Глава 30. Для правды нет объяснений
8 января 2015 г. в 20:14
Примечания:
Johanna Kurkela – Matkalla Aurinkoon
В прошлой жизни
Осталось так много лжи,
Теперь я вижу это еще отчетливее,
Ведь нет объяснений для правды,
Ведь правда – это правда.
На этаже, где расположен госпиталь, нас останавливает дежурный. Я прорываюсь к палатам, оставив Китнисс объяснять ему произошедшее. За спиной слышны хриплые голоса из его переговорного устройства. Медсестра не спит, и скоро тревога будит врачей, а вошедший дежурный сообщает, что к нам в отсек отправлен отряд военных в противогазах. Должно быть, в тех, с рисунков, у которых круглые большие фильтры и яркая маркировка.
Пока вокруг переполох, медсестра предлагает нам с Китнисс присесть на кушетку в углу, а спустя пару минут она приносит одеяло, на котором чернилами выбит номер палаты. В полусвете трудно различить, что происходит в коридоре, но там явственно слышатся размеренные шаги. Китнисс подтягивает ноги и упирается пятками в край кушетки, я поправляю одеяло так, чтобы оно согревало и её колени. Перезвон склянок убаюкивает, и, словно забыв о злоключениях ночи, я едва не засыпаю, уткнувшись ей в плечо.
Сквозняк теребит чёлку. Вздрагиваю, когда мимо проносят пострадавшего. Четверо солдат сгрудились вокруг носилок, их тени падают на его посиневшее лицо и распахнутые глаза.
– Он ещё жив, – шепчет кто-то, а я приобнимаю Китнисс за плечи. Страшно подумать, что точно так могли бы выглядеть и мы. Правда, никто бы не влил лекарства нам в сиреневые губы.
В Тринадцатом не видно, как наступают утренние сумерки. Разве что мерцание ламп становится ярче, по крайней мере, над узкой кушеткой в больничном отсеке. Изредка в палатах кто-то начинает бормотать или звать медсестру, и тогда она шуршит штанами, когда проходит мимо. Нервная дрожь то и дело меня будит. Мы вытянулись стрункой вдоль стены: я впереди, а Китнисс за мной. Во сне она трётся лбом о мои лопатки. По крайней мере, так я уверен, что опасность далеко.
Тихий голос зовёт меня по имени сквозь дремоту, и я вскакиваю, чем задеваю руку Китнисс, лежавшую у меня на боку. Теперь она тоже потирает глаза, а у двери стоит уставший и потрёпанный Бити.
– Ты извини, что бужу так, – оправдывается он, на что я лишь указываю на место рядом с собой, приглашая присесть.
Приходится хлопать себя ладонью по лицу, чтобы проснуться, ведь это так сложно после тревожной ночи, да ещё и когда Китнисс, такая тёплая и домашняя, прильнула прямо к моей спине.
– Койн приказала провести расследование, когда узнала о случившемся. Солдаты доложили, что вы поднялись в больничный отсек на лифте, а дежурный, судя по всему, зашёл в вашу комнату по собственной инициативе.
– Так вы выясняли, кто это сделал или почему это мы не умерли? – огрызаюсь я.
– Хороший вопрос. Я об этом не подумал, – отвечает Бити. – В любом случае, на первый мы ответить не можем. Отдельные участки системы вентиляции можно отключить через центральное управление, либо… – его пальцы нервно пробегаются по шву брюк, – через мой компьютер, но это едва ли возможно, ведь на нём стоит защита от взлома. Охрана из управления в эту ночь состояла из двух человек, и оба всю ночь просидели на кушетке перед центральной панелью. Но зрачки у них немного сужены, не исключено, что их тоже могли накачать каким-то усыпляющим газом, ведь когда отряд пришёл проверить, они спали.
– Так кто-то пробрался ночью и впустил какой-то газ в вентиляцию? Это так просто? – я зол и хожу в потёмках. Что мы такого сделали, чтобы навлечь на себя гнев Койн? Разве мы не старались, разве не играли по её правилам?
