Дневник младшей сестрёнки

      Гувернантки приходят на работу в отель молоденькими красивыми девушками точно так же мечтая о принце на чёрной Lamborghini, как и занимающее чуть более высокий статус смазливое личико на рецепции. Только они в отличие от константы за высоким столом, в стенах этого сказочного замка превращаются в безликие единицы системы обслуживания. Цоканье каблуков по обеим сторонам от Алексея не даёт забыть ему, что его окружение в основном ограничивается женским коллективом.       Он был сегодня в непривычных для себя и окружающих тёмных очках, умело скрывая за ними не выходное похмелье, в его случае просто невозможное быть, а опущенный в пол взгляд, тщательно избегающий ответных взоров и нежелательных приветствий своих сотрудников.       Лифт услужливо растворил свои бесшумные лопасти перед боссом и пропустил Алексея внутрь, тот сразу же избавился от тёмных стёкол на своих красивых глазах, вперив отсутствующий взгляд в мигающие кнопки. По неведомому закону провидения прежде чем двери отъезжающего лифта окончательно скрыли за собой Алексея, он заметил маленькую фигурку Алины, на этот раз не спешащую, а терпеливо дожидающуюся прибытия служебного лифта, очевидно задерживающегося на верхнем этаже. Безумный порыв и неконтролируемый соблазн оказаться с этой девушкой в замкнутом пространстве снова, был стремительней мысли, и рука сама собой потянулась, остановив движение закрывающихся дверей.       − Алина… − он запнулся на долю секунды, − Рашидовна, − прорезало заряженный воздух вокруг.       Девушка немедленно обернулась на зов, как всегда нагруженная кипой бумаг и папок, коротко улыбнулась начальнику, именно так, как подобает примерной служащей и подчинённой, кивнула, бодро ответив на невысказанное утреннее приветствие:       − Здравствуйте, Алексей Константинович!       Он уже хотел ответить и пригласить её прокатиться вместе до третьего этажа (это звучало нелепо даже для него, даже только в мыслях), но его смелости, а может быть, наглости хватило бы на такой странный поступок. А сожаление не заставило себя долго ждать, он не раздумывал ни секунды, но Алина уже успела шагнуть в раскрывшиеся перед ней двери служебного лифта, полностью отвлечённая от него. Она с трудом нажала на кнопку со своим этажом, тем же самым на который собирался ехать и Алексей, и её двери закрылись раньше беспощадных лопастей его персонального лифта всё ещё придерживаемых как оказалось лишь для её банального здравствуйте.       На третьем этаже покидая кабинку, в которой прошло его одинокое путешествие в несколько секунд, он снова прятал свои на некоторое мгновение остававшиеся беззащитными глаза за большими тёмными стёклами дизайнерских очков, руки убрал в карманы узких классически чёрных брюк и уже никто не мог упрекнуть его в нарушении границ субординации. Он прошёл мимо только что появившейся рядом с ним Алины «Рашидовны» и поскорее захлопнул дверь своего кабинета.       Мысли были настолько спутанными и разрозненными, что вслушиваться в помутившейся разум было бесполезным занятием, и тем не менее углубившись в документацию о прибытии иностранной делегации в отель он оставил свой ум ясным для работы. Отказавшись от обеда и от помощи секретарши, попросил для себя только чашку кофе без сахара, борясь с ещё одним соблазном посетить гостиничную служебную столовую.       Переборов невиданно накатившую страсть Алексей провёл больше двух часов у раскрытого окна с прохладно навевающим воспоминания о вчерашнем вечере, проведённым с давно желанной девушкой, ветром.       Собственные мысли заставляли его красивые брови хмуриться, а губы сжиматься в тонкую розово-атласную линию, отросшая чёлка капризно падала на лоб, и складки меж бровей становились длинными бороздками.       