Сказки и сны

Предвечным ужасом объят, Прекрасный лик горит любовью, Но вещей правдою звучат Уста, запекшиеся кровью!.. Александр Блок «Гамаюн»

Было так. Жили в саду, что распростерся между Запредельем и третьим небом, неподалеку от седьмой звезды, дивные птицы. Сад назывался Ирием. Позже его прозвали раем. Каждая из них обладала особым даром. И особым служением. А вернее – назначением. И это на самом деле редкость. Потому как обычно создается сущность просто из интереса, понравится или забавляет, вдыхают жизнь, а смысл пристегивают задним числом, потому что без смысла нет движения, нет пути, а без этого жизнь просто не случается. Рассеивается, как туман. Проверено ни единожды. Первые туманы как раз и появились, когда насоздавали забавушек да про смысл забыли. Позже хватились и дописали им историю. Так одни туманы стали границами между мирами, а другие – связующими их. Отсюда и пошло поверье об опасности пути через туман. Потому как мало кто готов, войдя в Явь, выйти в Нави. И назад путь искать. Он же тоже через туман. Думаешь – вот сейчас уж вернусь, шаг, другой – а тут Славь. Так бесконечно бродить можно. Особенно, если в Зачарованный Лес угодить. Там, колыбели всех чудес, время – река, чье течение может меняться по Слову. Или вовсе покрыться льдом и замереть. Такая вот причудливая вечность. Тем более, что река времени кольцом окружает Лес, замыкаясь на себе самой. Сама себе исток, в себя саму впадает. Алконост и Сирин создавались Хранителями Древа Жизни. Да, того самого, на котором растут молодильные яблоки. На вкус эти яблоки немного кислые, чем-то напоминают земную антоновку. Сила, заключенная в них, возвращает того, кто его вкусил к моменту, когда должен быть сделан верный выбор. И прожить заново жизнь, помня о той, что уже прозвучала. И суметь хоть что-то изменить. За молодильными яблоками идут чаще всего от отчаянья. Только Алконост песня колдовская, коснувшись души, напоминает, что всё, что сбылось, всё не зря. А следующая за ней песня Сирин отпускает из сердца печаль. И яблоки становятся не нужны. И тот, кто сумел прорваться в Ирий, остается в нем. Изменяется. Оборачивается еще одним дивным существом. Кто-нибудь из богов или богинь – чаще всего хлопотунья да хозяюшка прилежная Макоша – дописывает ему новую судьбу да смыслом наделяют. Если не успевают, получается туман. Гамаюн случилась вещей. Нужно было воплотить кого-то, кто слышал песню изначального, ее истории, внимал и, пропустив через себя, озвучивал иногда волю Бездны, иногда заветы Запределья. Да и судьбы не всегда и не со всеми говорить желали. Что вызывало досаду у многих богов. И вот как-то раз мудрый Велес придумал птицу, что судьбы уговорит, разговорит да пропоет, чтобы сбывались они, а не по углам дома Рода да в Зачарованном Лесу светлячками да бабочками летали. По нраву пришлась другим богам выдумка. Вдохнули они в нее жизнь, так и сбылась Гамаюн. Позже, когда все заветы были вписаны в Книги и запечатаны в библиотеке, Гамаюн осталось лишь ведать судьбы да напоминать порой мирам, в чем смысл их. Чтобы не обернулись они туманами, остановившись, не развеялись. Так Гамаюн стала покидать Ирий, скитаться по мирам, неся на своих крыльях чудеса Запределья да судьбы ища. Уговаривать их сбываться. И вот однажды в Яви уговаривала она судьбу одного воина сбыться. Потому что не случись она, пришлось бы миру туго. Но судьба попалась удивительно несговорчивая, всё тянула время, артачилась. И пришлось Гамаюн взмахнуть крыльями да чудес нитку коралловую подарить. Задобрить. Но тут сглупил воин. А вернее поступил так, как люди зачастую с настоящими чудотворцами, а не иллюзионистами поступают. Обмакнул стрелу в скверну, в яд змея, что пустоту в себе