***
С самого утра в школе Эрика моталась по каким-то своим делам, которые время от времени неизбежно предподносило классное руководство. Я преспокойно дежурил в вестибюле со свистком на шее, с которым мы очень даже быстро сошлись характерами, и наблюдал за тем, как разношерстная публика входит в школу. Радостное выражение лица было очевидной редкостью. Но в какой-то момент мне на глаза попалась знакомая фигура. Может, глупо с моей стороны вспоминать не самые счастливые школьные годы, но я помню нашего историка Дмитрия Анатольевича, который был еще и директором (именно то, что я не застал его на этом посту, очень сильно меня огорчило). Этот человек сделал очень много хорошего для меня, а поскольку у меня было очень мало родственников и друзей, я быстро к нему привязался. И сейчас он вошел в вестибюль, такой же, как тогда, на выпускном: поджарый, спина прямая, голова высоко поднята, плечи свободно разведены, а взгляд плавно скользит по сторонам, стремясь охватить как можно больше пространства. Я, словно в замедленной съемке, наблюдал, как его рот приоткрылся, а затем губы растынулись в широкой улыбке. Эти пятнадцать лет не сделали его ни на йоту хуже. Морщинки вокруг глаз красноречиво говорили о том, что этот человек больше всего в жизни любит улыбаться. - Шемякин! - он распростер руки. - Дмитрий Анатольевич! - мы похлопали друг друга по спине. - Что ты здесь делаешь, Славик? - не переставая улыбаться, поинтересовался мой учитель. - Преподаю, Дмитрий Анатольевич, - я чуть приподнял свисток. - А Вы? Здесь же теперь директриса, насколько я знаю... - Я взял небольшой отпуск. Честно говоря, трачу его только на то, чтобы решить, оставаться в школе или нет. Староват я уже, наверное, для всего этого, - он показал ладонью на главную лестницу, затем, развернувшись, на младший корпус и, в конце концов, на дверь спортзала. - Да бросьте! Вам же всего... - я на всякий случай воровато оглянулся, - пятьдесят. - Каждый изнашивается с разной скоростью, - вздохнул историк. - А ты, Слава, приятно меня удивил. Не думал, что Богдана может принять на работу человека без надлежащего образования. Мы всегда радуемся достижениям наших учеников, знаешь ли. А что все-таки случилось? Ты же поступал в академию. - Выгнали с работы, - с сожалением отозвался я. - Да брось. Не могли просто так тебя выгнать. Ты всегда был очень ответственным. Дружил с этим повесой Светловым - да, но сам-то... - Вот с ним меня, Дмитрий Анатольевич, и перепутали, - замялся я. Наговаривать на Эдьку совершенно не хотелось. - А я предупреждал, что общение с ним до добра не доведет... - назидательно поднял указательный палец учитель. На этот раз я решил промолчать. - Но что уж... Ты здесь успел обжиться? А то я могу много интересных вещей рассказать о нашем немного изменившемся коллективе. Пошли, пройдемся, все поведаю, - он похлопал меня по плечу и повел на первый этаж. Дежурящие на главной лестнице дети здоровались с директором и со мной. У некоторых я заметил в глазах такую же радость, как и у меня, когда историк вошел в школу. И пусть их было не очень много, безумно подымал настроение факт того, что Дмитрия Анатольевича в этой школе продолжают любить. - Кабинет первый, - остановился у лакированной двери мужчина. - Язык и литература. Екатерина Семеновна, которую ты прекрасно помнишь. Ничего нового добавить не могу. - Он чуть развернул корпус и продолжил. - Кабинет номер два, снова язык и литература. Да ты и сам помнишь. Ремонт мы, конечно, сделали, но план здания не изменился, поэтому... Ага, здесь у нас новый преподаватель - Вероника Ивановна. Строгая и часто несправедливая, но замену ей подобрать я, к сожалению, не могу. Дети жалуются, что весьма печально, но выхода нет. Уволю - будет беспорядок, остальные филологи заняты. И так в школу идти никто не хочет, поэтому имеем то, что имеем. Я внимательно прислушивался к словам историка. Что бы он ни рассказывал, рассказ всегда получался интересным, поэтому даже по большей части серые рабочие подробности ему удавалось превращать во что-то увлекательное. Прозвенел звонок, ученики и учителя разбрелись по кабинетам, поэтому Дмитрий Анатольевич стал говорить совсем тихо, стараясь, чтобы нас никому не было слышно. - Здесь у нас твой бывший преподаватель немецкого, а в соседнем кабинете обитает географ - Никита Яковлевич. Влюблен в Эрику Павловну, вся гимназия об этом гудит. Поэтому на твоем месте я бы часто рядом с одноклассницей не бродил. Никита пытается быть человеком высоких моральных принципов, увидит, что обхаживаешь девчонку, но не женишься, злиться будет довольно-таки сильно. - Дмитрий Анатольевич, между нами ничего не... - начал я, вспомнив, как во время нашей прогулки по школе Эрика, направляясь на урок, быстро чмокнула меня в щеку. - Меня ваши отношения не касаются, я просто предупредил, - примирительно сообщил директор, положив руку мне