатство красок заполняло длинные ряды на стенах. Казалось, здесь были все местные виды бумаги и любые пигменты. Лаккомо не считал время, которое тратил, просто наслаждаясь выбором и изучением новых материалов. К его удивлению ассортимент магазина сильно вырос с момента его последнего посещения, но это было и к лучшему. Ностальгия от старых визитов, конечно, грела душу, когда он находил знакомые ему материалы, но новинки означали, что мастера изготовители совершенствуются и не застыли в технологиях прошлого тысячелетия.       Здраво оценивая свои желания, навыки и габариты багажного отсека шаттла, Лаккомо набирал то, чем однозначно будет пользоваться в ближайший месяц. Задумчиво останавливаясь рядом с полками материалов, он улыбался и представлял будущие пейзажи, по которым, оказывается, все это время скучал. И хотя художником вице-король себя бы никогда не назвал, иногда, очень редко у него появлялось желание излить свое настроение на бумагу. Учитель любил говорить, что у него это от матери. Сам же Лаккомо не готов был всецело с этим согласиться.       Тихий и одиночный писк будильника на коммуникаторе застал вице-короля уже за стойкой, где миловидная девушка с безупречной высоко подобранной прической помогала ему собирать набранные материалы в плоскую папку. Педантичность и аккуратность, с которой она выполняла свою работу, даже заставила Лаккомо вновь утонуть в своих мыслях, завороженно глядя на хрупкие женские ладони. А ведь она действительно любила свою работу. Хоть у нее не было и не будет никогда выбора. Она действительно бережно любила все материалы. Возможно, в иное время она художница, но на Тории нет такой профессии. Только хобби, результаты которого принято дарить, но не продавать. В отличие от ткачества и росписи по ткани.       Так что магазин Аллиет-Лэ покинул в странном настроении. Будто окунувшись в уютный древний быт многотысячелетней давности, и в этом быту все было комфортно, замечательно, по-деревенски тихо, но… он понимал, что пройдет еще столько же лет, и ничего не изменится. И глушь, которая властвует умами народа, останется таковой, потому что к ней привыкли.       Поэтому, упаковывая папку с материалами во флаер, Лаккомо постарался вновь вернуть себе приподнятое настроение перед встречей с братом. В конце концов, он не виноват, что Тория будет болезненно принимать любые изменения, которые вскоре войдут в полную силу.       Эйнаор ждал брата уже в дворцовом ангаре, сидя на пороге шаттла, как молодежь на увале из летного факультета Академии. Волосы подобраны в смешной торчащий хвост на затылке, поверх светлой рубашки накинута просторная жилетка, будто бы растянутая с годами от носки. А темные брюки заправлены в высокие ботинки с пестрой шнуровкой, как ныне любят столичные парни до тридцати. Лаккомо себя на его фоне ощутил каким-то педантичным преподом на прогулке.       — Да ты опоздал! — с изумлением заметил Эйнаор, вставая с порога шаттла. После чего заметил у брата большую характерную плоскую папку. — Глазам не верю!       — Не язви! — предупредил Лаккомо, поднимая указательный палец и удобнее перехватив свою покупку за ручку, хлопнул дверцей флаера позади.       Эйнаор примирительно поднял ладони и широко улыбнулся.       — Эан с нами полетит? — спросил Аллиет-Лэ, поднимаясь по крутому трапу в шаттл.       — Нет, решил остаться с Мариэллой и присмотреть за ней, — Лоатт-Лэ посторонился с прохода. — Она на последнем месяце, и Эан стал параноиком. Я его вижу только по ночам, а остальное время он дежурит с ней. Когда не в разъездах.       — Ясно, — Лаккомо зашел в тесный отсек, набрал на боковой панели команду к закрытию трапа и пристроил свой груз в сетчатый карман на стене.       — Сегодня без скафандров? — уточнил Эйнаор, заглядывая брату через плечо.       — Без, — отозвался Аллиет-Лэ и добавил успокаивающе. — Я помню, что тебе не понравилось, и позаботился об этом.       Эйнаор терпеливо ждал у другой стены, пока брат закончит копошение. Лаккомо заметил это, вздернул бровь в ответ на щекочущее нервы чужое внимание. И когда дверь шаттла с герметичным щелчком встала на место, Эйнаор шагнул к брату и с удовольствием крепко обнял, зависнув с наслаждением так, будто прижался к грелке. Ментальная связь тут же дернулась и приятно натянулась.       — Я скучал, — тихо сказал младший, словно признаваясь в чем-то сокровенном. На душе его, тем временем, словно заращивались очередные мелкие царапины.       — Я тоже, — шепнул Лаккомо, чувствуя, как успокаивается от застоявшегося незаметного напряжения.       Мимолетная терапия будто помогла перезагрузиться. Близнецы отстранились друг от друга со светлыми улыбками, оставив позади пласт тревог и лишних забот. Полностью забыв о меланхоличном настроении, Лаккомо тихо хмыкнул, а потом махнул Эйнаору приглашение отправляться в кабину.       — Я сегодня не завтракал на всякий случай, — уточнил Лоатт-Лэ, садясь на свое место и пристегиваясь.       — Если бы я хотел продемонстрировать тебе невесомость, то я выбрал бы шаттл поменьше, — с обиженным укором отозвался Лаккомо, — набирая команды на приборной панели, которые сообщали дворцовому центру управления полетами об отбытии.       — Я не мог гарантировать, что не познакомлю тебя со своим завтраком, — парировал Эйнаор.       Лаккомо брезгливо сжал губы от тут же подкинувшей картинку фантазии. Руки тем временем делали все автоматически. А что не выполнял сам Аллиет-Лэ как пилот, то за него делали ангарные установки. Механика поворачивала площадку шаттла в сторону выхода. Массивные створки открывались, пропуская в помещение солнечные лучи. В ангаре даже не требовалось дежурство техников, вся отправка кораблей и флаеров проходила дистанционно и отслеживалась несколькими операторами на верхних этажах.       — Ну что, ты готов? — спросил последний раз Лаккомо, кладя руки на штурвал.       — Обещаю к кораблю сильно не ревновать, — улыбнулся Эйнаор, сидя прилежно сбоку и закинув свой торчащий хвост сверху на подголовник.       Улыбаясь, Аллиет-Лэ отправил шаттл в небо. Сегодня он взлетал бережно, без тяжелой перегрузки, которая давила бы на голову. Без свиста и огненных всполохов по обшивке. Сейчас Лаккомо никуда не спешил, потому что сегодня исполнялась его заветная мечта. Так получилось, что Эйнаор за все свое время жизни поднимался в космос впервые. И чтобы не испортить брату впечатления от этого приятного момента, Лаккомо решил устроить ему из этого полета сказку.       Ясное утреннее небо наливалось густой тьмой по мере выхода шаттла из атмосферы планеты. Просторные оконные панели открывали широкий обзор на вспыхивающие звезды, которые проявлялись на синем небосклоне. Близнецы молчали, и в кабине можно было слышать, как постепенно затихает снаружи шум, принимая мелкий кораблик в объятья безграничной тишины космоса.       Эйнаор восторженно смотрел вперед, чувствуя как постепенно ослабевает давление перегрузки. Он не считал время подъема, но ему казалось, что оно прошло очень быстро. Вот еще недавно глаза слезились от яркого чистого неба, а сейчас солнце было уже где-то в стороне, а пространство вокруг раскрасилось искрами бесчисленных звезд. Их было больше, чем в ночном небе с земли. Больше даже, чем глухой ночью на далеком острове, в нескольких часах пути от столицы.       И эти звезды будто бы пели. Звенели мелодичным переливом сквозь тишину, баюкая в своей вечной музыке нового гостя.       А потом Эйнаор начал замечать растущую белую точку. С каждой минутой она обрастала деталями. У нее появлялась странная форма и угловатые черты. Отдельно стоящие прямоугольники и даже кольца. И в этих кольцах, словно игла или наконечник копья блестел дерзкой белизной сам «Стремительный».       Словно специально, Лаккомо постарался заложить красивый маршрут, подлетая к верфям сбоку. «Стремительный» был не единственным кораблем, который обслуживала эта станция, но на его фоне терялись остальные суда. Что говорить про рой мелких рабочих корабликов, который сновал вокруг белоснежных ботов, что-то беспрерывно сканируя, проверяя, просвечивая.       Эйнаор видел «Стремительный» второй раз в жизни, и вновь, когда тогда на площади он восхищал великолепием. Будто вся давно утраченная мощь их народа собрала однажды последние крохи и родила это чудо. Неповторимый, он был создан, чтобы побеждать. Создан править. И, конечно же, создан устрашать.       Лаккомо пролетал мимо верфей, встраиваюсь в поток мелких кораблей. Работающая программа диспетчеров проложила виртуальный маршрут, который тут же высветился поверх обзорного лобового стекла. В пределах любой станции начинались строгие правила движения, которые регулировали программы.       Лоатт-Лэ решил ничего лишнего не спрашивать и не заморачиваться подробностями. Сердце невольно ускорилось, предвкушая новые впечатления. Когда-то он мысленно отказался подниматься на «Стремительный», потому что считал, что ему него там делать. Но многое меняется…       Эйнаор искренне любовался обводами корабля, различая все больше мелких деталей на обшивке. Где-то маскировались оружейные турели. Плоскими и приплюснутыми куполами, едва выступающими за общие формы, поблескивали в свете солнца излучатели и антенны. О назначении большинства элементов Лоатт-Лэ даже не пытался гадать, зная, что ему это вряд ли когда-то пригодится. Но величие, которое излучал корабль, действительно, тронуло его душу, и правитель со смирением согласился, что если такое создание является собственностью, то брат не зря стремится наверх.       