Проект: Полиморф. Созданный монстр

      Космическое пространство Роккона       Те, кто видел «Стремительный» впервые, почти всегда спрашивали одно и то же: почему он похож на морское судно? Ведь это же космический корабль и он может выглядеть как угодно! К примеру, быть массивным и брутальным, как «утюги» бордианцев. Или состоять из прямоугольных секторов, как цинтеррианские крейсеры. На крайний случай есть же странные остроугольные кораблики Флайтона и хищные, аэродинамические космолеты Роккона. «Стремительный» не вписывался даже в округлый дизайн всего торийского флота. Его форма герметичного морского линкора ставила многих в тупик.       Экипаж подсовывал людям самые разные ответы, которые коллекционировал все долгие годы на службе. К объяснению с умным видом привлекали сложные расчеты, изображали необъятные проектные чертежи, ссылались на многомерную математику и даже хохмы ради цитировали чью-то тираду: «Эмпирически доказано, что заостренная клиперская форма носовой части вкупе с обтекаемым корпусом из полиаркона повышает быстроходность в гэло-сфере подпространства по вэло-струнам и облегчает нейропроцессору этап кодирования частиц при погружении».       Ходили слухи что этот словесный шедевр записали со слов самого командира, как и половину остальных не повторяющихся ответов. Главное, что после любого такого объяснения никому и в голову не приходило дальше продолжать расспросы. А настоящий ответ, как и положено, был слишком прост, скучен и очевиден: «Потому что командиру так захотелось».       Лаккомо обожал свой корабль, словно тот был живым существом. Он любил его как личное детище и как чудо, которое он создавал с пятнадцати лет. Конечно, конструированием и строительством «Стремительного» занимались лучшие торийские инженеры, техники и программисты. Однако, и Лаккомо лично внес весомый вклад в воплощение своей мечты в жизнь. И дело было не только в дизайне внешнего корпуса и в ряде конструкторских особенностей и планировки.       Аллиет-Лэ, как полноправный хозяин своего корабля, по сей день занимался развитием интеллекта «Стремительного», и конкретно его искусственной личности, с легкой подачи получившей от Лаккомо имя Эо.       На первый взгляд «Стремительный» не отличался от всех кораблей в звездной системе. Обычная, лишь очень напиханная вооружением «космическая консерва» каких в Федерации достаточно. Но экипаж, который знал, на что обращать внимание, иногда замечал, как Эо начинает проявлять характер.       Это было подобно проявлению призрака. Своеобразного хранителя, который иногда мог своевременно подать сигнал о проблеме и самостоятельно включить тревожный огонек. Или вовремя открыть двери, если кто-то не глядя мог уткнуться носом в глухую панель. Иногда Эо коварно отключал свет в жилой каюте, если кто-то из экипажа нарушал режим сна. Или, что стало для торийцев неожиданностью, иногда проявлял странные манеры мелочной иронии. Как например, включая самолично музыку под настроение в кают-кампаниях или подавая звуковые эффекты в коридорах. От шума чужих шагов, до противного писка «неисправных» динамиков или даже неслышимых ушам звуковых частот, вызывающих у присутствующих эмоции от беспокойства до релаксации.       Поначалу, конечно, экипаж эти мелочи не замечал. Потом с годами случайности начали накапливаться и становиться предметом общественного обсуждения. Было время, когда люди на корабле решили, что эти мелочи — происки сетевых администраторов, которым иногда спускали такие задачи в качестве учений для моральной подготовки корабельного состава к любым нестандартным ситуациям. В назидательных эффектах тайно подозревали даже самого командира! Экипаж нервничал, судорожно искал поломки, надеясь, что это все-таки учения, а не реальные проблемы. Но спустя несколько недель кропотливой работы, после поднятия километров сохраненных логов сами сетевые администраторы предоставили экипажу неопровержимые доказательства того, что корабль начал «оживать».       И, странное дело, такой итог мгновенно устроил весь экипаж. Мелкие действия начали выносить на всеобщее обсуждение и вскоре во всех случайностях проследили логику. Команда дружно вздохнула с облегчением, перечеркнув страхи о накопленных поломках и ошибках. Но, подумав, напряглась, от необходимости теперь еще подстраиваться под сам корабль. Сам факт необходимой дружбы со Стремительным многих поставил в тупик. Были откровенно переживающие за свою безопасность. Но после военного совета с Лаккомо, который сознался, что давно в курсе происходящего и сам стимулирует корабль к развитию, люди в большинстве успокоились и прониклись к своему космическому дому еще большей гордостью и симпатией.       Особенно за то, что «Стремительный» демонстративно остро реагировал на многих федералов, по долгу службы являющихся на корабль для разговора с Лаккомо. И чем больше кто-то из офицеров скептично морщился на бесстыжую роскошь свободного пространства в шестикилометровом корабле, тем больше Эо начинал ему досаждать. Предугадать, что очередной раз изобретет корабль, было невозможно. Бывало, что в коридоре для таких скептиков он начинал сверкать резервной иллюминацией, как праздничный танцевальный зал. А случалось и наоборот, что чужаки спешили покинуть его, бледнея от необъяснимой паники, будто на них сам призрачный намшер в коридоре вышел.       Удивительно только, что корабль не «пакостил» в присутствии командира. То ли так выражая свою покладистость, то ли из уважения не портя Лаккомо работу. Сам же Аллиет-Лэ про особенности поведения Эо с чужаками знал и молча поощрял, что у молодых членов экипажа вызывало вопросы о характере самого командира. Ведь строгому генералу не престало дозволять своему детищу такие каверзные выходки.       Но, как говорится, росток от дерева не далеко распускается… И «Стремительный» с годами вбирал в себя от хозяина все то, о чем экипаж даже успел подзабыть за последние годы. А именно командирскую изобретательность, мелкую говнистость и умение найти применение всем скучающим.       Но даже при том, что Лаккомо, не скрывая, тепло относился к кораблю, как к своему детищу и прощал ему многое, бывали случаи, когда Стремительный начинал чрезмерно заигрываться. Экипаж всегда пытался сначала сам договариваться с кораблем. И лишь потом, если искин откровенно мешал работе, о сложностях докладывали Лаккомо.       Однако, даже тогда Аллиет-Лэ не прибегал к грозному тону, а невольно просил Стремительный очень бережно, будто общался с ребенком.       Чего только стоили высказывания Лаккомо, брошенные в моменты хорошего настроения.       — Эо, перестань играть с дъерками шаровыми молниями в реакторной. Это не аквариум, а они не рыбки. Дъерки обижаются, люди пугаются, а в итоге заполняются не твои экспериментальные таблицы, а сортиры.       Говоря это, Лаккомо расслабленно полулежал босиком на мягкой кушетке в своем персональном закутке сада на корабле. Просторные брюки не сковывали движений, а темно-синяя рубашка, вовсе развязанная, прикрывала лишь плечи, оголяя теплому ветерку поджарый торс. В руках командир держал легкий рабочий планшет, который опирался ребром ему на живот, а в наушниках-вкладышах тихо играла музыка. Здесь в личном саду Лаккомо мог позволить себе выглядеть как угодно, не боясь, что за ним наблюдает кто-то из экипажа.       Пышные заросли плетущегося растения опутали почти все панели на стенах и поднялись на потолок, свесив гроздья нежно розовых цветов над бассейном. В тишине этого сада с настоящей травой на землистой почве можно было легко забыть, что за зеленью скрываются металлические стены космического корабля, а не каменная просторная пещера. Даже вода здесь в бассейне шла мелкими волнами от гуляющего ветра, искусственно созданного вентиляцией.       — Эо, я все вижу… — предупредил спокойным тоном Лаккомо, едва сощуривая в улыбке глаза поглядывая на мелкую таблицу скачков напряжения, выведенную на боковую панель планшета.       Словно бы в ответ несколько ламп в саду попеременно мигнули, чуть приглушили свет, а напряжение в реакторной пришло в норму.       — Благодарю, — с мимолетной улыбкой отозвался командир. — Кстати, запиши себе еще этот инструментальный альбом. Тебе понравится. Думаю, ты найдешь ему применение.       Палец вице-короля коснулся иконки музыкальных композиций на планшете и искин корабля мигом стянул из интерсети помеченный альбом куда-то себе в долговременное хранилище. Лаккомо знал, что потом Эо их изучит, обработает, возможно, доделает до некого идеала, компенсируя фактор не идеального человеческого слуха, и на выходе предоставит потом нечто волшебное. Что назовут нереальным. Завораживающим. Мистическим. Потому что, как бы не старались человеческие композиторы, все люди по своей природе имеют очень ограниченный слышимый диапазон. И исключительно по биологическим качествам они не в состоянии придать музыке то богатство тонов, каким может наделить ее искусственный интеллект, который видит музыку, как картину.       Сейчас Эо мог уже сам сочинять музыку. Боевой корабль, флагман торийского флота, персональный космолет вице-короля… был хорош в творчестве. Правда, пока только по просьбе и пока используя некогда сохраненные мотивы. Лаккомо старательно подбирал темы и настроения, которые «скармливал» своему искину, словно всерьез рассчитывал воспитать в нем некий характер и привить чувство вкуса. Но, как и в жизни, разум корабля впитывал все, что происходит в его стенах, запоминая и анализируя любое услышанное и увиденное от экипажа.       И можно было бы сказать, что спустя пятьдесят лет полета характер Эо безнадежно вобрал в себя не лучшие качества, но Лаккомо не бросал обучение, воспитывая только начинающий демонстрировать себя искин.       Покачивая стопой в такт музыке, Аллиет-Лэ листал на планшете новостные сводки, как вдруг в маленьком окне чата, оставленном специально без адреса второго собеседника, вдруг высветилась короткая иерографичная надпись на торийском языке:       «Э. С-В?..»       Несмотря на то, что Эо уже несколько лет приглядывал за экипажем и в последнее время начинал с ним взаимодействовать, его прямое общение с людьми было пока еще весьма образным и схематичным. Но Лаккомо, как настоящий воспитатель, понимал его даже в таком контексте.       — Да, брат обещал зайти к тебе в следующий раз, когда мы прилетим домой, — с улыбкой ответил командир. — Ты наконец-то его увидишь. И обещаю, что задержу его здесь на все время стоянки.       Экран чата словно бы удовлетворенно опустел. Но вскоре мигнул новым словом.       «М. С-В?..»       Лаккомо на мгновение подвис, а потом, когда понял, покачал головой.       — Нет, Эо, это будет слишком, — сказать, что у корабля нет понимания чувства меры, у мужчины язык не повернулся. Конечно же, его не было. — Королеве здесь делать нечего.       «Просьба», — высветилось под предыдущим словом.       — Я понимаю, что тебе любопытно, но Мариэлла может не оценить. К тому же ей лучше не испытывать пока лишних перегрузок.       «+1!»       Лаккомо вздохнул и закатил глаза к потолку.       — А, вот что тебе важно… Эо, если я согласился принимать участие в воспитании двоюродного племянника, это еще не значит, что ты можешь считать его моим сыном.       Однако, у искина, похоже, было свое понимание ситуации, отчего в чате высветился радикально укоризненный ответ:       «Ты ошибаешься!»       Лаккомо запрокинул голову на небольшую подушку, потер пальцами переносицу, а потом тихо рассмеялся, понимая, как вся эта беседа звучит со стороны. И это при наличии штатных психологов на борту.       Эйнаор во время визита близнеца во дворец всячески взращивал в брате мысль, что от воспитания наследника он не отвертится. Сперва Лаккомо воспринял идею с настроженностью. Потом не увидел у Мариэллы отказа. А когда родной отец будущего наследника, Инарэс, лично поговорил с Аллиет-Лэ, оставшись наедине, командир Стремительного смирился. И еще больше потеплел. Аргументы у гвардейца были непрошибаемые и даже такой стратег и тактик как Лаккомо вынужден был согласиться. Будущему наследнику Тории светят сложные времена. И в детстве ему нужны сильные духом родственники, которые не обделят любовью.       В конце концов, логика Эо вообще не видела разницы между отношением Лаккомо к себе и к потенциальному наследнику. И тот и другой — воспитанники. А Аллиет-Лэ уже сталкивался с трактовой «брата» по отношению корабля к не рожденному племяннику.       — Главное, чтобы Эйнэ пока не узнал раньше времени, что ты хочешь за всеми подглядывать, — вынес вердикт Лаккомо, понимая, что близнец иногда может оказаться на удивление внимательным.       «Дъерки», — как бы виновато и к слову напомнил искин.       — Ну да, конечно, он привык к своим зрителям. Но, Эо, пожалуйста, для начала не пугай его.       «?»       И вот как ему объяснить… Работа у Лаккомо встряла насмерть. Хотя какая здесь в саду работа, если вся обстановка настраивает на то, чтобы отдохнуть несколько часов, а он сам конченный трудоголик, который не удержался от вольного скольжения по новостям.       — Как бы сказать… — начал пространно Аллиет-Лэ, глядя абстрактно в потолок, где даже не было камер. — Люди не любят, когда за ними подсматривают без предупреждения. Будь то дъерки, прислуга, телохранители или их корабли. Им сперва нужно привыкнуть. Понять. Смириться… — Лаккомо чувствовал, что все слова звучат крайне не убедительно. Он сам в них не верил. В свое время командир был счастлив, когда узнал, что родной искин способен к анализу и давно за ним наблюдал. — Ладно. Забудь. Люди просто странные, а твой хозяин скорее исключение из странностей и готов прощать тебе всё. За одно только наличие…       Как сыну… Подумал Лаккомо, но не договорил, и слова эти застряли в горле.       Но корабль будто все понял. Вместо словесного ответа Эо стер все ранее написанное в чате, а потом высветил короткий и лаконичный символ, означающий в родном языке «я», «любовь», «ты».       Лаккомо тепло улыбнулся в экран, тихо хмыкнул и прогреб пальцами отрастающие волосы, взъерошив их.       — И я тебя тоже.       Эо довольно мигнул ближайшими к Лаккомо лампами, и вентиляция в отсеке тронула ветерком его волосы.       Аллиет-Лэ бессовестно купался в теплых чувствах, наконец-то ощущая себя счастливым и умиротворенным. Сейчас в последние месяцы все шло идеально. Особенно после того как они решили вопрос с Мариэллой и зависимость близнеца перешла в спокойную фазу. Даже Федерация на фоне этого перестала доставлять им проблемы. Даже кланы отошли куда-то далеко на третий план.       А все потому, что теперь Лаккомо регулярно, хотя бы раз в неделю, находил время, чтобы вернуться на Торию. Выкраивал лишние часы, сокращал где-то время поездки, а иногда выбивал за личный счет для всей Тридцать Пятой эскадры несколько суток отпускных за успешно проведенную операцию.       И хотя адмирал Корлин Андар на Цинтерре был мужик не тупой, отказать своему лучшему генералу в поощрительных выходных, он не смел. Вынужденно мирился с растущими требованиями от своевольного торийца, терпел показную вежливость и лощеную рожу вице-короля на собраниях в метрополии и регулярно получал запросы от пресс-центра, куда жадно слетались журналисты, которые не иначе как мистическим образом узнавали, что Тридцать Пятая всегда выходила без потерь.       