на плечо. - Идем ко мне в кабинет, поболтаем. У тебя же сейчас нет урока? Я кивнул, и мы спустились по лестнице к его кабинету, который, как я уже говорил, находился под рабочим помещением Эрики. - Садись, - учитель показал на кожаный диван и сел рядом, пристально посмотрев на меня. Эта комната была мне очень хорошо знакома. Будучи президентом школы, я наведывался к директору почти каждый день. Наверное, я искал в нем приемного отца за неимением родного, и если он все-таки получил эту роль, то справлялся с ней очень даже неплохо. - Нравится тебе физруком вкалывать? Заставлять вредных девчонок подтягиваться? - с легкой ехидцей осведомился Дмитрий Анатольевич. - Вредных не бывает. Главное - найти подход, - ответил я. - Молодец, Шемякин. Вижу, что усвоил, - его улыбка стала горькой. - Как ты теперь один? - Вы... Вы знаете о Яне? - опешил я. - Конечно, знаю. Я, в отличие от некоторых, даже на похоронах был, - заметил он без тени укора. - Мне было слишком тяжело осознать, что ее больше нет. Я остался совершенно один, не смог выйти из дома. Думал, как только выберусь, с Замковой сигану в тот же день... - Хорошо, что не сиганул, - серьезно похвалил учитель. - Слав, ты не имеешь права сдаваться. И пусть глупо везде лезть с историей, но она - лучшее подтверждение тому, что на смену темным временам приходят светлые. Не отчаивайся, слышишь? Некоторое время мы просто молчали. Я рассматривал почти пустой директорский письменный стол и не спешил продолжать разговор. Воспоминания нахлынули, медленно, но верно погружая меня на дно. - Я хотел посоветоваться с тобой, - нарушил тишину преподаватель. - Все, что угодно, - с энтузиазмом отозвался я, желая дать понять, насколько сильно ценю его заботу. - Как думаешь, мне следует возвращаться в этот бардак? Я молча улыбнулся. Мой ответ был вполне понятен. Мне не хотелось много разговаривать, потому что именно в этом кабинете я нашел решение - абсолютно простое и верное. Я не буду бултыхаться и тратить силы почем зря, пока опускаюсь под воду. Гораздо мудрее будет подождать, пока смогу упереться ногами в дно, и оттолкнуться. И тогда, вполне возможно, я снова вдохну полной грудью. Все же лучше, чем видеть солнце над поверхностью и все время находиться под ней.6. Директор
2 января 2015 г. в 15:56
- Эдь, ты поторопиться можешь? Нас сейчас здесь поймают, - поторопил друга я.
- Заткнись, Шем, а то сам туда полезешь, - прошипел Эдька, умышленно вдавливая босые стопы мне в плечи и не спеша спускаться на землю. Он положил документы на подоконник и нарочито медленно притворил окно, а потом так же коматозно слез с меня. - Ну что, двигаем отсюда, пока нас не настигла расплата, - подытожил Эдик и зашевелился быстрее, обуваясь.
- Поверить не могу, что мы только что ограбили отделение, - отозвался я.
- Ну покричи еще, пусть нас в том же отделении и поймают, - раздраженно буркнул Эдька. - Там того протокола и документов - тьфу!.. Только когда копию сделаешь, вернешь, - строго запнулся друг.
- Конечно, нет проблем. Спасибо, - поблагодарил я. - А что будет, если кто-то за это время обнаружит, что они пропали?
- Да как всегда. Сержант - свинья, дрых на дежурстве, - отмахнулся Эдик. Я насупился. - Он, между прочим, действительно на работе спит, так что моя совесть будет чиста, - спокойно заявил парень.
- Светлов, твоя совесть никогда чиста не будет, - недоверчиво оборвал его я.
- Все, чеши отсюда, не нервируй, - разозлился Эдька.
- Спокойной ночи, Эдь, - попрощался я.
- И тебя пусть микроволновка во сне не кусает, - сердито обронил друг, скрывшись во тьме ночи.
Я подошел к дому, поднялся по лестнице и максимально тихо вошел в квартиру. Но когда возился с замком, закрывая дверь изнутри, и был почти уверен, что останусь безнаказанным, послышался чей-то голос:
- И где же тебя носило? - "любезно" поинтересовалась Эрика, уперев руки в бока.
- Да так, Эдька помочь просил, вот и подорвался, - объяснил я.
- Хорошо, - смирилась Эрька. - Тогда я позвоню ему и скажу, чтобы не поднимал тебя с постели посреди ночи.
- Слушай, лучше не надо, - взмолился я. - Я сам его пытался убедить больше этого не делать, так что смысла нет.
Вывих ноги подругу уже почти не беспокоил, но она оставалась у меня. Практически жила. Я предложил Эрике остаться, а она согласилась. В последнее время я испытывал настолько сильное одиночество, что даже кот был не в силах его скрасить, а поэтому был рад любому обществу. Меня, конечно, не совсем удовлетворяло то, что Эрька взяла власть в моем доме почти полностью под свой контроль, но смириться с этим было не особо тяжело.
Я с трудом заговорил девушке зубы, пытаясь аккуратно оперировать правдой, чтобы не пришлось прибегать ко лжи. Похоже, она была настолько сонной, что не стала выискивать здравый смысл в моих изречениях, а просто отправилась спать. Я же по своему недавнему обыкновению отправился коротать ночь на диване.