Куда направлялся их шаттл, Эйнаор не понял до того момента, пока мелкая створка ангара не открылась перед ними. Тогда Лоатт-Лэ успел ужаснуться, как они проскользнут в нее на такой скорости. Но спохватился и понял, что обманулся пониманием космических расстояний. До ангара их шаттл летел еще пару минут. И лишь когда все обозримое пространство за лобовым стеклом заполнили борта «Стремительного», их кораблик с комфортом влетел в просторный зев ангара.       Первое, что бросилось в глаза Эйнаору — это строгость и технологичность. В то время как во Дворце невозможно было полностью избавиться от старого монументального дизайна, «Стремительный» вобрал в себя всю эстетику утилитарности и стиля. И когда створки ангара позади шаттла закрылись, до Эйнаора начали доноситься первые звуки шипения и накачки воздуха обратно в помещение.       — Какова программа мероприятия? — иронично спросил Эйнаор, отстегиваясь только следом за братом.       Лаккомо не спешил собираться и выходить, дожидаясь сигнала автоматики о безопасности снаружи. И пока помещение еще было непригодно для людей без скафандров, к шаттлу первыми юркнули от стен разные боты, которые приняли на себя роль первых стыковщиков и тестировщиков.       — Сперва с тобой мы идем на мостик.       — Занятно…И почему я сразу не веду тебя в тронный зал… — риторически спросил Эйнаор.       — Им понравится твое присутствие, правда, — заверил Лаккомо, видя как дверь в дальнем углу ангара открылась, и, помимо техников, к ним направились две фигуры в офицерских формах. После чего встал и потрепал брата по плечу. — Идем.       Эйнаор подскочил следом, и пока брат вытаскивал из ремней свою папку, закинул через плечо небольшой рюкзак мешковатого вида. На вопросительный взгляд хозяина корабля младший просто развел руками и ответил:       — Сменные вещи. Ничего особого.       — У меня бы нашлось, что тебе выдать…       — Так же, как у меня? С личного плеча? — заискивающе стрельнул взглядом Эйнаор.       Лаккомо с улыбкой закатил глаза, ничего не ответил, просто открыл дверь шаттла и направился вниз по трапу. Лоатт-Лэ выскочил следом за ним, стараясь на ходу подстраиваться под новую ситуацию в неизвестном месте и с неизвестными порядками.       Но на удивление короля, обоих торийцев, направляющихся к ним, он сразу узнал.       — Командир! — прилетевших правителей кивком поприветствовал седой сухощавый старпом. — Ваше Величество!       — Калэхейн! — просиял и искренне восхитился Эйнаор. — Сколько лет, а ты не изменился!       В порыве чувств, Лоатт-Лэ даже шагнул к старшему мужчине и с уважением обеими руками пожал ему ладонь. Бывшего преподавателя академии Эйнаор тоже в свое время знал лично и проходил у него несколько частных курсов по пилотажу.       — И я рад встрече, — тепло и по-дружески улыбнулся ему старпом. — Вы же словно молодеете.       Эйнаор счастливо расцвел и только пожал плечами.       — Но теперь не только вы, — добавил Калэхейн, косясь на Лаккомо. — Думаю, это вас надо благодарить за то, что спасли нашего командира и вернули ему вкус к жизни.       — Что вы! — отмахнулся Лоатт-Лэ. — Если б не вы, то мне не осталось бы кого спасать.       Лаккомо хотел мелочно возмутиться и напомнить о своем присутствии, но Эйнаор уже успел переключиться от старпома к молодому мужчине с сияющими синими большими глазами, отчего его лицо выглядело юным.       — Правильно ли я помню… — вспоминая, сощурился Эйнаор. — Ниови? Адъютант моего брата?       У Лоатт-Лэ была замечательная память на лица и имена в досье, и он обращался первым без представления только в случае своей полной уверенности. Но молодому адъютанту не обязательно было знать, что Эйнаор скрупулезно изучил ближайших членов экипажа брата и наизусть помнил всю пока короткую биографию помощника. Выходец из глубинки колонии, средний сын в семье, отличник с пометками о подростковых самоотверженных эпизодах. Рассчитывал вырваться из закрытого мира и вытащить семью, набрал высокий балл для вступления в Академию, неконфликтен, но имеет минимум две отметки о проведенных дуэлях в защиту своей чести, общителен, дотошен. После ряда тестов собрал хорошие рекомендации на штабную работу и, по распределению, должен был быть отозван обратно в колонию, где затерялся бы в наземном центре. Но своевременное письмо, витиеватый обход отдела кадров и упертость, с которой Ниови вильнул по всем законам об исключениях, донесли его досье с результатами всех тестов до командира «Стремительного». Лаккомо им заинтересовался, вызвал однажды в доки и после непродолжительного личного разговора убедился, что колонист не только фанатеет по легендарному кораблю и мечтает о службе в его экипаже, но и скрупулезно собрал массу обрывочных сведений о частностях на борту. Которые командир предпочитал не разглашать и не хранить в широком доступе. А к сведениям прилагались и личные выводы, за которые, в придачу с искренностью и верностью, Аллиет-Лэ дал ему работу при себе, легким росчерком расширив свой укомплектованный штаб на еще одного человека.       Правда, несмотря на неожиданное назначение, Ниови себя уникальным не считал. И сам факт того, что его вспомнил и признал правитель, мгновенно вознес настроение адъютанта до небес.       — Совершенно верно, Ваше Величество! — вдохновенно с деловой выправкой просиял помощник.       — Надеюсь, мой брат не сильно тебя загонял, — фривольно добавил Эйнаор. — Потому что мои помощники последнее время в шоке от моей бурной деятельности.       Ниови мелко растерялся, и его взгляд забегал от командира на его брата. И если к выходкам, чувствую юмора и прочим неформальным вопросам от Аллиет-Лэ он уже привык и знал, когда можно подыграть, а когда стоит придерживаться похоронного тона, то правитель был для него загадкой. Образ, который он себе представлял об Эйнаоре, рассыпался от одного только его внешнего вида. И где у короля заканчиваются причуды и начинаются каверзные вопросы, молодой адъютант сейчас спешно гадал.       — Да нет, что вы…— нашелся Ниови, уловив смешливые оттенки в словах Эйнаора. — Скорее, это нам приходится его разгружать.       Лоатт-Лэ утвердительно покачал головой, обернулся на Лаккомо и уверенно так серьезно добавил в тон:       — Понимаю. Он всегда такой.       Ниови сделал лучшее, что мог и подыграл, хотя глаза у него по-прежнему оставались внимательные и напряженные.       Лаккомо же остро наблюдал за манерами брата, в душе восхищаясь и возмущаясь одновременно. За пару фраз близнец уже успел купить хорошее расположение к себе у двух ближайших помощников.       — Ладно, не обращайте внимания на мое чувство юмора, — спасовал Эйнаор, поднимая руки, — Я просто взволнован.       Аллиет-Лэ ему не поверил, но все равно принял, как успешную отмазку.       — Калэхейн, — неформально обратился Лаккомо. — Мы сейчас зайдем ко мне в кабинет, потом заглянем ненадолго на мостик. Остаток дня порядок снова на тебе.       — Без проблем, командир, — отозвался старпом, поняв намек верно, и к приходу Лаккомо с королем обещался проследить за порядком в дежурной смене на мостике.       — Ниови, есть для меня что-то важное? — спросил Аллиет-Лэ, заранее скептично настроенный к проблемам.       — Никак нет, — ответил адъютант, а потом тоненько улыбнулся. — Разве что конструкторский отдел Цинтерры желает прислать своего майора с независимыми экспертами для снятия показаний с боевых механоидов. Но, по вашему приказу, я взял на себя смелость передать, что техобслуживание транспортировочного носителя после усердных испытаний — задача первостепенной важности и продлится от трех до пяти суток. За время которых повышенное излучение сканирующих аппаратов внесет помехи в их тонкую экспертизу. …И способствует облысению всех посетителей грузовых ангаров.       Лаккомо тихо прыснул и успокоился.       — Полагаю, они тут же передумали? — спросил он.       — Отложили визит до «стабилизации излучаемого фона», — сдерживая ухмылку, ответил Ниови.       — Превосходно, — обрадовался Лаккомо. — Если что, для всех чинов младше Адмирала меня нет, и я отдыхаю на планете.       — То есть, — адъютант на мгновение поднял взгляд в потолок. — Погружены в кропотливую административную работу государственной важности…       — Точно! — согласно махнул указательным пальцем Лаккомо, а потом, уже обращаясь к брату, пригласил его на выход из ангара. — Ну что, идем.       Техники в комбинезонах, тем временем, привычно суетились в ангаре, принимая шаттл и готовясь отгонять его на подзарядку и стандартную проверку. Старпом и адъютант направились следом за братьями на небольшом отдалении. Однако, Эйнаор все равно не дождался уединения и тихо уточнил:       — Про облысение, это серьезно?       Лаккомо покосился на брата, и скептично нахмурился.       — Нет, конечно.       — Аа…— многозначительно протянул Лоатт-Лэ, удобнее перехватывая свой рюкзак на плече.       За прочными и небольшими дверьми, ведущими в ангар, вся группа проследовала в шлюз, напомнивший Эйнаору о системах безопасности где-нибудь в лабораториях. Король, не стесняясь, глазел по сторонам, боясь даже представить, как люди вроде техников могут разбираться во всем этом с виду однообразном наполнении панелей на стенах. Конструкторов космических кораблей Лоатт-Лэ причислял мысленно примерно к тем же гениям, которые строили и закладывали глифы в Золотой Дворец.       Эйнаор послушно шел рядом с братом, и вскоре они свернули к длинному коридору, который хоть и был оформлен без изысков, уже явно служил проходной зоной для персонала. Здесь старпом и адъютант по-деловому покинули братьев и свернули к ближайшим лифтам. В то время как Лаккомо повел брата чуть дальше по коридору.       