Испытание

Артур довольно быстро нагнал свой отряд, который Леон вел нарочито медленно, опасаясь за безопасность и жизнь короля. Рыцари прижались ближе к обочине, пропуская его вперед. Король выглядел меланхоличным и погруженным в себя, он молча занял свое место во главе отряда, и они продолжили свой путь. - Все в порядке, сир? – Леон, подъехав чуть ближе, осмелился задать вопрос, давно вертевшийся у всех на языке. - Да, - коротко кивнул Артур, и капитан королевской гвардии мгновенно понял, что с расспросами лучше повременить. - Интересно, с кем это он встречался, - прошептал ему на ухо Персиваль, ехавший на несколько шагов позади Артура, когда сэр Леон поравнялся с ним. - Иди узнай, может, у тебя получится, – усмехнулся тот. - Нет, спасибо, я лучше подожду, - ответил рослый рыцарь, - Гвейн как-то попытался было заикнуться о Мерлине, после чего три недели в ночном дозоре отходил, - Персиваль запахнул плащ, поежился от холода и, немного помолчав, добавил, - Неужели ты думаешь, что все это из-за его бывшего слуги, оказавшегося магом? Сэр Леон пожал плечами: - Он тоже человек, хоть и король. Все-таки Мерлин почти десять лет был неотъемлемой частью его жизни, хотя сам считал себя скорее деталью интерьера королевских покоев. Персиваль хотел было ответить, но король недовольно обернулся на них, и оба рыцаря тотчас замолчали. Они неоднократно видели человека, невероятно похожего на приговоренного к сожжению мага среди приветствующих их короля, но всегда за границами Камелота. Сам король, несомненно, не мог его не увидеть, но пальцем не шевельнул, чтобы выяснить истину и схватить беглого преступника. Ну, а коли сам король не пожелал этого делать, ясное дело, желающих «поправить» монарха не нашлось. Хотя все, знавшие Мерлина, были практически уверены, что это именно он. Леону вспомнилось, как в то раннее утро, когда должно было состояться сожжение чародея, неожиданно зазвонил колокол, была объявлена тревога, и он, спешивший в погоню за магом, к своему немалому изумлению столкнулся в коридоре с королем. - Сир, - поклонился сэр Леон. - Что-то случилось? – осведомился король. - Мерлин сбежал, - еле выдохнул рыцарь, не зная, какой будет реакция Артура. - Колдун! – как-то слишком уж спокойно произнес король, - Ничего, в принципе, удивительного. - Погоня будет выслана немедленно, сир. - Не стоит тратит время и силы, - неожиданно усмехнулся король, - Он маг, наверняка уже давно исчез, превратившись в какого-нибудь таракана. Мы вряд ли его сможем найти. Леон не верил своим ушам. - Не посылать за ним людей, сир? – переспросил он на всякий случай. Артур кивнул: - Не надо. Бесполезно. - Вы давно встали, Ваше Величество? – сэр Леон окинул взглядом закутанную в плащ фигуру короля, - Ведь еще так рано, обычно Вас здесь не встретишь. - Только что, - ответил Артур, отворачиваясь, - Меня разбудил набат. - Да, конечно, - пробормотал Леон, в свою очередь отводя взгляд от вымокших в утренней росе сапогах короля с налипшими кое-где травинками и такого же мокрого подола его плаща. - И вот еще что, сэр Леон, - окликнул его король, поднимаясь вверх по каменным ступеням, - Распорядитесь, чтоб немедленно убрали эту кучу дров с глаз моих, - Артур презрительно-небрежным жестом указал в направлении сложенного на площади костра, - Видеть это не могу! - Да, сир, все будет исполнено, - поклонился рыцарь. Разумеется, сэр Леон как опытный царедворец все прекрасно понял, но виду, конечно же, не подал. Отряд продолжал двигаться по широкой лесной дороге. Все хотели побыстрее добраться до города и оказаться в своих теплых уютных домах. Накрапывал мелкий дождь, рваные облака то закрывали Луну, то вновь ненадолго открывали, было довольно холодно. Артур действительно был весь погружен в свои мысли. В круговерти тысячи неотложных дел, требующих его непрестанного внимания, в калейдоскопе событий, постоянно сменяющих друг друга, он уже начал потихоньку отвыкать от своего непутевого слуги. Все эти встречи на высшем уровне, приемы, турниры, переговоры, заседания совета, аудиенции, тысячи дел и вопросов, которые ему приходилось постоянно решать... Везде надо было улыбаться, выказывать крайнюю заинтересованность делами, которые на деле подчас мало интересовали его, постоянно встречаться и иметь дело с людьми, которых очень хотелось послать куда подальше, уделять внимание без исключения всем, кто его ждал, и постоянно вести себя так и только так, как ожидали от него его подданные. Никого не интересовало ни его плохое настроение, ни