Марионетка с Сюрпризом

Сюрприз ворчал и тянулся к шее то задними лапами, то передними. — Не нравится! — хихикнула Дженни. — Смотри, как он сопротивляется. — Не сбивай меня со счета! — торопливо выпалила Гвен и продолжала бормотать себе под нос: — Тридцать один, тридцать два… — Да ладно, пять секунд дела не решают, — ответила ей подруга, пожимая плечами. — Дженни! — младшая марионетка наморщила нос и зажала уши. — Все, все, молчу, молчу, — быстро сказала Дженни, но Гвен ее уже не слышала. Наконец, отсчитав сколько-то положенных минут, она наклонилась к Сюрпризу, почесала ему живот и сказала: — Хороший, хороший Сюрприз. Сюрприз молодец. На, Сюрприз. Довольный щенок улегся и захрустел собачьей галетой, от которой пахло мясом. — Дженни, у тебя есть что-нибудь поесть? — на кухню вошла Алиса, заметно осунувшаяся, бледная, но бодрая. — Этот паршивец опять тут? — Этот паршивец уже уходит, — объявила Гвен, подхватывая Сюрприза. — Спасибо за ужин, Дженни, я пошла. — Про вазу не забудь, — сказала Дженни вслед подруге. — Какую вазу? — насторожилась Алиса. — Зачем вам ваза? — Покатую, с высокими стенками. Крысу ловить, — с усмешкой ответила Гвен, прижимая Сюрприза к себе. Тот брыкался в ее руках и ворчал, приподнимая верхнюю губу, чтобы показать мелкие, но острые зубы. — Разыгрываете? — хмуро спросила Алиса, садясь к столу. — Учитель собрал нас не для того, чтобы мы искали какие-то вазы. — Но если нам надо вывести крыс… — начала Дженни. — Перестань, пожалуйста, — тихо сказала Гвен, перехватывая Сюрприза. — Мы не обязаны отчитываться ни перед кем, даже перед Кукловодом. Извини за резкость, Алиса, но я не люблю, когда мне диктуют, — добавила она и вышла из кухни. Гвен не стала закрывать дверь — такая мелкопакостная месть не нравилась малоопытной марионетке — и слышала, как Алиса ругается и говорит что-то про «мальчишку, который только и делает, что командует»… Она не стала возвращаться и заступаться за Джека: Алису все равно было не пронять никакими словами. Гвен отнесла Сюрприза наверх, в мансарду, и уложила в корзину — недавний подарок Кукловода. Уложила и стала думать о том, как человек, оказывается, легко и быстро привыкает ко всему. Она не то чтобы полюбила этот дом, но за эти несколько дней освоилась в нем, привыкла и почти перестала удивляться. Марионетка привыкла, что можно не вскакивать с утра пораньше, чтобы нестись на работу, а просто вставать и приступать к ежедневным делам. Привыкла к крепкому чаю вместо холодного сока, к яичнице с беконом, кровавым ростбифам с горчицей и рагу из жирной баранины вместо курицы на пару и вегетарианских салатов, приправленных то винным уксусом, то лимонным соком. Она и раньше их ела не с такой уж охотой, просто следила за здоровьем и подсчитывала холестерин, как полагается человеку, который хочет долго прожить. К невозможности выйти из дома хотя бы на утреннюю пробежку она тоже привыкла: в конце концов, что-что, а гиподинамия в этом доме явно никому не грозила. Привыкла она и к тому, что досуг ограничивается беседами с друзьями и чтением книг. В доме нет ни телевизора, ни радио, и жизнь кажется такой старомодной, что впору учиться музыке или вышивать бисером. Или хотя бы писать стихи, что она и делает от случая к случаю. Пожалуй, жизнь в этом странном доме могла бы даже понравиться узнице — если бы она выбрала это добровольно. Но Кукловод не спросил, хочет ли она так жить, и потому, несмотря на всю приятность размеренного викторианского быта, его стабильность и уютную раздумчивость, Гвен намеревалась выбраться из заточения во что бы то ни стало — по его правилам или вопреки им. Блокнот заполнялся записями, Мелкотравчатый Брат, как мысленно называла Гвен Кукловода, раздавал задания и награды, Сюрприз обзаводился приданым, в рамках появлялось все больше паззлов — их уже можно было соединять, хотя изображения все еще не узнавались, — и жизнь текла своим непонятным, но