Относительно недавно адмирал даже пригласил Лаккомо к себе лично в кабинет, до начала официального собрания по вопросу освобождения Фхины от флайтонских войск. Но даже тогда адмирал был заведомо пессимистично настроен на разговор с торийцем. Привычка или непроницаемая довольная рожа собеседника подсказывали коренному цинтеррианцу, что разговор пройдет безрезультатно.       — Генерал, Сан-Вэйв, давайте сразу начистоту… — начал без долгих прелюдий грузный седой мужчина, монументально сидящий за массивным стальным столом. — Я получил уже сотни обращений от журналистов, которые, кажется, поселились под колоннами Адмиралтейства. Они опередили своими вопросами даже звонок Канцлера. Все спрашивают, как быстро именно вы сможете отбить у флайтонских сил Фхину. А теперь объясните мне, почему я должен отправить туда кого-то другого.       Адмирал Андар служил в ОКФ и поднимался по карьерной лестнице столько лет, сколько Лаккомо уже сидел на своей должности. И он прекрасно помнил, что торийская венценосная птица уже побыла занозой в заднице у двух его предшественников.       Поэтому Андар не питал надежд как-то заставить или прогнуть Лаккомо под себя, а предпочел после нескольких безрезультатных диалогов идти на компромисс. И, о чудо, к его удивлению, это подействовало! Вице-король стал намного более сговорчив, и сменил свой стандартный презрительный скепсис на терпеливое открытое общение.       Вот и тогда такое начало разговора Лаккомо заставило малость улыбнуться и вежливо разъяснить всё, как есть.       — Адмирал, мы все знаем, что с момента вторжения флайтонских кораблей в воздушное пространство Фхины прошло уже около трех часов, — сидя напротив, сложив пальцы домиком начал объяснять Аллиет-Лэ, периодически жестикулируя. — Еще минимум четыре часа пройдет прежде чем моя эскадра прибудет к планете в полной боевой готовности. За это время любые вторженцы успеют заминировать стратегически важные для Федерации объекты. И ни я, ни какой-либо другой генерал космических сил, в полномочии которых нет десантных групп специального назначения, не помогут вам в ликвидации сил противников на Фхине. Удары по оставленным наверху космическим кораблям приведут к эскалации конфликта и вынудят флайтонских вторженцев подорвать электростанции.       Адмирал хмуро слушал ответ и, к своему негодованию, не находил, к чему придраться. Более того, он понимал, что ему нужен был подобный ответ. Четкий, простой, со знанием дела. Потому что все его штабисты сыпали лишь абстрактными предположениями.       С другой стороны Лаккомо тоже высказывал лишь свои теории. Однако из его уст они звучали… убедительнее.       — Замечу, что я говорю про электростанции, а не про сами заводы, которые на них работают, — подняв указательный палец, дополнил Лаккомо. — Это общеизвестная информация, что взрыв ядра на термоядерном синтезе приведет к колоссальному ущербу. Не говоря о том, что все соседние сектора с заводами остановятся без питания. Посему, адмирал Андар, на вашем месте, я бы передал эту задачу в первую очередь развед диверсионным группам. И для отвлечения внимания противника, а так же для охраны космического пространства планеты от новых кораблей, отправил бы туда на постоянное дежурство какую-нибудь свободную эскадру. К примеру, Десятую, которая на прошлой неделе как раз была снабжена наземными машинами нового поколения.       Адмирала бесило в Лаккомо всё. Начиная от его безупречно выглаженного серого мундира, заканчивая нестареющей рожей, которая в последние месяцы словно бы, наоборот, помолодела. Бесило Корлина Андара и то, что этот всего лишь генерал позволял себе высказываться в подобном духе и давать советы. И, наконец, до коликов адмирала бесило то, что советы он слышал хорошие, к которым, с большой долей вероятности, он прислушается. И ради этих советов он сам шел на поводу проблемного торийца, который достался ему как бестолковое наследство. Андар даже несколько раз думал о том, как бы избавиться от вице-короля в своих подчиненных, но бюрократический аппарат Федерации не находил ему места и применения! Понизить в должности торийца было не за что, повышать некуда, а его рапорт об отказе принимать вице-адмиральский и адмиральский пост уже тридцать лет хранился в архиве. Якобы кабинетные обязанности верховного поста не подходят ему, привыкшему сражаться и решать скоротечные боевые задачи. С тех пор это точное, но мелочно обидное высказывание стало своеобразным летучим выражением в среде всего космического командирского состава. Которые с тех пор оправданно держались за свои младшие должности и утвердились во мнении, что позолоченные значки в ОКФ хороши только для поседевших старперов.       Больше поднять моду на генеральский пост в те годы было просто невозможно. С тех пор каждое явление вице-журавля в Адмиралтейство вызывало у младшего офицерского состава нездоровый ажиотаж, который на волне последних событий, стычек и побед поднялся вновь. Кто-то с Лаккомо откровенно негодовал за холодность, кто-то терпел и по-тупому завидовал славе, молодости, даже богатству, а кто-то с жадностью ждал от него очередного фразы, которую можно разобрать на цитаты.       Так и выходило, что избавиться от проблемного торийца в ОКФ можно было только отстранив от федеральского флота, рискуя получить вольно разгуливающую по космосу шестикилометровую вооруженную частную яхту. Или избавиться от общения с торийцем путем собственной отставки. На что адмирал пока не готов был пойти.       Вот и тогда в разговоре, помассировав виски, адмирал очередной раз смирился с Лаккомо и его доводами и тихо ответил:       — Теперь хоть будет что ответить Канцлеру…       Лаккомо это никак не прокомментировал, терпеливо сидя в позе отличника с идеальной осанкой. Как всегда.       Адмирал прищурился, остро смотря на своего ровесника, пытаясь углядеть в фиолетовых глазах хоть намек на иронию. Но Аллиет-Лэ не издевался над цинтеррианцем, не смеялся над его ситуацией в душе, а просто молча ждал, что от него может потребоваться.       В такие моменты он до безобразия выглядел идеальным. И это вымораживало адмирала, который привык видеть какие угодно лица в своей среде, но только не равнодушные. У всех генералов хоть что-то крылось за душой. Кто-то воротил нос от его цинтеррианского происхождения, кто-то презрительно негодовал от сослуживца. Другие просто гнались за славой или демонстративно показывали, как устали от бюрократической волокиты и болтологии. Словом, все они выглядели нормальными людьми со своими тайными проблемами.       А этот же не выглядел никак.       — Что ж, генерал Сан-Вэйв, — Андар решил, что на этом разговор исчерпан. — В таком случае вы свободны. Но я позабочусь о том, чтобы под вашим командованием появились группы специального назначения. Для предотвращения впредь таких случаев.       Лаккомо, к удивлению адмирала, не возразил от пополнения, кивнул, но внес дополнение.       — Если у меня есть выбор, предпочту пополнить боевой состав за счет машин.       Адмирал удивленно вздернул бровь.       — Проясните, — требовательно попросил Андар.       — Конечно, адмирал. Все просто, — словно даже скучающим тоном отметил Лаккомо. — Машины непредвзяты. В отличие от людей, которые в нынешнем обостренном состоянии звездной системы могут быть брошены на бой против своих друзей, сородичей или родственников. Насколько мне известно, процент переселенцев между метрополией и колониями велик. А где силам ОКФ придется действовать в следующий раз — нам не угадать. Поэтому, по возможности, чтобы избежать разногласий и негодований внутри служебного состава эскадры, я бы выбрал машины для непосредственных контактных боев с силами будущих сепаратистов.       — Сепаратистов? — даже уточнил адмирал.       — Думаю, после того как Цинтерра откажется идти на компромисс с Флайтоном, к жителям колонии, с большой долей вероятности, можно будет применить этот термин.       Адмирал долго, не мигая, смотрел на собеседника, но так и не смог ничего углядеть за равнодушием торийца. Как будто его вообще не волновало все, что творится между сторонами Федерации. Как и его близнеца, который поддерживал в Сенате нейтралитет, но проголосовав за подъем налогов, вроде как занял позицию на стороне метрополии.       — А у вас, генерал, уже случались в эскадре подобные конфликты? — решил уточнить Андар.       На что Лаккомо не моргнув глазом ответил.       — Они всегда были, Адмирал. Но я не довожу единичные разногласия и конфронтации личного состава до трибунала, — и после короткой, но тяжелой паузы он выразительно добавил. — В конце концов, люди не виноваты, что адмиралтейство приписывает их под командование «желтолицому торийцу».       Адмирал не сдержался, кашлянул и прочистил горло. Это была еще одна причина, по которой он хотел избавиться от Лаккомо с его пафосным кораблем во флоте, но не мог.       А вице-король задумчиво скосил взгляд вверх и вправо, словно задумавшись на будущее, что эскадра из машин вместо людей может быть очень даже заманчивой идеей.       Андар мысленно сплюнул. Пронырливость его бесила во всех без исключения.       — Будут вам машины, — с отмашкой сказал адмирал. — Но не раньше, чем появится свежая партия.       Или не раньше, чем он, адмирал, кого-нибудь расформирует. Но вслух мужчина, конечно же, этого не произнес.       — Как скажете, — послушно согласился Лаккомо.       — Свободны, — Андар отпустил глаза на экран своего настольного монитора, давая понять, что дел у него, кабинетного человека, по горло.       Лаккомо тихо встал, без лишних шумов отодвинув стул, и собирался уже направиться на выход, когда вдруг тяжелый и уставший тон адмирала остановил его.       — Полагаю, это регулярные полеты на Торию на вас так повлияли? Вы стали выглядеть… лучше.       Адмиралу Андарю пришлось выдавить из себя это слово, к своему стыду понимая, что он просто завидует. Чудодейственное омоложение на теле все равно не счищало какую-то общую дряхлость и пыльность в мыслях. А этот тип, словно наоборот, посвежел за время последних «охот за пиратами». И ладно бы его омолодили курорты. Но закрытая Тория у адмирала была синонимом недоступности.       — Да, — Лаккомо обернулся и слегка улыбнулся. Ровно столько, сколько надо для обозначения вежливой беседы о погоде. — Я прекрасно отдохнул на родине.       Адмирал не видел причин отказывать вице-королю в выходных, особенно осознав, сколько времени «Стремительный» экономит в перелете без эскадры на буксире. Отчасти это был его хитрый план, которым Андар мелочно гордился. Давая птице волю, он смог хотя бы приблизительно оценить, сколько времени у корабля занимает перелет. А когда узнал, то ужаснулся.       — И в чем секрет вашего отдыха? — участливо спросил адмирал.       Лаккомо на миг скосил взгляд, вспоминая.       — Хороший сон. Водные процедуры. …И счастливая женщина.       Заминка не осталась для адмирала незамеченной, и Андар, наконец, углядел в собеседнике то, что ожидал. Иронию! Хоть что-то честное и по-настоящему едкое. А еще мимолетный наклон головы, и взгляд, словно готовый к вызову.       Адмирал решил, что он попал, куда нужно!       — В таком случае, буду искренне рад когда-нибудь узнать, что у вас появилась семья, которая сотворила с вами такое чудо, — и тут Андар даже не врал. В глубине души он надеялся, что если кто-то и может посадить торийца на планету, так это семья и дети.       Но как же он ошибался.       Лаккомо просиял в широкой улыбке, скрывая за ней иронию. Ему было выгодно, чтоб адмирал обманулся. Пусть верит, что он сядет на землю. Пусть считает, что его есть за что взять. В конце концов, Аллиет-Лэ знал, как федеральские люди относятся к идейно холостым офицерам.       Вице-король позволил себе даже немного смущенно опустить глаза вниз, показывая толику настоящего смущения от поднятой темы. Пусть его сочтут смягчившимся. Пусть решат, что у него появилось тайное слабое место.       Поднимая вновь взгляд на адмирала, Лаккомо немного покраснел, но ответил теплой житейской улыбкой.       — Я передам ей, — ответил вице-король, не уточняя, что речь идет о семье в целом, а не о конкретной возлюбленной.       А следом покинул кабинет, как ни в чем не бывало, умело взяв себя в руки. И только чувствуя позади адмиральскую очередную зависть. Своя любимая старушка у него для бодрых ночных игр была уже не годна.                     Тихий монотонный сигнал, исходящий из планшета, разбудил Лаккомо, случайно заснувшего в своем саду.       — Хватит… — попросил командир, потирая глаза и с наслаждением потягиваясь на лежаке.       Звук тут же утих, подтвердив у Лаккомо предположение, что это был не чей-то звонок, а заботливый будильник от корабля. С неохотой проморгавшись, мужчина устало смотрел вверх на заросли вьющихся цветов и боролся с зевотой. Все эти космические перелеты и плавающий суточный график отвратительно сказывались на отдыхе и здоровом сне. Это экипажу было хорошо, большинство из них работали посменно. А у командира на смену был только старпом, но работа на планете могла застать его даже посреди «ночных» часов.       — Вот ответь мне, Эо, — начал лениво Лаккомо, обращаясь к потолку, где не было ни камер, ни микрофонов, но ощущался тот самый эффект присутствия собеседника. — Почему при таких колоссальных мощностях, при выраженном характере, при десятке лет обучения и огромной скорости обработки информации ты все равно общаешься односложными словами, будто не понимаешь схему построения фраз…       Сделав над собой усилие, Лаккомо скосил взгляд на открытый чат на планшете, но увидел только скупое многоточие в ответ.       — Да, вот об этом я и говорю, — вздохнув, ответил сам себе командир.       Иногда Аллиет-Лэ даже сомневался в том, что на самом деле он вырастил из своего «Стремительного». И есть ли вообще искин, или он общается только с нахватавшимся разных фраз ботом. Может, он вообще выдает желаемое за действительное? А все спонтанные выходки электроники на корабле — это череда уместных случайностей.       Но либо у Эо была просто такая личная причуда, либо затык с общением, либо личности и самоопределения у виртуального помощника не существовало в принципе. В любом случае, Аллиет-Лэ не хотел выносить этот вопрос сторонним программистам, потому что тогда вопросы посыплются уже в его адрес. Ведь кто как не сам Лаккомо взял на себя ответственность за применение энвильского кода искина в начинке боевого корабля. По всем древним договоренностям с создателем он не имел на это право, и фактически нарушил закон. Но Аллиет-Лэ рискнул из азарта и жадности. И с тех пор просто надеялся, что эта информация никогда не всплывает, а ему не придется судиться с каким-нибудь внебрачным потомком энвильца из-за нарушения авторских прав.       Еще один мелодичный перезвон донесся с планшета, и Лаккомо тяжко вздохнул, понимая, что пора собираться. Время до назначенной встречи на Рокконе неумолимо приближалось, а ему нужно было еще порядка часа на то, чтобы добраться на шаттле до места. Как и в случае со знакомым фарэйцем, к которому он залетал на пиратскую планету, время и место назначал Аллиет-Лэ самолично.       Но если пирата Жейка он навещал, хотя бы попивая с ним фирменное пиво в баре, то встречу с рокконианским представителем знати Лаккомо решил совместить с походом в кофейный ресторан.       