Сказки и сны

У Алечки светлые волосы, чуть вздернутый нос, на кончике которого темное пятно, смешная майка с неведомой зверушкой, больше похожей на плод любви панка-единорога с хиппующей горгоной, темные штанишки с тысячью карманов и глаза цвета грозового неба. Ей восемь лет и она принципиально решила потеряться в лесу. Потому что ей все надоели. Родители, занятые беседой с другими родителями, а беседа скучна до зубовного скрежета. Только особо и скрежетать нечем. Вчера у Алечки выпало сразу два зуба, и нормальной симфонии из щербатого рта не выжмешь. Разве что посвистишь художественно, но это ведь совсем не то. Младший брат опять капризничает и хочет сразу всё. Ему четыре года, и он будто специально создан для того, чтобы отравлять существование окружающим. Не всегда, конечно. Он и милым бывает, даже забавным, а порой и вовсе смешным. Но не сегодня. Слишком уж много людей вокруг. В такие минуты брат просто невыносим. Ему нужно привлечь к себе максимум внимания. Любым способом. И это бесит. Алечка еще не знает, что младшие братья, в сущности, созданы для того, чтобы воспитать покой и волю у старших сестер. Так задумано. Алечка идет по тропинке, с любопытством озираясь вокруг. Ее еще не хватились. Взрослые удивительно беспечны, когда собираются вместе и им кажется, что дурного случиться просто не может. Ну никак. Вот и хорошо, что не хватились еще. Развели бы панику, кричать начали. В лесу такое не слишком здорово. Плохо на самом деле. Лес — он не для воплей. Но вот уже шум от разбитной попойки с анекдотами и условной музыкой остались позади. Тропика змеится между деревьев и по ней так легко идти в сердце леса. Там ждут немыслимые чудеса и добрые духи. Это Алечка твердо знает. Об этом в книжках пишут. Про далекий вечный лес. Тут, конечно, не он — так — подобие. Но ведь тропинка может пересекать пространство между мирами. Об этом Алечка тоже читала. А если уж станет совсем невмоготу, можно повернуть обратно. Но тропка оказалась коварной. Незаметно раздвоилась, увела в сторону, а потом и вовсе решила подражать паутине. И теперь Алечке уже неясно ни куда идти, ни как вернуться. Она озирается по сторонам и похожа на взъерошенного лисенка. Пока еще она не успела испугаться окончательно, так, что слезы на глазах вскипели, искривился рот, и отчаянный плач эхом не наполнил ставший каким-то вдруг жутким лес. И не успеет. Не надо ей бояться. И теряться не надо. Не люблю, когда дети пропадают. Они не для того по земле ходят, чтобы теряться. Совсем наоборот — им надо быть на виду и напоминать закостеневшим взрослым о том, как непостижим и удивителен мир. Иначе мир обидится. Выхожу из тени деревьев. В человеческом облике. Он пока еще мне нужен. Наверное. Или я просто привыкла им пользоваться. Сейчас уже не понять. --Привет, — говорю я Алечке. — Заплутала? Алечка улыбается. Она видит вроде бы взрослого, но при этом совсем не опасного. Не похожего на маньяков из телевизора и на мрачных колдуний из страны Оз. Скорее уж на эльфов. Точно — на эльфа. Из книжки про хоббита. Алечка читала про приключения Бильбо еще летом, найдя потрепанную книжку на лавочке в парке. Теперь эта книжка спрятана в тайнике. Потому что родителям признаваться, что принесла что-то с улицы — нельзя. Раскричатся. Да еще и отберут и выкинут. Как ту удивительную ракушку. Алечка нашла ее у реки. И прихватила с собой. Если поднести ее уху, было слышно, как внутри поет волшебную песню ветер, баюкая прибрежные травы и складывает потешки родникам. Но взрослые этого вообще не понимают. Заставили выбросить случайное чудо. От этих мыслей вновь на глазах заблестели злые слезы, такие, какие бывают, когда твое личное чудо вдруг отбирают. --Такая ракушка? — уточняю я, доставая из кармана рапану. Алечка сперва недоверчиво, а потом счастливо улыбается и кивает. Протягивает руку и цапает свое утраченное, казалось бы, навсегда сокровище. Но навсегда — это вообще глупость. Нет никаких навсегда. Теперь Алечка об этом знает. Но ей не до этого. Она подносит ракушку к уху и слушает, как прилетевший с далекого моря ветер напевает лесу дивные сказания. Ветер поет на своем языке, ему не нужны слова, но если крепко прислушаться, можно увидеть то, о чем он баллады слагает. --Пойдем к маме? Пока та не хватилась. Надо спешить. Потому что поняв, что в бестолочи выходной попойки на природе, ты прозевал исчезновение собственного ребенка, любой взрослый начинает метаться, творить ерунду и всё усугублять. А когда дитя находится, орет на него так, что умей ребенок исчезать — исчез бы. Взрослые глупые, да. --Пойдем, — важно кивает Алечка. Она