Дневник младшей сестрёнки

Жаркая лепёшка солнца высоко поднялась в небо, когда Алексей довольно долгое время проколесив по городу километры раздражения и обиды, наконец, подъехал к отелю. В Сезаме уже кипела жизнь, ряды новых машин, припаркованных на заднем дворе, ряды обновлённых этим утром цветов, высаженных по аллее, ряды дорожек, просыпанных свежей порцией гравия, ряды служащих, снующих туда-сюда, но настолько слаженно организовавших свою работу, благодаря чему, ни разу не столкнувшихся, ни с одним гостем во время прогулки последнего. Сезам — это отлаженный механизм гостеприимства и радушия, сейчас обещал предоставить его и Алексею.  — Здравствуйте, Амина! — с натянутой улыбкой поприветствовал он администратора в приёмной отеля.  — Доброе утро, Алексей Константинович! — вытянувшись в струну, ответила бодрая девушка, на миг обескураженная поведением своего начальника, не спешившего покинуть её рабочую позицию и явно ожидающего её содействия в каком-то вопросе. Бедная девушка, ожидающего от начальства лишь худшего, мгновенно погрешила на свою полную не квалифицированность или даже серьёзный проступок, который в силу возраста не учла. И пока, разволновавшаяся Амина продолжала пропускать в мыслях все маломальские причины, чтобы её не лишали работы. Алексей, просунув два пальца за ворот своей рубашки, оттянул его в сторону и с тяжким вздохом вернул девушку в реальность.  — Амина, дайте мне, пожалуйста, ключ от четвёртого люкса и некоторое время не заселяйте в него никого. В ближайшие дни, я намерен оставить его за собой. — Воротник сильно натёр кожу на шее и Алексей, забирая ключ от номера из дрожащих рук девушки, недовольно поморщился. Он быстрым шагом направился к лифту и попытался поскорее скрыться из глаз любопытной толпы своих сотрудников, а Амина с богатой фантазией из приёмной облегчённо выдохнула в удаляющуюся спину своего босса. И только позже, ближе к середине этого дня, напрочь позабыв про недавно посещавшие её кошмарные мысли об увольнении, она вместе со второй девушкой из рецепции и несколькими другими «подругами» с упоением отдавалась россказням из уст в уста о причине переезда в отель «на несколько дней» их грозного Алексея Константиновича. Алекс же напротив, вначале жутко желавший избежать подобных пересудов и сплетен, теперь забыл помнить о них и, с удовольствием приняв освежающий разум и тело душ, ожидал доставки нового костюма из ближайшего магазина мужской одежды. Уже спустя час с небольшим, он, как и в другой свой обычный рабочий день неспешно добрался до своего кабинета. Внешне абсолютно спокойный, он невозмутимо принял утреннюю почту из рук секретаря, и единственное, что могло выдать его неустойчивое состояние это заткнутые в карманы брюк сжатые кулаки. Упав в кресло с тяжёлым вздохом, он отбросил письма на край стола, и устало прикрыл глаза. Его беспокоил разговор с отцом и его неожиданные последствия, но уступать Алексей не намеревался, ибо не чувствовал за собой никакой вины. Он мало верил в лжебеременность Марины, потому что знал, как помешан такой тип девушки на своей мнимой красоте и безупречной фигуре. Он успел прокрутить в своих мыслях предполагаемое развитие дальнейших событий своей жизни, если купившись на аферу девушки, он вдруг женился бы на ней, тем самым удовлетворяя её мечты. Несомненно, Марина, добившись своего, немедленно нашла бы способ разыграть правдоподобную сцену с потерей ребёнка, в чём обвинила бы его самого. Или же просто-напросто постаралась бы забеременеть по-настоящему (уж, не знаю, руководствуясь какими-то ещё более каверзными идеями), а потом успешно причитала о неправильно рассчитанном сроке и ранних