И на эту встречу в него есть всего шесть свободных часов, после которых дежурство его корабля в рокконианском секторе будет завершено.       Двойная игра утомляла и требовала двойной внимательности. Но Лаккомо разбавлял этот изуверский увлекательный процесс всяческими приятными эпизодами. Например, как сейчас, высыпаясь не в каюте, а с саду, в который он последний раз заходил где-то год назад.       В конце концов, после того странного разговора с братом Лаккомо всерьез задумался, как редко он себя попросту баловал.       Можно было даже сказать, что у Аллиет-Лэ после прояснения ситуации с Мариэллой, близнецом и будущим племянником, коего Эйнаор упорно намеревался воспитать как сына всей венценосной семьи, даже начался новый этап жизни, в котором он старательно вытаскивал себя из затянувшейся меланхолии.       Ведь никто не заставлял его раньше истязать свою жизнь аскетизмом и холодностью. Никто не отстранялся от него. Все это он сделал с собой сам. После череды неудач, потерь и тяжелых принятых решений Лаккомо сам загонял себя в стабильную депрессию, из недр которой не видел светлых эпизодов, которые его окружали. Он сам заставил себя поверить в то, что его жизнь ограниченна корабельным мостиком, а сам он будто прикован к космическому трону.       Многое случалось за те годы. И внезапная гибель отца была не менее тяжелым ударом по состоянию Аллиет-Лэ, чем одномоментная гибель миллионов людей на колонии, когда он отдал приказ о зачистке предателей. А добивающим ударом по надломленной психике стала свадьба брата, которая случилась словно ярмарка во время мора.       Но теперь все стало иначе. Один разговор, несколько значимых фактов, и Лаккомо вновь почувствовал себя не одиноко. Эйнаор все так же был с ним, пусть и мысленно, а сам старший вновь смог чувствовать его связь теплом на груди. Не сразу, потребовались недели, но Аллиет-Лэ стал приходить в норму. Это заметил даже его экипаж. В первую очередь врач.       Потом по народу пошли обнадеживающие шепотки, взгляды людей стали ожидающими и очень внимательными. Лаккомо чувствовал, что экипаж за него очень переживает, ловит каждую улыбку и обсуждает, что возможно частичка их торийского Солнца скоро выйдет из затяжной грозы.       Мистика или нет, но экипаж словно бы сам начал чувствовать себя лучше и чаще улыбаться.       Примерно с тех пор Лаккомо пересмотрел свой образ жизни и стал внимательнее относиться к рядовым мелочам. Начал он, как подобает, с банальной смены бытового гардероба. Потом в ход пошел отдых по расписанию, целенаправленное повторное увлечение музыкой, поездки по излюбленным заведениям на планетах, возобновление активных тренировок с оружием и даже чтение художественной литературы. То, что он окончательно вышел из депрессии, Лаккомо понял, когда у него спустя полжизни вновь проснулось желание взяться за акварель.       Но, увы, последней на корабле у него не было, а бросить вопросительный клич по экипажу командир постеснялся.       Как-то так очередной раз, вспомнив про краски, Лаккомо сделал мелкую заметку себе в список будущих приобретений на Тории, и с блаженной ленью заставил себя подняться с лежанки в саду. Еще несколько месяцев назад он бы сам как машина рвался в любое дело, лишь бы перестать томиться в бездействии и вариться в собственных мыслях. А сегодня, вот, составляет список личных покупок!       Поймав себя на этом, Лаккомо улыбнулся и однозначно утвердился в мысли, что это прогресс и явная победа над унынием! Никто кроме него самого не вытащил бы его из этой дряни. Только свое желание, упорство и внимание к внешним факторам.       Вставая, Лаккомо запахнул темную рубашку, подвязал ее тонким поясом и, запустив ноги в легкую обувь, очередной раз напомнил себе, что его жизнь на зависть многих безобразно прекрасна. А через час, когда он закажет себе полюбившийся кофе в лучшем тематическом ресторане звездной системы, его жизнь станет еще лучше.       

***

      Роккон              Рыжеватые лучи рокконианского солнца согревали ребристый навес уличного ресторана, все еще прокрадываясь под узкую полоску алой бахромы, украшающей кромку панелей. Резные деревянные колонны накапливали за ясный день летнее тепло и щедро отдавали его в декоративные камни, которые к вечеру засверкаю желтыми каплями, словно маленькие лампочки.       Просторная терраса кофейного ресторана «Зерно сказки» в первой половине дня обычно пустовала. Почти поголовно работающие рокконианцы придерживались дневного графика занятости, и вся жизнь в заведениях отдыха обычно начиналась ближе к вечеру. Случались и исключения, когда жители посещали рестораны и бары утром после ночной смены. В остальных случах ранними посетителями обычно были зазжие гости планеты.       Делая свой выбор на утренние часы, Лаккомо намеревался избежать как лишнего внимания к своей персоне, так и большого количества людей. Отчасти ему хватило тесноты пивнушки на Фарэе, где к тому же ему пришлось прибегнуть к проверенному гриму, чтобы сойти хотя бы за федерала.       Сегодня Лаккомо решил обойтись без лишней маскировки, не скрывая в себе торийца, однако и не демонстрируя регалии. К планете он прилетел на одном из своих частных рейсов, оставив «Стремительный» на боевом дежурстве. А поскольку его мелкий космолет был способен на самостоятельную посадку, то он избежал долгих походов на орбитальном узловом порту и воспользовался стандартным посадочным причалом для планетарных кораблей. А уже на поверхности служащие торийского посольства сами оформили ему быструю регистрацию и предоставили служебный флаер для самостоятельного перемещения.       Лаккомо не требовалось оправдывать свой визит правительству Роккона, потому что каждый прилет фиксировался в посольстве либо рабочей проверкой, либо посещением в частном порядке для личных целей.       Сегодня цель визита была самая, что ни на есть личная. Чашка кофе. Богатый аромат, который полюбился ему еще пару десятков лет назад. Лаккомо отдельно ценил то, что за это время «Зерно сказки» не изменило рецептуру и не закрылось. С его сроком жизни и манерой вспоминать о полюбившихся заведениях спустя годы, было всегда досадно очередной раз узнавать, что хорошие места отдыха на других планетах имели свойство исчезать. Или переезжать. Или меняться. Или банкротиться.       Но кофейная «сказка» была, к его счастью, не из таких.       Трехэтажное здание на возвышенности внизу насквозь пропиталось ароматическими благовониями, диковинкой для этой планеты. В то время как на верхних этажах открытые террасы были предоставлены ветрам и запахам с соседних пекарен.       Этот ресторан не был эталоном рокконианского стиля. Его нельзя было назвать эталонным портретом строгости, к которой привыкли местные жители. Скорее наоборот, «Зерно сказки» впитал в себя мечты рокконианцев, их утонченные манеры и нежную поэзию, скопил в себе секреты при свечах и сохранил, как шкатулка, забытую за бесконечной рутиной романтику. Он был для местных жителей как игривый глоток детства, в котором стекляшки считались драгоценностью, а специи навевали ассоциации о чудесах.       Конечно, этот ресторан не был единственным в своем роде, но большинство рокконианцев не относились к ценителям таких мелочей. Основная масса местных жителей предпочитала практичность ресторанов и толстое меню на любой выбор. А тематические заведения рассматривались как экзотика. Особенно рестораны инопланетной кухни. Даже рестораны торийской кухни на планете присутствовали, но Лаккомо их так и не удосужился посетить. Ради основной рокконианской клиентуры половина продуктов в них была замена на безопасную в употреблении.       