Сейчас пока «Стремительный» стоял в доках, в коридорах попадалось на глаза мало народа. Среди них в основном был вооруженный кейсами технический персонал с маркировками на комбинезонах. Иногда встречались пилоты, что-то по дороге активно объясняющие друг другу. По знакам отличия Эйнаор различил даже члена старшего офицерского состава службы безопасности, который тоже, по-видимому, недавно прибыл на «Стремительный». Или наоборот, готовился к отлету.       Но больше всего Эйнаора поразило обилие мелких ботов. От шустрых коробов, которые сновали по узким боковым полосам пола до левитирующих зондов, проверяющих что-то под потолочными перекрытиями. Добило Лоатт-Лэ скопление мелких многоногих блестящих ботов, с которыми явно общался один занятый работой техник, от которого в проходе виднелись только одни ноги. Боты по его указке цепко перебирали лапами по панелям и оголенным недрам корабля, то разъединяя какие-то контакты, то подавая технику сменные детали размером с пуговицу.       — Не помню, чтобы у нас на кораблях в ходу было такое обилие ботов… — тихо сказал Эйнаор, провожая взглядом этот механический насекомоподобный сюрреализм.       — Это одна из наших последних разработок, — ответил Лаккомо. — Конструировали и собирали здесь же на борту. После внедрение механоидов в ОКФ мы взяли за основу их портативные цеха для ускоренной печати мелких конструкций и деталей. За несколько лет подготовили прототипы ботов разного назначения. Довели до совершенства, а потом пустили на воспроизводство для внутренних нужд.       — А кто ими управляет? — спросил Эйнаор, оборачиваясь на ходу и видя, как техник жестом подгоняет одного бота быстрее подать ему то, что нужно. Бот, что характерно, ускорился.       — В ком-то заранее вшиты примитивные программы, — сказал Аллиет-Лэ. — А какими-то управляет сам корабль.       — Что-то вроде своего роя? — догадался король с недоумением, осознавая как это звучит.       — Да, вроде того, — просто согласился Лаккомо, решив не заострять на этом внимание.       Эйнаор щурился, пытаясь расколоть брата на большее. Но близнец старательно держал лицо, будто в этом нет ничего необычного, странного, и вообще они идут не по кораблю со своей механической «микрофлорой», а по герметичной полиарконовой махине, которая, конечно же, никогда не выдаст ошибок и ее армия «паяльников и пылесосов» не высосет ночью всем мозги.       Но Лаккомо, наконец, довел брата до широкой двери и, первым пройдя внутрь, направился к… парковке. Где в обводах техники Эйнаор признал как компактные версии знакомых ему флаеров, так и простые одноместные площадки с рулем управления.       — У вас еще внутренний транспорт есть? — вздернув брови, будто не веря своим глазам, спросил Лоатт-Лэ.       — Помимо вертикальных и горизонтальных лифтов, да, — подтвердил Лаккомо, садясь за простенький штурвал однотипного флаера, который услужливо мигнул огоньком о разблокировке.       — Как-то об этом я не задумывался, — буркнул Эйнаор, садясь рядом, обнимая на коленях свой рюкзак и глядя, как, по сути, простенькая капсула с сидениями поднимается к потолку просторного осевого коридора.       Лоатт-Лэ испытал легкий укол совести за то, что раньше не совсем здраво представлял летучий город, который достался брату. Пожалуй, сейчас, проносясь под потолком над людьми, он отчетливо ощутил мелкую зависть к брату за то, что все это богатство, вся эта инфраструктура и, конечно же, бесценные люди — это то, что он может с гордостью и уверенно назвать своей собственностью. Которую мало того сам собрал и приучил к новому для них порядку, так еще и воспитал в них верность.       Сам он, как назло, не припомнил в этот момент настолько же доверенных у себя людей кроме гвардии и небольшого штаба врачей. Память, конечно, судорожно напоминала про кучу раскиданного кругом по Тории верного народа, но поскольку Эйнаор никогда не собирал их всех одновременно в одном месте, коварный мозг обманывался их малым числом.       В итоге, Лоатт-Лэ заставил себя прогнать унылые мысли и вновь сосредоточиться на экскурсии.       — Странно, что мало желающих так перемещаться, — отметил он, встретив по пути лишь пять похожих флаеров и еще с десяток одиночек на летучих площадках. Хотя осевой коридор действительно располагал к поездкам, хоть и выглядел как большой и прямой туннель.       — Пересменка была почти два часа назад, — ответил Аллиет-Лэ. — Но жилые зоны, как правило, находятся в том же секторе, что и рабочая территория. Обычно достаточно пройти пешком. Реже лифтом. Транспорт в основном для старшего офицерского состава. Или для тех, кому надо пересечь хотя бы одну шестую корабля. И чьи жилые зоны находятся вдалеке от опасной начинки корабля.       — Когда я в детстве видел чертежи, то решил, что такие широкие коридоры — это твоя любовь к дворцовым просторам и гигантомания, — сознался Эйнаор.       Лаккомо мрачно фыркнул.       — Нет, это практичность.       — Теперь-то я понял! — всплеснул рукой король. — Удивлен, правда, что за столько лет этому транспорту вы еще не придумали альтернатив.       — Вообще-то… в разработке, — склонив голову, ответил Лаккомо, бережно не сходя с траектории. — Но мы пока на стадии промышленного шпионажа.       — Поясни… — мотнул головой Эйнаор. — Я не ослышался?       — Военные разработки в одной серии полиморфов предусматривают телепортацию на короткие дистанции, — понизив голос, сказал Лаккомо. — Если нам удастся разобраться, как это работает, то мы внедрим эту технологию и у себя на борту. Возможно, по аналогии с лифтами. Или как-то еще…       Эйнаор многозначительно кивнул, всецело доверяя брату все связанное с технологичными процессами. Он уже понял и видел, что «Стремительный» исключительно по блажи командира начал сильно превосходить серийные торийские корабли по начинке. И дело было не в том, что его конструировали лучшие инженеры. Прогресс не стоит на месте. Но даже те новинки, которые потом перекочевали с флагмана в гражданские суда и боевые патрули — уже устарели.       — И этот человек запрещает мне делать своих полиморфов, — певуче протянул Эйнаор.       — Да, запрещаю, — флегматично и уже спокойно ответил Лаккомо, замедляясь и садясь на площадку.       — Почему? — даже не рассчитывая на ответ, спросил близнец.       — Потому что у нас нет понимания и гарантий, что станет с нашими людьми при пересадке в машину.       Лоатт-Лэ терпеливо вздохнул и приберег пока мнение о тех людях при себе. Разговор о том, кого они вычислили по присланным кристаллам, еще предстоял и был между братьями запланирован. Но Эйнаор мелочно откладывал эту тему, уберегая их с близнецом хорошее настроение.       Флаер припарковался на похожей площадке, и кроме отличий в маркировках сектора она никак не выделялась от остальных. Когда братья покинули капсулу, та мигнула блокировкой. Эйнаор снова следовал, не отставая, и теперь уже, когда Лаккомо вывел его к параллельному одноэтажному коридору, Лоатт-Лэ сообразил, что они прибыли в жилой сектор.       Здесь было… уютно, если так вообще можно сказать про внутреннее убранство космического корабля. Тут был и ненавязчивый настенный декор из лиственных паттернов, и узорное расположение освещения, и мягкое покрытие на полу. Что-то прорезиненное и теплое, на что приятно наступать в любой обуви, независимо от толщины подошвы. Коридоры к жилым каютам здесь расходились в обе стороны от центрального и, привыкший к дворцовым просторам Эйнаор даже посчитал переходы компактными. Но не тесными, как он в тайне боялся. А через несколько одинаковых проходов и вовсе располагались мелкие зоны отдыха с растительностью в кадках, скамейками по кругу и все это выходило к уже известным Эйнаору створкам лифта, лестнице и обязательным дверям с маркировкой спасательного выхода.       Лаккомо повел брата мимо всех коридоров в самый конец сектора. Или в начало? Король давно потерялся, в какой стороне нос корабля. В отличие от близкой к ангарам территории, куда-то спешащих людей здесь не было. Кроме парочки человек, облюбовавших место под кустами в открытой зоне отдыха, Эйнаору поначалу вообще никто не попался на глаза. Но словно в ответ на невысказанный вопрос о людях из недр одной незапертой каюты донесся жизнерадостный гогот, который поддержали другие радостные мужские и женские голоса.       Эйнаор вопросительно показал пальцем в сторону звуков, на что Лаккомо только дозволительно махнул рукой. Но следом за дружным хоровым подбадриванием и свистом раздался чей-то неразборчивый страдальческий вой. А потом в глубину тупикового коридорчика, мимо которого проходили братья, вдруг со свистом вылетела белая подушка, не иначе как по иронии корабля пропущенная наружу резко отъехавшей в пазы дверью.       На возмущенный вопль: «Эо, жопа твоя термоядерная!» Лаккомо замедлил шаг и выглянул из-за спины брата. Эйнаор тоже остановился, раздираемый любопытством. И не зря, потому как спустя несколько секунд в том же коридоре мелькнуло условно одетое мужское тело в одной расстегнутой рубашке по бедра и… парадных перчатках.       Выскочив в коридор, тело склонилось над подушкой, безрезультатно прикрываясь. И только забрав недавний снаряд, черноволосый тип с раскосыми глазами и коротким хвостом заметил движение в коридоре и стрельнул взглядом из-под ершистой челки. А потом мгновенно вскочил, вытянулся, и закрылся подушкой.       — Командир! — бодро и звонко, так чтоб слышали еще остальные гости каюты, поприветствовал он, стоически держа марку. — Эм… Ваше Величество?!       — Почему в перчатках!? — недоуменно, придавая голосу строгости, спросил Лаккомо, возвращая обалдевший взгляд служащего на себя.       — Виноват, командир! Жребий! — не задумываясь, выпалил член команды.       — А, так у вас там еще и жребий?! — уточнил Аллиет-Лэ и остро уточнил. — Во что играете?       — «Пик мастей», — мысленно втягивая голову в плечи, сознался человек.       Лаккомо демонстративно окинул его вид с босых пяток до головы.       — Прощен, — стальным тоном ответил он, но не успел мужчина просиять, как командир добавил. — Но если узнаю, что тебя раздели в гонках, то на смену следующий раз пойдешь в том, что на тебе останется.       — Вас понял, командир!       — Свободен, — и на этих словах человека как сдуло внутрь каюты.       Эйнаор пялился на все с живым интересом, а когда створка со щелчком закрылась, указал в коридор.       — Прости, без знаков не признал кто это… Но ты его даже не накажешь?       Лаккомо подтолкнул брата за спину дальше по коридору.       — Это был Акита. Мой второй старший пилот, — пожал плечами Аллиет-Лэ и не стал договаривать, словно этого объяснения достаточно для отмены какой-либо сиюминутной кары.       На этом фееричные встречи в жилом отсеке по дороге закончились, и за остальными дверьми была тишина. Правда, попался еще один навигатор, который на ходу усердно вел переписку через коммуникатор и едва успел увильнуть в сторону. Опомнившись от неожиданной встречи, тот быстро и безупречно поприветствовал старших и ретировался, вновь спешно что-то печатая и поглядывая на Лаккомо с гостем.       — Мм… Мне кажется, они привыкли, что улетая ко мне, ты не возвращаешься минимум сутки, — сказал Эйнаор, тоже глядя навигатору вслед через плечо. — И сейчас по народу пойдет шухер о твоем возвращении.       Лаккомо без комментариев довел брата до конца коридора, откуда на нижний ярус вел прямой пологий спуск, но, к удивлению младшего, перед самым спуском они свернули налево, где оказалась заветная дверь командирской каюты.       Аллиет-Лэ приложил ладонь к панели сканера, и дверь мягко отошла в сторону, открывая братьям короткий тамбур, откуда виднелись простенькие стены кабинета с рабочим столом.       Эйнаор протек внутрь, изучая все так, словно прицеливался поселиться. Хотя засунув свой скептический нос в кабинет, Лоатт-Лэ не мог не отметить, что братец, по сравнению с ним, страдает аскетизмом.       — Я думал, у тебя тут повеселее, но, смотрю, весело здесь пока только твоему экипажу.       Лаккомо душераздирающе вздохнул, молча прошел внутрь и по-хозяйски сложил папку с материалами в настенный встроенный шкаф за дверцу. Вопреки дворцовой привычке к обилию разной посадочной и декоративной мебели, Эйнаор не придумал, куда в кабинете можно скинуть свой рюкзак и, без приглашения брата, пошел глубже исследовать территорию.       Небольшая гостиная Лоатт-Лэ порадовала чуть больше. Углы комнаты скрадывали встроенные шкафы, от чего помещение не казалось идеально квадратным. На счастье Эйнаора, на полу этой комнаты хотя бы нашелся декоративный ковер поверх стандартного покрытия, но цельно-полимерный столик обтекаемых форм и мягкий диван все равно был накрепко примагничен к полу. Близнец даже специально походя попытался его пошевелить. Ни в какую. Ко всему прочему отсутствовали привычные глазу накиданные подушки, забытые планшетки на столе и лишние стулья, которые по дурной привычке могли бы служить вешалкой.       Слегка украшенные ассиметричным принтом стены были единственным явным декором гостиной. Все остальное, что приметил Эйнаор — это широкий экран с какими-то рабочими графиками и обилие пазов от огромного числа встроенных шкафчиков, которые, казалось, занимали все стены. В них Лоатт-Лэ, конечно, без разрешения не полез, но подозревал, что и там внутри он найдет педантичный порядок.       Не придумав ничего лучше, Эйнаор кинул рюкзак на диван и сам рухнул рядом, еще попружинив для оценки мягкости. Диван в мягкости не разочаровал. Но с его ракурса Лоатт-Лэ приметил одинокий фруктовый куст высотой почти с человеческий рост, который торчал из герметично закрытой кадки. Аккуратно прикрытый грунт в горшке Эйнаора добил, и, не обращая внимания даже на прозрачную панель в стене, за которой стояла какая-то мелкая сувенирка, король возмущенно воскликнул:       — Лаки! Какого хера?!       Лаккомо непонимающе подошел и устроился на подлокотник, прицеливаясь к рюкзаку, будто собираясь и его куда-то засунуть прочь с глаз.       — Какого хера — что? — уточнил он спокойно.       — Я не припоминаю за тобой такого… — он всплеснул руками, даже не зная как назвать.       — Эйнэ, это космический корабль, — командир был само терпение. — И иногда здесь случаются перегрузки или отключение гравитации.       Эйнаор открыл было рот, чтобы что-то сказать, но захлопнул, осознавая всю глупость.       — И если я не хочу, чтобы у меня в кровати образовалась земля из кадки или чтобы я сломал спину об острые углы при каком-нибудь ударе по кораблю, то приходится принимать меры.       — И они все так живут? — наугад покрутил пальцем Эйнаор.       — После того как я напомнил им о порядке доступным для понимания методом — да, — прикрыл глаза Лаккомо.       Эйнаор живо вообразил, какой бардак случился на корабле после первого за долгий срок живого примера с отключенной гравитацией и ужаснулся. Это он не знал, что кухня и повара победили в негласном конкурсе на лучшее соблюдение «дисциплинарного порядка». Даже кто-то из младшего медперсонала потом вышел облитый какой-то жижей, за что Лариваан орал на подопечного, срывая горло.       — Да ты садист… — с чувством сказал Эйнаор.       — Они расслабились.       — Я вижу, как они расслабились! — мотнул головой король, припоминая сцену в коридоре.       — Это не в счет, — отмахнулся Лаккомо. — Играть я не запрещаю. Запрещаю на деньги и желания. А на раздевание — пожалуйста.       — И это зажатые торийцы, которых воспитывало традиционно моралистичное общество… — глянул исподлобья Эйнаор.       — После стольких лет экипаж — это одна семья. Как братья и сестры без лишних стеснений, — назидательно поправил Лаккомо. — Реже — встречаются отдельные семьи, которые замыкаются друг на друге.       — Ты хочешь сказать, что у тебя на борту еще есть незамужние женщины? — сомнение плеснуло в голосе короля, помня характерные тонкие голоса в общем хоре.       Лаккомо помялся.       — Нет. Но есть те, кто еще не обратился.       — Куда? — не понимая спросил Эйнаор.       — Ко мне, — будто поясняя очевидное, вздернул брови Лаккомо. — С просьбой обвенчать их с избранниками.       Эйнаор в упор смотрел на брата и моргал, безмолвно ожидая пояснений.       — Между прочим, имею на это право, — грозя указательным пальцем, добавил Лаккомо. — И проведенная мной церемония даже имеет у нас дома юридическую силу. Только они еще не набрались смелости.       — Ты мне что-то недоговариваешь, Лаки, — сощурился король.       Аллиет-Лэ закатил глаза и выдал как есть.       — Ну, ты же не думаешь, что после такого быта они поголовно будут придерживаться моногамных взглядов! Да, я знаю, что после стольких лет, особенно после многомесячного дежурства у меня народ сходится парами, тройками, даже четверками! Эйнэ, у меня почти двадцать тысяч человек на бору! Из них почти десять тысяч — постоянный состав. Половина которого со мной от начала полетов. И женщин во всем экипаже только семь процентов! Естественно, их на всех не хватает. И на одну девушку могут положить глаз несколько мужчин. Или девушка не хочет делать однозначный выбор в пользу одного. Или вся смена настолько сближается, что начинает жить как одна семья. Я понимаю, что это странно, диковато, и это выходит за рамки наших моральных норм на планете. На планете их осудят. Но я не могу их за это упрекать, если они не допускают ошибок на службе. Штрафовать их? Списывать вниз? Вот что мне еще остается делать, Эйнэ, если я знаю, что таким людям на Тории не будет покоя, а их моральное состояние и как итог — боевые качества зависят от моего дозволения. Наплевать на них? Потерять их доверие? Это на планете они никому не нужны со своими уникальными боевыми качествами и характерами. На планете нужны, в первую очередь стабильные, терпеливые и идущие в общем потоке со всеми. А мне здесь нужны те, кто способен думать нестандартно, решать сложные задачи в критический момент, и в случае опасной ситуации не постесняется голую бабу с переломами из душа вытащить, а та не станет с него просить откупные за прикосновения без разрешений.       Выпалив все на одном дыхании и покраснев то ли от возмущения, то ли от воспоминаний, Лаккомо выдохнулся и замолк. Эйнаор честно выждал конца тирады, поборол в себе желание сочувственно похлопать брата по плечу. Он, конечно, тоже знал, что семейный очаг на планете, красотки жены и стайка детей у экипажа «Стремительного» не поголовное достояние, но подозревал, что причина того банальное отсутствие времени на обзаведение парой. Но торийцы народ неспешный. И обзавестись семьей к шестому десятку для них тоже нормально. Однако даже некоторые старожилы ровесники Лаккомо до сих пор еще не обзаводились семьей. И будто не торопились.       — Эйнэ, я их просил хотя бы не рожать на службе, — измученно добавил Лаккомо. — Просил! Не приказывал. Знал, что рано или поздно случайности могут сложиться вопреки всему. И что ты думаешь? Конечно же, однажды, все сошлось в кучу! Случайность, особые космические завихрения, вспышка сверхновой в секторе Урагана и от наводчика залетает мой ценный эксперт по связи!       