– Не так просто. Трубы защищены от вмешательства извне. Они напрямую соединяются с поверхностью, и везде стоят защитные клапаны, чтобы использованный воздух шёл по другим ходам. Так что запустить газ в вентиляцию можно было только снаружи, что исключено, ведь тогда отравился бы весь дистрикт, или так, как это сделали здесь.
– И как же?
– Сначала через центральную систему перекрыли клапаны во все отсеки на этаже так, что воздух перестал поступать.
Теперь я вспоминаю вызывающую мурашки тишину в ту ночь. Тихое дыхание труб смолкло.
– Рядом с вами расположена прачечная, там каждую ночь проводят дезинфекцию довольно токсичным газом. Нужно было лишь обратить его поток и направить месячный запас по соседней трубе. Процесс подачи автоматизирован, так что это не составило труда.
В палатах загорается свет, и некоторые врачи уже на месте, чтобы провести утренние процедуры. Там где-то лежит пострадавший солдат.
– И кто это сделал?
Бити пожимает плечами.
– Ни следов, ни отпечатков. Но… Ты же помнишь, что я тебе рассказывал об эпидемии, – Бити многозначительно смотрит на меня. – Тогда шпиона так и не поймали. И стиль похожий. У Сноу могут быть здесь свои люди.
Он приподнимается с кушетки, чтобы уйти.
– Вы этому верите? – мрачно спрашиваю я напоследок.
Бити оборачивается уже в дверях:
– Это официальная версия, принятая Койн, а чему верить, решай сам. Расследование ещё не окончено, но я сомневаюсь, что они что-то найдут. Кто бы это ни был, он хорошо замёл следы.
Мы с Китнисс выходим на завтрак, пока комнату ещё дезинфицируют. Никто, видимо, ничего не знает, потому что ни Гейл, ни Хеймитч не задают вопросов, правда, Бити что-то пересказывает тому за соседним столиком, и можно предположить, что это именно история наших ночных похождений.
На запястье ничего, и, выйдя из столовой, мы с Китнисс не знаем, куда направиться, потому решаем прогуляться до верхних этажей. Длинные коридоры здесь проветриваются лучше, и мне даже кажется, что где-то ходит сквозняк, неуловимый, но освежающий.
Наконец, мы находим настоящее сокровище – окно, на полных десять дюймов выглядывающее на поверхность.
– Давай откроем! – предлагает Китнисс.
Мне это кажется плохой идеей, потому что невдалеке вышагивает постовой, а рама застряла в земле. Мы стоим будто в подвальном помещении старой школы, здесь пусто, но так явно было не всегда, на стенах закрашены старые дыры от гвоздей, а пол испещрён царапинами, будто кто-то долго и упорно передвигал мебель.
Ворочаю ручку и толкаю стекло так, что прямым струям дождя становится удобнее по нему тарабанить. Под раму набилось много тонких веток, и теперь они сохнут под прозрачной крышей. Капли текут мимо и уходят в землю.
Китнисс опирается в подоконник и глубоко дышит: страх ночи никуда не исчез, и я приобнимаю её, чтобы вдохнуть густой воздух через аромат её волос.
– Ты боишься? – спрашиваю я.
– Не знаю, как мы туда вернёмся вечером, как сможем заснуть… Думаешь, это Койн? – она чуть поворачивает голову, чтобы догнать мой ускользающий взгляд, я же опасливо осматриваюсь.
– Возможно. Не знаю. Сноу тоже было бы невыгодно наше воскрешение, даже больше чем ей, но власти у неё точно больше. Вопрос в том, кто из них мог такое провернуть.
– Кто угодно, – заканчивает мою мысль она. – Пит, ты же знаешь, что здесь небезопасно. Мы не можем здесь оставаться.
– Какой выход? Вернуться мы тоже не можем.
Китнисс закусывает губу.
– Может, если бы доказали, что не предатели, могли бы вернуться в Двенадцатый. Раз он уже не подчиняется Сноу.