Лаккомо прибыл раньше назначенного времени специально. Как всегда поднялся на третий этаж, разделенный на секции для приватных бесед. Обложившись упругими подушками с цветастой бахромой, вице-король расслабленно привалился к спинке дивана, попивая заказанный кофе из фигурного бокала с ручкой. На столе из грубого бруса перед ним стояло блюдце под тонкую длинную ложечку и небольшая тарелка со спиральным орнаментом, на которой подавались к кофе нарезки сладостей.       Неспешно пригубив напиток, приятно щекочущий запахом булочных специй и в послевкусии слегка покалывающий нотками перца, Лаккомо почти успешно забыл, что сегодня его как всегда незримо охраняют свои люди из посольства, а где-то внизу на соседних крышах под холмом стережет его уединение родная Тень. За сладкими желе с ореховой крошкой ему почти удалось остаться равнодушным к стандартным предостережениям своих людей, которые просили его не приближаться лишний раз к перилам и не подходить к шторам. Правда, сегодня его охранники под прикрытием были на редкость настойчивы, дескать обстановка в звездной системе неспокойная, и Лаккомо из уважения их не нервировал. Он и так знал, что вид с террасы на холме открывался на город прекрасный, а квартал частного жилого сектора, не типичное место для поиска значимых особ. Другое дело деловой центр, который игольчатыми высотками стремился в небо позади ресторана.       Иногда в редкие минуты, подобные этой, Лаккомо позволял себе по-настоящему расслабиться и поверить в свою безопасность на чужой планете. Чуть-чуть. Самую малость поверить. Настолько, чтобы отдохнуть, но недостаточно, чтобы потерять бдительность.       Ради таких минут он и прибыл пораньше.       Но вот за перестенками приватной зоны послышались шаги, и вице-король глубоко вздохнул, сконцентрировался, ненадолго прикрыл глаза и приготовился к диалогу уже совсем другим человеком.       Легкая дверца из деревянной панели отъехала в сторону с тихим шелестом, и в проходе показались двое молодых мужчин. Лаккомо сразу мысленно похвалил их за внешний вид. Вопреки его опасениям, оба явились не в вызывающих деловых мундирах, а в вольных костюмах с неприметными ветровками. Один тот, что постарше, предпочел темные вещи и со вкусом подобранную темно-винного оттенка рубашку. Второй же, будучи блондином с тонкими волосами, разделенными на центральный пробор, оделся светлее, выбрав оттенки пасмурного неба, отчего смотрелся бледно.       Сам же Лаккомо тоже не выделялся внешне от простого туриста, одевшись без изысков в летние светлые брюки, рубашку из бледно-чернильных тонов с накинутой поверх плеч легкой курткой. А перечесавшись иначе, вице-король с уверенностью мог спокойно разгуливать по чужим планетам, не опасаясь быть узнанным. Спасало то, что люди считали большинство торийцев «на одно лицо», а за бесчисленным количеством публичных лиц на экранах его внешность просто терялась у большинства незаинтересованных из памяти.       — Чистой мысли вам, — не вставая, местным жестом поприветствовал визитеров Лаккомо, коснувшись двумя пальцами виска.       Мужчины на мгновение замешкались, словно ожидали чего-то более общепринятого и федеральского, а потом с польщённой улыбкой ответили собеседнику его родным приветствием.       — А вам ясного дня, — сказал старший, и оба, опустив глаза, склонили головы в поклоне.       Лаккомо незначительно кивнул в ответ и повел рукой с бокалом кофе, приглашая гостей за стол. Обмен вежливым народным этикетом с обеих сторон прошел безупречно.       Мужчины проследовали за стол, и старший в винной рубашке уверенно сел ближе к перилам террасы. Второй явно был чем-то скован, и в движениях читалась общая неловкость, словно он боялся что-то сделать не так.       — Будете что-нибудь заказывать? — решил уточнить Лаккомо, согревая ладони о свой бокал.       — Нет, — дергано ответил младший и мотнул головой.       — Да, — хором ответил второй и быстро стрельнул на второго взглядом. — Уже заказали.       Лаккомо подавил улыбку и спокойно кинул.       — Хорошо.       После чего за столиком временно настала тяжелая ожидающая тишина. Собеседники пока еще только оценивали друг друга, и если вице-король держался свободно, то местные жители, наоборот, были само воплощение нервозности и натянутости.       Наконец, не прошло минуты, как над перестенками приватной комнатки показался парящий круглый поднос, который идеально плавно опустился перед рокконианцами, подавая их заказ. Одну небольшую чашку с крепким и горьким напитком с круглыми сладостями на блюдце, и пузатую кружку, от которой веяло горячим сливочным ароматом с карамелью.       Старший рокконианец забрал с подноса напитки и поставил перед другом широкую кружку. А когда левитирующий поднос беззвучно удалился, тип в темном вопросительно указал на неприметную статуэтку ктэра на краю стола, рядом с настройками.       — Вы не против? — уточнил он у Лаккомо.       — Разумеется, — отозвался тот, делая глоток кофе.       И рокконианец нажал пару клавиш рядом с фигуркой, отчего воздух над перестенками комнатки пошел слабой рябью шумоизолирующего поля. А Лаккомо в свою очередь, не скрывая, набрал быструю команду на своем наручном устройстве, ставя электронные помехи.       Старший гость внимательно проследил за его жестом, мельком глянул на свой коммуникатор в кармане куртки, уныло потерявший всякую связь с внешним миром, и утвердительно кивнул.       — Теперь, наконец, мы можем поговорить, — сообщил он.       — Я ценю ваше время, — с тонкой улыбкой ответил Лаккомо.       — Вице-…       — Можно просто по имени, — неспешно махнул ладонью ториец. — В знак будущего партнерства.       — Вы так уверены, что мы ими станем? — нахмурившись, спросил старший.       — Это в ваших интересах, Первый Исп..       — Можно просто по имени, — симметрично перебил старший, не давая Лаккомо до конца озвучить его тайное звание.       — Как угодно, сайр Кейлас, — сдерживая змеиную улыбку, ответил вице-король в хмурый взгляд рокконианца.       Очередной ритуал и обмен колкостями, как выпады в спарринге или предупредительные выстрелы. Когда обе стороны ненавязчиво демонстрируют свое знание собеседника, не давая ему перейти в разряд прямого оппонента.       Лаккомо прекрасно знал, с кем выходил на связь. Тайное рокконианское общество с певучим названием на древнем цинтеррианском языке должно было стать его рычагом давления на миропорядок с этой стороны. Существовавшее негласно еще со времен эпохи освоения мира собрание инвесторов стремилось направлять развитие рокконианского государства по выгодному экономическому пути. Никогда открыто не проникающее во власть общество засылало своих членов на высокие посты и руководящие должности в различных сферах. Их фонды были на Рокконе повсюду. Их люди управляли разными институтами и продвигали законы. Их средства текли в выгодные сферы бизнеса, которые становились таковыми по веянию их многолетних планов. Некоторые влиятельные научные деятели поднимали престиж заданной ими ветки развития. Популярные социологи продвигали угодные схемы построения общества и государства. Даже в художественную литературу Роккона когда-то просачивалась мода миропорядка, который диктовали члены собрания инвесторов.       Только в последние сто пятьдесят лет общество начало терять свою власть среди законодательных органов Роккона. А так же из-за экономических изменений в Федерации в эти годы они значительно потеряли в своем капитале. И если раньше даже Верховный Канцлер на Цинтерре вынужден был прислушиваться к значимым словам рокконианских деятелей, подкрепленным большим бюджетом, то в последнее время Общество инвесторов было вынуждено сильно подобрать свои влиятельные щупы. Теперь после череды неудач с несколькими подряд Верховными Канцлерами Общество стояло на грани приобретения не власти, а колоссальных долгов.       