Аллиет-Лэ щелкнул пальцами, словно все произошло так же мгновенно.       — И это все виртуозно скрывается от меня, пока я не задаю прямого вопроса о внешнем виде. А потом она меня просила не ссылать ее на планету. Потому что работу свою любит и сможет вести, с подругой по смене уже договорилась о присмотре, и даже главврач обещал лично провести роды и быстро поставить ее в строй. Эйнэ! У меня иногда не остается выбора! И после единичного такого случая, когда я смилостивился за случайность, все остальные решили, что это их шанс. Эйнэ, у меня за пять лет на корабле из-за них появились ясли! Как сказал бы Жейк,… на «ебучем» боевом корабле, который постоянно находится на боевом дежурстве! Федералы бы удавились, если бы узнали, что я летаю с детским садом.       Ругательства чужого народа вылетали в экспрессивной торийской речи как кирпичи из водостока, но лексикон родного языка был не настолько богат на нецензурщину.       — Но это же… — только и смог вымолвить Эйнаор, находясь в глубоком шоке.       — Как думаешь, сколько у меня детей здесь на борту? Пять, десять? — не унимался Лаккомо, уже откровенно жалуясь.       — Сто? — бросил наугад король.       — Триста. Сорок. Два, — с выражением припечатал командир. — В общей сложности за тридцать лет после той истории с Кровавым закатом. И то, после первого совершеннолетия их причисляют на службу в качестве ассистентов. И что, ты считаешь, что после успешных родов они успокаиваются? Когда я официально дал разрешение после четырех случайностей, та же связистка уже третий раз под залетом. Они до сих пор работают старательнее бездетных… Что матери, что отцы. Будто я, спустя столько лет спишу их на Торию. Представляешь, ко мне потом осмелился даже глава технической группы подойти. И с поклоном в пояс просить забрать на борт его семью с планеты! Я тогда орал на него, что они там совсем из ума выжили. И что реактор им совсем мозги просветил. Но он смиренно выслушал и терпеливо удалился. А я бесился два дня, на третий вызвал его и приказал семье собираться. И знаешь почему? Потому что это старший техник, от него зависит целостность моего корабля, и мне выгодно, чтобы он дотошно следил за домом, где живет его семья. А все эти подросшие дети… Думаешь, они у меня хотят на Тории в Академии учиться? — показал Лаккомо условно вниз. — После привычки к местному образу жизни и после того как узнают о традициях на планете, все упорно считают корабль своим домом и прилежно учатся, уверенные что для них шлюзы «Стремительного» всегда открыты. Откуда бы они не вернулись. А специалистов ценнее и дисциплинированней тех, которые знают его, как сами конструкторы я не найду. Тем более потомственных. Высшая наглость… Их даже переучивать не приходится после учебки.       — А как же средства предохранения? — изумленно спросил Эйнаор, с трудом укладывая такое число молодняка.       — Даже наша химия дает сбои, — упрямо припечатал Лаккомо. — Врач бессильно разводит руками. Заявляет, что при повышенном энергетическом фоне «Стремительного» спать на нем, все равно, что купаться в Истоке. Рано или поздно организм отторгает чужеродное вмешательство.       — А физические средства?..       — Что я говорил про случайности один раз тысячу? — устало напомнил командир.       — Понял.       — К тому же, я относился к семейным строго, не давая поблажек. Обещал списывать вниз за малейшие проблемы и бардак на корабле. Да, замену женщинам найти не так-то сложно, и работа у них зачастую усидчивая за мониторами. Лаборанты, связисты, программисты и в том же духе. Но после того злосчастного сражения, когда я потерял кучу народа, во мне словно что-то сломалось. Я представлял, как я опять начну терять и менять привычных людей, но уже из-за своей печати и… просто терпел. Давал им шанс на исполнение мечты, а они пользовались им без единого огреха в работе. В конце концов, Эйнэ, после того «Заката» я очень отчетливо осознал, что у кого-то на службе может и не наступить этого счастливого «после». Кто-то может так никогда не познать женщины, не улыбнуться сыну, не воспитать потомка… А сопутствующие им сложности… У всех когда-нибудь болит голова, наступает простуда от холодного душа, отравление от пронесенной втихаря инопланетной еды. При нашей медицине пару дней отсутствия на посту — это одна смена. Те, некоторые кто рискнул и смог приспособиться с молодняком здесь на борту вообще не обременяют меня своими заботами по хозяйственной части. Только подали список однажды на печать. На набор гражданского сектора, который выполняет роль воспитателей. У меня чудесный штаб и отдел кадров… Они умудряются находить людей, которым нечего терять на планете, кроме родителей или давно подросших детей… часть которых сама давно служит у меня на борту.       — А как же идеальный порядок и все эти учения!? Детям на борту ведь находиться не безопасно.       — Не более, чем взрослым, которые в отличие от детей нарушают технику безопасности из-за своей ложной уверенности.       — Я про все это не знал, — растерянно покачал головой Эйнаор.       — Если бы узнал ты, то узнал бы и кто-то другой. А это не то, что я готов слить федералам.       Эйнаор замахал руками.       — Но есть же порядки! Военные правила. Ты сам говорил, что строго требуешь исполнение дисциплины у своих подчиненных.       Лаккомо сухо и безрадостно рассмеялся, опустив голову.       — «Стремительный» — это не военный корабль, — понизив голос, ответил командир. — Это моя частная вооруженная собственность, которая может исполнять функции флагмана. То, что я приспособил персональный экипаж без званий к работе с эскадрой ОКФ — это наша личная заслуга, которая держится на моем соглашении с адмиралтейством. «Стремительный» исполняет обязанности авианесущего космического крейсера в составе Тридцать Пятой эскадры, но внутри него действуют только мои порядки.       Лоатт-Лэ остро смотрел на брата, будто тот фехтовал на тонком льду. Эйнаор был знаком со всеми этими юридическими тонкостями извращенных трактовок, но каждый раз с опаской пытался уловить брешь, которая может оказаться фатальной. Ведь со всей точки зрения федералов, им было до удушья не выгодно иметь такой корабль с сомнительными правами в своем строю. Однако, вопрос «Стремительного» — это была политика. А там где в дело вступали политические игры, военные силы вынуждены были подчиняться.       И мощнейший торийский корабль стал разменной валютой за столом переговоров. Потому как или бы Тория вручила Цинтерре часть своих военных кораблей в фактическую собственность, где их разобрали бы подетально на изучение и посадили бы туда своих командиров. Или бы вместо военных кораблей в ОКФ попал бы один «Стремительный». Но от первого варианта федералы отказались сами, потому что в этом случае Лаккомо оказался бы им полностью неподконтролен. И в теории, имел бы право заниматься вольной охотой на чужие военные крейсеры, прикрываясь пиратами. А так — он находился под присмотром у Адмирала, выглядел лояльным для Сената, и у подчиненной эскадры к нему не было ни одной претензии, хотя первые годы командиров поголовно проверяли на полиграфе, желая узнать, не подкупал ли торийский вице-король их своими деньгами.       За свою идеальную службу Лаккомо отстоял личные порядки на бору «Стремительного» и свой торийский экипаж, подобранный им самолично под свои манеры и характер. Характер у него, действительно, был сложный, а взгляд на боевые действия не военный. Хотя воевать вице-король научился и полюбил. А со временем еще научился вращаться в федеральской военной среде. Даже «своим» в ней стал. До того, что теперь военная элита видит в нем сперва генерала, который частенько спасал их дюзы, а потом уже правителя.       — А как же тогда сами эти федералы летают? — внезапно вильнула тупая мысль у короля. — У них ведь то же смешанный флотский состав. И они тоже ходят в боевом дежурстве иногда по полгода.       Лаккомо развел руками.       — Порядки строже. Условия хуже. Устав жестче. Беременную бабу скорее заменят мужиком без критической потери в экипаже. А если на кого-то с членом наперевес донесут за домогательства, то его скорее химией напичкают, чтоб полегчало. А так в целом на крейсерах, где экипажа на порядки меньше, обходятся по старинке порнографией, которую лепят в душе.       Эйнаор в порыве эмоционального перепада стянул с головы тугой хвост и взъерошил волосы, словно бурлящие мысли не унимались в черепной коробке.       — Как-то мы отвлеклись… — изрек, наконец, король, пустовато глядя в пространство.       Лаккомо ссыпался на диван рядом с ним и тоже непроизвольно за близнецом прогреб свои волосы, заправляя их за уши.       — Да, — подтвердил он. — Отвлеклись.       — Наверно, теперь я окончательно понимаю, отчего ты постарел… — сочувственно добавил Эйнаор и окинул взглядом близнеца. — У меня бы тоже со всем этим нервы бы сдали.       — Это я тебе про их житейские выходки не рассказывал, — утомленно вздохнул Лаккомо. — Большинство закончили Академию, но мозгами из нее до сих пор не вышли.       Эйнаор мечтательно закатил глаза и откинулся головой на спинку дивана. При воспоминаниях об этом времени на него тоже невольно нахлынула ностальгия бурного юношества.       — Может это и к лучшему. Сам таких подбирал. Под себя, — изрек король подмигивая. — Не то, что мои старперы в кланах, доставшиеся по наследству.       — На твоем месте я бы половину из них казнил, а вторую заменил бы за косность мысли и тугодумие, — буркнул Лаккомо.       — Вот поэтому тебе вручили Ночной престол, — ляпнул Эйнаор шутливо. — Иначе уже через полгода ты бы разделил славу Асанлеяра.       — …Или потому что ты бы на моем месте не справился, — не менее иронично по привычке подколол брата Лаккомо.       Эйнор весело и заливисто расхохотался.       — Да. Пал бы давно жертвой ухаживания какой-нибудь смелой связистки! — подыграл король, разворачиваясь на диване и вызывающе садясь к близнецу лицом. — Кстати, а почему до сих пор этого не случилось? Неужто ты всех отпугиваешь или для кого-то себя бережешь?!       — Звучит, как попытка проявить братскую дружественную ревность, — ехидно сыронизировал Лаккомо, на что Эйнаор, отрицая, театрально помахал руками.       — А если серьезно, — спросил-таки король. — Были ли попытки? Честно?       — Совсем честно? — явно уходя с темы, уточнил Аллиет-Лэ. — Вообще… нет. Полагаю, что ни у кого не нашлось смелости. Я для них как отец. Или как главный жрец. Как Эантар. Он тоже вечно одинок… Можно подумать, что за тобой вилось много придворных дев, пока ты еще официально не был женат.       Эйнаор ответил, почти не задумываясь:       — Вообще-то вились. Только у меня была договоренность с Мариэллой заранее. И если бы я хотел, то мог бы устроить конкурс невест этак на месяц с ежедневным показом.       Лаккомо тяжело вздохнул. То ли от какой-то старой тоски, то ли от воспоминаний, которые близнец не мог в полной мере уловить. Аллиет-Лэ мысленно боролся сам с собой, понимая, что когда-то ему все же придется брату признаться. Эйнаор затаился и не торопил, понимая, что можно ненароком спугнуть скользкий момент.       Но наконец, Лаккомо все же решился.       — Я сам не хочу ни с кем из них сходиться. Не потому что меня все устраивает. А потому что я не представляю себя рядом с кем-то, — Аллиет-Лэ неловко потер себя за шею, с трудом подбирая слова. — Иногда, очень редко я вижу странные сны. В них я не одинок. Полностью счастлив. Но я не вижу лица той, что в этих снах со мной рядом. Я мог бы решить, что это лишь фантазия. Моя мечта по идеалу, которого я еще не встречал. Но недавно во Дворце один такой сон был слишком… ярким.       Близнец продолжал молчать, не перебивая. Бледный схваченный образ подсказал то, о чем говорил брат. Эйнаор помнил тот странный момент, прилетевший к нему сочным образом по связке. Тогда он решил, что это часть видения. Но загадочный эпизод, оказалось, не давал покоя еще и самому Лаккомо.       — Я не знаю, что тогда было, — продолжил Аллиет-Лэ. — Сон. Или очередное воспоминание. Я готов даже поверить в явление духов, Эйнэ. Я мог бы начать всерьез бояться, но… что-то мне подсказывает, что для опасений нет повода. Это прозвучит странно, знаю. Можешь считать, что у меня не в порядке рассудок, но…       — Я тоже помню этот момент, — признался Эйнаор.       Лаккомо мелко вздрогнул и поднял глаза на близнеца.       — И что мне думать? — спросил бессильно старший. — При том, что наш дом полон дъерков и других вещей, что все остальные люди Федерации считают «мистикой», тот случай не вписывается даже в мое понимание реальности.       Эйнаор растерянно пожал плечами.       — Я начинаю думать, что в ту ночь ко мне приходили, — сознался Лаккомо. — Я не знаю кто. Я не знаю как. Но у меня есть доказательства. И при том, никто из дворцовых дъерков не поднял тревогу. Даже Кхенасса спокоен.       Лоатт-Лэ почесал затылок, чувствуя, как брат встревожен. У Эйнаора тоже были все опасения переживать за брата, однако он впервые не знал, как ему помочь и что посоветовать.       — Мне было знакомо ее лицо, — продолжил Лаккомо, глядя в пол и вспоминая. — И ее руки. Это те, что уже некогда снились. Возможно… это и правда, явление кого-то из духов. И я помню то, что когда-то было со мной здесь в других жизнях. И тех, кто со мной был…       — Но те языки и символы, что тебе раньше снились… — осторожно заговорил Эйнаор, привлекая внимание брата, и заглядывая ему снизу в глаза, — …я не нашел в старых архивах.       Лаккомо поднял взгляд на близнеца и насторожился. Ощущая ментальную связку, старший понимал, что Эйнаор с ним честен. И что он искренне когда-то пытался помочь. Еще раньше, когда в юности они оба наслушались сказок про древних духов, явление предков по исключительным случаям. Даже про говорящих намшеров. Эйнаор не пропустил мимо странности брата и пробовал узнать его корни.       — Ты не говорил, что проверял их.       — Да, я проверял, — сознался Эйнаор. — И поверь, я не нашел даже близко похожего. И Эантар не нашел. Он даже спрашивал дъерков. У нас… не говорили на таких языках.       Лаккомо не изменился в лице. Лишь взгляд вновь устремился куда-то в неизвестные дали.       — Я не знаю, насколько для тебя это важно, — тихо сказал Эйнаор, подсаживаясь ближе и положив ладонь на плечо.       Аллиет-Лэ молчал, пробуя разобрать свои чувства. Важно? Он никогда не задумывался о прошлом настолько, чтобы оно становилось для него «важным». Скорее, редкие образы лишь мешали. Создавали лишние сложности и преграды на пути трезвой логики. Обычно память давала о себе знать какими-то необъяснимыми страхами. Глупыми решениями. Сомнительной ностальгией. И теперь еще ко всему прочему, память пускала корни в сердце, взращивая там нежный недостижимый образ, которого не существует в его окружении.       — Я не могу что-то с этим сделать, — сказал очевидное Лаккомо.       — А если бы мог? — спросил Эйнаор, пожалуй, даже чересчур быстро, чем следовало, но близнец не заметил, как у младшего дрогнул голос.       Лаккомо пожал плечами.       — Если тебя интересует, искал бы я старые корни — не знаю. У меня нет идей. У меня нет направлений. У меня нет причин. Есть ли для меня сейчас разница, где я жил раньше? Нет. Мой дом сейчас — это Тория. Семья — это ты. А остальное… только если моей жизни это сможет помочь.       Эйнаор кивнул, решив пока не затрагивать дальше тему. Свои образы и переживания он крепко закрыл под ментальным замком. Сейчас король просто чувствовал, что брат не готов слышать дальше. Даже сейчас он мысленно был не здесь.       Сам же Лаккомо отчасти все равно недоговаривал брату. Словно по-прежнему не мог подобрать нужных слов или определиться с отношением к образам. Но одно вице-король понимал в себе точно — он ждал новых странностей, словно ключей. Но были ли они окном в прошлое или неизвестное будущее Аллиет-Лэ не знал.       — А если это все-таки не местные духи? — неожиданно для Эйнаора спросил старший. — Как думаешь, мне стоит бояться?       Лоатт-Лэ напрягся, будто сдержал мимолетный ответ.       — Я думаю, на это можешь ответить только ты сам.       — Но ведь проход через Исток закрыт, — парировал Лаккомо, вскинувшись и посмотрев на брата как-то особо озадаченно. Словно тот был единственным, кто мог дать трезвый и понятный ответ.       Но Эйнаор вновь прикусил себе язык, чтобы даже случайно не оговориться о том, что когда-то разом успокоило его душу.       — Когда-то мы считали, что каждый из нас вовсе живет один раз, а потом его душа навечно получает покой в воздушных чертогах над Нефритовой горой, — в духе Учителя, туманно ответил король. — И если ты — живое опровержение, то я не знаю, как далеко и когда может свести нас с кем-то Исток.       — И что ты советуешь мне в этом случае? — тихо, почти шепотом спросил Лаккомо.       — Ждать, — уверенно ответил Эйнаор. — Только ждать.       

***

      Несмотря на то, что братья отвлеклись на столь неожиданный разговор, поход в главную достопримечательность корабля не был отложен. Лаккомо вывел Эйнаора вновь к коридору, а потом пригласил спуститься вниз по тому самому спуску, который король приметил перед заходом в каюту.       Оказалось, это был прямой проход прямо на мостик.       Тяжелые двери, которые, наверное, могли выдержать даже лазерный резак и уж тем более спасти головной экипаж от разгерметизации и прочих напастей, разъехались в стороны, пропуская внутрь венценосных близнецов. У обоих к этому моменту вновь вернулось приподнятое настроение. И если Лаккомо умиротворенно едва прикрывал глаза, готовый простить в этот момент своему экипажу всё, вплоть до пьяных плясок на консоли, то Эйнаор, наоборот, светился энтузиазмом.       В таком состоянии близнецы явились к дежурной смене экипажа, но на мостике их не встретили ни стриптизом под музыку, ни кинотеатром на весь обзорный экран. Чинно несущий свою вахту экипаж, под присмотром Калэхейна, позволил себе только вольно поприветствовать торийсткое Величество, не скрывая довольных от визита улыбок во все рожи. А после парочки непринужденных вопросов со стороны Эйнаора, народ и вовсе расслабился еще больше, радуясь как дети, которых навестил предок с подарками.       Но сутки с близнецом на борту только начались, и, желая как-то заполнить время полезными походами, Лаккомо повёл Эйнаора в свободную прогулку по кораблю. Дабы познакомить его со своим обычным образом жизни.       Правда, быт на корабле во время простоя в доках и во время боевого дежурства отличался, но для Эйнаора эта разница была не существенна. Король и без того подмечал, как им тепло улыбались при встрече. А кто-то и вовсе, будто специально, попадался на глаза, чтобы лично убедиться по слухам, разлетевшимся со скоростью чата, о явлении Величества на борт.       Беседы в процессе прогулки братья вели непринуждённые и в основном ностальгические. Иногда Лаккомо вновь делился старыми историями и казусами, которые происходили в том или ином месте на корабле, а Эйнаор только и умилялся, что у брата почти на каждую палубу и отсек за это время накопилось баек на пару часов.       