Виражи судьбы

Апрель. 1945 год. Владимира разбудил звук гармони. Простой русской гармони. Откуда она здесь? За тысячи километров от дома…Мужчина открыл глаза и, приподнявшись, огляделся. Дверь в палату была распахнута настежь. В коридоре в чьих-то умелых руках вновь ожил привычный инструмент… Небольшой проигрыш… И вот уже вступает, набирая свою силу, молодой бас… - С берез, неслышен, невесом, Слетает желтый лист. Старинный вальс «Осенний сон» Играет гармонист. Вздыхают, жалуясь, басы, И, словно в забытьи, Сидят и слушают бойцы - Товарищи мои. Платонов по военной привычке рывком поднялся с кровати и тут же схватился за правую руку. Ранение напомнило о себе резкой болью. Пять дней, как он находится в венском госпитале. Здесь были русские солдаты, русская речь, но только не песни…Стараясь не тревожить больную руку, Владимир вышел в коридор и остановился у дверей палаты. Музыка привлекла не только его. В коридоре собралось немало слушателей. Даже медсестры-австрийки выглянули из ординаторской. Старенькая гармонь словно помолодела, снова оживая в руках худенького парнишки в потертой гимнастерке. Миг… и по больничному коридору, будто по просторной зале, плавно закружились и понеслись звуки и слова. - Под этот вальс весенним днем Ходили мы на круг, Под этот вальс в краю родном Любили мы подруг. Еще миг… и один из раненых, подойдя к медсестре, несмело приглашает ее на танец. Оглянувшись на подруг, тоненькая девушка соглашается и робко кладет свою руку на ладонь парнишки. В небольшом коридоре кружится молодая пара. Глядя на этот танец, улыбаются другие раненые, переглядываются подруги девушки. Словно и нет войны. Словно вновь вернулось мирное счастье… - Под этот вальс ловили мы Очей любимых свет. Под этот вальс грустили мы, Когда подруги нет. Владимир, как и все, смотрел на танцующую пару, но перед глазами Платонова, как наяву, стояла Анна… Почти четыре года прошло с тех пор, как он видел ее в последний раз. Четыре долгих года, за которые не получил от родной, бесконечно родной женщины, ни одной весточки. И несмотря ни на что в мужском сердце до сих пор жила и по-прежнему не угасла надежда. Он не знал, откуда эта уверенность, что с женой и детьми все хорошо, но существовал, дышал только этим. Им удалось добраться до дома. Анна сильная, она со всем справится. Другой мысли мужчина не допускал. О чем угодно, но о гибели единственных дорогих людей он запрещал себе думать. Словно бы это могло им как-то навредить. Вот только сердце не подчиняется запретам. Оно все равно болело, когда на пути от Смоленска до Вены Платонов видел своими глазами женщин и детей, жертв войны, раненых, погибших… Холодный пот прошибал от возникавшей мысли, но Владимир упорно гнал ее от себя. Анна и дети - все, кто у него остался. Они должны жить. Надежда на это спасала, давала силы… - И вот он снова прозвучал В лесу прифронтовом, И каждый слушал и молчал О чем-то дорогом. И каждый думал о своей, Припомнив ту весну, И каждый знал – дорога к ней Ведет через войну. Как бы ему хотелось сейчас очутиться там, в Забайкалье, в небольшой комнате, где на столе горит лампа, а рядом на диване играют Алешка с Сережей… Но до этого еще далеко, еще не закончена эта война. Но скоро, очень скоро, все должно завершиться. Уже год, как вражеские войска были вытеснены за пределы границ Родины. И вот весной сорок пятого года они уже в Вене. Несколько дней затяжных и тяжелых боев в пригородах, а потом и на городских улицах. С самого начала командованием была поставлена цель - вытеснить врага из австрийской столицы, стараясь не разрушить ее историческую часть. Потому основная тяжесть операции по освобождению Вены легла на плечи пехоты и танковых войск. А вот летные эскадрильи истребителей прикрывали товарищей с неба, не давая немецким самолетам бомбить город. В одном из таких боев Владимир и получил ранение. Противник, выпустив пулеметную строчку, пробил фюзеляж самолета. Обожгло правую кисть, но сейчас это было не главным… Выравнивать самолет пришлось одной рукой. Владимир выполнил задачу: противнику не удалось сбросить снаряды. Завершив бой, Платонов смог долететь до аэродрома и самостоятельно посадить машину. Только после этого принялся разглядывать рану. Боль была острой, жгучей. Летчик отправился в медсанчасть. Осмотрев бойца, врач вынес вердикт: нужно лечение в госпитале. Пуля задела кость, и теперь требовалось время, чтобы трещина в руке срослась. Так он и задержался в Вене, в то время, как его эскадрилья уже собиралась передислоцироваться западнее. - Настал черед, пришла пора, Идем, друзья, вперед! За все, чем жили мы вчера, За все, что завтра ждет! Боец продолжал петь, а к собравшимся слушателям подошел мужчина, лет сорока, и встал рядом с Владимиром. Обратив внимание на его белый халат, одетый поверх военной формы, Платонов без труда догадался: это один из военных врачей. Раненый летчик оказался прав. Вот только он не знал еще, что это не случайная встреча, а вираж судьбы. Ведь