Дневник младшей сестрёнки

Сестра пребывала в отвратительном состоянии, и её крики раздавались на весь дом в то время, когда Эли хотела неслышно проскользнуть в свою комнату наверху. Поэтому безобидное желание остаться незамеченной при возвращении домой почти в полночь обернулось прахом, и девушка стала свидетельницей очередной истерики Марины. Мать, до этого молча сносившая незаслуженные упрёки старшей дочери, мгновенно напустилась на младшую, тем самым находя в ней отдушину, то есть девочку для битья.  — С каких пор в нашем доме возвращаться в полночь стало нормой? — сорвалась на Эли с порога уставшая женщина.  — Мама… В эти дни очень много клиентов, — осеклась вконец растерявшаяся девушка.  — А ты у нас работаешь в придорожном кафе? — включилась и Марина со всем ядом и желчью выплёскивая обиду на застывшую на пороге сестрёнку.  — Я работаю…  — Думаешь, меня это сильно интересует! — вновь закричала Марина.  — Мариночка, ну успокойся, пожалуйста, — попыталась привести в чувство дочь, обессиленная скандалом женщина.  — Я? Я должна успокоиться? Твоя дочь шляется до полночи непонятно где и с кем, а я должна успокоиться! — Бросаясь в сестру ещё более обидными словами, Марина сбежала по лестнице вверх, в свою комнату, но её неумолкающий крик обиды непонятно на кого ещё долго раздавался за закрытой дверью, захлопнутой прямо перед лицом озабоченной матери.  — Мама, я и правда была на работе, — попыталась оправдаться Эли, когда мать, переставшая сканировать закрытую дверь дочери взглядом, наконец, обернулась на тихие шаги младшей дочери, тихонько притулившейся к двери в свою комнату. Мать не удостоила её и словом, но одарила обвиняющим взглядом, прежде чем оставить дочь наедине с собой. Эли, даже не пыталась узнать, в чём собственно дело, от бесполезных вопросов, её голова обещала ещё большие муки боли, чем неведения, медленно разъедающего её душу несправедливыми обвинениями. Запершись в своей комнате, как в спасительном убежище, девушка ещё долго слушала, как в комнате сестры раздаются крики, и хруст мебели наперебой со звоном бьющегося стекла. Она так и не поняла, что являлось причиной такого сильного раздражения сестры, но, безусловно, не хотела быть этой самой причиной. Ибо гнев Марины пугал и шокировал Эли настолько, что недавние события, произошедшие не далее, чем этим же вечером в её собственной личной жизни на короткий миг истёрлись из её памяти, отдавая место испугу за психическое состояние сестры и душевному её равновесию. Слабая трель телефонного звонка рассеяла морок и оцепенение с напряжённой девушки, и она с улыбкой воззрилась на высветившийся экран мобильного, на котором загорелось ещё не изменённое на нарицательное имя Алексея Константиновича.  — Алло? — вполголоса ответила она на звонок.  — Как ты? С тобой всё в порядке? — послышался жизнерадостный голос на том конце линии.  — Да. Всё хорошо, — с глупой улыбкой, тронувшей её губы при звуке его голоса, расслабленно откинувшись на подушки, сказала она.  — Ты говоришь шёпотом, — рассмеялся он. — Тебя подслушивают? — в этот самый момент, Марина чем-то сильно ударила по их смежной стене и её раздражённый крик: «Ненавижу!» был услышан даже Алексеем.  — Что происходит? Кто так сильно кричит? — с беспокойством в голосе немедленно поинтересовался Алекс. — Ты уверена, что всё хорошо?  — Да-да, всё нормально. Это сестра. У неё… У неё проблемы на работе, — на ходу придумывая (очень) слабое оправдание поведению Марины заверила Эли.  — У вас это семейное, — ещё больше развеселился Алекс.  — Что? Что ты сказал? — предчувствуя подвох в его фразе, спросила Эли.  — Я говорю, что проблемы на работе не только у твоей сестры, но и у тебя, — Алекс продолжил беззаботно смеяться, а когда смысл сказанных им слов дошёл и до Эли, она присоединилась к его заразительному смеху. И пока за стеной продолжали бить посуду и крушить мебель, двое влюблённых молча, дышали в телефонную трубку и были счастливы. *** Алекс вернулся домой под утро, с его губ никак не сходила беззаботная счастливая улыбка, а походка была лёгкой и завидной. Он дождался, когда Эли уснёт за беседой с ним по телефону, прослушав её ровное дыхание ещё на протяжении четверти часа, и только потом выключил телефон. Теперь с добрым пожеланием ночи своей спящей красавице, он хотел незаметно проскользнуть в свою комнату, уверенный, что его домочадцы блаженно почуют в своих кроватях. Поэтому стараясь производить как можно меньше шума, Алексей осторожно, разве что не на цыпочках задумал восхождение по лестнице, как вдруг в гостиной зале послышался неясный шум и быстрые шаги в его сторону. Алексей выпрямился и приготовился к встрече со своей вездесущей матерью. Но его ожидания не оправдались и кислая мина, обезобразившая его лицо своей враждебностью, досталась Константину Валерьяновичу.  — Здравствуй, отец, — мгновенно выправился Алексей.  — Доброе утро, Алексей, — командирским тоном выразил пожелание сыну. — Пойдём, сынок, поговорим в гостиной, не хочу будить твою мать.  — Хорошо, отец, — не посмел возразить Алексей, с него мгновенно слетела и счастливая улыбка и стёрлась лёгкость походки, поступь стала тяжеловесной и грузной. Присаживаясь в кресло, Константин Валерьянович крепко хватался за подлокотники, и казалось, так много тратил сил на эти простые действия, что в мысли Алексея закралось неожиданное осознание старости своего отца.  — Садись, — чуть помедлив, и задерживаясь на Лёше прищуренным взглядом, предложил и ему присесть напротив. Алексей сел, нервозно потирая друг о друга неожиданно вспотевшие ладони.  — Отец, ты всю ночь ждал меня? — предчувствуя тяжёлый разговор с отцом, осмелился на вопрос Алексей.  — Что мне остаётся делать, если мой сын предпочитает сбегать от проблем, а не решать их, как подобает мужчине?  — Отец! Если ты хочешь поговорить о Марине, то…  — Не перебивай отца! Меня не интересует, что теперь ты хочешь мне сказать! Теперь ты будешь только слушать меня! Твоя мать вырастила из тебя наглого и беспринципного слюнтяя, не умеющего держать данное слово. — Константин Валерьянович с каждой произнесённой фразой всё больше распылялся и то и дело ёрзал в кресле, положив левую руку в область сердца. Но сам он не замечал за собой никаких странных жестов и действий, продолжая отчитывать сына за проступки. — Не смей убеждать меня в том, что между вами ничего не было! Я прекрасно понял как обстоят дела из рассказа безутешной девушки. Ты просто воспользовался её доверием и влюблённостью в своих целях, а теперь посылаешь Марину на аборт!  — Отец! Я… — Алексей резко поднялся с кресла в ещё одной попытке объясниться с отцом, но Константин Валерьянович был непреклонен и непробиваем.  — Мы с твоей матерью сегодня же переговорим с родителями Марины и назначим дату вашей свадьбы. Ты женишься на этой девушке, Алексей! Ты женишься на матери твоего ребёнка! — Константин Валерьянович встал с кресла и швырнул в лицо сына папку с документами, из которой посыпались пара фотографий ультразвукового исследования.  — Нет! — твёрдо и сухо заявил Алексей, выдержав прямой взгляд отца. Константин Валерьянович немедленно дал сыну пощёчину. Алексей даже не поднял головы, застыв на несколько секунд с пылающей от удара щекой.  — Нет, — тем же тоном, повторил он, не поднимая даже глаз в сторону своего отца.  — Если ты не сделаешь, как я сказал, ты мне больше не сын! — закричал отец, разъярённым взглядом впиваясь в глаза сына, одной рукой обхватывая того за лицо и больно сдавливая пальцы на его подбородке.  — Я люблю другую девушку. И женюсь только на ней, отец, — спокойно, с металлическим вкусом крови, вытекающей из края рта по треснувшим губам, ответил Алексей.  — Ты мне не сын, — надтреснуто и тихо вымолвил Константин Валерьянович, отбрасывая руку в сторону и отворачиваясь от сына.  — Я могу уйти прямо сейчас, — надеясь на рассеивающийся мираж их некогда дружной семьи, сказал своё слово Алексей.  — Убирайся, немедленно… Убирайся!!! — закричал отец. Алексей развернулся и вылетел вон из дома, исполняя волю отца. Константин Валерьянович упал в кресло, лицо его изуродовала резкая боль, пронзившая сердце, а из горла послышался слабый хрип. Рука, недавно наотмашь ударившая сына, сжалась в беспомощном кулаке на левой груди, и он потерял сознание.