Его секретарша, уже приступившая к своим обязанностям после обеденного перерыва несколько раз безуспешно пыталась связаться с ним, её отчётливый голос слышался из динамика с желанием услужить. Но летний пейзаж за окном, распростёршийся во дворе гостиницы с сочными клумбами полевых цветов и рядами бордовых роз увлекал Алексея сильнее насущных проблем его работницы, хотя и оставался сейчас для него полностью невидимым.       − Можно, Алексей Константинович? − голос, который даже при желании нельзя назвать робким, совершенно отличающийся от угодливого тона секретарши мгновенно вернул его в замкнутое пространство собственного кабинета, пусть и не такого маленького как лифт.       − Проходите, пожалуйста, Алина, − он указывает ей на кожаный диван подчёркнуто-небрежным жестом, отчего и жест, и «пожалуйста» выглядят умоляющими, по крайней мере, в его глазах.       − Я по поводу новой формы для персонала, − поясняет причину своего прихода девушка, игнорируя его предложение с диваном и присаживаясь за стол на неудобный для неё, по его мнению, стул.       − В чём собственно дело? − Алексей проходит в своё кресло, инстинктивно разглаживая некрасивые складки между бровями и отбрасывая назад упавшие на лицо пряди.       − Это касается моего проекта, − ещё одно пояснение и Алина хмурит брови.       Двойная складочка между её пушистых бровей, одна из которых ревниво прячет крохотную родинку, похожа на рисунок подковы и Алексей ловит себя на том, что хочет стереть его неподобающим для их профессиональных отношений способом. Ему хочется слегка подуть на маленькую подкову и оставить там лёгкий поцелуй вместо отпечатка её недовольства или возмущения его хронической невнимательностью к её работе, так просто объясняемой его повышенным интересом к собственной её персоне.       «Но этого нельзя делать», − одёргивает себя Алексей, как-то не очень убедительно, «Она наверняка рассердиться», − приводит неоспоримый довод и вынуждает себя вслушиваться в её речь участливее, но удаётся слышать только голос.       − Алексей Константинович, прошу прощения, будет лучше, если я зайду позже, − она всё ещё хмурит свои бровки, искушая его, и начинает торопливо собирать уже разложенные ей на его столе какие-то бумаги. Не смотрит на него, у Алексея возникает сразу две мысли одновременно: ответ на её последнее высказывание и почти мольба к своему альтер-эго.       «Не будет» и «не надо».       − Как вы вчера добрались до дома? − спрашивает он вдруг, пока она не успела покинуть его кабинет и пока она не смотрит на него своими пронзительными чёрными омутами.       − Что? − недоумевает, кажется на этот раз, это она не слушает его.       Алексей усмехается непонятно чему и уголки его кричащих идеальностью губ ползут вверх, подрагивая, нехотя его короткая улыбка превращается в хищно-обольстительную. Алина, прекратившая свои копошения с бумагами, теперь разглядывает его наглую ухмылку полными тайны глазами, словно раздумывает нужно ей отвечать на этот вопрос или нет.       − Благодарю, хорошо. Как видите, со мной ничего не приключилось. А вы? − она наклоняет голову набок, едва ли заметно, но он успевает надумать в этом невинном жесте брошенный вызов и настроение Алексея стремительно улучшается.       − Думаю, всё не так плохо. И я в полной целости и сохранности. − Он снова усмехается и ему мерещится мимолётный блеск во тьме её радужки.       Алексей поднимается с кресла, не раздумывая, когда Алина начинает отступать к двери.       − Вы и сегодня намерены задержаться на работе? − Алексей не знает точно интересно ему это как повод задержаться в гостинице самому или же щекотка беспокойства об её ночных прогулках пробегает внутри него.       