страдания от незаживших ран, ни даже так и не прошедшая боль от потери отца. Как и прочие его человеческие чувства и переживания. Его подданные желали видеть всегда улыбающегося, милостивого и заботящегося о них и благе всего королевства монарха, а что и как при этом чувствовал сам правитель, никого не волновало. Ведь король не принадлежит себе, король принадлежит своему государству и своим подданным. Лишь иногда он мог побыть самим собой - в те крайне редкие моменты, когда наконец-то оставался или один, или наедине с королевой. И его прежний слуга Мерлин был чуть ли не единственным, кто знал и видел в нем прежде всего человека со всеми своими слабостями и недостатками, и такими обычными человеческими проблемами, а не Божьей милостью монарха в сиянии и блеске короны. Только с Мерлином Артур мог быть самим собой, не думая и не опасаясь последствий, мог даже сорвать на нем злость или плохое настроение. Мерлин умел обращаться со своим королем, обращая все в шутку, не обижаясь на порой незаслуженные выволочки, умел снимать с него напряжение, при этом никогда не забываясь и ни разу не переступив незримой черты, отделяющей венценосца от простых смертных. Но теперь он был лишен даже этого. Его слуга, которому он безгранично верил и доверял, рисковал ради него жизнью и всегда защищал, оказался предателем. Артур почувствовал, как его сердце вновь болезненно сжалось. Но он король, нельзя забывать об этом ни на секунду. Предательство друзей ранит несоизмеримо сильнее самых непримиримых врагов, оставляя на сердце незаживающие раны. Сестра, дядя, женщина, которая, как казалось, ему нравилась, и теперь его слуга, которого он по своей наивности считал больше, чем слугой, почти что другом… Артур до крови закусил губу. Хоть кто-нибудь любил его хоть когда-нибудь? Хоть кто-нибудь был к нему привязан? Искренне и по-настоящему, не преследуя собственных интересов и выгоды? Просто так, за то, что он есть. Отец… Только он один и любил его по-настоящему. И никогда бы не предал ни под какой магией или заклятием. Любовь и привязанность к сыну разрушили бы любые чары, ведь это было самой сущностью короля Утера Пендрагона. Тяжело больной, отец нашел в себе силы и закрыл его собой, спасая от верной смерти. Отец… При воспоминании о нем слезы сами навернулись на глаза, Артур вдруг почувствовал себя страшно одиноким. Ну что ж, теперь он будет только королем. Королем всегда и со всеми без исключения. Артур встряхнул головой, отгоняя грустные мысли, сжал губы и дал знак ускорить движение. Мерлин медленно шел к своей деревеньке, не обращая внимание на все усиливающийся дождь. Стояла поздняя осень, дожди давно были продолжительными и холодными. Но Мерлин был настолько поглощен своей только что прошедшей встречей с Артуром, что не сразу понял, насколько продрог. А продрог он, как выяснилось позже, до самых костей. Артур не простил его. Эта мысль жгла Мерлина, беспощадно терзая и мучая. Не простил. Не смог. - Почему, Артур, ну почему? – шептал Мерлин, прекрасно понимая, что рассчитывать на ответ не приходится, - Я на все готов ради тебя, неужели ты не видел и не чувствовал этого? Артур наверняка уже был сейчас в своем замке в Камелоте. Ожидая его прибытия, расторопный слуга приготовил ему теплую ванну и сейчас раздевал своего господина. Весело потрескивал камин, горячий ужин, сервированный на серебряной посуде, ждал короля. Королева, небось, уже надела красивое платье ради ужина со своим венценосным супругом и с нетерпением ожидала приглашения. И только он, Мерлин, брел сейчас по ночному лесу в кромешной тьме, под проливным дождем. Брел в свою деревушку, расположенную на добрый десяток лиг от замка Камелота. Противно хлюпали полные воды сапоги, ставшие тяжелыми от налипшей на них грязи, насквозь промокшая одежда не грела, а только холодила его. Несчастный чародей только сейчас вдруг осознал, что сильно замерз. Он дрожал, как осиновый лист, зуб на зуб не попадал от холода, а идти надо было еще прилично. Был бы сейчас с ним Артур, Мерлин давно нашел бы для них укрытие и разжег костер. Привычка заботиться об Артуре стала для него просто потребностью. Но об Артуре давно заботились другие слуги, а заботиться о самом себе Мерлин попросту не умел. Дорога размокла, превратившись в грязевую жижу, противно чавкающую под ногами. Мерлин уже с трудом их передвигал, едва ли не каждый раз вытаскивая увязающие почти по щиколотку полные воды сапоги. Показавшиеся вдалеке на окраине леса огни деревни, а главное, внезапно