Изучая своих будущих деловых партнеров, Лаккомо не мог отделаться от мысли, что за их практичностью и финансово-деловой структурой кроется много жестких и даже кастовых порядков. И выбирая тех, с кем выйти на связь вице-король сделал ставку на одного из самых молодых членов общества, а так же на представителя военной элиты, носившего звание Первого Исполнителя. И если юный блондин был одним из самых влиятельных Голосов в Обществе по специфике своих мозгов, то Исполнитель был человеком сугубо подчиненным. Хоть и брал на себя иногда роль, как военного дипломата, так и буквально палача по указке Общества.       — Чтож, анэ Лаккомо, мы изучили условия сделки, присланные вашими людьми и сейчас весьма польщены вашим личным визитом, — начал сухо и недружелюбно старший рокконианец. — Но сейчас наш круг находится в бедствующем положении и не может всецело поддержать вашу программу.       — Программу, как вы должно быть вдумчиво изучили, не нужно поддерживать, — тонко съязвил вице-король, чуть прикрывая веки и глядя не на собеседника, а на свой кофе перед лицом. — Но вам будет выгодно своевременно подхватить регалии правления.       — Как бы то ни было для Роккона это выльется колоссальными потерями, — неодобрительно покачал головой Кейлас.       — Не большими, чем для Флайтона, — отрезал ториец.       Рокконианец недоверчиво хмурился, словно речь шла про его персональные земли, которые могли пострадать от военных действий или экономических удавок. Свою роль в диалоге он выполнял блестяще. Отрицал, стоял стеной, удерживал все внимание, пока его главный спутник все продумывал и просчитывал варианты. Лаккомо поддерживал эту игру, не мешая блондину делать выводы и не отвлекая его работы.       — Посудите сами, — предложил ториец. — Ни один частный планетарный флот не в силах противостоять боевой мощи метрополии. Я говорю вам это, как генерал ОКФ, и уверяю вас, большинство офицеров Объединенного Флота предпочтут исполнить приказ командования, даже если он будет направлен на их родную планету. Таков человеческий страх перед немедленным наказанием за дезертирство. Ведь это метрополия платит им за службу. На ее средства существует сама структура ОКФ. И это ее энергоносители заряжают и доставляют боевые корабли к орбитам сепаратистов. Ваши надежды на то, что рокконианские военные откажутся держать под прицелом ваши наземные объекты не более чем наивные мечты. А даже если так, любой командующий подберет им замену с другой планеты. Это не сложно. Подобрать артанцев, которые голодали от ваших торговых пошлин. Или флайтонцев, которые до сих пор помнят пятидесятилетний кризис энергетики, устроенный вашей жадностью. А может, все будет еще проще, и метрополия прибегнет к помощи Борда, своевременно договорившись с его правителем о военной поддержке взамен на послабление санкций.       Оба собеседника внимательно слушали, и младший блондин вовсе жадно припал к чашке своего горячего напитка, словно тот прояснял ему мысли. Исполнитель же оставался хмур и суров, как свое оружие.       — Как видите, сайр Кейлас, у Роккона нет шансов выстоять в этих событиях в одиночку, — добавил Лаккомо. — И выбор у вас не велик. Либо полноценно лечь под Цинтерру, утвердившись очередной раз в статусе сырьевого придатка. Либо пойти на договоренности с Флайтоном, а в будущем, вероятно, и с Бордом, и на взаимовыгодных отношениях установить торговое партнерство. Я полагаю, в ваших кругах есть замечательные финансисты, которые в состоянии оценить расходы и прибыль в обоих случаях.       Говоря это, вице-король выразительно перевел взгляд на блондина, чей взгляд ненадолго остекленел от подсчетов. Уровень интеллекта, который так любили считать в рокконианских учебных заведениях, у этого парня был на редкость высок, как и его природная скорость работы с информацией. Члены общества очень ценили эти качества и старались не только культивировать интеллектуальные таланты, но и прибегать к династическим бракам для их улучшения. Что в простом языке называлось бы аристократической селекцией.       — Какой резон Тории во всей этой перестановке? — спросил в упор старший.       Лаккомо неспешно потянулся за пластинкой сладости, отпил кофе и только потом ответил:       — Выход из невыгодных долговых и финансовых обязательств, наложенных Федерацией, — ответил вице-король, не моргнув глазом. — В наших интересах поддерживать нейтралитет на всем отрезке времени, пока сенаторы в метрополии не придут к решению о разделении Федерации. Это позволит нам не участвовать в военных операциях против возможных сепаратистов.       — Вы же сами сказали, что как генерал ОКФ вы будете обязаны идти по наводке Цинтерры, — чуть склонив голову, напомнил Кейлас.       — Но, тем временем, как член правящей династии я имею право остаться лишь наблюдателем во флоте, если наш король объявит о нейтралитете, — уточнил Лаккомо.       — Но где гарантии, что ваш король так поступит, а не воспользуется случаем с поддержкой Цинтерры уничтожить все военный силы с нашей стороны? — успешно подловил вице-короля Исполнитель. — Где гарантии, что в ваших планах нет желания поделить Флайнтон и Роккон между собой и метрополией?       — Вам должно быть известно, — с едкой вежливостью ответил Лаккомо, — что гораздо выгоднее иметь партнерские торговые отношения с сильной и самодостаточной страной, чем самостоятельно восстанавливать экономику пострадавшей планеты.       — Да, нам известно, — парировал Исполнитель. — Но где гарантии, что вы даже со своим с дипломатическим статусом будете противостоять…       — Гарантии — это не то, что я готов вам дать сегодня, — холодно и жестко, делая акцент на последнем слове, отрезал Лаккомо, словно бритвенным клинком перерезав вопрос. После чего поднял исподлобья колкий взгляд на собеседников, напоминая, что это он оказывает им услугу своим визитом. А не наоборот. — Состояние звездной системы переменчиво, сайрэ. Еще недавно деятели Флайтона взяли в осаду крупнейшую промышленную базу Цинтерры. А сейчас уже метрополия готовится к ответным действиям. И поверьте, они не станут посылать все войска к Фхине. Вместо этого их силы уже брошены к другим планетам. Бриана, Миста, Сорва, Луана… Вам это говорит о чем-нибудь? — Лаккомо сделал выразительную паузу, дожидаясь пока мужчины осознают величину проблемы. — Вижу, вы понимаете…       В голосе Аллиет-Лэ, не скрываясь, проскакивал злой цинизм и торжественные нотки от удачно поданной информации. Его собеседники напрягались. Они начали даже бояться. Ему нужен был их страх. Он был залогом их партнерских отношений.       — Вам ведь не сложно просчитать, чем окончится такой ход со стороны Цинтерры? Уже на днях они окружат свои последние кормовые планеты такими флотами, что ни один ваш частный рейд не сможет пройти незамеченным. А после того, как они защитят сельскохозяйственные планеты, и перекроют другим поставки продовольствия, подумайте, куда дальше они направят войска? Возможно, вы думаете, что у Цинтерры не хватит людей на защиту всего подконтрольного космического пространства. Но им не нужны люди. Вернее сказать… им нужны уже не люди.       Блондин напротив осторожно поставил чашку и удивленно уставился на Лаккомо. Тот же, наконец, ощутил то, чего добивался — страх от непонимания с их стороны.       — Как много вы знаете о современных военных технологиях? — хлестко спросил ториец с прищуром. — Как много ваших налогов утекает в военную сферу метрополии? Или никто из ваших генералов не обладает сведениями о численности боевых машин во флоте? Нет? Удивительно. Ведь сегодня даже за самым малым крейсером ОКФ числится от десяти до двадцати машин, каждая из которых в состоянии сровнять ваш город с землей.       