– Мы едва не погибли на Играх. Если это не доказывает нашу неприязнь к Сноу, – грустно улыбаюсь я, – то я не знаю, что может это доказать.
И всё равно в каплях, бьющихся о стекло, мне чудятся мокрые дороги Двенадцатого, чумазые дети и грустные, усталые горняки, возвращающиеся домой.
– Прости, что потянул всех в лес, – я глажу Китнисс по волосам, а она не сопротивляется.
– Это был и мой выбор тоже.
– Не было бы никакого выбора, не предложи я идею побега одним унылым вечером одному наглому шахтёру, – ворчу я. И сейчас в животе всё сжимается от видений их поцелуя.
– Мне пора, – Китнисс резко вырывается из моих объятий и спешит вдаль по коридору.
Слегка разочарованный, я следую за ней.
– Куда? У нас же нет расписания!
Чуть поодаль от комнаты с окном Китнисс находит узкие электронные часы и, цокнув, спешит к лифту.
– Ты куда?
– Нужно, – нажав кнопку вызова, она мнётся рядом со мной, заглядывает в глаза. Почему они такие честные, если ей есть, что скрывать?
Лёгкий поцелуй щекочет щёку, а когда я открываю глаза, Китнисс уже закрыла дверь лифта и спускается вниз. Хмуро смотрю, как она исчезает под полом. Почему-то вспоминается то, как я сам отвлекал её поцелуями, чтобы сбежать в шахту. Не нравится мне это.
Время первой смены заканчивается, и я решаю пойти к Бити, пусть я и не уверен, что именно он стоит следующим в распорядке дня, но такое весьма вероятно, и, по крайней мере, стоит проверить. В лаборатории душно и пахнет спиртом. Сегодня Вайресс работает здесь же. Временами слышится хриплый смех Бити, перебиваемый другим, женским. Уткнувшись в экран, я стараюсь им не мешать. Инструкция почти готова, я на всякий случай сравниваю её с более ранними образцами и поправляю кое-какие слова.
Готовлюсь уйти, но Бити задерживает меня на пороге:
– Слушай, Пит, я установил защиту на вашу вентиляцию. Можете не бояться.
Я, конечно, благодарю, но не думаю, что газ – это единственный способ от нас избавиться.
Когда прихожу на обед, застываю на пороге, сбитый с толку обилием ярких пятен в столовой. Много новых лиц, некоторые из новеньких потирают свежие ссадины. Не успевает никто рассесться, как жителей Тринадцатого по громкоговорителю вызывают в общий зал. Толпа по команде перебирается в холл под лифтами, под высокую трибуну, в том числе новоприбывшие.
На помост выходит Койн, как всегда прямая и собранная, взгляд стеклянных глаз устремлён на этажи.
«Жители Тринадцатого, – вещает она. – Я прошу вас в ближайшее время проявить гостеприимство к нашим братьям из Восьмого, которые были вынуждены отступить», – в её голосе мне чудится лёгкая издёвка. Койн оглядывается куда-то через плечо.
Рядом с ней появляется невысокая суровая женщина, лицо которой рассечено длинным и грубым порезом.
«Спасибо, – она становится к микрофону. – К сожалению, мы были вынуждены отступить».
Среди рядов жителей Тринадцатого слышится ропот. Здесь отступить значит струсить, а такого они не прощают, даже несмотря на то, что сами и не видели настоящей войны. Солдаты Восьмого не так категоричны. Многим нет и восемнадцати, другие уже древние старцы. Неприятно удивляет то, что их так мало.
«Поставки оружия, – мне мерещится короткий взгляд в сторону Койн, – не были произведены вовремя, потому мы временно оставили позиции. В скором времени мы вернёмся, и надеюсь, на этот раз с нами будете ещё и вы. Бок о бок!»
Обе женщины поднимают руки и сцепляют их в воздухе в дружественном жесте. Так ли они дружны на самом деле – время покажет.