Алина отвечает пожиманием маленьких плеч и делает ещё один шаг в сторону выхода, Алексей движется в ту же сторону, неосознанно. Девушка слишком цепко схватилась за свои папочки, прижимая их груди до выступающей бледности костяшек пальцев, и ещё один шаг к выходу преодолён. Алексей следует за своим менеджером шаг в шаг, не отставая, играет в какую-то игру, правил которой не удосужился объяснить своей подчинённой.       Может потому что не знает их сам?       − С вашего разрешения я пойду в свой кабинет? − твёрдо заявляет Эли в нескольких сантиметрах от лица своего начальника, неожиданно оказавшегося довольно близко, чтобы нарушить границы её личного пространства.       Алексей застывает и смотрит в лицо отнюдь не дрожащей Эли, молниеносно его переключает на полюбившееся сокращение имени девушки, перебегает напряжённым взглядом от одного затягивающего омута к другому. Он не замечает, что почти прижимает её хрупкое тельце к двери, не замечает как его рука, уже давно заблокировала ей выход, наверное, для неё в это мгновение очень желанный, хотя и не настолько, как желанна ему она. Он чертовски зол на себя, его ноздри, аккуратно вырезанные талантливым скульптором, едва заметно раздуваются, когда взгляд его наконец отрывается от гипнотизирующих его глаз, но только чтобы спуститься к её губам.       Алексей невежливо оставляет девушку без ответа и без разрешения, но мысленно благодарит Эли за следующее за вопросом молчание. Напряжённые секунды длятся целую вечность, потраченные на тяжёлые раздумья о совершаемом поступке. Отчаянно пытается вспомнить доводы своего лучшего друга о неприкосновенности так близко стоящей сейчас к нему девушки, но ни слова Андрея, ни даже его голос не доходят до его сознания, хотя он медлит. Он уверен, что совершает непоправимую ошибку, что уничтожит сейчас своим уже неконтролируемым порывом нечто очень важное и такое же хрупкое, как и маленькая Эли, с бесстрастностью, ибо он и в эту самую минуту не в силах заглянуть в её тайны, но как же не хочется ему останавливаться прямо сейчас.       "Ещё секунду, ещё одно мгновение", − уговаривает он себя, − "ещё одну маленькую вечность", − приникает лбом к её лбу, тяжко вздыхая, почти отворачивается, отпускает её, но…       Не в силах объяснить и самому себе, но в следующее мгновение он целует её, вжимаясь в её тело, обхватив её лицо обеими руками, жадно протискиваясь в рот. Его глаза закрыты, то ли из боязни встретиться с отталкивающей темнотой внутри её глаз, пропитанной вечной холодностью, то ли из-за наслаждения, которого хочется испить сполна.       Она не отвечает ему, он не ждёт этого, но и не отталкивает. Её свободные руки, пленить которые ему не хотелось, чтобы не причинить боль, не пытаются отпихнуть его, плетьми повиснув вдоль тела. Алексей чувствует горький привкус этого поцелуя, безусловно, две половинки её восхитительного рта оказываются гораздо вкуснее его неоднократных грёз об Эли, но мягкие и спелые, они − недвижимы. Он борется с её хладнокровием, как с врагом превышающим его собственные силы. Больно кусает нижнюю губу, чувствуя при этом металлический, чуть солоноватый вкус её крови, одурманивающей его сознание ещё больше, язык зализывает образовавшуюся ранку и посасывает, успокаивая невольно причинённую им боль. Глаза его по-прежнему закрыты, даже крепко зажмурены, Алексей почти убеждает себя, что этот поцелуй происходит в очередном сне, и он не настоящий. Только облизывая гладкие зубки, поглаживая языком шершавую поверхность её неподвижного языка, он стонет от реальности происходящего.       Руки его в такт наглым губам мнут её безропотно подчиняющееся ему тело, ещё больше прижимая его к себе, одна рука на её затылке безжалостно расплетает волосы, а другая тянется вниз, задирая узкую юбку вверх. Шелковистость её волос из беспощадно высвобожденной толстой французской косы ласкает его руку и запястье, и он глубже зарывается в них. Дыхание сбивается, лёгкие отчаянно молят о кислороде, но он боится оторваться от сочных губ и столкнуться с неизбежной реальностью совершаемого насилия.       