Лаккомо блефовал, не отводя взгляда. Ему нужно было вбить в этих людей страх перед силами, которые им не остановить. Ему нужно было заставить их поверить в отсутствие у них выбора. Даже если для этого приходилось немного преувеличить. Потому что на самом деле не все механоиды были полиморфами. Не все полиморфы были в состоянии справиться с городскими и тем более планетарными системами противовоздушной обороны. И уж тем более он сам не обладал точными сведениями о численности таких машин в ОКФ. Но этого им знать было не обязательно.       — Мы помним про нашумевшие машины, которые участвовали в зачистке Тагрона, — сумрачно отозвался Исполнитель с недоверием. — Но сейчас они уже не более чем военная легенда, за которой скрыли виртуозных операторов, чтобы на них не пало клеймо карателей.       — Эти названные вами «легенды» никогда не управлялись операторами, — парировал Лаккомо, вновь идя на рискованный блеф. Он тоже слышал лишь отголоски про ту серию. Когда-то попытался найти информацию, но ее изъяли и засекретили еще до его рождения. Тогда на заре его работы во флоте Аллиет-Лэ тоже счел рассказы про машины-убийцы лишь устрашающей байкой. Но сегодня его невольно вновь заставили о них вспомнить и задуматься. — Как не управляются и по сей день. Поверьте, в моем составе много операторов боевых машин, и я хорошо знаю их роль в операциях. И если вы по сей день думаете, что механоиды с заложенной программой исполняют лишь четко прописанные команды, то вы ничего о них не знаете.       Рокконианцы молчали, жадно глотая всю информацию. Даже недоверчивый старший начал сдавать, уязвленный таким прямым указанием на свою слепоту в делах безопасности.       — Проверяйте информацию лучше, — тихо сказал Лаккомо, подло рассчитывая, что другие могут найти нечто важное, что упустил он. — Уверяю, вам не понравится.       У Исполнителя от негодования заходили желваки на щеках. Этот словесный укол пришелся от вице-короля прямо в цель. Осталось лишь додавить второго.       — Пройдет еще несколько лет, и у Цинтерры будет достаточно вооружения, чтобы предотвращать восстания колоний за независимость. Сенат уже сегодня играет лишь формальную роль в управлении Федерацией. А значит, сайрэ, скоро какой-нибудь очередной Верховный Канцлер решится на то, к чему медленно шли его предшественники, и Федерация, к которой вы привыкли, умрет окончательно.       Аллиет-Лэ не стал озвучивать итог, видя, что собеседники и так поняли его верно. Путь империи означал для рокконианцев путь вечной войны с Цинтеррой или путь вечного подчинения. Все долгие столетия освоения колонии и попытки отделения прошли бы даром. Все амбиции и гордость сильного народа просто обесценятся при таком будущем. Лаккомо знал, на что давить. И если Тория, стараниями его предка, еще смогла временно закрыть свои границы для чужаков, то Роккон об этом мог только мечтать. Не важно, что Тория из-за этого пошла на большие убытки. Лаккомо знал, что есть в правящей элите цинтеррианских колоний люди, которые завидуют их планетарному статусу.       Вице-король не ждал от собеседников немедленного согласия на какое-либо сотрудничество. Такие вещи не решаются за кофейным столом и за одну беседу. Но ему важно было лишить рокконианцев выбора. Дать понять, что сотрудничество с ним и игра по его правилам лучше бездействия, в котором они неминуемо потеряют власть над своей же планетой. А следом за потерей власти они потеряют и саму планету в том виде, в каком они ее создавали.       — Мы услышали вас, анэ Лаккомо, — наконец, подал голос блондин, отчего старший Исполнитель мигом проглотил все, что хотел сказать и наливался гневом. — Общество взвесило риски и согласно с вашими выводами.       В чем Аллиет-Лэ не был уверен, так это в том, кто сейчас сидит перед ним. Даже его аналитики и разведка не смогла однозначно предоставить полные сведения о верхушке рокконианского общества. Настолько размыты были сведения. У Лаккомо было несколько вариантов, в одном из которых общество прислало бы к нему на переговоры ничего не значащего мальчишку с хорошей памятью и непредвзятым логическим мышлением. По другому варианту, Аллиет-Лэ надеялся, что ему окажет честь в разговоре кто-то из руководителей.       Но чем больше вице-король наблюдал за блондином, тем больше странностей он подмечал в отношении Исполнителя к своему Голосу. Очень уж послушны были его действия и взгляды.       Молодой рокконианец аккуратно отодвинул от себя наполовину допитую кружку с напитком и сложил пальцы домиком.       — В ближайшее время мы выйдем на связь с лидерами Флайтона, — сообщил блондин, словно оглашая вердикт. — А так же с представителями посольства Борда. В наших интересах провести собственную встречу, независимую от официального правительства. Если желаете, мы сообщим вам адрес и время.       — Буду признателен, — с деловой вежливостью ответил Лаккомо, мысленно торжествуя над очередной маленькой победой в своей долгой партии. — По старому каналу.       У Лаккомо не стояло выбора о том, кто будет присутствовать на этой встрече. Если брат должен находиться всегда на виду и участвовать в онлайн-заседаниях Сената, то именно ему предстоит вновь явиться на переговоры. Ни официальному представителю от его лица. Ни помощнику. Он не мог доверить такие беседы никому. Даже Даэрреку, который хоть и учил его виртуозному блефу, не имел представления о реальной ситуации в звездной системе. А на таких встречах придется торговаться. Очень быстро. И очень безжалостно. Чтобы убедить будущих сторонников в своей лояльности и поддержке, но до поры остаться безучастным. Потому что Тория не для того должна освободиться от Федерации, чтобы очутиться в новом планетарном содружестве.       — В таком случае, — блондин аккуратно поднялся с места, — до следующей встречи. И приятного отдыха.       Юный рокконианец и Лаккомо поняли друг друга верно. Озвучив свое решение, Голос проявил вежливость, фактически подписавшись под постом руководителя организации. И он тоже будет лично присутствовать следующий раз на переговорах, и будет ждать явления вице-короля, как доверительного лица. Лаккомо осознавал, что соглашаясь на все это он, и другие участники будущей встречи сильно рискуют. Но этот риск ничто по сравнению с бездействием, в котором все планеты неминуемо окажутся под гнетом цинтеррианской армии полиморфов.       В огороженной зоне кофейни погасли звуконепроницаемые барьеры. Собеседники вице-короля покинули заведение. А летающий бот услужливо забрал со стола Лаккомо чужие недопитые чашки, вновь возвратив торийцу чувство уединенного комфорта.       Но Аллиет-Лэ уже не мог отдыхать как прежде. Разум подкидывал все новые и новые комбинации плана и будущих переговоров. Лаккомо был уверен, что рокконианцам сейчас тоже будет не до спокойной жизни. Один разговор открыл им глаза на бесчисленные проблемы. Один личный визит перечеркнул любые сомнения в недостоверности. И если еще до встречи с блондином вице-король отчасти сомневался в том, что загадочная полу-выдуманная группа людей на Рокконе может стать хорошей кандидатурой на правящую элиту, то теперь все колебания отпали. Поняв, как думает этот молодой человек, Лаккомо одобрил такого стратега.       Не имея больше терпения долго сидеть в бездействии, вице-король допил свой сливочный напиток, заставил себя уделить внимание наслаждению от сладости на блюдце, а потом тоже отправился на выход из заведения. У него оставалось еще пара свободных часов в запасе, и он решил уделить это время визиту в посольство к своим людям.