все-таки следующим порядку ходом. Братья, кажется, больше занятые своими отношениями, чем борьбой за свободу, на время оставили Гвен в покое и разрешили «сидеть на двух стульях». Но под чутким руководством Дженни присесть было некогда: она не оставляла надежды выполнить две невыполнимые задачи: поймать наглую крысу и накормить Джека до отвала. Дело не ладилось: крыса забиралась в любую вазу и лакомилась сухариками, а в последней ловушке даже приманку не тронула — растолстела на сухариках и в горлышко не пролезла; Джек, наоборот, отказывался подкормиться и не ходил на кухню, только иногда, после долгих уговоров, когда Гвен приносила ему обед, наскоро его заглатывал и нахваливал с набитым ртом. Накануне он получил гирей по голове, и Гвен снова пришлось ассистировать Джиму, правда, на этот раз без особых сложностей — постоять на страже и выкрасть спирт. Дженни между тем не теряла надежды: сегодня она попросила найти еще одну вазу — французскую, необычайно редкую, и затеяла следить за подвалом, чтобы узнать, как же доставляют еду в дом. Гвен была убеждена, что и новая ваза не послужит ловушкой, а те, кто увидит, как Кукловод привозит провизию, скорее всего, получат пыльным мешком по голове — и это в лучшем случае. Однако спорить с бывалой марионеткой казалось себе дороже, и Гвен не спорила. Она какое-то время еще подозревала Дженни, высматривая детали, которые могли означать, что эта милая девушка — сообщница Кукловода или сам Кукловод. Но случайные подозрения не складывались в общую картину, и Гвен пришлось признать, что Дженни — это просто Дженни. Жить сразу стало легче, и улыбаться на улыбку Дженни — тоже. Завтра намечалась большая стирка, и Дженни собрала по дому грязную одежду. Вместо джинсов и футболки Гвен получила очень симпатичное платье — голубое, немного старомодное, с короткой широкой юбкой и рукавами-фонариками, но удобное и впору — одним словом, грех жаловаться. Гвен вышла из своей комнаты и зашагала вниз по лестнице. Ощущения были странные: как у Орландо из книги Вирджинии Вульф, который, по странной прихоти автора, вдруг стал женщиной и почувствовал, как его ноги обнимает мягкий подол. Тонкий ситец дрожал при каждом движении и ногам было немного зябко. Гвен просила Дженни, чтобы она нашла ей что-нибудь потеплее. Да и отвыкла марионетка от таких фасонов: в офисе она носила юбку-карандаш, а на свободе джинсы. Легкая летящая юбка напоминала не то о летнем отдыхе, не то о детстве. В этом есть некая символичность: она сейчас все равно что ребенок, которому нужно многому научиться… нет, стоп, одернула себя пленница, хватит повторять за Кукловодом. Даже мысленно — незачем. Хватит с дома Алисы и Дженни. Третий с проблемами психики здесь точно не нужен. Гвен отворила дверь гостиной. Джим ходил туда-сюда, как хорошо отлаженный маятник. — Что-то случилось? — спросила вошедшая марионетка. — Нет, нет, ничего, — Джим махнул рукой. — Тебе что-то нужно? — Вазу… — начала Гвен. — Ты не видел?.. — Извини, не видел, хочешь — ищи. — Джим, — Гвен встревоженно зашагала за доктором, пытаясь заглянуть ему в лицо. — Что случилось? Кто-то опять ранен или болен? Я могу помочь. — Спасибо, но ничего не нужно, — ответил Джим и быстрыми шагами вышел из комнаты, хлопнув дверью. Девушка посмотрела ему вслед и начала искать вазу. Пришлось предпринять две попытки, но наконец ваза нашлась — в буфете, на нижней полке. Гвен хмыкнула и взяла ее под донышко — сверху круглая ваза была покрыта крупным выпуклым орнаментом. Младшая марионетка ожидала, что старшая снова начнет вспоминать вазу и все, с ней связанное, но Дженни взглянула на находку почти равнодушно. — Я имела в виду другую вазу, а эту не помню, — тусклым голосом сказала она, — наверное, ее покупали не при мне. — Она что, нам не подходит? — одолевая мученический вздох, спросила Гвен. — Подходит, подходит, — Дженни засмеялась и повернулась к плите. — Ловушка получится