Дневник младшей сестрёнки

Глава 3.       "Это больно: больно по-настоящему, когда нет в этой — твоей жизни человека, который бы держал твою руку просто так. Когда ты не в тягость никому, не обуза и нелюбимый ребёнок, а просто человек, существование которого важно другому, такому же обыкновенному, как и ты человеку. Это просто: слушать, что твоя сестра это единственное по–настоящему важное для твоей матери, и это не перестаёт быть таковым после твоего рождения, а возможно только усугубляется ещё больше. С другой стороны тебе упорно вбивают в голову, что чудесное дарение жизни — тебе чья-то (отцовская) заслуга. Но даже он не безмерно счастлив твоему появлению на этот свет, а с лёгким налётом разочарования укоряет тебя в неправильной половой принадлежности.        Ты — не мальчик.       Не сын..."       — По–моему, ты меня совсем не слушаешь. Я прав?       — Прости. Повтори, пожалуйста, о чем мы только что говорили? ...       "Всему можно... или нужно найти объяснение? И я его нашла. По крайней мере, я убедила себя в этом. Матери, (поправка) все матери в той или иной степени остаются недовольными своими детьми — дочерьми.       Одной из дочерей.        Чаще или реже...       Чаще... тобой".       ...       - У тебя проблемы с Лёшей? - голос пробивается сквозь толщу недавно сделанных записей в дневнике, неожиданно, словно нарыв наконец-то прорвавшийся наружу: он тоже раздирает кожу.       - С Лёшей? Почему у меня должны быть проблемы с Алексеем Константиновичем? - Её ровный голос не вызывает подозрений.       "А какие у Андрея могут быть подозрения? Алекс - всего лишь её начальник. Между ними ничего нет", - она не замечает как начинает уговаривать себя мысленно гораздо дольше времени, сильнее выкручивать салфетку узлом, ещё больше уходить в себя.       - Алексей Константинович - хороший начальник и... Он многое делает для процветания "Сезама".       - Да. Он и вправду знает своё дело на отлично. - Лёгкий кивок и казалось бы тема лучшего друга исчерпана, но... - Не слишком ли он резок с тобой?       Она раздумывает над ответом пятнадцать секунд - не очень долго всего лишь одну четвёртую от целой минуты. Она успевает отмести вариант составляющий в себе больше, чем одно предложение, почему и выдаёт правдоподобное:       - Не более, чем с остальными служащими.       - В общем-то, как твои дела? - немного запоздалый вопрос для конца беседы.       - Спасибо, Андрей. Всё хорошо. Я так благодарна тебе. Честно, если бы не ты... - Алина смущённо пожимает плечами и отводит взгляд в сторону.       - Брось, это всё пустяки! - парень искренен, открыт и улыбчив, но глаза Алины всё ещё смотрят вон, через стекло оконной рамы кафе.       На этот раз девушка достаточно собрана, чтобы ответить. Или же по-прежнему нет, просто благодарность сочится из её губ, благодарность, порождённая совестью её чистой души.       - Не спорь! Если бы не ты... Спасибо, что нашёл мне место в "Сезаме". Ты же знаешь, как сильно мне нужна была работа. - Теперь она отводит взгляд от окна, будто бы устыдившись его (или своего же отражения в нём) глаза её устремляются на собственные руки, нервно дрожащие.       - Хорошо. Будь по-твоему. Будем считать так. - Андрей смеётся и активно кивает головой, а мысли Алины снова уносятся прочь.       Когда девушка возвращается на работу после обеденного перерыва, в её сознании больше не остаётся места для посторонних измышлений - она думает только о работе, и ни о чём, кроме стен "Сезама", его обитателей. Помимо воли, в её мысли проскальзывает образ Алекса то есть Лёши, то есть Алексея Константиновича.       Она запуталась, слишком много времени тратя на избирание обращений, не заметила как, только вскользь проскользнувшая мысль о начальнике заполнила сознание целиком. И теперь она думает неправильно, её память-предательница вспышками выдаёт яркие образы их мимолётных встреч и разговоров.       - Что-то не так, Алина Рашидовна? - тоненький голосок секретарши директора вырывает её из когтистых лап спутанных мыслей и возвращает в приёмную Алексея Константиновича.        "Как она здесь оказалась?"        - Нет-нет, Юленька, (ведь её зовут Юлей?). Ничего. Всё в порядке. - Алина вымученно улыбается девушке и оборачивается, чтобы поскорее удалиться в свой кабинет, но Юленька останавливает её дежурным и сейчас таким ненужным для Алины вопросом.       - Алина Рашидовна, шеф у себя, если вы хотели...? Если у вас что-то важное, я доложу о вашем визите? Подождите секундочку! - Расторопная "Юленька" берётся за трубку интеркома и немедленно-желает услужить Алине Рашидовне. Девушка совершенно не обращает внимания на смятенное состояние своей коллеги, для неё гораздо важнее неукоснительно последовать распоряжению начальника - "в любое время докладывать о приходе Алины Рашидовны".       - Нет-нет! Не стоит... - Алина успевает остановить сеаретаршу, успевает предупредить её безнадобную работоспособность, но всё тщетно, когда тяжёлая дверь позади неё открывается и она слышит безаппеляционное:       - Алина Рашидовна, пройдите в мой кабинет! - Он настолько огромен, заполняет всё существующее пространство вокруг, выжимает кислород из лёгких, мешает вдохнуть, уничтожая воздух, превращая его в собственные молекулы. А она... Она не может дышать им.       Это глупости...       - Проходите, садитесь, - она замечает его выдержанный тон и лёгкие манеры. Он абсолютно собран и тактичен.       "Мне следует вести себя соответствующе" - это укор самой себе. Наказ.       И тем не менее, она тратит на раздумья слишком много времени, слишком. Потому что в просторных стенах его кабинета снова звучит его твёрдый баритон с демонически соблазнительной хрипотцой:       - Пожалуйста, Алина, садитесь, - с лёгким нажимом произносит он. Она беспрекословно исполняет.       - Олечка, сделайте два кофе без сахара. - Он говорит с секретаршей, писклявый голос которой даёт утвердительный ответ на той стороне кнопки под столом.       Буквально через минуту, заполненную молчанием, Олечка-Юленька вплывает в кабинет с подносом, на котором дымятся две чашки с ароматным кофе, а с ними по соседству две вазочки с детскими сладостями.       - Что-нибудь ещё, Алексей Константинович? - руки сложены перед собой: левая ладонь прикрывает правую, глаза опущены долу.        Именно так выглядит повиновение?       - Спасибо, Олечка, можете вернуться к работе, - он приветлив, уголки губ даже затронула улыбка, но его руки нервно переставляют бумаги на рабочем столе.       Олечка отвечает слабым кивком головы и покидает кабинет, погружая его на тот самый миг тишины, который был нарушен её присутствием.       - Я хотел видеть Вас... - именно в этом месте своей речи у Алекса вырывается вздох и предложение остаётся незаконченным, а слова повисают в воздухе, в пространстве между ними, меняя свою суть, приобретая иное значение. Хотя? Разве теперь они не звучат искреннее? "Я хотел увидеть ТЕБЯ" - разве не это на самом деле ему хотелось сказать? Он не помнил. Вот так вдруг растерял все свои мысли, вот так вдруг стало необходимым научиться говорить заново.       Алекс прокашливается и отводит взгляд в стол, избегая контакта с её глазами - это помогает ему на какое-то время сосредоточиться.       - Алина Рашидовна, вы очень ценный сотрудник. Вашими усилиями мы привлекли значительное количество новых гостей. А также исключительно благодаря вашим нововведениям всё больше укрепляется авторитет нашего отеля.. - Алексей по-прежнему продолжал осмотр рабочего стола, но благодаря сверкающей полировке благородного дерева успел предупредить готовые сорваться возражения своего менеджера.       - Не спорьте, прошу! - слишком порывисто он поднял ладонь, останавливая Алину. - Как вы знаете, утверждение вас в должности менеджера по персоналу "Сезама" не было согласовано со мной, и поначалу, этот факт меня нимало разочаровывал. Но теперь, вынужден признать, что ваши заслуги перед "Сезамом" неоценимы. Вы заслужили своё право и даже больше. Именно поэтому с сегодняшнего дня вы назначены на должность моего заместителя. А значит, весь персонал отеля, а не только горничные и портье должны в первую-очередь отчитываться перед вами и только перед вами. Желаю вам удачи, Алина Рашидовна. По всем интересующим вас вопросам вы можете обращаться непосредственно ко мне. Вот собственно и всё.       И только договорив всё до конца, Алексей позволил себе взглянуть на неё. Алина уже не сидела напротив него, она стояла чуть отшатнувшись назад. На её лице застыло неверие и непонимание, глаза широко распахнуты, отчего ресницы кажутся ещё длиннее, пушистее. А он, Алекс, как мальчишка, как ребёнок вдруг так сильно хочет к ним прикоснуться. Его уже давно сводят с ума её губы, но сейчас они так ярки - неужели всё это время она напряжённо кусала обе? Именно так, как хотел сделать он? Чувственно и медленно... Очень медленно.        - Приказ уже подписан. - Голос его предательски охрип, но откашливаться снова в её присутствии он себе не позволил. - Так что, ваши возражения не принимаются. - "Попытаться вновь отвести глаза? Не смотреть на неё? Нет. Это невозможно." - Вам отведён соседний с этим кабинет, можете воспользоваться младшими сотрудниками отеля, чтобы обустроить его как вам будет угодно.       - Я могу идти? - единственное, что смогла произнести Алина, отступая к двери, даже не делая попытки развернуться. Сейчас она так же смотрела на него. Казалось их глаза совершенно отчётливо знают больше своих хозяев. Их немой разговор происходил абсолютно в другой реальности, где шоколадное виски томно разливалось по гладко-чёрным ночным туннелям - это его глаза тонули в её глазах.       Она была у самой двери, вот-вот готовая сорваться прочь, но его голос остановил её. Это не был приказ, и речь его не принадлежала её начальнику, не Алексею Константиновичу, лишь Алексу. Тому самому, что остался в её воспомнаниях, в совершенно другом городе. И этот голос, он был другим, не просил остаться, и выслушать не просил. Значит, она могла просто сбежать. Она могла уйти. И не смогла.       - Ты ведь чувствуешь это? Замечаешь? Не могла не заметить! Что-то происходит! Между нами... - В этот раз (ведь были и другие) он не подходил к ней и не отходил к окну, он просто ходил. Мерил своими огромными шагами, оказывается такой маленький кабинет. - Да? - Это последнее слово, буквально вспорхнувшее с его розовых губ было совсем тихим, похожим на полувдох - полувыдох. И тем не менее, самым обжигающим. Эли, а именно ей она и предстала перед ним (теперь, у неё не было в этом сомнений) вздрогнула и кивнула. И тут же засотала головой, уже яростней вцепившись в дверную ручку. А губы, её губы, бескочнечно алые и нещадно обкусанные прошептали своё:       - Не знаю... ***       Алекс пребывал в замечательном расположении духа, пожалуй, лучшем за последнее время. Его настроение не смогло омрачиться даже несколькими пропущенными вызовами от Марины. И даже его спящая и в любое другое время не проснулась и не заёрзала в то время, когда пальцы бессовестно нажимали отбой на засветившемся красными буквами "МАРИНА" дисплее дорогостоящего коммуникатора.        Совесть пошла с ним на сговор?       - Мама? - Алекс бросил ключи на тумбу у входа и направился прямо в гостиную, улавливая женские голоса. Оба знакомые, но один из них явно принадлежал его матери. Последовали едва различимые всхлипы и уже открывая дверь в залу, Алекса осенило, что и второй голос неприятно знаком - он принадлежит Марине. Узнавание хозяйки фальцета было удручающим, но ещё более удручающей была представшая его глазам картина. Его обычно суровая матушка любовно оглаживала волосы плачущей в ногах девушки. Марина с размазанным по лицу макияжем, с растёкшейся под глазами тушью беспомощно, но с не меньшим драматизмом цеплялась в колени его престарелой матери и безмолвно (если можно назвать несмолкаемые рыдания, завывания в голос и громкие шмыгания носом - безмолвием) принимала утешения рук матери её обидчика.       - Что здесь происходит? - обе женщины, конечно же заметили появление Алекса и его вопрос был отчётливо расслышан, но только мать обратила на него своё внимание, рывком поднимаясь с кресла, при этом очень бережно помогая Марине подняться. Девушка же демонстративно отвернула от него взгляд и присев в кресло, продолжила свои безутешные, раздражающие слух стенания, используя в качестве опоры мягкую обивку подлокотника любимого кресла Лидии Павловны, нанося невосполнимый ущерб гостинной мебели изгаживая дорогой мех дешёвой косметикой.       Алекс не мог равнодушно смотреть на кощунственные рыдания молодой особы и лицо его исказилось от отвращения. Лидия Павловна же напротив, обычно до мелочности щепетильная в таких тонких вопросах культуры, не соизволила возмутиться поведением Марины, её пронзительные глаза полыхали негодованием с примесью вызревающего гнева в сторону сына.       - Алексей, нам нужно серьёзно поговорить! - восклицательный тон Лидии Павловны звучал угрожающе-непримиримо и Лёше не оставалось ничего, кроме слабого кивка и следования за матерью в отцовский кабинет.       - Что ты себе позволяешь, мальчишка! - с ходу разразилась на него женщина.       - Просвети! Что же я себе позволяю, мама? Потому что я ни черта не пониманию, кроме того, что отцовскаяя протеже оглашает весь дом нечеловеским воем! - Алексею удалось закончить свою тираду, но звук пощёчины всё равно оказался более шокирующим ора и ругательств в сторону матери.       - Как ты мог отказаться от своего ребёнка? - Мать стояла слишком близко и в глубине её глаз не было видно ничего, кроме гнева и решимости исправить сыновнюю оплошность. Даже тень раскаяния от пощёчины, предназначившейся единственному сыну ни на мгновенье не затмила её безупречно сурвовый взгляд.       В отличие от бесстрастного поступка матери, Лёша по-прежнему был раздосадован и горящий след от материнской ладони казалось всё сильнее разъедал его щеку. Он не желал ни секундой дольше оставаться рядом с матерью, требуя успокоения для своих мыслей, но непрекращающиеся материнские попрёки в его несуществующих грехах поразили его пуще незаслуженной оплеухи и пригвоздили ватные ноги к паркетному полу отцовского кабинета.       - Чушь! Какой ребёнок? О чём ты говоришь, мама?!       - Прекрати этот балаган, Алексей! Я всё знаю! Марина рассказала мне абсолютно всё! Ты использовал наивную девушку, вскружил бедняжке голову, а когда она забеременела ты испугался ответственности! Ты не пожелал обременять себя женой и ребёнком!- Мама! Мамочка! Мама! - Алексей растянул губы в нервной улыбке и попытался утихомирить всё сильнее распыляющуюся в гневе женщину, обхватив её дрожащие от стресса плечи своими руками. - Послушай! Мама, пожалуйста, выслушай своего сына... - Алексей тяжело вздохнул и чуть согнулся к хмурящемуся лицу своей родительницы. - Мама, совершенно не понимаю о чём ты говоришь. Я даже не знал о том, что Марина ждёт ребёнка. И тем более, что считает его моим. - Лидия Павловна как будто оскорбилась его словами о предполагаемой непорядочности Марины и попыталась высвободить руки из сыновнего захвата.       - Скажи мне, что она тебе наплела? - грубее, чем могла спустить ему с рук мать спросил Лёша. - Лидия Павловна всё же вырвалась и отшатнулась от Алексея.       - Мы с твоим отцом знаем Мариночку уже очень долгое время. Достаточное для полного доверия время, Алексей, - с нажимом произнесла женщина каждое отдельное слово.       - Ты хочешь сказать, достаточное, чтобы поверить её лжи, нежели правде собственного сына. Сына, которого, ты мама, несомненно знаешь значительно большее время, чем БЕДНЯЖКУ МАРИНУ! - Алексей пыхтел словно бык в тесном загоне и захламлённость отцовского кабинета давила на него ничуть не меньше бетонных стен скотского хлева.       - Ты хочешь, чтобы я верила твоим словам? - Обманчиво-спокойно проговорила Лидия Павловна.       - Ты считаешь, что твой сын многого просит? - Алексей вдруг почувствовал себя абсолютно выдохшимся.       - Хорошо, сынок. - Материнское "сынок" обнадёжило Алексея. Слишком рано. - Ты сам вынуждаешь меня говорить о твоей интимной жизни. Скажи, у вас с Мариной был секс? - Рот Алексея открывается в беззвучном крике смущения, так не присущего ему качества. Но Лидия Павловна не останавливается достигнутом успехе, очёнь чётко читая ответы по говорящему лицу сына. - Это было не один раз! Сколько? - Алексей пытается собрать все части того мужчины, которым он является, но даже не смотрясь в зеркало знает, что выглядит лишь удручённым, растерявшимся мальчишкой-подростком.       - Вы предохранялись? - Алексей не раздумывая выдвигает один из стульев и тяжело опускается в него, Лидия Павловна остаётся неподвижно на том же месте.       - Сынок, ты можешь, сейчас, убедить свою мать в том, что безоговорочно уверен, что Марина беременна не от тебя? - на этот раз голос Лидии Павловны прозвучал не сердито, вкрадчиво, но в нём проскальзывала истинная (своеобразная) забота о сыне.       Свой ответ Алексей услышал как будто издалека:       - Пусть делает аборт. Мне не нужен этот ребёнок. - Глаза Алекса так и не оторвались от пола,когда он решительно поднялся и пошёл прочь от далтнейших наставлений матери. Ещё одной пощёчине не суждено было раздаться прямо сейчас, а Алексею испытать всю боль, пронизавшую его мать. Алексей схватил недавно оставленные ключи от автомобиля и с грохотом закрыл за собой дверь. Сегодня возвращаться домой он не собирался.       А Лидия Павловна зубами вцепившись в кровоточащую ладонь беззвучно плакала, упав на колени и опираясь на тот самый стул, что её сын так небрежно отшвырнул в сторону.