донёсшийся до него запах готовящейся на очаге еды, придал ему столь необходимые сейчас силы. Артур действительно в это время уже был в своем замке. К тому моменту он успел принять ванну, которую приготовил ему его вышколенный слуга, переоделся в чистую одежду и ждал к ужину королеву и нескольких важных персон, встречаться с которыми, а тем более ужинать, у него не было ни малейшего желания. Гвиневра, которая уже несколько дней не видела своего мужа и короля, надела одно из своих официальных платьев, красиво облегающих ее тонкий стан, и попросила доложить о своем приходе. Артур встал и вышел ей навстречу, невольно залюбовавшись юной красавицей. Ее пшеничные волосы были заплетены в косы и уложены за спиной, а ее очаровательную головку венчал серебряный венец с тремя крупными рубинами. Королева улыбнулась и изящно присела в реверансе, Артур протянул ей руку и повел в малый пиршественный зал, где венценосную пару уже ожидали гости. Пир был в самом разгаре. Барабанящий в окно осенний дождь зарядил, похоже, надолго, но уютное тепло от камина, великолепный ужин, а главное превосходное вино, сделали свое дело. Обстановка за столом была довольно непринужденной, хотя важные персоны подобострастно заискивали перед королем, восхищались красотой королевы, ведя ни к чему необязывающую светскую беседу ни о чем. Артур, улыбаясь и внимательно слушая, вполне участвовал во всех разговорах, украдкой поглаживая под столом лежащую на его колене руку Гвиневры, от чего та просто млела, но мыслями был очень далеко отсюда. Артур окинул взглядом зал и людей, находящихся в нем. За его спиной стоял слуга. Замечательный малый, не придерешься. Слова не скажет, если не спросят, все делает идеально, стараясь предугадывать и выполнять любые приказы монарха. В его покоях наконец-то идеальный порядок, но Артуру почему хотелось повеситься от тоски, глядя на это. Он машинально вертел в руках серебряный кубок и вдруг поймал себя на шальной мысли, что очень хочется зашвырнуть им в кого-то… «Ты же король, - напомнил сам себе Артур, - И должен вести себя по-королевски». Хотя… Сверкающая лысина одного из присутствующих гостей была великолепной мишенью. Король еле сдержал озорную улыбку, представив себе сию картину. Присутствующие, заметив это, поспешили улыбнуться вслед за королем, хоть и не знали истинной причины его веселья. Артур обернулся к королеве, которая с нескрываемым восхищением смотрела на него. Его лакей смирнехонько стоял за креслом с полотенцем в руках, воплощая собой само послушание воле господина и готовность услужить Его Величеству в любую секунду. «Дожил, - подумал Артур, - Кубком зашвырнуть не в кого. Не в этого же доброго малого, в конце концов, его ж удар от ужаса хватит…» Артур невольно поискал глазами нескладную тощую фигуру с низменным дурацким шейным платком на груди. Мерлин… Вот он бы понял все. Мерлину не надо было ничего объяснять, как не надо было оправдываться перед ним в своих поступках. Он практически не реагировал на все эти выходки Артура, зная, что тому нужна разрядка, забавно уворачиваясь от летящих в него предметов, и даже умудрялся вставлять при этом свои комментарии. Мерлина можно было среди ночи вытащить за шкирку из теплой постели и приказать немедленно следовать за венценосной особой неизвестно куда и неизвестно зачем. И быть уверенным, что Мерлин всегда последует за ним, не ожидая объяснений. Король усмехнулся. Да его и звать не надо было, он сам бежал за ним, боясь оставить короля без своего присмотра. Он верил Артуру и доверял ему. Даже на первом свидании с Гвен, подстроенным Морганой, он прямо заявил ей, что мечтает сбежать из дворца в сельскую местность … с Мерлином. Каким же он был тогда молодым и наивным. «Хватит! – сурово одернул себя король, - Рассентиментальничался! Мерлин лгал мне все эти десять лет, он тоже оказался в стане моих врагов. Откуда мне знать, возможно, он сам и расставлял все эти свои магические ловушки, из которых потом сам же так эффектно и «спасал»!» Король помрачнел и, чтобы скрыть это, срочно отпил вина из стоящего перед королевой серебряного кубка. Минутная слабость прошла, и весь остаток вечера король держал себя официально со всеми, включая королеву. А поздно вечером, наконец-то оставшись с ней наедине, Артур, привлекая жену к себе, неожиданно увидел страх в ее глазах. Его начали бояться. Мерлин сидел, закутанный в сто одеял над чаном с горячей водой, в котором парил ноги. Хунит, увидев его на по пороге промокшего до нитки, продрогшего и