уже проголодалась и слегка устала. И даже немного соскучилась по младшему брату, который, конечно, проклятье, но бывает таким смешным. А еще вот-вот будет готов шашлык. И можно еще на костре хлеб пожарить. Он тогда самый вкусный. И пахнет дымом. Да, надо возвращаться. Только сперва запрятать свое вновь обретенное сокровище в один из тысячи карманов. А дома спрятать в тайник. Чтобы вновь не отняли. Дождаться, когда взрослые лягут спать, и брат тоже — а то выдаст же! — достать ракушку, приложить к уху и слушать колыбельную волн и скал, которые передает ветер. Так и уснуть, и отправиться к невыносимо синему морю, в котором отражаются звезды и шлейф апельсинового цвета луны тянется по воде к далекому горизонту. Алечка берет меня за руку и мы идем обратно к людям. Прислушиваюсь. Не, не спохватились. Успели. Не будет нелепых криков, детского плача, угроз и страшилок. Пусть радуется ребенок. Глажу Алечку по голове и оставляю на краю поляны. Она смешно морщит нос, расплывается в улыбке, подмигивает и крадется к костру. И садится с видом, будто никуда и не уходила. Теперь у нее есть сокровище, приключение и тайна. Много ли надо для счастья? Ухожу. Бреду, не замечая дороги. Ноги сами знают, куда идти. Смотрю в небо. Солнце уже уступает место луне, разливая акварельный закат. Оно зовет. Оно ждет свое блудное дитятко. Оно не обижалось, когда я покинула родную бездну и отправилась скитаться по мирам. И зачем-то еще сбылась в земном мире, да так сильно, что застряла в облике человека. Не пойму сама, кому и зачем это было нужно? В небесах ты мчишься ветром, проливаешься на землю дождем, осыпаешь деревья снегом с горных вершин, исчезаешь и сбываешься вновь. Снова заныли некогда сломанные крылья. Они вновь целы. Просто еще слабые. Их бы раскрыть и устремиться в зовущую высь. Небо не так уже и далеко. Оно всё ближе и ближе. И небо падает на меня, принеся с собой целый вихрь осенней листвы. --Ты хоть иногда вспоминаешь, что людской род, когда идет, касается ногами земли. Ну здравствуй, мой Ангел. Прилетел таки. Внезапно и вовремя. --А я не касаюсь? –Когда сильно задумываешься — нет. Людям-то не очень заметно. Они ж вообще ничего не замечают. Но мало ли… И он складывает крылья и бредет со мною к городу. В дорожной сумке у него термос с каким-то загадочным напитком, сваренным из меда, корицы, граната и мяты, щедро приправленным особым волшебством, которое на самом деле есть. Но мы об этом молчим. --Обратно хочешь? — как бы невзначай интересуется Ангел. Хочу? Да! Очень! Покинуть это нелепое тело, расправить крылья и снова взлететь. И подальше от этого мира. Сперва в Бездну, там меня заждались. Потом — через звездный мост — в долину, где растут бирюзовые одуванчики и обрели свое счастье ушедшие из этого мира друзья. Давно не виделись. Они встретят, я знаю. А потом еще куда-нибудь. После можно и сюда заглянуть, но без глупостей вроде обретения телесности… --А не рано? — я различаю в его голосе тревогу. --Я и так задержалась здесь слишком долго. Непростительно долго. --Может оно так и должно быть? Пожимаю плечами. Морщусь от боли. Крылья напоминают о себе. --О чем ты умалчиваешь? Хранителям известны все течения времени, ведь они существуют вне его. Он что-то увидел, что-то, что должно сбыться. И почему-то это важно. Так важно, что стоит терпеть эту звериную тоску по танцу на лунной дорожке, по далеким звездам, по таким непостижимым духам… по настоящему дому. --Подожди, пока выпадет снег, — говорит Ангел и передает термос. Тепло. Оно согревает. Отгоняет тоску. Ненадолго. Ждать, пока выпадет снег, когда ты сам можешь им стать… --Просто подожди, хорошо? --Просто сказочно. Он улыбается. Он знает, я его услышала. Хотя может и стоило бы оглохнуть. Но у Хранителей есть довольно скверное свойство — их нельзя не услышать. В их словах есть особая заповедная сила. Отблески Слова. И — в конце концов — только они всегда остаются на твоей стороне. Даже когда ты хряпнулся с родных облаков в вешнюю траву, поскитался немного и тебя угораздило обрести тело. И застрять в нем. Надолго. Чтоб неповадно было впредь падать куда ни попади. --Когда ждать тебя вновь? --Так или иначе я всегда рядом с тобой, — смеется. --Я знаю. А лицом к лицу? Мне это важно. Незримого присутствия мало. Иногда нужно заглянуть в глаза, почувствовать тепло рук, голос слышать. Это совсем по-человечески, но все-таки. –Когда выпадет снег, — отвечает Ангел. — Принесу тебе ворох чудес и ожерелье из снов. Чтоб не грустила. А с тебя — сказки и… какао. С зефирками. И глинтвейн. Гулять так гулять. Смеемся. И тоска понемногу отступает.