Браслеты

Бенедикт Камбербэтч. Обратный отсчет: 376 часов 51 минута. Бьянке было настолько неловко, что она даже не разрешала своей пояснице отдохнуть, и не сомкнула глаз, гипнотизируя неподвижного спящего мужчину. Стоило ей закрыть глаза, как перед ее глазами всплывала ужасающая картина: женщина с тремя детьми врывается в палату и видит своего мужа в ужасном состоянии, а дальше узнает, что она — Бьянка Мейбарак — его невеста. Дальше скандал, развод, и ее карму больше не очистить. Хотя, он был хорошо одет, и если бы она встретила его раньше, то возможно заметила дорогие часы на руке, кожаный бумажник и три платиновые карточки. Видимо, тогда картинка его семьи представлялась по-другому: длинноногая блондинка двадцати лет с пухлыми губами и большой грудью, дорогой сумкой, длинными ногтями и ужасно худая. Она бы бросила беглый взгляд на ее зауженные джинсы-сигаретки, клетчатую рубашку и потертую сумку — никакой ревности, только презрение. Незнакомец вскрикнул во сне, но глаз не открыл; Бьянка как на пружинках вскочила с кресла и подошла поближе. — Как ваш жених? — медсестра подошла так тихо, что теперь вскрикнула Бьянка, от неожиданности едва не потеряла равновесие, но в последнюю секунду схватилась за ближайший прибор, с которым и упала вниз. — Лучше, чем я, — с извиняющейся улыбкой ответила Бьянка. *** Здесь не было боли, звуков, белого света в конце туннеля. Все казалось таким ненужным. Только мгла, непроглядная, обжигающая горло, раздражающая серая реальность — между жизнью и смертью. В этом месте не было ничего, о чем он так много читал в научных журналах, о чем слушал в десятках документальных фильмов. Он бы хотел проснуться и рассказать всем и каждому, что здесь ничего нет. Только серый цвет. Чем дольше он здесь оставался, тем больше он забывал, кем был. Что-то определенно удаляло его жизнь, воспоминания, мечты, планы, иногда лица людей. И это желание освободиться от всего, умереть, как раковая клетка, зарождалась в его сознании и распространялась с неимоверной скоростью, заражая все на своем пути. Вскоре серый цвет исчез, уступив место его счастливому воспоминанию детства. Радуга. Такие четкие цветные линии на небе после ужасной бури. Они стояли — отец, мать, сестра и он возле хижины, в которой скрывались от заставшей их на полпути бури; казалось, то место станет их последней пристанью, но они выжили, и теперь просто наслаждались новой чудом. И вдруг смех — счастливый, звонкий звук — это был он. Это была музыка его детства. Но ничего этого давно нет, таким счастливым он не чувствовал себя никогда больше. Для Бена это мог быть конец пути. С браслетом на запястье и цифрами на экране. Неопознанный никем, он бы умер как Джон Доу, от ударов лицо так опухло, словно он встретился с роем ядовитых пчел, вряд ли его теперь и родная мать узнала бы. И кто бы горевал? Все бы вспоминали его фильмы, эксцентричные образы персонажей, возможно, его бесконечные девушки принялись рассуждать о нем в реалити-шоу. А родители — они бы пролили океаны слез. Но была крошечная надежда — его дети, которых вернули матерям, или же его странная жена все наврала. Не верил он, что Радж так бы просто сдался без боя, коль огромная двухметровая статуя Будды все еще оставалась в гостиной, даже после появление Сары, Саманты или Стеллы. Хотя и это стерлось, вскоре он остался один на один с белым теплым паром. Чувствуя себя словно в чайнике, он бежал в надежде найти прохладу и спастись. Но ничего не было, ни света в конце туннеля, ни старухи с косой, ангелов и Сатаны. Был только он. — Эй, балда, ты собираешься просыпаться? — услышал он знакомый голос, он точно знал его владельца, но никак не мог вспомнить имя. — Возможно, он ждет, когда его поцелует прекрасный принц, — другой что-то жевал, и казался встревоженным, как и первый, хотя оба они маскировали это своими шутливыми замечаниями. — Давай ему радио включим, — предложил первый голос. — А тебя разве в психушке не ищут? — Ты тише говори, маршал Справедливость. Иначе ты станешь моим заложником, кто знает, на что я способен в своем нестабильном состоянии. — Смотри, у него браслет на руке! — голос второго мужчины стал на два тона выше, и это вызывало смех, уж слишком женским он казался. — Думаешь, наш Хрен Аристархович спер браслеты? — А может, нашел, и его огрели чем-то тяжелым, — предположил парень с тоненьким голосочком. — Снова этот замкнутый круг: проблемы — браслет — перемены в жизни — браслет. — Хотя его лицо еще никогда не было столь выразительным, — мужчины засмеялись, но быстро прекратили. Видимо, Бен слишком плохо выглядел, и обоим собеседникам стало стыдно. – Люк, как ты вообще его нашел? «Люк, Люк — одного так зовут. Но как он выглядит. Может, это мой лучший друг, а я не могу вспомнить его». — Не без помощи волшебного кристалла, подвески, карты Лондона и сестрички Фиби Холлиуэл. — Эванс, ты был фанатом сериала «Зачарованные»? — мужчина, у которого иногда проскакивал неестественный тоненький голосок, был готов расхохотаться вслух. — Хиддлстон, не думал, что скажу когда-то это, но я готов петь тебе Элтона Джона или Джорджа Майкла, когда тебя будут вести к алтарю. — Это на что ты такое намекаешь? — теперь уж голосок тоненьким не казался, но Люка этот факт нисколечко не пугал. — На то, что свадьбу нужно играть в Уэльсе. Я наведу справки, кто именно вас повенчает. А когда Бен выйдет из комы, то может и он это сделает, ему венчать геев не впервой. — Я не гей! — Да я же не осуждаю, Хиддлстон. — Я не гей. И с чего ты сделал такой вывод? — Твой плей-лист: Шакира, Бритни, ранняя Агилера, Тэйлор Свифт (реально пугает), Кайли Миноуг, Иглесиас, Blue, Тимберлейк, Фуртадо. Перечислять дальше? — Да это тебе нужно было играть «Шерлока», а не Бенедикту, — обиделся мужчина. А Бен все не мог проснуться. Его все еще окружал белый дым. Вскоре звуки утихли. И спустя несколько мгновений, Камбербэтч забыл, о чем говорили двое мужчин. Ничего хорошего это не предвещало.