еще лучше, я ей туда блинчик положу. С медом. — Крысу кормить блинчиками с медом, а нас чем? — шутливо возмутилась Гвен. — И нас тем же самым, — ответила Дженни. — Садись и ешь. Кстати, что сегодня с Джимом? Он какой-то нервный. — Ты тоже заметила? — пышный блинчик аппетитно разошелся под ножом. — Еще бы не заметить, он какой-то сам не свой. Как будто из-за чего-то волнуется. — Неужели опять кто-то пострадал? — произнесла младшая марионетка. — Если бы пострадал, Джим в первую очередь сказал бы тебе, — мотнула головой Дженни и села напротив со своей тарелкой и чаем. — Ты теперь его любимый помощник после Алисы. — У Алисы бы надо спросить, — протянула Гвен, подбирая мед кусочком блинчика. — Она может что-то знать. — Что-то мне не очень хочется с ней разговаривать, — призналась Дженни. — У нее настроение плохое, наверное. — Она еще не оправилась после болезни, вот и все, — Гвен принялась за второй блинчик. — Да, я же тебе нашла, что ты просила! — подскочила Дженни. — Я их на табуретку положила, они очень теплые и удобные. — Кто они? — не поняла Гвен. — Ты мне чулки нашла, что ли? Или колготки? — Нет, но что-то похожее. Марионетка только пожала плечами. — И там еще есть подарок от Кукловода, — продолжала Дженни. *** Кукловод взглянул на наручные часы. Осталось еще достаточно времени, и он мог спокойно понаблюдать за своими узниками. Алиса полулежала в кресле с бледным и безучастным видом, и он решил обязательно купить в аптеке что-нибудь тонизирующее и витаминное, а доктор пусть уж ищет, ему положено заботиться о больных. Сам Джим коротал время в библиотеке, уткнувшись лицом в стол: наверное, задремал над книгами. Кукловод решил пока его не будить, но для надежности дистанционно привел в действие замок на двери. Джек, как всегда, орудовал в подвале, мастерил какую-то ерунду. Что ж, если он останется без бровей, сам виноват. Видимо, ему надоело возиться с деталями и запчастями, и младший Файрвуд поднялся наверх с ящиком в руках. На кухне, оживленно о чем-то разговаривая, сидели Дженни и Гвен, которую он еще иногда называл новенькой, хотя марионетка давно освоилась в его театре. Он заметил на ней новое платье, точнее сказать, тоже не такое уж и новое. В тот день приехали гости, и во дворе устроили партию в лаун-теннис. Кто играл, он помнил смутно, лица стерлись из сознания, остались только голоса. — Развлекаемся в викторианском стиле. — В эдвардианском, сэр, в эдвардианском. Ни одна викторианская барышня не надела бы такое платье. Можете мне поверить, наш консультант знает, что говорит. Наряд действительно не подходил для викторианских барышень: слишком короткий и при этом глухой, но с рукавами до локтя. Оно было светлое и летучее, как веселое облачко, но совсем не омрачало солнечной радости, которую излучал силуэт. Кукловод потер лоб, очнувшись от памяти, и снова всмотрелся в изображение на мониторе. Девушки уже ушли, оставив на полу очередную вазу. Кукловод ее узнал. Ее привезли в числе прочих подарков в тот роковой день. Маме — он сразу это понял — ваза не понравилась. Она сама, без дизайнера, подбирала обстановку для дома, так, чтобы каждая комната имела свое лицо и по духу соответствовала дому. А тут приехали гости, вручили нечто непонятное, ни к чему не подходящее, которое, куда ни поставишь, везде будет, как опухоль. Но мама была вежливой, заулыбалась, поблагодарила и нашла вазе место в гостиной — пусть стоит при гостях, а там ее можно будет убрать в кладовую или даже отнести на распродажу. Он сам испытывал тайное желание ее разбить. И разбил бы — нечаянно. Почти нечаянно. Кто же знал, что все так кончится? Когда Кукловод вошел в старый дом, было не до вазы. Требовалось сделать слишком много, и он не мог себе позволить расклеиться от болезненных воспоминаний. Потом он забыл об этой несчастной штуковине — вытеснил, как сказал бы Джим. Ее нашли за него, и хорошо. Пусть делают ловушку для