When September Ends

На студию я приехал мрачный, искренне удивившись, что на часах еще так мало времени: я справедливо полагал, утренние пробки продлятся как минимум вечность. Невыносимый холод, преследующий меня с той секунды, когда босые ноги коснулись ледяного паркета, проник в каждую клетку кожи, несмотря на включенный в машине обогрев и плотный пиджак, надетый поверх вязаного джемпера. Город как будто заморозился, словно на дворе хозяйничал вовсе не сентябрь, а промозглый февраль. Холод издевался надо мной как только мог, и я уже смирился с тем, что в итоге окоченею, но стоило мне перешагнуть порог, как сухой теплый воздух окутал меня приятным спасительным коконом. Кошмар, наконец, закончился. В помещении было пусто, лишь басист, почему-то повторивший мой подвиг и приехавший раньше сроку, флегматично копался с кофемашиной. Она тихо урчала, рождая невообразимо аппетитные ароматы, а Зеро, приноровившись, с осторожностью следил, чтобы драгоценный напиток, наполнявший чашку, не перелился через край. Заметив мое появление, басист немедленно предложил присоединиться к его утреннему ритуалу, и я согласился. - У тебя усталый вид, – заметил он после очередного глотка. Я сжимал свою чашку ладонями и, задумчиво изучая разводы на ее стенках, погружался в невеселые мысли, а потому не сразу услышал, когда ко мне обратились. - Что? А, ну да, – я потупился, прекрасно зная: легче признаться. – Горло саднит, – прокашлялся, вновь ощутив неприятный комок, мешавший глотать, чье происхождение оставалось для меня тайной... увы, бывают на свете чудеса. - Сильно? – бас-гитарист нахмурился. - Нет, – отмахнулся я. Зеро кивнул, закрывая тему. Мы помолчали. Если честно, мои настоящие тревоги мало касались больного горла, в основном упираясь в абсолютное отсутствие стоящих идей и – как следствие – ощущение никчемности всего созданного. В сочетании с жуткой погодой последнее чувство становилось особенно горьким. Правда, Зеро не собирался заниматься чтением мыслей. Время от времени прикладываясь к чашке, он смотрел поверх меня за окно, где не было видно ничего кроме серости. Его густые волосы крупными каштановыми волнами усыпали плечи, темно-карие глаза точно такого же оттенка, как свежеприготовленный кофе, бархатные и глубокие, хранили частички тепла, отделявшего комнату от жестокого внешнего мира. Длинные пальцы грелись о горячий фарфор. - Знаешь, Хироши, – внезапно проговорил басист, зацепившись за случайный виток воспоминаний, – наверно, сейчас действительно не лучшее время... – передвинувшись на край кресла, он устроился поудобнее и постучал левой рукой по подлокотнику, словно вспоминал партию. Прямые складки на песочных джинсах, плотно обтягивавших бедра, образовывали параллельные линии, а белый хлопковый кардиган, небрежно наброшенный поверх футболки, навевал какие-то больничные ассоциации. Будто бы меня привели на прием в поликлинику. Я улыбнулся собственным размышлениям, но Мичия этого не заметил, продолжая копаться во вчерашних незаконченных разговорах. – Ты прав, я больше люблю играть чужое, нежели сочинять свое, но в каком-то смысле мы ведь делаем одно дело. Так что я бы на твоем месте не бросал, – он посмотрел в упор, отчего я ненароком похолодел: Зеро не собирался читать мысли, но, как ни прискорбно, видел их насквозь. - Сегодня холодно... – промямлил я, пытаясь скрыть дрожь. - И все-таки сегодня – самый лучший день, – заметил он. – Потому что сегодня еще можно что-то исправить. Разочарованно покрутив опустевшую чашку, Мичия вздохнул и спрыгнул с кресла, направляясь к давно притихшей кофемашине. Я проводил его глазами. Какое-то время просто сидел, потом, придвинув к себе ноутбук, открыл доковский файл с рабочего, сохраненный под случайным набором цифр. Может, и вправду?.. Двери шумно открылись, пропуская в студию Тсукасу и Карю, судя по всему, встретившихся на крыльце и вдоволь накурившихся. Они о чем-то беседовали, то и дело подтрунивая друг над другом. - Привет, Хиз, – сказал лидер, бросая куртку на кресло, где минуту назад располагался Зеро. - Здравствуйте, доктор, – иронично прибавил Карю, обращаясь к басисту, на что тот, конечно, сразу отыскал достойный остроумный ответ... Но я не расслышал: я был уже далеко.