трясущегося от холода, пришла в ужас, но потом в срочном порядке принялась за сына: проверенные веками народные средства для согревания и профилактики простуды действовали безотказно. Высунув из одеяла только кисти рук, Мерлин держал глиняную чашку с обжигающе горячим медовым отваром каких-то трав, потихоньку отпивая оттуда и чувствуя, как внутри него разливается живительное тепло, согревая все еще дрожащее тело. Мать, причитая над ним, хлопотала с ужином, а Мерлин, блаженно прикрыв глаза, медленно возвращался к нормальной жизни. Он даже уже перегрелся, так как Хунит постоянно добавляла в чан горячей воды, посему Мерлин из синего стал теперь красным. Однако, как только он попытался выбраться из своей водяной бани, мать сразу же посадила его обратно, не взирая на протесты. Наконец, когда ужин был готов, Мерлину было позволено вылезти из чана и одеял. - Думал, я заживо сварюсь, - посетовал Мерлин, вытирая свои красные, как у вареного рака ноги. - Немедленно надень шерстяные носки, - послышался категорический приказ Хунит. Мерлин вздохнул, но подчинился, чувствуя правоту матери. После сытного ужина, Мерлин дополз до своей деревянной лавки, служившей ему постелью, на которой лежал набитый душистым сеном толстый матрас, и с удовольствием на ней растянулся. Хунит тут же накрыла его еще двумя одеялами, а Мерлин слишком устал, чтоб возмущаться подобным «произволом». Дождь так и не перестал идти, стуча в окно, но в доме было тепло от натопленной печи. Мать гремела посудой в их небольшой кухне, убирая со стола, а Мерлин, обняв подушку из гусиного пуха, прикрыл глаза и тотчас уснул. Мерлин проснулся среди ночи. Он не привык так рано ложится, поэтому уже успел почти что выспаться. Было очень тихо, как бывает тихо лишь в деревнях, вдали от городского шума и суеты. Лишь иногда слышалось мычание коровы или тихое ржание лошади. Даже весь день лающие по поводу и без собаки и те спали. Мерлин привстал на кровати и выглянул в окно. За окном была кромешная тьма. Ни одного огонька нигде не было видно. Как же непохоже это на вечно шумную столицу с ее тавернами, перекличками дозорных, горящими на улицах факелами, постоянной суетой и вечным движением. Здесь, в его родной деревушке, вдали от «цивилизации», была совершенно иная жизнь, которая текла тихо и размеренно. За печкой застрекотал сверчок, а Мерлин вновь опустил голову на подушку. Когда сна нет, на смену им сразу приходят ненужные и, как правило, очень невеселые мысли. Мерлин вспомнил о своей недавней жизни в Камелоте. Как то там старый Гаюс и его нечищеный бак с пиявками. А Гвейн, небось, уже все таверны не по одному разу обошел. А Артур… При воспоминании о короле у Мерлин вдруг сжалось сердце. И это не было лишь от того, что Мерлин отчаянно скучал по нему. Артур изменился. Очень сильно изменился. Больше не было той сияющей улыбки, освещающей и согревающей всех вокруг, исчезла так подкупающая любого открытость и искренность в общении с людьми. Он как будто закрылся от всех, в нем все труднее было узнавать прежнего улыбчивого и жизнерадостного Артура. Теперь это был скорее суровый муж, видевшей в своей жизни больше горя, нежели радости, прошедший через потерю и предательство самых близких ему людей. И еще очень одинокий. «Конечно, - думал Мерлин, - У меня есть мама, я всегда могу вернуться к ней, есть Гаюс, есть, на худой конец, Гвейн, хоть и редко просыхающий в свободное от службы время. А кто остался у Артура? У него даже меня сейчас, и то нет…» На глаза Мерлина навернулись слезы. Сильная натура, каким, без сомнения, был Артур, проходя через боль и предательство, приобретает стойкость, мудрость и снисходительность к близким, ведь разрешил же он вернуться Гвен, не держа на нее зла. Но при этом теряет лучшую и светлую часть себя, точнее, ее убивают такие, как Гвен или Агравейн. То, что мучения и страдания закаляют нас, чушь собачья! Появляется лишь недоверие, озлобленность, а подчас и самоуничижение. Можно сколь угодно твердить про суровую школу жизни, про то, что шрамы только украшают мужчину, но желающих по доброй воле ходить с обезображенным рубцами телом или лицом что-то не видать. Любые невзгоды, беды, несчастья приносят только вред и ничего кроме вреда. Чтобы человек искренне улыбался и открыто смотрел на мир, он должен быть счастлив. Мерлин вспомнил сосредоточенное лицо короля, его сжатые губы, появившуюся и так и неисчезнувшую складку между бровями… - Артур, - чародей уткнулся лицом в подушку, сдерживая стон, - Что же с тобой сделали?