Дневник младшей сестрёнки

…Иногда признание это единственная черта, отделяющая нас от полноценного и полноправного счастья. Стоит лишь набрать полную грудь воздуха и откровенно выговориться. И всё. Вот оно счастье, только протяни к нему свои руки и раскрой пошире ладони, чтобы набрать горсти побольше. Но зачастую, в жизни, именно в той реальности, в которой мы существуем, мы говорим не с теми и не о том. А подчас и вовсе превращаемся в немых кукол… «Из дневника Эли» — Юля, позовите Алину Рашидовну и приготовьте мне чай с лимоном, пожалуйста, — Алексей отпустил кнопку вызова и нервно встал из-за стола. Руки непоседливо терлись друг о друга, зарывались в волосах и возвращались в убежище спасительных карманов классических брюк. То ли предвкушение, то ли предубеждение, но Алексей пребывал в жутком состоянии неуверенности в себе и беспричинной, казалось бы, нервозности перед предстоящей встречей и разговором с Эли. Время стремительно утекало сквозь мозолистые пальцы настоящего, секунды превращались в невозмутимые минуты, раздражая беспокойное состояние Алекса своим высокомерным молчанием. Он зашагал к рабочему столу, отдаляясь от окна, чтобы напомнить нерадивой помощнице о неотложном поручении, но дежурный тройной стук в дверь кабинета опередил его грубость и услужливость секретарши Юленьки, не успевшей оповестить начальника о прибытии его заместителя.  — Здравствуйте, Алексей Константинович! — растрепанная Алина стремительно ворвалась в кабинет, как всегда до отказа загруженная кучей папок с торчащими из них важными и не очень бумагами. Волосы, заплетены в тугую косу, но своевольные капризные пряди на висках упрямо вились, облепляя глаза и розовеющие щеки. Платье, необычайно узкое, но более, чем скромной длины ниже колен немного присборилось на талии и бедрах от неимоверных усилий девушки удержать весь архив в своих маленьких руках. Абсолютно потерявший дар речи от представшей картины, Алексей не мог ответить ни на приветствие, ни предложить поскорее избавиться от ноши. Язык словно распух и одновременно прилип к нёбу, а рука едва взметнулась в воздух в неопределенном жесте, который бедная девушка должна была понять и истолковать, как пресловутое приглашение сесть и расположить принесенные документы на стол. Впрочем, поглощенная работой, и всецело только работой Алина Рашидовна не обратила на эти неоднозначные махи никакого внимания и немедленно приступила к тому, за чем собственно и находилась в кабинете своего начальника.  — Алексей Константинович, извините за опоздание. Я и сама собиралась зайти к вам по поводу контракта с китайцами и подготавливала бумаги. Они собираются посетить фестиваль народной песни на предстоящей неделе в нашем городе делегацией из двадцати четырёх человек. Я понимаю, насколько важно само мероприятие, и насколько важны прибывающие гости… Эли впопыхах начала выкладывать бумаги из папок, не забывая мельком пробежаться по их содержанию. Её нахмуренные брови то сходились на переносице от чрезмерного напряжения, то ползли вверх в недоумении и удивлении. И именно в эти моменты её пухлые губы невольно размыкались и вполголоса начинали шептать слова из договоров, прежде читанных лишь чёрными глазами девушки. После, она с сожалением и досадой отбрасывала в сторону ненужный документ и принималась за другой. Но, очевидно, несмотря на обилие всяческих бумаг с гербовой печатью, хаотично разбросанных по столу, необходимое ей в эту минуту, она по рассеянности забыла в своём кабинете.  — Где же они? Где? — время от времени из её красных губ срывалось чуть громче шёпота, чуть резче пения, раздосадованное самой собой восклицание. Все эти нехитрые манипуляции с папками и бумагами, несомненно, занимали немало рабочего времени как Эли, так и самого Алекса, но последний был настолько очарован разворачивающимся перед его искушёнными глазами действом, что по-прежнему оставался нем, как рыба. Смело можно было предположить и развившуюся у него нежданно-негаданно глухоту, ибо никак не реагировать на примерный отчёт своего заместителя о проделанной работе, а так же хоть какие-то внятные объяснения причины своих постоянных мельтешений с целой кипой бумаг.  — Алексей Константинович, простите меня, пожалуйста. Похоже, я оставила копии договора на своём столе, — Эли подняла на него вымученный взгляд чёрной тины своих глаз и беспомощно развела руками, готовая в любую секунду сорваться с места за злополучным контрактом. Алексей чуть ли не расхохотался, но произнесенное им единственное слово вышло резким и требующим возражений.  — Нет, — всего лишь сказал он. Это был его ответ на невысказанный девушкой вопрос о сиюминутной отправке для поиска ещё большего количества бумаг.  — Да, конечно, — Эли сникла и словно бы вся осела на несколько мгновений. А затем, осенённая полётом просветлённого разума, она обошла стол начальника и бесцеремонно подключив рабочий ноутбук, Эли принялась загружать невероятное множество окон с деловыми документами. Расценивать этот жест, как вторжение в личное пространство не посмел бы даже очень придирчивый цензор. Но заражённый азартом работы своей подчинённой, Алексей не препятствовал бы подобному натиску. Напротив, немой язык и болтливые ноги придвинули его к занятой поисками Алине, и он ненарочно склонил свою голову почти к самому плечу девушки. Безжалостно кликающая мышью по раскрытым окнам на мониторе, девушка не отреагировала на зашевелившее её волосы мужское дыхание, не вздрогнула от почти касающихся её мочки чужих губ, и уж никак не изменилась от томной улыбки и блаженно закрытых глаз на лице Алексея, ибо полностью отдавалась своим мыслям, уже успевшим подсчитать прибыль от выгодного контракта с именитыми гостями из поднебесной. Алексей такие расчёты не проводил, единственное, что он считал, это мгновения, оставшиеся до того, когда эта хрупкая ангелина отстраниться от него и их мнимое объятие, схожее с плетением канатной верёвки разорвётся до невидимых волокон шёлковых нитей.  — Нет, в моей почте их тоже нет. Странно. Очень странно. — Эли действительно отступила от начальника на безопасное для неё расстояние. Но не потому что заметила голодный взгляд темнеющих глаз Алекса, а потому что искомое не нашлось в компьютере босса.  — Пожалуйста, Эли, присядьте и перестаньте так суетиться по поводу этого чёртового контракта! — раздражение на себя и на характер девушки на миг полностью застлало глаза Алекса и он повысил голос до крика. Алина немедленно села в ближайшее кресло и замолчав, широко распахнула свои глаза в полном недоумении и растерянности.  — В конце концов, я вызвал тебя не поэтому. — Взгляд Алекса был резок и точен, он неумолимо и неотрывно смотрел Эли в самую душу. Это делало её слабой. Ей это почти не нравилось.  — Простите, просто осталось совсем мало времени и эти гости очень важны для отеля… — опустив голову, как ребёнок, ожидающий наказание за содеянную провинность, Эли попыталась вернуть разговор в русло деловых отношений.  — Перестань! Не хочу ничего об этом слышать! — и снова крик, а руки в нервном танце сжимают воздух в кулаки.  — Хорошо, — единственное слово девушки, но промолчать совсем, кажется, тоже не получается.  — И прекрати мне выкать, Эли, когда мы не одни! Ненавижу, когда это происходит. — Почти обнажённые чувства и лимит слова «почти» между ними исчерпан до критического нуля. Розовеющие щёки Эли и гордо вскинутый вверх профиль — это не смущение, а бушующая в недрах души непреклонность.  — Хорошо, — иная интонация и полное несоответствие данному ответу.  — Я всего лишь хотел пригласить тебя в ресторан, сегодняшним вечером. Просто хотел узнать во сколько ты заканчиваешь работу? Хотел предупредить, чтобы ты ничего не планировала, потому что мне надо с тобой поговорить. Вот и всё. — Эмоции перестали прочитываться в строгих глазах маленькой девушки, а руки, сцеплённые одна с другой, как беззаботные подружки, крепко держали рвущихся наружу мурашек, строем бегущих по голой коже.  — Я не могу пойти с Вами. — Заметив, как чуть расслабленные пальцы Алекса, снова тянутся в замок кулака, Эли исправляет концовку оговорённой фразы на угодное начальнику обращение. — С тобой. Я не могу пойти с тобой в ресторан.  — Почему же? — неизвестно чему усмехнувшись, Алексей склоняет голову вбок и начинает смотреть на Эли сквозь тень опущенных ресниц. — Стесняешься? Эли вскидывает голову, хотя куда уже выше и готовится произнести очередной короткий малосодержательный ответ.  — Меня? — добавляет Алексей прежде неё, а улыбка так и продолжает украшать его нарисованный рот.  — Нет. Не стесняюсь. Тебя. Я не могу пойти с тобой в ресторан, потому что ты — мой начальник. А теперь, если это всё, что вы хотели мне сказать, я хотела бы вернуться к своей работе. — Эли поднимается с кресла и пытается собрать разбросанные документы в одну папку и делает это так быстро, что большинство бумаг мнётся и теряет свой презентабельный вид. Но её это больше не интересует, она просто должна покинуть эту комнату как можно скорее. Скорее, чем что-то произойдёт. Но не успевает.  — Долго мы будем играть с тобой в эти кошки-мышки? — голос раздаётся слишком близко, она снова не заметила, насколько близко он может подойти к ней. Эли поднимает голову и видит напротив себя его лицо со спектром всевозможных эмоций. Алекс стоит совсем рядом, ей даже не надо протягивать к нему руку, только пальцы. И вот он прямо перед ней. Она застывает. Губы непроизвольно приоткрываются, и она делает шумный вдох, а он, тем временем, подходит ещё ближе.  — Умм? — словно преследуя беззащитную лань, Алекс беспощадно наседает на неё, но Эли не делает ни единого шага назад, она безмолвно выдерживает своё испытание, или просто не находит подходящих моменту слов, жестов, действий. В её арсенале, вдруг, заканчивается и кислород, только отважные глаза и нервозные веки, хлопающие по глазницам с усердием и тщанием. — Мне всё это надоело… — голос падает на октаву и даже непонятно к кому он обращён, а единственный вопрос, преследующий несвязные мысли загнанной в ловушку цепких рук Алины: «Что происходит с ней? С ним? С ними?» Алекс внезапно осознаёт, что делает что-то не то, что-то из ряда вон и сам преодолевает этот ничтожный шажок назад. Теперь между ними появляется небольшой зазор в виде мизерного расстояния. А Алекс в растерянности трёт пылающее лицо руками.  — Разве ты не видишь, что между нами происходит какая-то ерунда? — снова крик, он как будто надрывно отчаян. — Не чувствуешь ничего? Совсем ничего ко мне не чувствуешь? — Алекс разводит руки в стороны, вынося всего себя на суд обомлевшей от непонимания девушки. Но весь поглощённый собой и своими прихотями, Алекс напрочь не реагирует на дезориентированность Эли, он продолжает холодно не замечать, как мелко дрожат её пальцы, как бисеринки пота скапливаются на висках, насколько чёрными стали её омуты-глаза.  — Алексей Константинович, я не понимаю, о чём вы говорите? Что вы хотите от меня? Я не понимаю!  — Прекрати! Это же так очевидно! Это написано у меня на лице! Прямо вот тут! — полный раздражения, и непонятной спешки за отъезжающим электропоездом, он хватает Алину за нежные пальцы, и больно сдавливая их своей рукой, чертит невидимые узоры на своём взмокшем лбу. — Что? Разве не видно? Ничего нет? И, правда, ничего нет?  — Прекратите вы! — уставшая от этой драматической постановки, Эли отталкивает, и руки и самого Алекса и отходит к двери кабинета. — Вы не в себе! Я не хочу больше вас слушать, Алексей Константинович! — Она с силой хватается за ручку двери в порыве наконец-то сбежать из этого дешёвого спектакля, но Алексей очень быстро, резко и больно сжимает её плечи и хрипло шепчет у самого уха:  — Ещё один раз ты скажешь мне своё грёбанное «Алексей Константинович» и я заткну твой рот поцелуем. Поняла меня? — А теперь ты отпустишь эту дверь и останешься со мной поговорить как взрослый человек.  — Алексей Константинович! Я пыталась её остановить! Простите! — голос взволнованной секретарши, резкий толчок двери, сбитый стук женских каблуков — вся эта нестройная какофония звуков прекращает затянувшийся первый акт несрежиссированной постановки, и Алекс вынужденно разжимает свои пальцы, а Эли без оглядки на возникшую в дверях «принцессу» сбегает по коридору. Появившаяся статная фигура девушки не утруждает себя рассматриванием дежурных кадров гостиницы, и потому она не бросает в сторону сбежавшей «жертвы» даже мимолётного взгляда. Только с треском захлопывает дверь у самого носа ни в чём не повинной Юленьки прямо в тот самый момент, когда запыхавшуюся от бега и с колотящимся сердцем от пережитого хаоса Эли скрывают услужливые створки отъезжающего вниз лифта.  — Ну, здравствуй, Лёшенька! — свободно располагаясь в кресле, с ехидной улыбочкой на лице и блестящими глазами предвкушения мурлычет прибывшая Марина. *** Как только Эли осталась наедине с собой в спасительной камере лифта, немедленно нажав кнопку «стоп» на панели, она плавно опустилась вниз, настолько сломленная и разрушенная, что отрешенно смотрела на свои дрожащие руки и ослабшие ноги. Казалось, слёзы подкатывают к воспалённым глазам, но настолько суровые не желают пролить живительную влагу на больные хрусталики. Она безмолвно зажмурилась и постаралась взять себя в руки, кое-как собрать себя воедино, не растерять разбитые кусочки себя в неизвестности. На самом деле, она почти поняла и даже приняла Алекса, но не верила. Ни на секунду прошедшую, ни на продолжающий течение миг не могла заставить себя поверить. Его безалаберное поведение с первого дня их знакомства вводило её ступор и жуткое состояние протеста. И если эта сторона его многогранности невообразимо отвращала её от него, то другая сторона, не такая явная и открытая, а едва проступающая сквозь толстый грим его толстокожести притягивала и завораживала её. Она была в абсолютном восторге от его напористости и безгранично уничтожена его хамоватостью. В который раз, приняв решение о подаче заявления об уходе, она, наконец, встала на ноги и едва ли отряхнувшись, отправила лифт наверх, не заботясь о камерах наблюдения в кабине, исправно отправляющих сведения на головной компьютер службы безопасности отеля. *** Вечером того же дня, когда сумерки лениво опустились на город и ещё более ленивые звёзды начали свой нестройный танец на темнеющем ночью небосводе выходя из своего укрытия, в кабинет Эли ворвался Алекс. И почти успокоившая свои бренные мысли девушка вновь была застигнута врасплох наглым демоном искушения. Не успев раскрыть рта для просьбы оставить её в покое и покинуть кабинет, она была сражена неожиданной для уст Алекса фразой:  — Прости меня, пожалуйста, за сегодняшнее, — едва ли не на одном дыхании выдал Алексей. — Не знаю, что на меня нашло. Забудь. — Он беспомощно пожал плечами и вроде как даже сделал неуклюжий разворот с целью, не дожидаясь ответа, покинуть кабинет заместителя. Но Эли успела ответить и своим ответом остановила дальнейший побег мужчины.  — Остаётся только добавить, что это было очередной ошибкой и всё и правда будет забыто. Как всегда, Алексей Константинович.  — Что ты имеешь в виду? — брови Алекса взметнулись вверх, вся его собранная поза излучала надменность.  — Ничего существенного, что могло бы вас остановить от благополучного оставления меня в покое. — Эли также пожала плечами, на манер своего начальства. — Завтра Юля занесёт вам моё заявление об увольнении по собственному желанию, прошу, подпишите его.  — Снова хочешь сбежать? — на удивление Алекс был спокоен как удав, облокотился о только недавно желанную покинуть дверь, спиной и его хищный рот растянула не менее плотоядная улыбка. — Как всегда, Алина Рашидовна.  — Я не спорю, что погорячился сегодня. Но стоило ли тебе так остро реагировать на мою банальную просьбу о совместном ужине? — Алекс не сдвинулся с места, и теперь даже не смотрел на неё, бессовестно опустив глаза на полированный паркет и спрятав холодные руки в карманы. Эли как назло совсем не помнила остро, или неостро она отреагировала на приглашение об ужине, но связно ответить на вопрос не могла в любом случае.  — Мне пора домой, Алексей Константинович, — устало произнесла она вполголоса.  — Хорошо. Я тебя отвезу. — Становясь прямо и оттого немного ближе к Эли, без возражений согласился он. Эли лишь слабо кивнула, до конца не осознавая сама, отчего согласилась на это его предложение. Алекс не проронил ни слова до самой машины, оставаясь замкнутым и закрытым и в лифте и в фойе гостиницы. Айдын или Милана на рецепции пожелали им приятного вечера, но ни Алекс, ни Эли не обратили внимания на это напутствие. Каждый был занят собственными мыслями, но по странному стечению обстоятельств думал об одном и том же. Поначалу, чувствуя себя до ужаса некомфортно и неуютно, Эли нервно ёрзала на сиденье рядом с Алексом, но после однозначно направленных в её сторону пары усмешек, она постаралась взять себя в руки и благополучно добраться до своего дома. Алекс продолжал сохранять видимость тишины между ними и первый отрезок пути молчал, что почти раздражало Эли ещё больше, чем его бесконечные, непонятные замечания.  — Значит, ты с чистой совестью можешь позволить себе сесть в мою машину, чтобы я отвёз тебя домой, но согласиться на обычный ужин в моей компании выше твоих сил? — очередная усмешка и характерный звук хмыка от Алекса достаточно, чтобы свести на нет все бесплотные попытки девушки, установить какой-то подобие мира.  — Можешь остановить машину прямо здесь, — тем не менее, невозмутимо делает она своё замечание.  — Нет, — коротко бросает он, разворачивая автомобиль.  — Я хочу выйти.  — Нет, ты просто снова хочешь сбежать.  — Останови машину, сейчас же!  — Здесь стоит знак, я, в любом случае, не могу исполнить твою просьбу, — и такая победная улыбка, что у бедной девушки аж скулы сводит от раздражения.  — Чего ты добиваешься, а? — не дождавшись от него ответа и удостоившись очередной ухмылки, Эли просто отворачивается к окну, но врождённое чувство глупой справедливости в ней вынуждает её вновь повернуться в его сторону, чтобы продолжить этот безумный спор.  — Неужели я так сильно похожа на куклу? На заводную игрушку, с которой непременно нужно поиграть, если до этого не выпало подобного шанса? — Алекс резко тормозит посреди дороги (Кстати сказать, дороги, не ведущей к дому его заместителя, но это, теперь уже, никого не интересовало).  — Мне надоели твои идиотские выводы, которые ты выстраиваешь на мой счёт! — Алекс сильно бьёт по рулю руками и поворачивает к ней свой разъярённый профиль.  — Замечательно! Значит, на этот раз, вы с радостью подпишите моё заявление и позволите мне уйти! — Эли даже не заметила, что сорвалась на крик, и что крик этот вышел каким-то неестественным и надломленным.  — Нет, не позволю. — Эли смотрела в его блестящие в свете уличных прожекторов глаза и полускрытый полночными призраками резкий профиль и совсем потерялась. А Алекс, завороженный её пристальным взглядом к себе, медленно обхватил тонкую шею девушки холодными пальцами, попутно заправляя её шаловливые пряди за ухо. Она вздрогнула.  — У тебя холодные руки, — вдруг сказала она тише и мягче, чем всё, что было сказано раньше.  — Знаю. Прости. — Она рассеяно пожала плечами. Алекс шумно выдохнул и придвинулся ближе к её лицу, чтобы задержаться на несколько секунд глазами на её губах. На несколько секунд, одновременно знаменующих вечность и напугавших Эли своей обнажённой откровенностью. А потом, он её поцеловал. Мягко и медленно. Очень медленно. Словно не целовал вовсе, а рисовал. Рисовал по её сухим губам, своими влажными губами неведомую ей картину. Ту самую картину, которую можно распознать только в самом конце. Эли не замечала текущего прочь от них времени, она не понимала, почему не отталкивает его, почему не сопротивляется ему, более того, её ужасала правда того, что отдаётся этому поцелую полностью, как охотно отвечает на эту ласку. Этот поцелуй среди гула редких машин, одноглазых фонарей и смеющегося звёздами неба был чем-то действительно необыкновенным, сладко-томительным и томительно сладким. Он не перерос во что-то большее, не превратился в прерывистый вдох, не был обезображен испугом и страхом. Он просто был. Таким, какой есть — обнажённым и чувственным, пряным и солёным. Безвольные слёзы Эли добавили ему вкус моря, а холодные пальцы Алекса стёрли с её распухших губ частицы горечи.  — Я хотел сказать тебе кое-что, — отрываясь от её рта, но, не отстраняя своего лица от её укрытых ресницами глаз, прошептал Алекс.  — Говори сейчас, — в такт ему пробормотала Эли. — Пожалуйста, — сама себе добавила в тишину. В ту секунду, на которую, ей показалось, он опоздал с ответом.  — Я люблю тебя… — на одном дыхании, как на последнем выдохе, но без колебаний. Больше никаких промедлений.  — Я… — растерялась она, широко распахнув глаза с дрожащими на ресницах слезами.  — Тшш, — остановил её и едва коснулся пальцем её чуть приоткрытых губ. — Ничего не говори. Только не сейчас. — И он снова её поцеловал. А она, снова ответила. Это было самым правильным, что она когда-либо делала.