родах. Он это знал и чувствовал, что согласившись на брак с расчётливой женщиной, не гнушающейся никаких средств перед достижением поставленной перед собой цели, обречёт себя на ещё большие неприятности, чем его угораздило погрязнуть сейчас. Но как открыть глаза на Марину отцу и матери он не мог приложить ума. Голова жутко разболелась от всей этой дури, а глаза жгло изнутри разрывающимися капиллярами нервов. В этот самый момент его телефон начал неистово звенеть входящим звонком и неохотно открывая глаза, Алексей прищурился, вглядываясь в зажёгшийся экран смартфона. «МАМА» крупным шрифтом отпечаталось имя звонившего, и замигала умилительная фотография ещё молодой женщины, прижимающейся губами к щеке маленького мальчика — Лёши. Алексей ненадолго затаил дыхание над этой фотографией из своего детства, и на краткую секунду его лицо снова озарилось детской улыбкой, в точности такой же, какая сияла на его лице рядом с матерью на фотографии. Трель звонка прекратилась и экран погас, а звонок мгновенно перешёл в разряд неотвеченных. У Алексея совсем не было настроения сейчас выслушивать очередные нравоучения Лидии Павловны, глубоко разочарованной в сыне и он, увидев, что мать не удовлетворившись одним звонком, пытается дозвониться вновь, отключил телефон от греха подальше. С твёрдым намерением, он быстро поднялся из кресла и покинул кабинет, уже в коридоре отдав указание Юленьки, что все встречи на сегодня нужно будет отменить, а его ни с кем не соединять, он отправился прямиком в кабинет к своему заместителю.  — Собирайся, — сообщил он ничего не подозревающей девушке с порога. Эли, растерявшись на миг, задала наиболее очевидный вопрос:  — У нас внеочередное совещание по поводу китайцев? — с выпученными глазами, она открыла нижний ящик стола.  — Нет никакого совещания. И вообще забудь про этих китайцев, — со вздохом, и активно жестикулируя, заявил Алекс. Глаза Эли стали ещё больше, и он исправил последнюю свою реплику. — Хотя бы на сегодня, забудь про них, пожалуйста? — теперь это звучало просьбой, на которую девушка должна была что-нибудь ответить.  — Что ты задумал? — с выгнутой поверх очков бровью, спросила она, но уголок её губ неумело прятал её улыбку, а глаза Алекса пытливо выхватили эту маленькую эмоцию на её лице и уже не отпускали.  — Это будет маленький сюрприз для тебя и для меня. — Он рассмеялся в голос, запрокидывая голову назад, и конец этого смеха вышел не таким веселым, как его начало. Эли вздрогнула всем телом, поёжившись от призрачного холода, пробравшего кожу стальными иголками, но согласно кивнула. Будто другого ответа не знала. Или просто забыла, как это делается — отказывать ему. Он сильно схватил её за руку и потащил вниз по лестнице почти бегом, некоторое время провозившись, с всё не подъезжающим к их этажу лифтом, но и теперь Эли не вымолвила ни слова протеста, хотя душу терзали неуверенность и необъяснимое чувство страха. Они так и вышли из гостиницы с крепко переплетёнными руками и таким же скорым шагом бежали к его машине, по скрипучему гравию, мимо зазевавших сотрудников. Он открыл для неё дверь и в два шага обошёл автомобиль, запрыгивая на водительское место. И пока она безуспешно возилась с ремнём безопасности, он успел застегнуть свой, и коротко бросив взгляд на её медленные движения дрожащих пальцев, сам закрепил и её ремень тоже.  — Спасибо, — тихо выдохнула она, он лишь кивнул, быстро выруливая с парковки, вон со двора гостиницы. Её телефон остался брошенным на столе и настойчивая вибрация крутила коммуникатор по странной орбите стола, его аппарат безнадёжно молчал, умышленно, оставленный без внимания в его кабинете. А они мчались прочь ото всех на спортивной машине, предназначенной именно для этого побега. Ведь никак иначе их отъезд назвать и нельзя было, кроме как побегом от окружающего мира. У Алексея вдруг возникло неистовое желание уйти ото всех, а послушная Эли с готовностью и без возражений приняла и поняла его. И кажется, никогда раньше (вчера) не было по-другому. Они ехали, молча, это происходит часто, почти постоянно с людьми, тонко чувствующими друг друга. Эли почувствовала, что он нуждается в этой иллюзорной тишине, а Алекс с благодарностью принял её щедрое молчание. Его мучили мысли и сомнения, его терзало беспокойство, а нервы натягивались в тетиву готового выстрельнуть в мишень арбалета. Он не разбирал дороги, даже не знал своего конечного пункта назначения, прямо как с собственной жизнью, он делал всё по наитию, не стремясь к результату, а наслаждаясь процессом. Вот и сейчас, не смотря на разрозненность собственных размышлений, он был рад, что находится именно здесь и сейчас вместе с Эли, а не с кем бы то ни было другим. Её тихое присутствие, само это её присутствие бесконечно успокаивало его, даря, хоть и эфемерное, но чувство покоя и счастья. Он изредка подглядывал за ней. Вот она едва зажмурила глаза от яркого луча солнца, а теперь отвернулась и взглянула на него, не задерживаясь на его профиле дольше, чем на мгновение. Потом, она с усердием принялась рассматривать собственные пальцы и коротко отстриженные ногти, спрятала их в маленькие кулачки, надула губы, словно постыдилась отсутствию новомодного маникюра. Алекс усмехнулся, его улыбнула эта мысль. И Эли, услышав эту его тихую улыбку, обернулась посмотреть на него не явно, а украдкой, исподлобья, словно не желая быть пойманной за этим наблюдением, по сути, детски-невинным занятием.  — Нравлюсь? — вдруг и очень нагло усмехнулся Алексей.  — Нет, — категорически отрезала она, снова возвращаясь к созерцанию мелькающих за окном силуэтов редких деревьев.  — Не нервничай так, пожалуйста, — продолжая посмеиваться, но для вида нахмурив брови в притворном извинении, попросил Алекс. Она не отреагировала на его замечание почти никак, только один уголок её пухлых губ дёрнулся в некое подобие улыбки.  — И всё-таки, куда мы едем? — чуть остыв от напряжения и кое-как уняв сумасшедшее сердцебиение, выдавила из себя наиболее важный для себя вопрос.  — Я же уже сказал, что пока не знаю, — снова возвращаясь к неприятным мыслям, сухо ответил он.  — Что-то случилось? — мгновенно уловив его настроение, обеспокоенно спросила она, наплевав на внутреннее табу «не смотреть на Алекса слишком часто», и всем корпусом оборачиваясь к нему. Алекс чуть дольше задержался взглядом на Эли, чем на отслеживании пути. — Что-то, о чём я должна знать? — верно предположила она.  — Нет ничего, что бы я скрывал от тебя, — слишком поздно, чтобы считаться надёжным заверением, прозвучал его ответ. Дальше они ехали молча. Опять же слишком долго ехали, чтобы считать эту поездку отдыхом, и слишком долго молчали, чтобы считать тишину подарком. Спустя ещё полчаса, Алексей обозначил их место прибытия, просто остановив машину за чертой города.  — Приехали, — коротко бросил он, после этого, не задерживаясь в автомобиле дольше секунды. Эли безмолвно последовала за ним. Её одежда никак не соответствовала прогулке на природе, а каблуки, пусть и не такие громоздкие, какими увлекалась её сестра, да и она сама до недавнего времени, всё же обременяли при ходьбе по колдобинам достаточно. Они медленно побрели вдоль тропинки, ведущей вниз наискосок, дорога быстро потерялась из виду, а они крепко (точно неизвестно когда), взявшись за руки, шли навстречу шумящему потоку реки. Чем ближе они спускались к кромке берега, тем громче зазывала их гремящая о камни вода.  — Здесь очень красиво, — первое, что раздалось под аккомпанемент басов водяного оркестра из уст восхищённой девушки. Она раскрыла объятия, расправив руки, словно крылья ангела и закрыла глаза. Ленивая улыбка заиграла на её светлом лице свою щемящую душу мелодию, а тонкие крылья носа затрепетали, вдыхая дивный аромат воды и зелени.  — Тебе, правда, нравится? — неверяще спросил Алексей (в отличие от наслаждающейся окружающей красотой девушки) лицезревший исключительно профиль маленькой женщины, застывшей у края речного берега.  — Да, правда! — просто и восхищённо ответила Эли, одарив его такой неожиданно-радостной улыбкой, что сердце Алексея, туго хмурившего брови до этого момента, забилось чаще и веселее, словно отстукивая ритм попсовой композиции. — А тебе разве нет? — скидывая с ног туфли и задорно закружившись на месте, при этом беззаботно смеясь солнцу, небу и пушистым облакам, спрашивала она. Он задохнулся от этого зрелища, поразившего его чистой, как (упрямо и вероломно, застывшая на его небритой щеке) слеза, искренностью и непосредственностью.  — Нравится, теперь я это понимаю, — тихо ответил он, позже, значительно позже предполагаемого ответа. Эли всё ещё продолжала кружиться, точно исполняла древний ритуал танца, а Алексей бессловно следовал по пятам удаляющейся по кайме берега девушки, пытливо рассматривая каждый встречный камушек или гальку, но ни на секунду не прекращая слушать смех девушки, сущий, как звон весенних колокольчиков.  — Я так давно не была за городом, — нежно ворковала она, кажется, даже не ему, Эли словно говорила с деревьями, далёкими на противоположном берегу камышами или даже с шершавым песком под ногами. — А теперь, я как будто свободна! И мне нет дела до остального мира! — прокричала во весь голос. Остановилась и зажмурилась от взбалмошного луча солнца, вздумавшего пощекотать её большие глаза. Она отвернулась от солнца и взглянула на Алекса прямым ясным взглядом. С её тонкого лица не сходила улыбка, но его губы оставались сжатыми, а глаза хмурыми и настороженными. Эли медленно опустила руки и сделала уверенный шаг к нему. Её пухлый рот перестал рисовать улыбку и сжался в безуспешной попытке изобразить прямую линию. Теперь Эли выглядела сосредоточенной, её недавно расслабленные черты теперь излучали беспокойство и искреннюю озабоченность. Она подошла ещё ближе к Алексу, почти вплотную, так, что резкий аромат его духов ударил в ноздри. Она сделала глубокий вдох и ласково коснулось его щеки. Он вздрогнул. Всем телом. И вытащил руки из карманов. «Дурная привычка» — некстати подумалось ему, и вдруг захотелось убрать её руку от себя. Чтобы не испачкать, будто он действительно ощущал себя рядом с ней настолько грязным, что ей следовало бы сбежать. От него. И поскорее. Его воли хватило на то, чтобы накрыть её руку своей ладонью, но отрвать её от своей кожи он не смог. Алекс наслаждался этим коротким моментом. И пусть её взгляд бегает по его лицу, путается в мыслях и хмурит брови, а его глаза безжалостно затуманиваются и не разрешая смотреть на неё упрямо рисуют картины настоящей трагедии его жизни, но он наслаждался. Глубокое и тёмное предчувствие не давало ему желанного покоя, а её голос окончательно уронил его в бездну отчаяния.  — Давай вернёмся? Я же вижу, тебя что-то беспокоит, — хрипло прошептала она, в то время как они продолжали стоять вот так вдвоём и рядом.  — Нет. Не вернёмся. Это неважно. Давай просто пройдёмся? Или посидим вот здесь, помочим ноги? Что скажешь? — он попытался выдавить из себя нечто подобие улыбки. Но видимо получилось у него неважно. Лицо её стало ещё более серьёзным с едва проступившими первыми нотками грусти. И она не ответила. Не сказала ни единого слова. Напротив, попыталась вырвать свою руку из его кисти и убрать прочь от его колючей, но жаркой щеки.  — Эй! — вскрикнул Алекс. — Перестань! Я не привёз тебя сюда, чтобы ты хандрила, — он бравился как мог, его нутро вопило о том, что у него тысяча и одна тайна, о которой он обязан сказать этой девушке прямо сейчас. Но сердце упрямо отстукивало «нет!». «Потерпи ради меня» — говорили его глаза её глазам, и она словно услышала его мольбу.  — Хорошо, — сказала Эли, но всё-таки забрала свою ладонь из его руки, подобрала брошенные туфли и уселась прямо на мокрый берег, протягивая ноги к леденящей, онемевшей реке. Её ступни жадно лизнула вода, и Эли, опустив голову от мурашек, атаковавших тело, вздрогнула. Алекс безмолвно опустился рядом, на ходу сбрасывая с себя костюм, накинул ей на плечи. Неуклюже разместившись поближе к девушке, он принялся снимать с себя туфли и носки, а Эли, молча, стала наблюдать за его педантичной аккуратностью. Это было воистину комичное зрелище и совсем неромантичное. Что может быть более неромантичным, чем мужские носки? Но Эли, так безжалостно лишённая радости насладиться единением с природой, после нескольких минут слежения за кропотливой работой Алекса, расхохоталась в голос. На что Алекс, уже закончивший весь процесс, обернулся к ней в недоумении.  — Что такое? — засучив штанины дорогих, только что купленных брюк и опуская ноги по колено в холодную воду, спросил он.  — Нет, ничего. Просто смешно стало. — Никак не в силах остановиться елё выговорила она сквозь смех.  — И всё же? Что тебя так развеселило? — не удержавшись, заражаясь её весельем, выгнув бровь, спросил он.  — Твои носки, — выпалила она, отворачиваясь.  — И что же в них такого смешного? — искренне не понимал Алекс. Он даже принялся рассматривать те самые злополучные носки, ставшие предметом их бессмысленного обсуждения.  — Прекрати сейчас же! У меня сейчас живот лопнет! — покатившись вбок от хохота попросила Эли.  — Что ж? Рад, что тебя смогла развеселить такая обыденная вещь, как мои носки, — невозмутимо, без тени улыбки ответил он, на не прекращающийся смех девушки. И то ли это было сказано чрезмерно серьёзным тоном, то ли выражение его лица в этот момент не предполагало ничего радостного, но смех Эли прекратился в ту же секунду, как только он успел произнести свои слова. Она выпрямилась и села ровно, оправляя задранное до неприличия платье, бросив на Алекса взгляд, полной невысказанной обиды. Но стоило ей взглянуть на него, и она уже вновь расхохоталась только уже вместе с ним. Потому что этот мужчина, хитрый и пронырливый жук, а никак не обычный рядовой мужчина, смешно корчил рожицы, изображая из себя классического квакера, блюдущего высокие устои, а сам два сдерживал подёргивающиеся уголки губ от вырывающегося наружу громкого смеха. Они задорно смеялись над глупой шуткой, над самими собой и это веселье было чистым и незапятнанным реальностью.  — Я, правда, не знаю, что такого смешного ты могла найти в моих… носкааах, — Алекс откинулся на спину, и продолжал дрожать от хохота, — но мне почему-то то же смешно, — голос его срывался с октавы и был ещё более комичным, чем лицо, обливающееся истеричными слезами. Отринув от всех принципов и глупых правил, Эли последовала плохому примеру и легла рядом прямо на влажный берег. Уже через секунду испортив новый костюм Алекса, приобретенный только сегодняшним утром, сам Алекс продолжил порчу своего скудного гардероба — его рубашка уже давно пропиталась водой и испачкалась в глине и иле, выброшенными на берег рекой. Алекс беззаботно закрыл глаза, а его нарисованные губы не желали расставаться с блаженной улыбкой, его рука сама собой нашла на песке руку Эли и они цепко сплели пальцы друг друга. Ему не нужно было смотреть на неё, чтобы понять, что её лицо отражает те же чувства, что читаются в его чертах. Он инстинктивно, самой своей глубиной ощущал, что здесь и сейчас с ним происходит именно то, что единственно правильно. Что именно такой и должна быть его жизнь. Именно с Эли он должен, … нет, он хочет быть.  — О чём ты думаешь? — абсолютно не думая ни о строившей козни Марине, ни о безнадежно разочарованном в нём отце, ни даже о карьере и далеко идущих планах, с чувством безусловного счастья этой минуты, спросил он. Она не ответила. И он не стал торопить её. Молчание и тишина без слов, но с музыкой речных капель и солнечных брызг вносили в душу умиротворение и покой.  — О нас, наверное… — лениво и спустя одну тысячу мгновений вместе ответила она. Он всё ещё ощущал её улыбку, словно она ласкала его кожу и проникала в сердце обходными, только ведомыми этой девушке путями. — Но это не точно, — громче и веселее добавила она. И её ласковая улыбка превратилась в вероломный смех, который ещё глубже пробрался в его душу.  — Я люблю тебя…- снова повторил он, чувствуя невероятную потребность в этих словах. Одновременно таких важных и таких ничтожных слов, чтобы выразить его болезненное состояние. Ибо ему было больно, где-то внутри ему было больно так сильно, что сделать следующий вдох было невозможным. Невозможно, если вдруг прямо сейчас она вздумает отпустить его руку. Она не ответила и на этот раз. Но теперь, он знал это точно, ответа не последует.  — Вода очень холодная, — вместо ответа сказала Эли. Но в её словах не была потеряна её лёгкая улыбка. Эта улыбка заменила ему ответ и дала слабую надежду на её чувства.  — Ты замёрзла? — спросил он, не желая двигаться с места и возвращаться в… Возвращаться куда бы то ни было.  — Чуть-чуть, — зажмурившись, ответила Эли. — Но я не хочу ничего с этим делать, — и она вновь рассмеялась. — А ещё я никак не могу остановить себя и прекратить смеяться, — добавила она и его плеча коснулась лёгкая вибрация от дрожания её маленького тела.  — Это же хорошо! Мне нравится твой смех и звуки, которые ты издаёшь при этом, — Алекс тоже смеялся, его смех был тихим, совсем беззвучным, но губы были широко растянуты, а мышцы уже начали болеть от непрестанной улыбки.  — Никакие звуки я при этом не издаю, — упрямо и, кажется, немного обиженно заявила она.  — Издаёшь, — не согласился Алекс, — очень симпатичные звуки, вроде… — он прыснул от смеха, — вроде…  — Вроде чего? — возмущённо проговорила она, перестав улыбаться, поднялась и нависла над ним с угрозой в глазах, но руки их оставались по-прежнему вместе сцеплёнными. Он некоторое время томил её ожиданием, и лицо его сделалось до одури серьёзным и важным, но потом его ответ всё-таки прозвучал и он расхохотался громко и раскатисто.  — Вроде хрюканья! — он едва успевал отбиваться от обозлённой на него за это высказывание девушки, закрывая лицо руками от хаотичных шлепков. Но Эли, казалось, не намеревалась просто так спускать такую выходку своему начальнику. И именно об этом статусе Алексея неожиданно вспомнив, она на секунду запнулась и прекратила осыпать его болезненными тумаками.  — Ой! — вырвалось из неё, и она закрыла рот рукой, уставившись на Алекса во все глаза. Алекс всё это время своего заслуженного наказания физическим насилием, продолжал безудержно смеяться и корчился как взбалмошный ребёнок по песку. Теперь не только его хвалёная рубашка, но и весь он, как есть представлял собой скатанного из песка человечка, только очень большого роста. Услышав возглас Эли, он убрал руки от лица, и залипшие комья мокрого песка закатились ему за ворот, несколько песчинок остались украшением на его щеках. По мере разглядывания удивлённой девушки, улыбка стала сходить с его смешливых глаз и потерялась в линии губ, он внезапно схватил Эли за руку и опрокинул на себя, крепко удерживая девушку за обнажённые плечи, с которых в порыве слетел мужской костюм.  — Очень симпатичное хрюканье, я сказал…. — повторил он глубоким голосом, который упрямо превратился в возбуждённый хрип. И Эли не успела вставить ни единого слова, услышав от него угрожающий шёпот:  — Тшш, — она потерялась в его поцелуе. Им всегда было легче целоваться, чем говорить. Поцелуи у них получались особенно честными и откровенными, настолько, что всё окружающее теряло всякий смысл и значение и оставались только они вдвоём во всей вселенной. Это было настолько обнажённым признанием, что не было потребности в словах, слова оказывались ничтожными и пустыми, бессмысленными и грубыми. И не было ничего прекрасней её дыхания на его влажных губах, ничего вкуснее сладости её рта, как ни силился отыскать, он не мог найти подходящего сравнения. Он не помнил ничего до, и не ожидал ничего после неё. Была только она и слияние их губ. А ещё был этот сказочный, но такой крошечный миг, который так стремительно утекал, стремясь вслед резвой реки, не придающей никакого значения, двоим влюблённым, бездумно, и в который уже раз, загадывающим одно желание на двоих.  — Нам пора возвращаться…- неохотно разрывая их поцелуй, хрипло прошептала Эли.  — Пора… — согласился Алекс, прислоняясь к её лбу своим. Они оба закрыли свои глаза и вновь смешали свои дыхания.  — Я не понимаю, что со мной происходит, — это признание прозвучало так обречённо, что у Алекса закололо в груди. Он тяжко выдохнул, и дыхание его было обжигающе горячим и невыносимо томным. Эли снова захотелось поцеловать его, но она не посмела потакать своим безрассудным желаниям.  — Я понимаю. — В отличие от неё, в его голосе слышалась уверенность и безоговорочная твёрдость. — Моего понимания хватит на нас обоих. Эли вновь отстранилась и заглянула в его глаза. Её собственный взгляд был наполнен сомнениями и недоверием. Алекса интересовало лишь, к кому были обращены её чёрные глаза, и кому предназначалось это холодное неверие.  — Пока хватит, — ещё недолго изучая её прекрасный взгляд, пробормотал он. Лицо её просветлело, словно именно эти слова она ждала больше всего, а они были для неё самыми важными. Лёгкая, как перышко, улыбка коснулась её припухлых от недавних поцелуев губ, а он, повинуясь соблазну, заправил растрепавшиеся пряди ей за ухо и оставил свою ладонь на её щеке.  — Пойдём. Ты замёрзла… — и снова это был шёпот, они продолжали говорить вполголоса, словно таились от вездесущего потока, точно река говорила рядом с ними таким непрерывным и раскатистым басом, что прерывать эту речь не смели. Он помог ей подняться, она неловко стряхнула с него комья грязи и песка, но костюм был безнадёжно испорчен, как впрочем, и её выходное платье. Ещё пару раз их дружный и весёлый смех разбавил роковую мелодию реки своими попсовыми нотами, пока они держась за руки и спотыкаясь на одних и тех же камнях не взобрались по корявой тропинке вверх и не оставили позади Кашку в привычном одиночестве.  — У нас с тобой не совсем подходящий вид для появления на работе, — промолчав всю обратную дорогу до отеля, Эли заговорила в самый последний момент, когда они уже припарковались во дворе Сезама и Алекс выключил зажигание.  — Что ты предлагаешь? — выгнув бровь, поинтересовался Алекс, но во взгляде мужчины читалось абсолютная уверенность в дальнейших действиях.  — Не знаю, — в отличие от своего начальника, полная сомнений Эли ёрзала на сиденье от мысли предстать перед коллегами в подобном многозначительном виде.  — Хорошо. Тогда знаю я. — Алекс протянул ей свою руку и на этот раз, она без заминки вложила в неё свою ладонь. Он мягко коснулся её пальцев своими губами, не отрывая своих лучистых глаз от её настороженного, полного тревоги лица. Он отпустил её руку и быстро вышел из машины. Обходя автомобиль широкими шагами, он открыл его с её стороны и подал руку, она вновь приняла её и последовала за ним. По пути к главному входу отеля, Алекс набросил на плечи Эли свой костюм, чтобы девушка перестала так сильно дрожать, но кажется, это действие имело обратный эффект. Чёрные глаза Эли расширились от страха в тот момент, когда они вместе, не разрывая сцеплённых рук, преступили порог гостиницы, и девушка на рецепции одарила их дежурной улыбкой, предназначенной для встречи гостей. Впрочем, эта милая, хоть и фальшивая улыбка быстро сменилась шоком, отпечатанным на лице тенью и глупо раскрытым ртом. Опомнившись, девушка хотела окликнуть начальника для передачи срочного сообщения, но директор со своим заместителем уже успели скрыться в кабине лифта.  — У меня здесь особо ничего нет, кроме вчерашнего костюма, но думаю, придётся воспользоваться им, за неимением лучшего варианта. Как считаешь? — спрашивал Алексей у замявшейся девушки на пороге его люкса.  — Думаю, ты мог бы переодеться дома? — сконфуженная, но всё же, Эли ответила на интересующий его вопрос.  — Я теперь буду жить здесь. — И предугадывая вопросительное выражение на её лице, которое, кстати сказать, так и не проявилось, он поспешил добавить, — Какое-то время.  — Печально, что у меня с собой нет вчерашнего платья, — одновременно разряжая обстановку шуткой и констатируя очевидное, Эли слабо улыбнулась ему, наконец-то сняв с себя его испорченный костюм.  — Ты можешь пройти в ванную, чтобы привести себя в порядок, пока я переоденусь в… — Алекс приставил рубашку с вешалкой к груди и неопределённо выгнул брови. — Это? — лишённый выбора, он, тем не менее, произнёс фразу вопросительным тоном. Эли коротко усмехнулась и уверенно скрылась за дверью ванной комнаты. Алекс успел только снять с себя промокшую и испачканную рубашку, когда в дверь настойчиво постучали. Раздражаясь на своих подчинённых, он всё-таки направился открывать нежданным гостям. Эли, как раз более-менее стерев с себя следы пребывания «на свежем воздухе» выходила из ванной комнаты с распущенными волосами (другого способа избавиться от следов солёной воды, проявившихся на спинке платья, она не нашла). И когда Алекс с голым торсом наконец-то открыл дверь Андрею, она рассеяно стояла за его спиной. Все трое застыли в немом ожидании, кто же первым нарушит тягостное молчание и прояснит сложившуюся ситуацию. Единственный человек, который не узрел никакой двусмысленности в происходящем, был Алексеем, именно поэтому он задал наиболее очевидный вопрос другу.  — Что ты здесь делаешь? — Андрей, разыскивающий друга по просьбе его матери, в первую секунду растерялся, и поэтому совершенно забыл, насколько важным было сообщение, которое он должен был передать Алексу. Но голос Алексея вывел его из непродолжительного транса, поэтому нахмурившись и покачав головой, он сумел собраться с мыслями и выдал на одном дыхании.  — Алекс. Чёрт! Алекс… В общем собирайся скорее, мы едем в больницу.  — Что? Что случилось? Зачем? — отступая от двери и тем самым предлагая Андрею войти, озадаченно спросил Алекс.  — Это твой отец… У него инфаркт.