Всего лишь на секунду он прерывает этот односторонний, и всё-таки самый сладкий поцелуй, который когда-либо у него был и этого хватает, чтобы доселе ничего невидящим глазам открыться и взглянуть в чёрные бусины.       Он мгновенно опускает блудливые руки и отрывает их от её тела. Волосы её безнадёжно спутаны и всё же распущенные они ещё более красивые, чем запрятанные в очередную причёску, тёмный водопад спускается по напряжённым в немом возмущении плечам, полностью скрывая руки своей хозяйки, отчего он не может сказать дрожат ли они. Глаза Эли, теперь он не верит, что сможет когда-нибудь называть её другим именем кроме этого, как всегда пусты и холодны, или же полные тайны, только сокрытой от людских глаз за семью печатями. Но что-то ещё он видит в них, что-то, чего никогда не было раньше, чего ему никогда бы не хотелось в них увидеть − слёзы. В её таинственных, так завораживающих, всегда притягивающих его глазах застыли слёзы.       Эта девочка, сейчас как никогда раньше выглядящая невероятно юной, даже несовершеннолетней, с маленькой кровоточащей ранкой на распухших от ненасытного поцелуя, полного его неутолённого голода губах бесстрашно взирала на него чёрными обсидианами глаз, в которых задержались огромные капельки слёз, не смеющие пролиться по её щекам без позволения девушки.       − Вы закончили, Алексей Константинович? − холодно, твёрдо и бесстрастно заговорила Эли после неуклюжего отшатывания Алексея от неё, задавая самый обычный вопрос по окончании обсуждения.       Алексей схватился за голову, беспомощно зарываясь пальцами в волосы, онемевший от безнадёжности ситуации. Алина снова не получила ответа и не прерывая контакта с его глазами: потерянными и пустыми опустилась на корточки. Она начала аккуратно складывать рассыпавшиеся на полу документы, наконец, прекратив сверлить его полными слёз колдовскими омутами. И Алексей попытался хоть что-то изменить, как-то объяснить, пробить выстроенную между ними вдруг стену отчуждения.       − Эли… − имя было произнесено хрипло и тихо, Алексей сделал маленький робкий шажок вперёд, чтобы сократить расстояние между ними хотя бы в этом кабинете, он попытался опуститься рядом с ней на корточки или на колени?       − Я справлюсь. − Чётко проговорила она, не поднимая головы от нелепых папок.       − Алина? − с трудом, просительно повторил он имя девушки.       Алина резко поднялась на ноги, неожиданно для растерянного Алексея − на полу больше не оставалось ни одной папки, ни одной проклятой бумажки. Она снова прижимала к груди документы, волосы, по-прежнему рассыпанные тёмными карающими нитями, напоминали ему о своей охмеляющей мягкости, которая, он был в этом уверен, отсутствовала в её взгляде.       − Я могу идти? − она вела диалог с кем-то другим, не с ним и спрашивала позволения удалиться не у него, у кого-то другого.       − Алина? − беспомощно пробормотал он, кажется, в последний раз.       Девушка развернулась и вылетела из кабинета, счастливые пряди всколыхнулись, мгновение лаская её лицо. Алексей сделал тяжёлый вздох и обхватил голову руками, когда хрупкая, отважная фигурка его Эли скрылась за тяжёлой дверью.       Она сдержалась. Только одна крохотная слезинка скатилась по её щеке напоследок, поспешно схороненная волной волос. А Алексей зарычал от собственного бессилия, вместо победной усмешки, его лицо омрачилось тенью её чистой слезы. Осуждающий, он знал это наверняка, взгляд застыл перед его зажмуренными глазами, и нестерпимое желание раствориться в их темноте становилось непреодолимым с каждой ускользающей секундой.