крыс. Если для этой вазы не нашлось другого применения, тем лучше. Хотя будет странно и символично, если охота окажется удачной. Дженни, конечно, сразу увидит, что это не просто серый дикарь, и первое время позаботится о крыске, а потом можно будет ее выкрасть. Или хотя бы принести им книгу про крыс. У Дженни слишком много любви и мало знаний, а крысы существа нежные, их нельзя кормить чем придется и тискать каждые пять минут. Кукловод переключился на внешний обзор и увидел красный отсвет от уходящей машины. Продукты привезли, пора действовать ему. Запереть всех в комнатах, а самому выйти из логова во двор, потом вернуться и спуститься в прихожую с коробками. Неблизко, но, как водится, окольный путь короче прямого. Кукловод вернулся быстро — дело было привычное. Снова сел за компьютер, снял блокировку с дверей, настроил картинку, переключился на подвал — и оторопел. Дженни и Гвен стояли у стены и, подталкивая друг друга локтями, как школьники, явно подглядывали в замочную скважину. Они оживленно разговаривали, шикали друг на друга, перетаптывались с ноги на ногу и иногда бросали взгляды на камеру. Шпионят, значит, интересно, кто кого подбил? Скорее всего, конечно, эта Гвен. Дженни, насколько он ее знал и насколько… словом, Дженни вряд ли могла сама решить его выслеживать. Она была сообразительной, но любопытством не отличалась. Что ж, пусть смотрят, пусть следят. У него есть свои дела. *** — Доктор, собирай друзей, пора разгружать провизию. Я присылаю лекарства от гриппа и простуды, эпидемии в доме мне не нужны. — Спасибо, — негромко ответил Джим и физически почувствовал, как с него падает тяжесть. Он ведь так боялся, что кто-нибудь заболеет, как в прошлую осень, и начнет заражать остальных. Тогда беда миновала, но доктор до последнего не мог успокоиться: если бы у кого-то начались осложнения, чего бы Джим стоил со всей своей доморощенной хирургией и никому здесь не нужным психоанализом? Он пробежался по дому, выискивая своих давних товарищей, с которыми уже не первый раз распаковывал припасы. *** — Вот почему он так волновался, — проговорила Гвен, отступая от двери. — Это на него похоже,— кивнула Дженни. — С одной стороны помогать нам, пленникам этого дома, и в то же время помогать Кукловоду. Вторая марионетка не ответила, она стояла задумавшись и нахмурившись, как обескураженный ребенок. — Не сердись на него, он хочет как лучше, — продолжила Дженни. — И не собираюсь сердиться. Как будто было бы хорошо, если бы мы тут сидели без еды, — добавила Гвен, подумав. — Если бы мне было велено перетаскивать продукты, я бы тоже не стала спорить, а с радостью взялась за дело. Только при этом постаралась бы узнать, как же Кукловод доставляет их в дом. — Джим так не сделает, — категорично ответила Дженни, начиная подниматься по лестнице. — Почему? — Он же глава последователей, — ответила та. — Ты еще не знаешь про них? — Кое-что знаю, — Гвен поежилась. — Но сейчас я хочу спать, а не рассуждать о группировках, извини. Дженни только улыбнулась. Сидя на подоконнике одного из заколоченных окон, девушки поделили добычу. Дженни взяла себе новенькую кухонную ступку, а Гвен получила паззл и жетон: маленький металлический кружок с гравированной надписью «Сюрприз». В свертке, который отдала ей Дженни, оказались очень узкие вязаные штаны со штрипками, черные и не очень красивые, но теплые даже на ощупь, а еще — что особенно порадовало Гвен, новенькая пижама в прозрачной упаковке. Наконец-то можно будет спать, не промерзая до костей. В особняке, конечно, топили, как могли, но здесь, кажется, даже стены источали холод. Брать же к себе Сюрприза Гвен больше не собиралась: во-первых, когда он вырастет, в кровати будет очень тесно, во-вторых, он, кажется, начал линять. Надо будет завтра начать его вычесывать, если Кукловод соблаговолит подарить щетку, а если не даст, придется обтирать его тряпочкой, как советует книга про собак.