несет, натянул тетиву да пробил Гамаюн левое крыло. Вот то ли с перепугу он так поступил, то ли подучил кто... Сейчас уж кто во что горазд толкует, а тогда судьба его возмутилась да возьми и сбудься не событием, а особой силой. И не в Навь улетела Гамаюн, а ветром обернулась. Яд в левом крыле дальше не пошел, до сердца не добрался. А тот воин... Да Чомор с ним, с невеждой. Возможно, и правда с ним, к слову. Летать можно и на одном крыле. Сложно, больно, но получается. И верить, что заживет оно когда-нибудь. И продолжала судьбы притягивать да заговаривать их сбываться. Да не рано или поздно, так или иначе, а с кем предназначено и не как попало. Порою она даже создавала их. Создание судеб, в сущности, нехитрое искусство: хоть из кудели плети, хоть по воде дождями пиши, хоть придумывай, как историю или сказку. Тут важно, чтобы сбыться согласились. Долго ли летала ветром Гамаюн, сейчас уже не разобрать. Немало дивных переписывали историю, пытаясь изменить свершившееся. Да толком не получалось. А потом вдруг случился один герой. Он через Калинов Мост перешел да девять миров обошел, но достал неведомо как Древнего Огня душу. Говорят, сами ветра пособили ему да реки вывели в заповедную юдоль. И назад вернули. Потому что нужно так было. Силой Древнего Огня – и как уболтал его только – герой тот выжег скверну едучую из крыла Гамаюн. Вместе с крылом. Но это было не так уж страшно. Медленно, но крылья вырастают вновь. Орошает измученное плечо перламутровыми слезами первого снега небо, и крылья понемногу вновь растут. И пока заживало крыло, продолжила свой путь Гамаюн. И в мире случались истинные чудеса там, где сбывалась она. Где пела свои странные песни. Время шло, окрепли крылья. И может Гамаюн вернуться в Ирий вновь. До Цитадели Ветров уж точно долетит, а там подхватят ее друзья ее лихие – ветры могущественные да сберегут в дороге в Ирий. А то и вовсе в дом Рода домчат. Чтобы не терялась больше, не падала. Стрелы отравленные крыльями не ловила и судьбы недостойным не уговаривала. Но Гамаюн не улетает. Потому что знает, что с ней из Яви исчезнут и истинные чудеса. И совсем смолкнут и перестанут сбываться судьбы. А когда судьбы не сбываются, уходит и смысл. Совсем. Вот только с чудесами есть оказия одна. Они должны быть нужны тем, с кем случаются. И с каждым годом кажется Гамаюн, что не нужны они в Яви вовсе. Как и судьбы. Чего их творить да заговаривать, если от них либо шарахаются, либо принять не готовы. Да и судьбы всё больше в крыльях прячутся, просят забрать их, унести подальше. Да хоть бы в Лес Зачарованный. Только не здесь, только не с людьми, которым никаких чудес и не нужно вроде. Довольно им хаты да нехитрых забав. Куда им судьбы, зачем? На завалинке сидя, судьбы не дождешься. За ней по следу идти надо, в путь-дорогу. Да и чудеса – они не для того случаются, чтобы взор потешить. Они смыслом наполняют. Тем, что казался утраченным. Могут и дать понять, что живешь не своей жизнью, а то и не живешь вовсе. А так – в шаге от превращения в туман. И придется с этим делать что-то. Но примириться с перспективой стать туманом проще, чем бросить вызов самому себе да ринуть за порог. На это мало кто способен. Привычная уютная нескладность всегда кажется милей. В это даже можно поверить. А потому всё звонче, всё ласковей, материнским гласом нежным поют небеса, зовущие Гамаюн к себе. И всё выше поднимается она в своих ночных полетах. Всё больше друзей дивных встречает. И с каждым разом ей всё сложнее возвращаться в Явь. Лишь на Зов откликается. Но мало кому дано позвать ее. И те, кто могут, те, кого слышит она, и до Зачарованного Леса дойдут, и граница между мирами им не преграда. А коли так, чего ей в Яви скитаться?