Сыщик

      Неделю я носился, как полоумный, пытаясь хоть немного сдвинуть дело с мертвой точки, но ничего так и не произошло. Вещь, которой я дорожил до невозможности, пропала и находиться в ближайшее время, судя по всему, не собиралась. Все медленно, но уверенно шло к депрессии.       От лишнего времени меня решило спасти великодушное начальство, отправив на семинар, суть которого я так и не сумел осознать. Везли нас всех туда на отдельных автобусах. Должен заметить, что сам факт этих групповых перевозок для меня уже выглядел зловеще.       Пока все бодрым и донельзя смахивающим на строевой шагом направлялись в конференц-зал, я умудрился споткнуться и извалять парадную форму в грязи. Эдик, проявив неслыханную солидарность, терпеливо ждал, пока я приведу себя в состояние, в котором можно явиться пред ясные очи остальных.       Все наши расселись, еще раз укрепляя школьный и университетский закон - места перед лектором оставались пустыми. Единственными пустыми. Старичок с улыбкой пригласил нас сесть. Мы, естественно, повиновались. Из лучших побуждений я выпрямил спину, достал ежедневник и стал конспектировать длинную и занудную лекцию, надеясь хотя бы раз в жизни произвести впечатление вполне приличного человека. Но моим мечтам было не суждено сбыться.       Едва опустившись на стул, Эдька расселся самым наглым образом - попросту развалился перед лектором, как в баре или в домашнем кресле. Старичок доброжелательно улыбался, лично для меня совершенно понятно намекая на то, что моему другу следует что-то изменить в жизни. Через некоторое время, когда овощами в аудитории чувствовали себя все, кроме лектора и Эди, развивших между собой негласное противостояние, Эдя достал заранее припасенную еду и полчаса мусолил одну вафлю, не съев даже половину и засыпав все вокруг себя крошками. Закончилось это безжалостное терзание только потому, что лектор сдался и объявил перерыв. Зная "князя" Светлова, я был уверен, что он продержался бы еще как минимум столько же. Дальше просто пошли бы бутерброды, завернутые в фольгу, которая по звуковым качествам совершенно не уступала оберткам. А уж с самой едой фантазия моего товарища позволяла творить немыслимые вещи - еще в школе он на уроке пилил линейкой яблоко прямо перед химиком и лепил на подбородок хлеб.       Мне дисциплина, принесенная из дому в школу, таким заниматься не позволяла - от брата за это можно было без особых усилий заработать подзатыльник, а бабушка начинала смотреть на меня с таким укором, что хотелось повеситься. Поэтому и после перерыва я прилежно записывал все, что и сам, несколько лет назад получив соответствующее образование, мог рассказать.       Еще одна особенность нашей с Эдиком дружбы заключалась в том, что нас путали почти всегда, хотя похожи мы не были. Лектор, словно назло, нажаловался начальству, поэтому теперь...       - Шемякин!       - Так точно, товарищ прапорщик!..       - Чем ты, подонок, на лекции занимался, я тебя спрашиваю? Отвечать! Руки по швам!       - Конспектировал, товарищ прапорщик, - как мне показалось, бодро отозвался я.       - Я знаю, что Светлов конспектировал, а ты занимался непонятно чем! У Светлова в отделе работа идет замечательно, раскрываемость почти стопроцентная, а у тебя одно... Не буду, в общем, говорить, что!.. Я сказал, по швам руки!       Боковым зрением я увидел, что Эдька был доволен собой. Я уже привык, что самодовольство в нем всегда выскакивает наружу первым, а потому знал, что он все равно мне сочувствует.       - У тебя куча "висяков"! Еще одна такая выходка, Шемякин, и вылетишь отсюда пулей! Уяснил?       - Так точно, товарищ прапорщик!       - Отлично, а теперь вон отсюда! Светлов, останься, обсудим подробности возможного повышения.

***

      Вскоре великодушное и благородное начальство дало мне возможность реабилитироваться и послало на отчетную конференцию, где я должен был представить областному управлению внутренних органов результаты нашей работы за прошедший квартал.       Разводить полемику не буду. Скажу прямо и сразу: я снова облажался.       Поэтому домой явился ужасно усталым и недовольным, но решил перебороть себя и в который раз сел за материалы дела. Интуиция скреблась где-то внутри, доказывая грубой логике, что переломный момент настал.       Рассмотрев снимки, перечитав протокол и пролистав злополучные бумаги, я почти пришел к однозначному выводу. Чтобы подтвердить и обосновать кое-какие догадки, мне требовался всего один рабочий день, и я полагал на него воистину титанические надежды.       Выключив настольную лампу и прихватив с собой кота, я в изнеможении рухнул на кровать, не теряя вещи, всегда бывшей частью меня - веры в то, что самое лучшее впереди.

***

      Один-единственный день, которого я так ждал, мне предоставлен не был. Я с треском вылетел с работы - без малейшего представления, что теперь делать и как дальше жить.       - Шем, не кисни, а? - хлопнул меня по плечу Эдик. - Устроишься где-нибудь в другом месте. Ментура - гиблое дело, ты сам это всегда знал.       Меня часто раздражала его манера разговора. Жаргон Эдя жаловал, хотя среди друзей и знакомых всегда слыл красавчиком, который с пеленок знал, как угодить любой девушке, будь ей шесть или шестьдесят, и как произвести впечатление на любого другого человека. Поэтому мне казалось, что в сочетании с подобным умением подзаборная лексика смотрится довольно невыгодно. Но сейчас я, вопреки своему обыкновению, даже не попытался упрекнуть его в этом, а просто сидел на парапете, жадно прислушиваясь к каждому слову друга.       - Тому, кто забрался на гору, болото кажется совсем не таким гадким, как тому, кто в нем увяз, - буркнул я, но определенную искру Светлов донести до меня смог.       - Таким образом мы приходим к консенсусу, - просиял Эдька, не обратив внимания на то, что я не проявил и намека на согласие.       - И к какому же консенсусу? - заранее прокляв Эдика, поинтересовался я.       - Краткая суть: ты прекращаешь ныть и используешь выход, который я тебе предложил, - гордо расправив плечи, объявил он.       - Нет-нет-нет, даже не думай! - вскочил я. - Во-первых, просить неудобно, во-вторых, образования нужного у меня нет...       - В-третьих, тебя по блату возьмут!.. - перекрикивая меня, рявкнул Светлов. - Ты пойдешь, иначе арестую... - немедленно пригрозил он.       - За что арестуешь-то? - удивился я.       - По дороге придумаю, - почесал затылок друг, и мы вместе расхохотались.