Незаметно подошло время обеда, после которого братьев охватила сытая леность, и они вновь вернулись в каюту, где в безопасности от чужих ушей, Лаккомо первым спросил брата о полиморфах.       — Да, мы проверили все кристаллы, которые ты прислал, — сидя с ногами на диване и прислоняясь к подлокотнику, заявил Эйнаор. — С какими-то пришлось повозиться почти неделю. Настолько глубоко уснула там личность. Результаты не утешительные, признаюсь.       — Хуже, чем военные, признанные погибшими в бою? — спросил Лаккомо, сидя напротив в аналогичной позе, с той лишь разницей, что в руке он вращательным движением помешивал тёплый ягодный компот в термосе, из которого периодически пил.       — Военные — это полбеды, — отмахнулся Эйнаор. — По косвенным признакам мы вычислили двоих беспризорников с Цинтерры, еще троих прикованных к медицинским койкам после авиакатастрофы на флаере. И шестеро вели, по-видимому, наемный образ жизни, иногда участвуя в перестрелках на разных планетах и экспрессивно вступая в диалоги с работодателями.       — Это хуже, чем мы представляли, — проворчал под нос Лаккомо. — Удалось вычислить их имена? Могут ли эти люди быть чём-то связаны?       — Все не так просто, как первый раз, Лаки, — покачал головой Эйнаор. — С Бэкинетом повезло, он каким-то чудом сохранил большой и цельный пласт воспоминаний. Мы надеялись, что с остальными будет так же. Но он оказался исключением, которому повезло привлечь твоё внимание. Кстати, где он сейчас?       — Здесь на реабилитации, — абстрактно мотнул головой за спину Лаккомо. — Мои парни налаживают с ним отношения. Сперва он письменно кидал им ответы на консоль. Потом поставили динамик, аналогичный тому, что в конструкции гражданских полиморфов. Но в случае Бэкинета у меня есть подозрение, что он окажется не самым удачным примером как свидетель по делу военных полиморфов.       — Почему?       — У него повреждённая психика. С клинической стадией впавшего в детство. Его логика и поведение как у четырехлетнего ребёнка. Он вряд ли сможет нам сильно помочь при каком-нибудь официальном заявлении. Любой сторонний психолог скажет, что мы выставили в качестве ложного свидетельства — обученный искин, которого напичкали памятью человека.       — Жаль, — взгрустнул о сорвавшемся плане Эйнаор. — Кристаллы, которые достались мне, тоже использовать не получится.       — Почему? — теперь уже спросил симметрично Лаккомо.       — Как раз таки, потому что у нас нет точных имён. А их обрывочная память хуже, чем перемешанное слайдшоу, — всплеснул руками Эйнаор. — Мало того что извлекать и записывать с них образы моим менталистам тяжело и приходится давать отдых. Так ещё потом расшифровывать полученные данные удаётся с трудом. А сам я в это дерьмо один раз влез и больше пока не хочу.       Эйнаор поморщился, явно вспоминая чужой ворох образов. Лаккомо вытянул на диване босую ногу и положил ее брату под поясницу. Даже такое мимолетное прикосновение будто расслабляло разум близнецам.       — Лучше пусть этим занимаются другие, но медленно, чем ты, но быстро. Мы пока не спешим, — успокоил он.       Король тепло посмотрел на брата и улыбнулся, решив не язвить ничего про умение брата подгонять своим тяжелым молчанием.       — Как это все выглядит? — спросил Лаккомо о полиморфах.       — Как набор образов. Но не за что зацепиться. Можно узнать планеты по уличному антуражу. Больничные палаты по окружению. У кого-то ярко отпечаталось крушение на флаере. Кто-то помнит, как лишился возможности двигаться после переломов. Другие жили впроголодь и грелись на улице. А жизнь последних наполнена редкой перестрелкой. Но у кого-то эти воспоминания настолько призрачны, что могут оказаться вовсе игрой в виртуальные игры. И нигде не удалось выловить хоть зацепку о датах, именах, улицах. Даже больничных значков на ботах медобслуги не поймали «в кадр». Какие уж тут поиски чего-то общего.       Эйнаор печально положил ладонь брату на щиколотку и задумчиво помассировал как свою собственную.       — Все что нам удалось узнать это то, что на Цинтерре существует программа по отлову бездомных. Местные с нижних ярусов ее недолюбливают и охотятся за флаерами. Но официально программа распределяет бездомных по ресурсодобывающим планетам на низкооплачиваемую работу. И первое время бывшие бездомные работают в кредит, чтоб расплатиться за оказанное им лечение. Недовольных после работы мало. Потому что за рудники дают неплохие пенсии. Но это вразрез не сходится с фанатичной охотой цинтеррианцев внизу на сотрудников. Либо мы что-то не поняли. Либо они там недоговаривают. Но пока работа всех моих людей под прикрытием бесполезна.       — Нет. Не бесполезна. — Лаккомо задумчиво пригубил ягодный компот.       — Чушь. На этом не поднять волну, — расстроился Эйнаор.       — Ошибаешься, — принялся фантазировать Лаккомо. — На этом можно разыграть сценарий о несогласованном посягательстве на жизнь. Или насильственное принятие на службу без добровольного согласия. Которое в принципе невозможно взять у людей находящихся в клинической смерти или коме. Потому что если мы сможем доказать, что хоть кто-то из этих людей не подписывал контракт на использование своей личности, то это жесточайшее нарушение со стороны военных сил. Мы сможем надавить на Общественный суд моральными ценностями. И они вынуждены будут признать действия Цинтерры незаконными. В таком случае или процесс полиморфов затянется, и каждую машину начнут проверять по архивам в поисках контрактов. Или ОКФ вынудят разоружиться и снять всех полиморфов с кораблей. С последующим отключением и дарованием забвения всем желающим.       — А если они не захотят помирать? — вздёрнул бровь Эйнаор. — Все те бывшие беспризорники и парализованные у кого не было денег на страховку.       — Конечно, они не захотят! — всплеснул рукой Лаккомо. — Я скажу тебе большее, почти никто не хочет умирать, если ему предлагают. Но разбирательства затянутся на много лет. И за эти сроки мы успеем укрепить свои силы, построить флот, и в принципе отвлечем Цинтерру от вероятных планов господства в звездной системе.       — Звучит пока… складно, — ответил Эйнаор, будто бы гоняя этот план в голове, как головоломку и проверяя на прочность. — А как твои хакеры?       Лаккомо прикрыл глаза и покачал головой.       — Пока безрезультатно.       Эйнаор удивленно вытянул лицо.       — Хочешь сказать, что столько человек и твой корабль бессильны перед чужими серверами?       — Если бы мы знали, где искать информацию, то дело пошло бы быстрее, — парировал Лаккомо. — но командование Адмиралтейства получает послужной список машин, как досье на искины. Процент успешно проведённых операций, рекомендации к постановке во главу звена или подчинение. Коэффициент способности к оперативному принятию решений. Логи о переводах с корабля на корабль.       — А как же конструкторский отдел? — уточнил Эйнаор.       — Пока не обошли систему шифрования, — признался Аллиет-Лэ. — Да, проникли в сервера, но наткнулись на файлы, записанные на непонятном языке. Буквально, стилусом в руническом стиле, прочитать которые не представляется возможным. Идей по дешифровке нет. Это может быть хоть старый диалект времен каменного века Цинтерры, а может быть личное творчество какого-нибудь лингвиста. А без двухязычного образца усилия тщетны. Но мы уже начали подозревать, что вторжение в их сервера через интерсеть не помогут. Слишком мало файлов подобного типа. Соблазн расшифровать, конечно, большой. Но, информацию, за которой мы охотимся, не станут хранить с доступом во внешний мир.       — Закрытые сервера? — бросил наугад Эйнаор.       Лаккомо откинулся головой на подушку, которую притащил из спальни на диван. На лице вице-короля отразилась мучительная работа мысли.       — Если бы я работал с такими данными, то не доверял бы ни одной системе информационной безопасности, — начал изливать свои фантазии Аллиет-Лэ.— Помнишь, как у нас говорят? Боишься взлома — держи все в сейфе. Боишься кражи — держи в голове. А боишься ментального скана — то не знай ничего. Если бы мне нужно было построить такую структуру, которая работает с незаконной кражей человеческих личностей и посадкой в машины, то каждый мой отдел знал бы лишь часть информации. И находился бы на таком удалении друг от друга, как физическом, так и логистическом, что им бы в голову не пришло сводить подозрительные сведения. У меня бы штаб сотрудников промышлял или в реанимации, или в крематории, а заряженные кристаллы выгружали бы мусоровозами, которые обычно даром никому не нужны. А то, что эти мусоровозы курсировали бы по кольцу между сборочным цехом, рудниками и столичной планетой, тоже ничего подозрительного, потому что на топливе для них экономят. И сделать дугу на гравитационном колодце системы для них обычное дело. Если бы я заведовал конструкторскими отделом, то лишь единицы из моих людей знали бы, что они работают с людьми. И желательно, эти люди были бы хладнокровны, как палачи и необремененные родственниками. Желательно, воспитаны самостоятельно. Вероятно, таких сотрудников действительно мало. Тех, кто принимает решение об отправке людей в машины. Сотни. Может быть меньше. Те, кто… нажимают кнопку, — Лаккомо покрутил ладонью в воздухе, — …подсоединяют кристалл… кладут человека в капсулу. Не знаю, как именно это происходит, но для научников процесс оформляют очень помпезно и громоздко. Но я подозреваю, что в конструкторском отделе может даже не оказаться архивов о принятых людях. Их просто… никто не хранит.       — Как так не хранят? — склонил голову набок Эйнаор.       — Вот так, — развел руками Лаккомо. — А кому они нужны? Военным? Коллекционерам? Психологам? Этих полиморфов пускают в расход на убой. На передовую. С расчётом, что их собьют хоть в первом же бою. Повезет, если хлам удастся подобрать и вернуть на переплавку, где внутрь сунут новый кристалл. И ты мне говоришь, что кто-то будет хранить архивы по смертникам. Засорять сервера информацией.       — Но это… — не знал, как сказать Эйнаор.       — Ужасно? — припечатал Лаккомо. — Да. Я бы сам не хранил.       — Ты бы? — со скепсисом изумился близнец. — Не хранил?       — Разве что, по некоторым, — сознался со скрипом командир «Стремительного», невольно переложив фантазии на кого-то вроде своего экипажа. — И то в своей голове. У меня хорошая память, чтобы спустя годы вспомнить биографию и психопрофиль своих людей.       — Выходит, всё пока тщетно, — Эйнаор заложил руки за голову и потянулся, глядя в потолок каюты.       — Пока да. У меня кризис идей… — признался Лаккомо и тяжело устало вздохнул, опуская руки на спинку дивана и к полу. — Еще эти федералы со своими учениями… Адмирал… Рокконианцы, которые ссыкливо жуют свои мысли... — Аллиет-Лэ тихо, но грязно выругался по-торийски, помянув внебрачных выродков, рожденных в террином гуано. После чего опять удрученно вздохнул и добавил неохотно. — Разве что есть последний вариант — это искать ответы на Фарэе.       — Кстати о фарэйцах, — встрепенулся Эйнаор и цапнул брата за колено, отчего тот насторожился. — Мне донесли, а точнее сунули видео из Сети под нос, что ты притащил фарэйца на Торию. Не хочешь объясниться, братец?       Тон у Эйнаора был лучезарный, нежный, и даже без игольчатых шипов, которыми он иногда ядовито колол своих подчиненных. Сейчас близнец скорее играл интонацией, нежели имел что-то против.       — Я обещал его у нас покормить, — пространно махнул рукой Лаккомо. — За содействие. И просто по дружбе.       — Я помню, что ты купил себе какого-то фарэйца, — приставив указательный палец к губам, сказал Лоатт-Лэ. — Но факт дружбы прошел мимо меня.       — Да как-то все не до того… — сознался старший, опуская глаза и осознавая, что проштафился.       — И какую еще часть своей жизни ты мне не рассказал? — Эйнаор стал само очарование и внимание, хлопая яркими фиолетовыми глазами.       — Наверное, ту, где я опять недавно был на Фарэе… — лениво протянул Лаккомо, закрыл глаза и вновь откинул голову на подушку.       В каюте повисла тишина, которой Аллиет-Лэ блаженно наслаждался, пока брат молча переваривал услышанное. Тишина была такой приятной и впервые не одинокой, что Лаккомо невольно расслабился и разомлел, даже ощущая на колене чужую ладонь. Хотя почему чужую. Если ладонь была братская, а ему он позволял дотрагиваться даже до коленей, которые в принципе нервно реагировали на прикосновения посторонних и вызывали у Лаккомо непроизвольное желание сразу ответно пнуть.       Но вдруг рука Эйнаора резко сжалась, и Лаккомо распахнул глаза, едва удержавшись от рывка.       — …Опять? — передразнил младший, наконец, собравшись с мыслями.       — Эйнэ, отпусти, — попросил брат.       — Я, видать, что-то не понял, — не унимался Эйнаор. — Или не воспринял всерьез. Когда, и главное как ты успел побывать на Фарэе? Ты расписывал мне ее, как гнездо пиратского разврата.       Лаккомо таки выдернул колено из руки брата и судорожно потер ее.       — Да, это так, — согласился старший. — Я бывал на ней и раньше несколько раз. Но не глубоко. В загоне для туристов. Переоделся, перечесался. Кто меня там узнает…       — А сейчас?       — Жейк провез дальше в их город, — признался Лаккомо. — Я со своими людьми пытался вычислить, куда стекаются кристаллы полиморфов. Он сам не знает. А у нас сканеры тоньше настроены.       — И ты был в центре пиратской планеты? — уточнил Эйнаор.       — В одном из столичных городов, — поправил командир.       — Не важно, ты был среди пиратов. Лично?       — Да… — напряженно отозвался старший, заподозрив по тону брата очередной свой недочет.       — Не боясь, что тебя там узнают?       — Я умею делать хороший макияж! — приостановил порыв Эйнаора близнец.       Лоатт-Лэ только закатил глаза.       — Макияж он делает…— занудно проворчал король. — Да хоть полный грим под фарэйца. Ты ходишь туда лично!       — Между прочим, не зря, — опять оборвал брата Лаккомо. — Кхэнасса нашел там кого-то странного. Не считая того, что я узнал, о наличии старой группы полиморфов на планете, которая держит Рынок.       — Старой… что? — переспросил Эйнаор, мысленно отмахиваясь от всех образов, посыпавшихся по ментальной связи. Красное небо, работа под прикрытием, куча народа, духота, шипение Кхэнасса на странную дичь. Все это было не существенно.       — Да, я знаю, как это звучит, — согласился Лаккомо, потирая переносицу.       — То есть мы трахаемся над кристаллами, пока на Фарэе живут военные машины? — аж перешел на базарную речь король.       — Не уточняется, какие машины, — поправил командир.       — Явно не блаженные лаборанты!       Лаккомо промолчал, затрудняясь с ответом. Его сведения о фарэйских полиморфах были скудны. Жейк помнит их с самого детства. А это неполных тридцать пять лет. Отчего-то эти цифры заклинили в голове вице-короля, и он решил, не переспрашивая, что речь идет про полиморфов, созданных по технологии гражданских. Ведь военных механоидов начали разбавлять полиморфами совсем недавно. Да и Жейк так категорично был настроен против тех полиморфов, что среди экспрессивных выражений в духе: «эти мудаки железные опять болты клали на наши порядки», у вице-короля как-то не возникло мысли лезть туда за ответами на свои вопросы.       А вот у Эйнаора, похоже, был свой взгляд на ситуацию. И там где Лаккомо вкапывался в подозрительные глубины вслед за непонятным движением, король поймал за хвост очевидную вроде бы мысль:       — Слушай, а почему бы их просто не спросить…       — Кого? — протупил Лаккомо.       — Полиморфов.       — О чем..?       — О том, кто они!       Лаккомо туго догонял брата в мышлении, словно бы вплавь пробираясь мимо захламленных собственных мыслей.       — Наверное, потому что они в центре пиратского рынка…       — После твоего похода в город — это не оправдание, — пригрозил Эйнаор брату пальцем.       Лаккомо тихо беззлобно прорычал, нервно взъерошил свои волосы и тут же пригладил обратно. Иногда брат со своей дотошностью вызывал желание проораться.       — Эйнэ, что ты хочешь? — наконец, взяв себя в руки, спросил Аллиет-Лэ.       — Чтобы ты, Лаки, сам или твой фарэйский друг, узнали больше про этих полиморфов, — терпеливо, поясняя как ребенку, ответил Эйнаор. — Потому что, может все окажется не так сложно, как мы считали? Фарэйцы собирают кристаллы. У них свои полиморфы. Судя по твоей памяти, живут они там свободно. Бывшие гражданские это, или военные, какая разница. Если они давно имеют дело с кристаллами, то у них явно больше информации, чем у нас.       — Нет гарантий.       — Так и на взлом чужих мозгов нет гарантий! — широко раскрыл руки Эйнаор. — Попробуйте!       — Это явно вооруженные парни… — с прищуром, сказал Лаккомо.       — Так вам их не убивать.       — А если сольют о наших делах?       — То есть, рокконианским хлыщам, готовым мать родную продать, ты доверяешь, а пиратам, которых на Цинтерре радостно казнят, как только они высунутся, ты довериться не хочешь. Лаки…       — Хорошо, я понял! — рубанул ладонью по воздуху командир «Стремительного».       Эйнаор самодовольно улыбался, испытывая искреннюю радость, что в чем-то пусть и мелком, ему удалось близнеца переиграть. Особенно на его поле. Хотя Лаккомо, конечно, выглядел от этого подавленно и обезоружено. Признавать собственную недальновидность он не любил и не умел.       В конце концов, Лоатт-Лэ привстал, дотянулся до брата, положил ему ладонь на плечо и проницательно взглянул снизу в глаза.       — Считай, это мой порыв интуиции, — шутливо улыбнулся Эйнаор. — Что все может оказаться куда проще.       Лаккомо беззлобно взъерошил брату волосы и тепло улыбнулся в ответ. В этот момент ему захотелось всегда иметь возможность вот так быстро и легко дотянуться до близнеца пусть и в ребяческой манере. А еще получить какое-нибудь умное заключение, которое сам не заметил. На язык просились разные слова, от мелкой глупости до чего-то возвышенного. Хотелось одновременно и продолжить тему, и забыть про всё, просто позволив всей звездной системе катиться, куда ей угодно.       Аллиет-Лэ мягко заключил лицо брата в ладони и приблизился, соприкоснувшись лбами. В голове вертелись умные слова и про безумную благодарность, и про бесконечное счастье, за неисчерпаемые умные советы. Но для Лаккомо все эти слова казались слишком пафосными в такой простой момент. Эйнаор молчал, блаженно подсев на щедро подставленную волну ментала и слушал ее как мелодию. И наконец, когда у старшего окончательно улетели все мысли о работе, и остался только Эйнэ, самый близкий родной человек, простые слова сами сорвались с языка:       — Как же я рад, что ты у меня есть…       А потом, видя, как близнец едва не заискрился счастьем, Лаккомо притянул брата за плечи, а еще через несколько мгновений уронил сверху на себя, заключив в объятья и смеясь, как в детстве. Эйнаор смеялся вместе с ним, и в тот момент обоим близнецам казалось, что во всей звездной системе для них нет ничего невозможного.