стоявший рядом человек - никто иной, как Илья Петрович Штеров, прибывший в венский госпиталь сразу же после освобождения городских улиц. Немногословный, хорошо знающий свою работу, с усталым лицом и воспаленными от бессонных ночей глазами, Штеров вызывал уважение у медперсонала и бойцов. С первого взгляда было понятно: этот человек прошел через многое. Говорили, что на фронт он попал почти в начале войны, и эти годы навсегда отразились на лице еще совсем не старого мужчины. - С берез неслышен, невесом Слетает желтый лист. Старинный вальс «Осенний сон» Играет гармонист. Вздыхают, жалуясь, басы, И, словно в забытьи, Сидят и слушают бойцы, Товарищи мои. Голос поющего смолк, стихла гармонь. Раненые и медсестры дружно зааплодировали. Боец подвел смущенно улыбающуюся девушку к подругам. Раненые окружили гармониста и, смеялись, благодарно хлопали его по плечу. Владимир уже хотел было вернуться в палату, но вдруг врач, по-прежнему стоящий рядом, негромко обратился к нему: - Прошу прощения, вы - Платонов? - Да. - летчик с удивлением посмотрел на мужчину. - А зовут вас Владимир? - Да. Что вам нужно? - Пройдемте в мой кабинет, надо поговорить. А здесь слишком шумно. Платонов кивнул, а врач незамедлительно развернулся и быстрыми шагами направился по коридору. Владимиру ничего не оставалось, как отправиться следом. Когда они вошли в небольшой светлый кабинет, мужчина закрыл дверь и указал раненому на стул. - Присаживайтесь. - Я постою. - сухо ответил летчик. – Так что вы хотели и откуда знаете мою фамилию? - Из медицинской карты. - военврач виновато улыбнулся. – Да вы не пугайтесь, ничего страшного не произошло. - Я не боюсь. Просто хочу узнать, что вам нужно. - Владимир Иванович Платонов? Летчик-истребитель? - Да. - Очень приятно, я - Илья Петрович Штеров. Военврач третьего ранга. В мирное время работал в городской больнице Одессы. Услышав название города, высокий брюнет вздрогнул. Штеров заметил это и быстро продолжил: - В первые месяцы войны у нас в отделении работала молодая женщина – Анна Платонова. Я знаю, что ее мужа тоже звали Владимиром. Увидел вашу фамилию и решил узнать: это случайно не тот ли самый муж, вестей от которого она так ждала? - Это я. - выдохнул Платонов. В горле резко пересохло… Аня… Перед ним стоял человек, который впервые за три года говорил о его жене. - Надо же… Вот так встреча. - улыбнувшись, Штеров протянул руку. - Рад знакомству. Не обратив на это никакого внимания, Владимир сухо поинтересовался: - Вы были близко знакомы с моей женой? Серые глаза смотрели в упор на врача. Илья Петрович с удивлением взглянул на мужчину. - Да не очень. Она работала в моем отделении, помогала на операциях. Ее в больницу привела наша медсестра – Надежда Николаевна… Владимир, вы не думайте ничего такого… Ваша жена - замечательная женщина, очень порядочная… - Я знаю. - оборвал собеседника Платонов. - Что вам о ней известно? - Нет, молодой человек, вы ничего не знаете. Вы даже себе представить не можете, что она перенесла! – Штеров вмиг стал похож на преподавателя, отчитывающего опоздавшего ученика. Врач нервным движением снял очки. – Вы можете себе представить, что это такое: оказаться с двумя детьми в совершенно чужом городе? В городе, который каждый день бомбят, в котором нет воды, потому что немцы перекрыли водокачку, а продукты исчезают с полок молниеносно? И мало того, каждый день она видела, как привозят новых раненых, убитых, и думала о том, что где-то ее муж может точно так же лежать на больничной койке! Голос мужчины стал срываться. Слушая его, Платонов помрачнел. - А потом, когда стало ясно, что город сдадут, она не желала уезжать. Все ждала вестей от вас, писем… Собиралась помогать до конца в больнице и согласилась только после уговоров тети. Думаете, Анне было легко видеть, как Надежда Николаевна уходит на фронт, а ее отправляет в тыл?! Но она уехала ради детей. И потом через полстраны добиралась домой… - Так они дома?! – закричал Владимир. В глазах сверкнула надежда. – Илья Петрович, они добрались?! - Да, насколько я знаю. Анна прислала мне небольшое письмо с одной из станций, спрашивала: пришла ли от вас хоть какая-нибудь весточка. Вы писали ей? Кивнув, Платонов мрачно пояснил: - Видимо письма не доходили… А потом я узнал, что они покинули город. - От кого? – удивился Штеров. - От тетушки. - Вы видели Надежду Николаевну? Как она? - Ее больше нет… - Владимир перевел взгляд на открытое окно. За ним, на улице, бушевала весна. Пахло цветами. И на миг могло бы показаться, что нет никакой войны, что не было ее в этой жизни. Но старая боль напомнила о том, что нельзя уже вернуть... - Она погибла еще под Смоленском. Несколько мгновений оба молчали. - Мне очень жаль… Надежда Николаевна была замечательной женщиной. Сильной… Очень сильной… - Да... Снова в воздухе повисло молчание. Каждый из мужчин думал о чем-то своем, но оба чувствовали: их, совершенно разных и чужих, в эту минуту на один миг объединила общая боль…